Сауна

Ирина Речицкая
Семь картин для семи персонажей

Действующие лица:
Нина Ивановна, 55 лет, массажистка. Полная женщина с могучими ручищами и ангельским лицом, в мелких кудряшках. Говорит басом. Одета всегда одинаково – в  зеленый медицинский брючный костюм и огромные белые сабо.
Алла, 42 лет, сотрудница банка. Блондинка  в теле. Одежда на размер меньше, чем надо, но с претензией на шик.  Высокие каблуки, яркая косметика.
Марийка, 30 лет, аспирантка МГУ. Невысокая, смуглая, с мальчишеской фигуркой и быстрыми движениями. Одевается спортивно, но очень стильно, иногда в бейсболке.
Лена,  45 лет, кандидат наук. Милая, тихая, домашняя, слегка полноватая.  Одевается чуть старомодно.
Наташа, 50 лет, библиотекарь. Вполне миловидная, с короткой стрижкой, всегда в джинсах и кроссовках.
Люся, 55 лет, врач. Высокая  яркая брюнетка, круглолицая и смешливая. Одежда экстравагантная,  отчасти нелепая.
Олеся, 22 лет, дочь Люси, студентка медвуза. Высокая, стройная,  длинные волосы завязаны  хвостом. Лицо строгое, румянец. Одевается скромно – в темные брюки, водолазки нежных цветов.

Предбанник сауны.  Диванчики, стол, электрический чайник,  телевизор,  большой настенный календарь, обозначающий смену времен года. За ширмой – раздевалка. Три двери – входная, в парилку и в массажный кабинет.

1. Ранняя осень
На столе астры или георгины.  Нина Ивановна смотрит телесериал. Входит Наташа.
Наташа (смотрит на часы). Без пяти шесть. Ау! Есть кто? Я первая, что ли?
Нина Ивановна (отрываясь от экрана): Первая, лапушка, первая! Раздевайся, сейчас подойдут. Держи,  простынки чистые (Передает ей стопку простыней).
Наташа (протягивая розу): Это вам!
Нина Ивановна: Ни хрена себе! Чего это ради?
Наташа: Так… Бабулька у метро продавала. Последние, говорит, осенние розы. Прямо умоляла всех купить. Ну, я и купила. Вам.
Нина Ивановна: Хм…А мы с тобой, выходит, не бабульки?
Наташа: Скажете тоже!
Нина Ивановна (поет басом): «Кто может сравниться с Матильдой моей!» (Подходит к зеркалу, сует розу за ухо, строит себе глазки, потом опять утыкается в телевизор.)
Появляется Алла с мобильником. Не переставая болтать, плюхает на стол большой прозрачный пакет с фруктами.
Алла (в трубку):  Ты купил? Ах, забыл! Я что, на себе все таскать буду? Я ж тебе все на бумажке написала! Розовую, я сказала!  Ну, придурок! Ремонт завис, а он плитку докупить не может! (Слушает.) Ах, шеф не отпускает? Ах, мы такие безропотные! Ну-ну…Ну, ты у меня дождешься, блин! (Бросает телефон в сумку.) Ниныванна,  я вас обожаю! (Крутится на каблуке, изображает воздушный поцелуй). Наталья, привет! Опять в кроссовках фигуряешь? Вот ведь зануда, тебе говорю! Так и жисть твоя пройдет. А я вот… (Вытягивает ногу.)…Колодка – самое то…
Наташа (ехидно): Супер. Испанский сапожок.
Входит Марийка.
Алла (удивленно): Ну да. Испанский. А чего такого?
Марийка: Привет, девушки! Испанский сапожок это, знаешь ли, Аллочка, пыточное орудие такое, средневековое.
Алла: Да ну вас к черту!
Все трое уходят в раздевалку. Нина Ивановна увлеченно смотрит сериал. 
Женский голос: А давайте поиграем в «Да-нет». Только честно.
Мужской голос: Почему бы и не поиграть?  Интересно даже.
