Делала я тут недавно ремонт.
Естественно, разбирала кучу накопившегося хлама.
И вытащила на свет ящик с камнями. Вот и лежат они передо мной – каждый со своей историей.
Мусковит
Плоский шестигранник - кристалл мусковита (слюда, если кому непонятно).
Привезен с Памиро-Алая.
Как-то раз, курсе на третьем, компания идиотов собралась в зимние каникулы штурмовать Туркестанский хребет. На факультете нас отговаривали, но мы были молоды, горячи и бесстрашны. Родителям удалось запудрить мозги - мол, едем с преподавателем. Ни один препод, естествено, в это бы не ввязался.
Путешествие в общем вагоне через Кызыл-Кум при 43 градусах мороза и выбитом вагонном стекле - это рассказ отдельный, поэтому пропустим.
И еще много чего пропустим - попытки погостить на вилле Рашидова, затерянный в горах почти средневековый кишлак Варух, ночное посещение местной бани, а также полночное чтение под звездами Омара Хайяма (дуэтом с местным учителем) и суровую игру в басмачей уже совсем высоко в горах, на фоне пустой летней пастушьей хижины.
Был у меня в ту пору поклонник. Бывший одноклассник, а к моменту авантюры - студент физфака. Неуклюжий такой очкарик, и паникер к тому же. Но хороший, очень хороший, и поэзию очень любил. Но все Сашку пугало - осыпи, камнепады, случайное купание в ледяной горной речке (сильно подозреваю, что он являлся в этой безумной компании единственным адекватным человеком).
Короче, достал он всех своим нытьем. А нас было человек восемь, и в какой-то момент мы должны были разделиться по парам, разбрестись по разным горным долинам и искать мусковит на склонах. Ну естественно, физик достался мне в напарники. "Сама привела - сама с ним и разбирайся!"
Сначала мы с ним шли по дну долины по пояс в снегу. Потом наткнулись на еще одну пустую хижину, бросили там спальники и налегке полезли на склон. Очень было хорошо и весело - горное солнце печет с синего небо, а горы обалденные - это вам не Кавказ, это в сто раз круче! Короче, нашли мы выходы мусковита, наколотили образцов в рюкзаки, и тут моментально стемнело. Луны даже нет, звездочки какие-то , да от снега мерцание. Долина - далеко внизу, не видно ничего. У Сашки аж зубы застучали - как спускаться?
Ладно, говорю - садимся на задницу в снег - и на пятой точке вниз! Он кричит - ты что, техника безопасности, сечас лавину спустим! А я что - я храбрая.
Ну, ничего не оставалось влюбленному юноше, как этой дуре подчиниться, и вниз мы съехали довольно быстро, минут за 20.
Дальше - больше. Где хижина - не помним. Темнотища, а мороз уже сильный. Он говорит - направо, а я - налево (ну, всегда чувствовала, что у меня есть внутренний компас). Естественно, Сашка уступил. А снег подтаявший коркой наста схватился - кромка режет как бритва, и сугробы выше колена. И вот, проламывя корку, нагруженные тяжеленными рюкзаками, медленно движемся в неизвестность.
Через час Сашка сдался. Он упал на спину и сказал трагическим шепотом: "Вот тут и замерзнем!"
Ох, как я орала! Как пинала его ногами и тормошила - потому что самой страшно было, но сильной же казаться хотелось! Нет, все-таки я его подняла - стала рассказывать какой-то бред - как мы в Москву вернемся, как в консерваторию сходим, или на Таганку...
Еще через полчаса мы ее нашли, хижину. А там спальники. И спички. И остатки еды.
Сашка упал на спальник и сказал: "Я никогда еще не чувствовал себя таким счастливым!"
И не двигался долго- долго. А я насобирала каких-то щепок и сварила в котелке чай. Еще у нас были четыре сухаря и две пачки какао.
И этим какао мы только и питались следующие два дня - я его потом лет десять в рот взять не могла. А Сашка меня как-то быстро после этого разлюбил и женился на девушке с философского факультета.
Нефрит в подарок
Анатолий Семенович был замечательный.
Я училась вместе с его сыном, тот замолвил словечко, и папа взял меня в экспедицию в Забайкалье. Мы работали на урановых рудопроявлениях - впрочем, непромышленных. Рабочие рыли шурфы, а мы их описывали. В одном из шурфов обнаружился пласт отличной глины - красной, почти малиновой. Я делала из нее красивые подсвечники для толстых свечей. Свечи отливались из огарков в консервой банке, подкрашивались пастой из шариковых ручек, а фитиль приходилось изображать из шнурка.
