1.
Фамилия – признак цивилизованности. К примеру, если вас зовут Форд, то фамилия ваша может быть Фокус. А может быть, совсем даже Фиеста. Или, пардон, Мандео.
Сие есть, на первый взгляд, непостижимая тайна, почему один носит благородную фамилию Свиньин, а другой – неблагородную фамилию Иванов.
Учился у нас в школе один парень, Вова. Фамилия его была Скворцов. Понятное дело, как у любого пацана, должна была быть у него кличка. Уличная, или, там, школьная.
В первом классе, ясное дело, прозвали его Скворец. Росту он был махонького и, постепенно, кличка Скворец превратилась в Скворчик. А Скворчик, также постепенно, превратился в Скворечник.
Когда начали изучать английский язык, очень забавным показалось одноклассникам название скворечника на английском языке. Маленький домик для птиц, литл хаус фо бётс. И стали пацаны звать так Вову: Литлхаусфобётс. Но получалось слишком длинно. Постепенно кличку сократили до Вова Литлхаус. Домик, в переводе обратно.
Когда английский надоел, стали Вову звать просто Домик. Вова Домик. С такой кличкой он и закончил школу. Никто не мог объяснить новым знакомым, почему такая кличка у Вовы. Потому что все давно забыли, откуда она пошла. Домик, да и Домик. А почему домик – забылось.
2.
Ещё двести лет назад русский крестьянин не имел фамилии. Но это вовсе не значит, что одного Ивана никак нельзя было отличить от другого. У каждого было прозвище. И только бродяги вешали на уши лапшу взявшему их в участок городовому:
« - Зовут Иван, родства не помню».
Когда же, по высочайшему повелению стали каждого наделять фамилией, то, несмотря на рвение чиновников, в быту крестьянин по-прежнему звал односельчан старинным прозвищем. Почти все, кроме, разве попа да, иногда, редко, писаря, имели две фамилии: официальную и уличную.
Вот у Пришвина:
"Так было раз в детстве: я признался своему маленькому другу,
что я, может быть, вовсе даже совсем и не Пришвин.
- Кому ты говоришь! - ответил мой друг, - я ли не знаю, что вас,
Пришвиных, на улице везде называют "Алпатовы"?
- Вот еще! - воскликнул я почти обиженно, - я тебе хотел свою большую
тайну открыть, а ты говоришь о том, что всем известно: Алпатовы - это наша
старинная уличная кличка.
- А если ты не Пришвин и не Алпатов, то кто же ты?
- А вот угадай, - ответил я.
И прочитал ему первое мое стихотворение:
Скажи мне, веточка малины, Где ты росла, где ты цвела, Каких холмов,
какой долины Ты украшением была?
- Понимаешь меня теперь? - сказал я. - Стихотворение Лермонтова "Ветка
Палестины" и мое "Веточка малины" так близки друг другу и так далеки и от
Пришвиных, и от Алпатовых, что скорей всего, мне кажется, по-настоящему я
Лермонтов.
- Позволь, - сказал мой друг, - твоя "Веточка малины" всего только
двумя словами разнится от Лермонтовой "Ветки Палестины", так может каждый
подделаться легко, и от этого сам не обернешься ни в Лермонтова, ни в
Пушкина.
Время неумолимо. Как ни крути, а того, кто впервые наделил человека прозвищем, которое легло в основу фамилии, давным-давно уже нет в живых. И только он знал, почему тот или иной человек имеет такое прозвище.
Прозвища, однако, были не только у крестьян, не имевших фамилии, но и у служивых людей, которые имели фамилии, дворян, всяких разночинцев и прочих. А повелось это со времён крещения Руси. Наряду с крестильным именем человек получал и мирское имя, языческое. Впрочем, термин «мирское имя» сменился, постепенно, термином «прозвище».
Но вот что любопытно. В сёлах, где жили государственные крестьяне, фамилии у большинства народа были. И самыми распространёнными были вовсе не Иванов, Петров, Сидоров. А фамилии, типа Козлов, Быков, Волков, Зайцев, Комаров. После реформ невинно убиенного Александра Второго всем крестьянам были дадены фамилии в установленные сроки.
Как происходит перепись населения, мы все знаем. Недавно проходили. Переписчик спрашивает:
- Какая ваша национальность?
А ваш сосед, Равиль Зиганшин, с похмелья ляпает:
- Марсианин.
А что, и в самом деле, похож он с утра на марсианина.
Переписчица пишет: «русский».
3.
…Волостной писарь Ванятка Придорожный, отхлебнув кислых щей, вновь принялся за нудную работу. Ещё позавчера велено было старосте собрать народ у волостного правления. Да народ, согнанный добросовестным старостой, с утра в одну толпу, норовил, к полудню, разойтись по полям да огородам. Потому, как дело двигалось кое-как.
Уже выходили все отведённые сроки, а список писарский едва заполнен был на четверть.
« - Ишь, крепка была вчера у шинкаря наливка, ой, крепка, - вздыхал Ванятка. – А всё никак не перепишу народ-то. Ишь, скоко их тут. Рази всех-то запишешь когда? Ой, не сносить мне писарской головы. Выгонят, выгонят к чертям собачьим. И куда деваться?».
Ванятка приподнял тяжёлую голову:
- Как зовут?
- Иван.
- А отца как звали?
Иван.
- А прозвище твоё какое?
- Носатый.
- Так. Иван Иванов сын Носатый.
« - Эх, голова трещит. А солнце-то уже к закату…»
- Эй, как тебя. Имя?
- Иван.
- А отца как зовут?
- Иван.
- А прозвище?
- Сраный.
- Фу ты, мерзость какая. Так.. Будешь, значит, Иван, Иванов сын, Иванов.
....
- Как говоришь, прозвище? Мандюк? Так, будешь Иван, Иванов сын Иванов.
«Так… сколько там у тебя, староста народу ещё осталось?... Ой, боже ж мой!... Так, тридцать человек… Запишем ещё… Тридцать Ивановых».
- Всё, подавай лошадей, староста! Пора в соседнее село! Поспеть бы до заката!
4.
Да… Вот что выходит-то… Как ни крути...
Самую «русскую» фамилию Иванов, выходит, писари придумали. Некогда было писарям узнавать истинные деревенские прозвища. Составители переписи в большинстве случаев не узнавали у крестьян настоящих деревенских прозвищ, а поступали, как проще, да как бог на душу положит. Отец Иван? Будешь Ивановым! Кто там будет проверять!
Так-то вот...