Женский голос: Тогда я первая спрашиваю. Только давайте перейдем на «ты» - это подразумевает полную искренность
Мужской голос: Конечно, перейдем на «ты».
Женский голос: Тогда первый вопрос – ты женат?
Мужской голос: Нет.
Нина Ивановна: Вот-вот. Все они такие.
Появляются Люся с Олесей.
Олеся: Мамуль, ну  коллоквиум  же по-сле-зав-тра! Я же тут три часа потеряю!
Люся: Ну вот, опять … мы же, вроде, договорились! Не потеряешь, мой цыпленочек, а найдешь. Порозовеешь, расслабишься, а то смотри, какая дохлая! Я что, сама не училась? И везде успевала, особенно на танцы… (Кружит Олесю.).
Олеся: Ну, ма,  пусти, ма … (Вырывается и уходит за ширму.)
Оттуда появляются Алла, Наташа и Марийка в простынях..
Алла. Девчонки, привет! Мы уже в парилку!
Все трое исчезают за дверью.
Люся. Сейчас, сейчас… Ниныванна! Ау-у!
Нина Ивановна (отрывается от телевизора). А?
Люся: Крем массажный, у нас в поликлинике продавали. Только для вас! Класс! Еще спасибо скажете. Как ма-а-а-сло! (Ластится.)  Ниныванна, можно я первая на массаж?
Нина Ивановна: Ну, давай, голубка! Быстро! Но сегодня – дороже!
Люся (обиженно): Как, и мне – дороже? Может, мне еще по-вчерашнему? Ну, Ниныванна, пуси-муси (Чмокает ее в щечку, потом в другую). Ангел вы мой! А роза вам как идет!
Нина Ивановна: Ой, подлиза! Ну,  иди, иди! По-вчерашнему…  Только – тсс! Никому  не говори!
Уходят в массажный кабинет. Олеся пробегает в парилку. В пустом предбаннике работает телевизор.
Женский голос: И о чём же ваши песни?
Мужской голос: О чём может петь мужчина после сорока? Конечно, о женщине, или, точнее, о любви к женщине.
Женский голос: Можно подумать, что до сорока вы пели о чём-то другом.
Мужской голос: Не о другом, но по-другому.
Из парилки появляются Наташа и Алла.
Алла: О-ох! Не могу больше! Классная сегодня банька! Даже чересчур! А Ленки не будет?
Наташа: Я ей звонила. В Париж улетела.
Алла: Это чё, опять к бывшему? И надо ей?
Наташа: Обещал детей по  Франции покатать, у него неделя свободная образовалась.
Алла: Ну-ну… Отцовские чуйства взыграли…   Давай чайку, что ли? У меня сегодня зеленый с персиком. И фрукты вот. Вымоешь, а?
Наташа включает чайник, достает чашки.
Наташа: Сейчас-сейчас… (Убегает с фруктами в сторону парилки.)
Алла, что-то напевая, выщипывает у зеркала брови. Наташа возвращается.
Алла (аккуратно разрезая яблоко): Вы с Ленкой  давно знакомы?
Наташа: Лет тридцать. Она сестра моего первого.
Алла: Почти родственницы? Я думала, учились вместе. А где же твой первый?
Наташа: Разошлись, давно уж. Я тогда принципиальная была. Узнала про любовницу – и ушла. Где с персиком ? Вот этот? (Заваривает чай)
Алла (лениво жуя): И не жалко было?
Наташа: Еще как жалко… Десять лет прожить с человеком – это не просто так. Корни переплетаются. И когда рвешь – прям с кровью. Я бы сдохла, если б не Сашка. Явился, как принц на белом коне – я тебя, принцессу, от дракона освобожу! Я реву – кому я нужна, старая уже, тридцатник стукнуло. А он – ты что, у нас еще вся жизнь впереди! Я только во второй раз и поняла, что значит любимый муж.
Алла: А первый  был – нелюбимый?
Наташа (разливая чай): Да ну, студенческий брак, как у всех.
Из парилки выпархивает Марийка.