Потом, когда я приволокла в Москву все свое богатство (подсвечники и великолепные образцы урановых смолок), папа вдруг засомневался и принес домой счетчик Гейгера. Ух, и трещал же он! Понятно, что все пришлось выбросить.
..............
Так вот, как-то раз пошли мы с Анатолием Семеновичем в маршрут. Идем, он мне авантюрные истории из геологической жизни рассказывает, а я млею...
А забайкальский ландшафт - он такой: широкие речные долины и отдельные сопки, покрытые лесом. Проходим мимо рабочих, роющих шурф - он с ними поболтать остановился, а о чем - я не слышу. Неудобно ко взрослым мужикам подходить, беседе мешать.
Вот и наша сопка. Ломимся сквозь лес, по крутой тропе лезем, образцов наколотили по дороге. Поднялись на вершину, я планшет расстегнула, карту вынула, на земле расстелила и аккуратно на калечку наношу места отбора проб.
И вдруг - страшный шум, да такой, как будто через тайгу танк ломится, да еще приближается с бешеной скоростью. Я со страху остолбенела - ничего не понимаю! И вдруг - из чащи на нас летят два изюбря, огромные, рогатые, стволы тонкие так и ломают. Треск стоит! Растопчут ведь! Но Анатолий Семенович человек бывалый - не растерялся, выхватил ракетницу - и в лоб им!
Они в сторону отклонились, каждый в свою, обтекли нас с двух сторон - и только след простыл. У меня сердце колотится, но успокаивается постепенно.
И тут А.С. говорит - а ты поняла, чего это они? Ну, а я, разумеется, ничего не поняла.
Так вот, говорит А.С., ни один изюбрь на человека просто так не побежит. Пугнул их кто-то, и сильно. А знаешь, что мне шурфовики сказали? На этой сопке - медведь бродит!
Переглянулись мы - и вниз, ну только что не кубарем - по крутой тропе, скользя и хватаясь за ветки. Выкатились вниз, на чистое пространство, сели на берегу речки, А.С. весь красный, холодной водой себе в лицо плещет. Посидели так минут пять, успокоились.
А потом он мне и говорит: тааак... а карта где? где карта?
И голос такой... металлический...
Там, говорю, осталась...
Ну иди и принеси! Как начальник требую!
А я что?
Пошла и принесла.
Даже вспоминать не хочу, как я по этой крутой тропе обратно на сопку лезла, умирая от каждого шороха. Аж в висках звенело.Конечно, не было там никакого медведя.
А карту принесла. И рюкзак с образцами.Молодец! - шутит А.С.А мне не шутится что-то.
Вернулись в лагерь молча. Я эту историю вечером у костра Игорю рассказала - он вообще-то сотрудником Института Механики был, но тоже решил летом романтики хлебнуть. Игорь долго ржал и, сочувствуя, подарил мне за смелость кусок нефрита - "цвета китайского плевка".
Сероватый такой, хотя чаще нефрит зеленым бывает.
И этот тоже теперь на книжной полке.
Изумруд вместо золота
Пишу я эти рассказики и в Живом Журнале потихоньку вывешиваю.
Народ, оказывается, читает. Вот комментарий анонимный пришел - давай, мол, про алмазы, рубины и изумруды.
Алмазов у меня нет.
Рубин - искусственный, выращенный в Александрове. Неинтересно.
А про изумруд - могу.
.................
Было мне тогда лет 25. Доблестная команда с кафедры геохимии колесила по Приморскому краю. И машина у нас ГАЗ-66, Марусей мы ее звали. Шофер у нас был настоящий, но время от времени он уставал и рулить принимался мнс Алик по прозвищу Генерал - ну, этот так водил, что я ехать могла только с закрытыми глазами!
Между делом мы отдыхали - снимали "базу", то есть комнату у старичка в поселке Домашлино (километров 10 от Тихоокеанского в сторону Находки). Тихоокеанский по-местному Техасом назывался. 20 минут до морского берега - а там пляж с песочком и вид на остров Аскольд, где лотосы растут. И до Японии рукой подать.
Осень наступила. В припадке трудового энтузиазма мы снялись с пляжа и поехали в путь неблизкий - к озеру Ханка. Там неподалеку флюоритовое месторождение большое - Вознесенское, если память не изменяет. Я тогда газово-жидкими включениями во флюоритах занималась.
Покрутилась там наша компания дня три и так заскучали бравые ребята, что захотелось им назад, к Японскому морю. Море в сентябре еще теплое. А я - младшая, меня и бросили грудью на амбразуру. Ты тут оставайся, образцы отбирай, а мы через недельку за тобой приедем. Ну, куда тут денешься?
Уехали.
Ярославка. Ну, это вообще отдельная песня - рудничный поселок. Постоянного населения мало, зато несколько общаг, где живут "химики" - те, которых из заключения выпустили, а уезжать не разрешили. Ну, и я в такой общаге осталась.
Народ дикий и буйный. Лексика сообветствующая. Днем-то что - я днем в карьере, хвостиком главного геолога Гены Литвиненко работаю. (Гена такой ... ну, как тракторист из советских фильмов - невысокий, веселый, и русый чуб лихой). Камушков рюкзак приволоку, разбираю, в ящики складываю. Ну, в книжный магазин еще наведываюсь. А книжный роскошный - такого ассортимента в Москве тогда не было. Купила я себе Камю, Ирано-такжикскую поэзию из БВЛ и Галчинского в переводах Бродского. Сидеть бы и наслаждаться.
А комната огромная - на 10 кроватей, и я в ней одна. Одеяла солдатские какие-то. Мышей прорва - только погасишь свет, шум страшный начинается. Одна мышь вообще любила залезать по занавеске (занавеской это можно было назвать только условно), а оттуда прыгать мне на кровать - и так каждую ночь.
Замок не то, чтоб не запирался, но хлипкий был. Сидишь вечером - а в коридоре вопли - это девицы из соседнего номера кипятком из чайника назойливых кавалеров шпарят как тараканов. Вдруг тетка ко мне командировочная вселяется - я просто счастлива была, хоть и мрачная она - жуть! Бухгалтер-ревизор... Бдительная! Стул к двери на ночь придвигала, а мне и невдомек - зачем это.
Как-то раз среди ночи - грохот, замок слетает на фиг, стул в сторону. Вламывается здоровый верзила и сомнамбулически, расставив руки (в одной из которых бутылка) и что-то мыча, движется в угол, где тетка спит.
А я из другого угла кааак заору! Тут и она вскинулась - и мы как две сирены в ночи!
Он повернулся и так же сомнамбулически удалился. Я думала, народ сейчас прибежит - куда там! Все привыкли.
Неделя прошла в таком духе, но я терплю - должны приехать ребята. А их нет как нет! Еще три дня - приходит телеграмма:"Задерживаемся. Генерал сбил столб Техасе. Снег еще не выпал. Работы соответственно намеченному плану". Меня тут же на почте чуть не повязали - решили, что шпионская шифровка. Пришлось с милиционером разбираться - он Гене Литвиненко позвонил, и тот мигом за мной прибежал. А я вся зарыданная, как дура.
Забрал меня Гена домой, чай пить посадил (а чая настоящего у них в магазинах не было, воду чуть подкрашивали растворимым кофе и называли "чай"), и так я в домашнем тепле размякла - хоть ночевать просись. Про эту общагу дурацкую даже думать не хочется. Но жена-то Генина явно не в восторге от этой идеи. Тогда Гена и говорит - "Ладно, иди-ка ты к себе, а я тебе на радость слиток золотой подарю, хочешь?" И действительно, вытаскивает слиточек золота, примерно сантиметровый, тяжеленький такой. Я им любуюсь, в ладони качаю, потом на стол в комнате кладу и иду на кухню чай допивать.
А тут ватага огольцов - сыночек его десятилетний вваливается со своей компанией. Минут десять покрутились и ушли - нет слитка, и все тут.
И стало мне еще горше... Гена сначала разозлился, потом огорчился, а в итоге говорит - да ладно тебе, хочешь изумруд?
И подарил изумруд. Не ограненный, не ювелирный - настоящий природный кристалл в куске породы. Так я еще неделю и коротала время в общаге наедине с изумрудом. А через неделю наши доблестные мужики-геохимики наконец появились. Ну, я им все высказала!
А Гена следующей зимой в Москву приезжал, и даже ко мне в гости шел. Но не дошел, потому что его в милицию забрали - подрался на улице. Я только потом об этом узнала, когда он уже домой вернулся.