Марийка: О, дольче вита! Хотите, фотки покажу, как я в Марокко отдыхала? Ух, как же я люблю экстрим! Три дня с бедуинами – это вам не отель пять звезд! (Роется в сумке и веером бросает на стол пачку фотографий.)
Наташа: Ого, тебе идет на верблюде!
Алла: Глянь, с каким бедуином обнимается! И как вписалась! Слушай, тебе надо ПМЖ сменить.
Марийка: А я и так меняю.
Алла (с интересом): Вот как?
Наташа: В жаркие страны собралась?
Марийка: Не-а, в Канаду. Документы оформляю.
Наташа: А что, это так просто – захотела и уехала?
Марийка: Не просто, но реально. Захотела – и вперед. Подаешь заявление в иммиграционную службу. Потом собеседование пройти, баллы набрать. Возраст, образование, сколько языков знаешь. Я набрала. Осталось экзамен по французскому сдать.
Алла: А при чем тут французский? В Канаде чё, разве по-французски говорят?
Наташа: В Квебек, что ли?
Марийка: Ну да. Мне франкоговорящая среда больше нравится. Ох, скоро уже, скоро! Через неделю получу международные водительские права – и все!
Наташа: А работа? Там можно устроиться?
Марийка (гордо): Политологи везде нужны. Мне бы еще диссер защитить, но уже почти все готово. На кафедре меня лю-ю-юбят!
Где-то звонит телефон.
Алла: У кого это звонит? А, у Ниныванны... А муж тоже с тобой?
Марийка (с неожиданной злостью): Да ты что? Муж… Я одна поеду, зачем он мне там нужен? Сына только возьму.
Алла: Вы чего, разводитесь, что ли?
Марийка: А мы, вообще-то, и не расписывались.
Нина Ивановна (выглядывая из массажной): Эй, с  охраны звонят. Кто белый БМВ неправильно припарковал?
Марийка: Обойдутся!
Нина Ивановна: Твой, что ли?
Марийка: Ага!
Нина Ивановна: Ты их что, меняешь, как перчатки?
Марийка: А, муж свою тачку на сегодня уступил, моя в ремонте. Обойдутся.
Люся (появляясь из массажного кабинета): Хорошо-то ка-а-ак! Девочки, я, между прочим, бутылочку припасла – у меня день рождения. О, тут уже и закусон есть! Алчонок, ты как всегда на высоте! Пенсию оформляю! Отныне – бесплатный проезд на транспорте! Олеська моя где? Девчонки, я вас жду! Нина Иванна, стакашки где? (Вздыхает.) Ох… Мои года – мое богатство… (Открывает шампанское.) Олесь, ну  где ты там?
Олеся (входя): Ой, мамулик, я в парилке чуть не заснула!
Люся: Еще бы – ночами не спишь, все зубришь. Нет, ну что за дочку выродила – ей бы только учиться. Никакой личной жизни.
Олеся: Мамулик..!
Люся: Иди лучше выпей шампанского за здоровье любимой матери!
Наташа: Тогда можно, я первый тост скажу? (Набирает воздуху) Какая ты, Люсь, у нас красавица, и работа у тебя благородная – врач-гастроэнтеролог…  да еще на полставки  проктолог… прямо  не выговоришь… и веселая ты, и рукодельная…  В общем, за твою красоту и оптимизм!
Пьют.
Люся: Спасибо, девчонки… (кисло)  работа благородная, как же… у пациентов в жопах копаться. Зато такие попадаются огурчики! Тут один пенсионер лечиться ходит – рубашечка голубенькая, аккуратный такой, спортивненький. Вы, говорит, Людмила Петровна, мечта моей жизни. Даже за грудь вчера цапнуть пытался. А я что – я королева! Цапай, если нравится…  Да я еще, может, личную жизнь себе устрою!
Олеся: Мааам! Ну я не могуууу! Ну опяяяять!