А изумруд - вот он, на полке стоит.
А еще сохранился здоровый лист миллиметровки, где я всю нашу компанию изобразила в виде зверей. Еж, лягушонок, мышь и прочие... Сама я там - кошка с кофейником, а
рядом стопка тех самых книг.
……………………………………….
У меня еще много, разных камней со своими историями.
Продолжу, если кому интересно.
Сокровища Ферсмана
Я стояла в бассейне МГУ на вышке для прыжков и ужасно боялась, поскольку с плаванием у меня всегда была напряженка. Однако зачет надо было сдавать. Сокурсники толпились внизу и подбадривали, я делала решительное движение, доска начинала нервно колыхаться, и я опять замирала. Никакие уговоры не помогали. Преподавательница фыркнула – «Ладно уж, слезай…» Но вдруг Женька заорал: «Если не прыгнешь – не возьму! Слышишь – не-возь-му!». И я прыгнула - только ради того, чтобы он взял меня с собой в очередное путешествие. Авантюра заключалась в том, чтобы доехать до Читинской области и на самой границе с Монголией найти месторождения самоцветов, обозначенные на карте академика Ферсмана. Карту Женька нашел в старой книжке, изданной в 30-х годах, и уверял, что Ферсман не мог ошибиться. Два озера, Зун-Тарей и Барун-Тарей, разделялись тонкой перемычкой, на ней и находились вожделенные сокровища. Отношения у нас были братско-сестринские, что меня вполне устраивало. Женька слыл опытным походником и автостопщиком, вся организационная часть путешествия лежала на нем. Единственная проблема состояла в скудости финансов, но я надеялась на его смекалку и ни о чем не заботилась.
…………………
Через три месяца по диким степям Забайкалья брели двое голодных оборванцев. Мы прошли Каспий, туркменские пустыни, цветущий Узбекистан, рудный Алтай, пили байкальскую воду в Слюдянке и медовуху на заставе с пограничниками, воровали хлеб с горчицей в вагоне-ресторане, спали на вокзалах, в красных уголках и нищих деревенских избах, а то и просто в поле. И вот теперь почти достигли цели. Холмистая равнина была выжженной и рыжей. Грунтовая дорога уходила вдаль, но ни одной машины за день не прошло. Рюкзаки тянули вниз, но расстаться с добытыми в странствии турмалинами, лазуритами и яшмами мы были не в состоянии. Тем временем стремительный клуб пыли, незнамо откуда взявшийся, приблизился к нам, и мы вдруг поняли, что это всадник. Он, впрочем, оказался всадницей. Высохшая бронзовая старуха-бурятка вперила в нас глаза-щелочки и поинтересовалась, куда путь держим. Потом дружелюбно утешила – вам вон на ту сопочку, а за ней еще одна сопочка, и с нее-то будет видна третья, там и озеро ваше. Намереваясь продолжить бешеную скачку, баба-яга было развернула коня, но вдруг еще раз с жалостью оглядела нас и предложила идти по ее следам, после чего умчалась как ветер. Через полчаса мы набрели на жилище. Не то юрта, не то беседка, внутри - расстеленные кошмы, сундуки и посуда. Хозяева по-русски говорили плоховато, но кормить путников, видимо, было в их обычае. Умыться только нечем... Черты бурятских лиц несколько странны для европейского глаза – этакая вдавленная лунообразность, но многочисленные детишки, облепившие нас, были по-японски красивы. Знаменитый бурятский чай с густым жиром и солью в другое время вызвал бы тошноту, но после суточного воздержания обернулся не только вкусным, но животворным. Оставшиеся километров двадцать сразу показались плевым делом. Но тут произошло еще одно чудо – к юрте подъехал грузовичок-водовоз, и миляга-шофер обещал подкинуть нас до озера.
Часа через два мы ужинали с развеселыми трактористами на полевом стане, бурые озерные волны плескались у самых ног, комары жрали немилосердно, мне галантно пододвигали кружку с самогонкой, а когда я слегка окосела, устроили замечательное спальное место, свив прямо-таки гнездо из сена. Ложка дегтя в этой бочке меда все же оказалась – залетевший ночью в ухо комар вызывал неописуемую боль, и всю вторую половину ночи я пыталась вытряхнуть его оттуда, завистливо глядя на спящих богатырским сном мужиков. Но одна мысль все же делала меня счастливой – мы дошли!