Люся:  А ты помолчи, скромница! И второй, генерал,  теперь на машине за мной заезжает. На дачу обещал пригласить. Вы королева, говорит. А что, всё при мне! А пенсию складывать буду – на машину накоплю.
Олеся: Маам! Ну зачем тебе пенсионер! Ты же и так самостоятельная. Ну, что ты все прибедняешься…
Люся: Да разве я прибедняюсь?… Хороша я, девки, ох, хороша! А веселая! А ножки у меня – двадцатилетняя позавидует. И никакого варикоза. Где ты, мое женское счастье?
Олеся: Ма-ам, ну стыдно же слушать!
Люся: А ты  не слушай! Ну, еще по глоточку – и в парилку!
Уходят все, кроме Наташи. Появляется Нина Ивановна.
Нина Ивановна: А ты чего сидишь? Пошли, голубка, массаж сделаю.
Наташа: А я сегодня без денег…
Нина Ивановна: Ну, тогда в другой раз… я в долг не делаю… Приходи, когда сможешь, только звякни заранее. Девчонки часто забегают.
Наташа: Девчонки-то все рядом живут, а мне далеко.
Нина Ивановна: Не местная?  А к нам как попала?
Наташа: Ленке спасибо. Я как раз сауну искала… у нас в районе нету. А тут – прямо подарок:  при поликлинике, не так уж дорого, да и руки ваши...
Нина Ивановна: Да уж,  ко мне многие специально ездят... А чего тогда париться не идешь? Я ж вам на пять с плюсом сегодня разогрела.
Наташа: Да так …Устала.
Нина Ивановна: Дома, что ль?  Мужик загулял? Вижу-вижу, и не говори ничего, сколько я такого перевидала, уже по лицам угадываю. Известное дело. Тебе сколько сейчас?
Наташа: Полтинник.
Нина Ивановна (обнимая ее за плечи): А ведь не дашь. Ну, все равно, чего ты хочешь в таком возрасте? Чтоб мужик за юбку держался? Да все они по природе козлы! Наплюй, Наташ,  и заведи любовника! Такого же козла!
Наташа (в ужасе): Господи, да что вы такое говорите?!!
Нина Ивановна: Я-то как раз знаю, что говорю. Я-то с людьми работаю, чего только не навидалась! Это - медицинский факт!

2. Поздняя осень
В вазе сухие ветки с редкими желтыми листьями. Входят Люся и Наташа, разматывают шарфы, снимают куртки. Наташа вытаскивает из сумки чай, Люся - яблоки.
Люся: Ну и погодка! Бр-р-р! Ты какой принесла? С жасмином?
Наташа: А, какой попался. Чего ж ты хочешь – зима на носу.
Вихрем врывается Алла в норковой шубке.
Алла: Девки, глядите, какую шубку  отхватила! В салоне, на Кутузовском! Сколько перемеряла – все какие-то бабские, а эта – ну просто молодит! Две с половиной тыщи – пятьсот баксов все-таки отспорила! Как раз в премию уложилась.
Люся: Хороши же у вас премии!
Наташа: Как это – отспорила? Что, в салоне цены не фиксированные?
Алла: Оох, невинная ты наша!  Оч просто – продавец скинуть не может, так я пошла прямо к их директору – и отспорила. Уговори-и-и-и-ла… (тянется, как кошка). А то три – дороговато ...
Нина Ивановна (появляясь из массажной): Ну, красота! Купила? А не короткая? Коленки-то замерзнут.
Алла: А я ее с брюками.
Люся: Ага, колокольчиком. Хорошо сидит. И капюшон удачный. Мне только пуговица не нравится. Простая, сюда бы поэффектней.
Алла: Как раз стильно.
Наташа: А легкая?
Алла: Ну, спрашиваешь!
Наташа: Греческая, поди?
Алла: Италия. Я еще шведскую меряла, но  итальянские сидят лучше.
Наташа: А, ну да…  Ты сразу в ней и пришла? Вроде, еще не сезон?
Алла: Нормально, она же не для морозов. Для морозов у меня длинная дубленка,  длинная, еще очень-очень… 
Нина Ивановна: Ну, поздравляю. Ты и так королева, а в мехах  и вовсе. Ладно, раздевайся. А то время идет.
Все трое скрываются за ширмой.
(Включает телевизор.) Из-за ваших обновок я свой сериал пропущу… А что это, голубушки мои, вас сегодня мало?
Голос Наташи: Марийки не будет, опять где-то путешествует.
Голос Люси: А Олеська моя, дурында, совсем заучилась. У нее прям психоз какой-то. Я сама знаю, как в медвузе надо пахать, но чтобы до такой степени…  Как в монастыре – ни подружек, ни гулянок,  про парней вообще не говорю. По-моему, типичное протестное поведение. Еще бы, при таком папочке…
Нина Ивановна смотрит телевизор.
 Женский голос: Что же ты мне утром не перезвонил?
Мужской голос: Прости… Понимаешь… Меня срочно вызвали на совещание … Нина, ты что молчишь?
Женский голос: Я не молчу.
Мужской голос: Ты во сколько заканчиваешь работу?
Женский голос: Извини, но  я вдруг подумала… что у меня на  сегодня другие планы.

Нина Ивановна: Нет, ну как все-таки жизненно! До слез, до слез. Вот это правильно! Другие планы!
Появляется Лена – счастливая, веселая, с большой сумкой.
Лена: Девчонки, привет! Ниныванна, здрассте!
Наташа, Лена и Алла выскакивают из раздевалки ей навстречу, уже в простынях, чмокают в щеки.
Алла: Привет! Как там твой Париж?
Лена: Сейчас фотографии покажу. (Роется в сумке, аккуратно кладет на стол. Потом вытаскивает бутылку вина и баночки с салатами). Сегодня  пьем за благополучное возвращение! Сейчас разденусь только… (уходит за ширму)
Алла.  И за мою обновку. Лен, я шубу купила! Посмотри там, на плечиках.
Лена (из-за ширмы): Ага, вижу… О, мех какой! Тоже отличный повод.
Алла: Нравится?
Голос Лены: Еще бы!.
Разглядывают фотографии.
Алла: Гляньте,  Ниныванна, Ленка-то как классно прошвырнулась! С Эйфелевой башни она на всех плевала!
Нина Ивановна: А ты, мать моя, не завидуй… Сама вон возьми да сьезди. Алла: Очень надо! Не люблю я эти заграницы. Самолеты эти… видели по телику?
Нина Ивановна: Это младший? Лен, это он у тебя на отца похож? А сам-то  где? Этот? У-у, видный мущщина. Лысеет, что ли?
Голос Лены: Есть немного.
Нина Ивановна: Значит, умный.
Голос Лены: Умный.
Наташа: Лен, а берег такой  красивый где?
Голос Лены: В Нормандии.
Люся: А замки?
Голос Лены: На Луаре, наверное. Там все на обороте написано.
Выходит из раздевалки.
Нина Ивановна: Ну, моя ласточка, ты у меня на массаж первая. Косточки поразмять с дорожки. У меня крем массажный импортный – сейчас вся глаааденькая будешь! Давай быстренько!
Нина Ивановна обнимает ее за плечо, уводит в массажную.
Алла (вслед): Ну, Нина Иванна, как всегда,  фишку рубит. Ленка, видать, с баблом сегодня.
Наташа: Не факт. С ее Аликом не очень разбежишься.
Люся: Девочки, я в парилку! Догоняйте! (Уходит.)
Алла: Сейчас догоним! Наташ, погоди, а что там у них вообще происходит? Отношения какие-то странные, чесслово!
Наташа: А, обычная история. Знаешь, когда в лаборатории люди сидят вместе по  вечерам, обязательно какие-то симпатии возникают. Она кандидатскую писала,  он за приборы отвечал. Умный вообще-то мужик, но механический какой-то. У Ленки кавалеров было море, но все простоваты на ее вкус. А этот такой загадочный, нелюдимый  – молчит всегда, зато как скажет – сразу видно, ума палата. Физтех заканчивал. Не на мой вкус – такой циничный, резковатый. А ей нравился. 