………………
Ах, деликатные трактористы! Они не захотели испортить нам вечер. Грустную правду мы узнали только утром. Озер Зун-Тарей и Барун-Тарей больше не существовало. Лет 20 назад они слились в одно, теперь оно называлось Тарей, а перешеек с самоцветами ушел под воду.
Шерлова гора
Следующим номером нашей программы была Шерлова гора.
Уже темнело, когда мы с Женькой добрели до окраины Нерчинска. Дорога была чудовищно грязной, комья наворачивались на ботинки, даже на обочине не посидишь.
Еще и ветер дул студеный. Вокруг – только развалюхи и редкие огоньки. Ночевать постучались, как обычно, в первую попавшуюся калитку. Нам открыл худенький мальчик лет десяти и, ничего не спросив, пустил в дом. Он пил чай из серой алюминиевой кружки и заедал серым хлебом. В комнате возились еще двое малышей.
- Мамка сейчас придет, - без всякого выражения сказал мальчик и продолжал сосредоточенно жевать, - она в баню пошла. Дожевав, налил чаю и нам – из помятого закопченного чайника.
- А мы это… студенты… камешки ищем…
Он не реагировал и мы замолчали, не зная, о чем с ним говорить.
Через полчаса раздался грохот, слетевшая с петель дверь рухнула внутрь, и на пороге появилась редкой красоты молодая женщина в бесформенном ситцевом платье и резиновых сапогах на босу ногу. Яркие темно-рыжие волосы были распущены по плечам, щеки пылали Она была пьяна и хохотала, как безумная.
- Мам, да ну тебя! – строго сказал мальчик и начал прилаживать дверь.
- Маруся! – представилась рыжекудрая, давясь от смеха. – Вам переночевать? Да что мне, жалко, что ли? Только кормить нечем.
Малявки выползли из комнаты и молча таращили глаза. Такого рванья, как их одежка, я не видала давно. Мне хотелось провалиться сквозь землю.
В комнате было почти пусто. Широкая кровать с какими-то тряпками в углу, у другой стены еще одна, с голой панцирной сеткой.
- Вам вместе постелить? – спросила меня Маруся и кинула на кровать телогрейку. Я испуганно помотала головой, тогда она царственно показала Женьке на грязный пол и залилась каким-то совсем уж истерическим смехом. Потом схватила малышей в охапку и завалилась с ними на кровать. Они будто ожили - запищали, запрыгали, и три смеха зазвенели как три колокольчика. Мальчик все еще чинил дверь. Женька раскатывал на полу спальник. Многодетная мать отключилась как-то сразу, малыши тоже утихли, прижавшись к ней. Старший, подойдя, стянул с Маруси сапоги, взрослым голосом пожелал нам спокойной ночи и погасил свет.
… Утром Маруси уже не было, малышей тоже. Мальчик налил нам чаю и ничего не спросил на прощание.
…………………………..
Через час мы сидели в кабине бензовоза и, трясясь на ухабах грунтовой дороги, излагали веселому конопатому шоферу Васе азы минералогии. Он слушал с увлечением, как дитя, и все время задавал вопросы. На стекло кабины были налеплены две фотографии – сердитый усатый Сталин и стоящая на коленях белокурая девица с голыми плечами и трагической мольбой во взоре. Имелась и поясняющая надпись – «Польша под игом Вроцлава».
Пока я объясняла Васе, что шерл – это черный турмалин, Женька хищно вглядывался в окрестные поля, и когда он наконец заорал: «Кажется, турмалиновая жила!», Вася был уже готовенький. Он заглушил мотор и ринулся вместе с нами на рекогносцировку. Дайкообразная жила пересекала дорогу и уходила вдаль. Последующие пару часов мы так и ползли на карачках вдоль нее, постукивая молотками и выковыривая из раскрошенной породы черные шестигранные кристаллы. Особенно усердствовал Вася. Он пихал в карманы даже те обломки, которые мы забраковали.
Его эйфория просто пугала. Когда мы вернулись к машине, он спросил, что нужно, чтобы выучиться на геолога. Услышав, сник и затосковал.
А на прощание даже предлагал мне на память свою «Польшу», от которой я по дурости отказалась. Он огорченно махнул рукой и рванул с места.
А мы стояли на обочине и ждали следующей попутки – Шерлова гора была еще впереди.
И там нас ждали настоящие бериллы