Алла: А-аа, как этот, доктор Хаус, что ли?
Красавчик. Сексуальный. И что?
Наташа: Она не просто влюбилась – она решила, что у ее детей должен быть умный отец.
Алла: А он?
Наташа: Ну, такие разве влюбляются? Был не против – это точно. Диссертацию уже беременная защищала. Потом расписались. А как ребеночек появился – тут Алику поплохело сразу. Она по дому,  он отвисает на работе. А Ленкина работа накрылась медным тазом. Но она терпеливая барышня. С бытом как-то научилась справляться. Чувствовала, что муж отдаляется,  и решила второго  родить для укрепления семьи – обманом, он-то не хотел совсем. Родила второго, а он рассвирепел – почему аборт не сделала? И свекровь ей  тоже  с приветом досталась. Представляешь, бабища в три обхвата с такой допотопной «халой» на голове, член-корреспондент академии педнаук. Напор – слона  свалит. Она Ленке житья не давала – то не так, это не так, внуков воспитываешь неправильно, мужа до язвы довела, пятое-десятое. А Ленка тихо так «Да, мама, нет, мама» - я б не выдержала. В общем, Алик карьеру делает – а она у плиты.  Естественно, он к ней – свысока. Инженер-то  отличный, прямо гениальный, пошли предложения от фирм, деньги появились, квартиру обставили, машину дорогую купил. Но дома не бывает – на работе днюет и ночует. Я ей говорю – как ты терпишь? А она: люблю, и все. Идиотизм какой-то.
Алла: И чего, он ее бросил?
Наташа: Он бы не бросил, удобных не бросают. Дом блестит, готовка отличная, дети присмотренные – фигурное катание, английский, то, се. А он живет, как вольная пташка. Нет, она сама бросила.
Алла: Вот тебе на! Чегой-то?
Наташа: Его когда во Францию пригласили работать, он сначала один уехал, устроиться, то да се. Потом она к нему, осмотреться, чтоб потом, если понравится, детей перевезти – и нашла под ванной расческу с женскими волосами. А он и не отпирался. Ну и все… Развелась. Но он, конечно, порядочный – деньгами помогает, так что она может себе позволить … детей воспитывать.
Алла: Может, и дура? Перетерпела бы – Франция, все-таки. Эх, мне бы в Париж – я б там развернулась!
Наташа: А как потом с человеком жить, если …
Алла: Дура ты, Наташка. Жизни не знаешь.  Прын-цы-пы! Поэтому и сидишь в своей дурацкой библиотеке. Да еще детской! Все думаешь, пользу приносишь. Ну, погляди на себя – тебя приодеть, в чувство привести, чтобы выспалась, косметика, то-се – цены б тебе не было! Небось, «Орифлэймом» каким-нибудь мажешься? А ты знаешь, что я в школе работала, да вовремя ушла?
Наташа (недоверчиво): Ты? В школе?
Алла: Я. Именно. А что? Училкой начальных классов. Нетушки, надоело чужих дебилов учить за такую зарплату. Вовремя сообразила, отвалила в банк. Сначала, правда, в обменнике сидела, а потом пошла, пошла расти… Теперь замначальника.  Я ж сообразительная. Наглей надо быть, Наталья! Пошли к нам в банк, как раз в обменнике место освободилось. Ты мне, вообще-то, нравишься – помогу, если что…
Наташа (отмахивается): А я с деньгами не умею – то теряю, то недосчитываюсь. Ни за что в банк бы не пошла. Самое противное   на работе – деньги собирать на мероприятия… я всегда в пролете, приходится свои добавлять. Сын смеется – мама, ты их боишься, вот они тебя и не слушаются. Да ну, не люблю я их! А с детьми работать люблю (смеется). Слушай, вот ты оценишь –  у нас в каникулы «День книголюба» будет,  я детям такую инсценировку написала – про Пушкинский лицей, по Эйдельману, так они у меня…
Алла (перебивает со злостью): По  Эйдельману, блин! Вроде  умная, но не понимаешь, что время изменилось. Хочешь сказать – я  корыстная, а ты порядочная? По Эйдельману… Мягкотелая ты просто! Куда течением несет, туда и плывешь. Сидишь в своей занюханной библиотеке со своим занюханным Пушкиным. Кому это надо? Ты думаешь, детям надо? Не смеши! Счастье, дорогая, надо ковать своими руками. И сто раз можешь мне доказывать, что твоя работа благородная – вот и ходи восемьдесят лет в одной дубленке (гордо запахивает простыню как римскую тогу и возвышается над сидящей Наташей.) Пойду-ка я в парилочку… (Уходит.)
Из массажного кабинета появляется Лена.
Лена: Ой, как же хорошо!  Никакого мужика не надо… Кто следующий на ложе наслаждений?
Наташа: Уже иду.
Лена: А ты что какая-то смурная? Случилось что?
Наташа: Да так… ничего…
Лена: Ну, я же вижу.
Из массажной  появляется Нина Ивановна с ведром и шваброй, проходит
в сторону парилки.
Наташа: Ага... Сашка, знаешь,  совсем ушел. И знаешь, что сказал на прощанье? Багрицкого процитировал: «От черного хлеба и верной жены мы бледною немочью заражены» (Нервно закуривает.)
Лена:  То есть, свой уход красиво обосновал, опираясь на поэзию? М-да, Наташ, сочувствую… переживаешь? Да брось ты, мужики все такие. Все зависит от женщины. Ты должна быть мудрой – придумай что-нибудь кардинальное, чтобы ему хотелось почаще дома бывать. Ну, ремонт,  что ли, сделай. Они это любят. Новый интерьер, мебель переставь, ну там креслице уютное к телевизору. Нет денег – найди,  одолжи. И будет как шелковый. Главное, делай вид, что ничего не происходит – мур-мур, миленький, а знаешь, что у нас на обед….
Наташа: Ленк, ну что ты несешь? Какой ремонт, какой обед?
Лена пожимает плечами и уходит в парилку.
Разведусь  к черту!
Нина Ивановна (появляясь):  Девчонки, вечно  в душе лужу устраиваете, а я подтирай за вами! Кстати, я там в парилку настойку мяты отнесла, пользуйтесь… Опять куришь, Наталья? Вы уж простите, но пару слов услышала… Балда ты стоеросовая! Терпи и всё. Я вот тоже дурой была, гордость-то  взыграла, развелась, а ему что – у него сейчас молодая, а я, дура старая, уж десять лет одна локти кусаю и детей тяну.  Плохо, Наташ, одной, ой как плохо! Наташка, я тебе худого не посоветую – перетерпи, девонька. (Берет со стола пепельницу, подносит Наташе). Кидай сигарету. Кидай, я сказала! Пойдем, спинку помассирую, легче будет. Ну, идем, сегодня со скидкой сделаю. Все будет хорошо, все будет хорошо…
Уходят. Появляется Алла, садится на диван, начинает звонить по мобильному.
Алла (интимным  голосом): Олежек, это я … Ну, в сауне… Я же тебе говорила… Расслабляемся. Нет, еще массаж… ох, она так делает, прям до оргазма… да ладно тебе скромничать… прямо вижу, как покраснел… Скучаешь? Подъедешь, закинешь меня домой… В пробке стоишь? Ну прекрасно,  на душ Шарко еще успею… Или в солярий… Ну, все тебе расскажи… Потом, потом расскажу… Так ты подъедешь?  Все, все, целую…
Из парилки  появляется Люся.
Люся: Это ты  со своим Вовкой? Прямо вся медовая. Ремонт, что ли, тебе доделал?
Алла (накладывая перед зеркалом зеленую маску на лицо):
Ну ты скажешь тоже – со своим… Какой он мой? У меня теперь новый роман. Мы ж с  Вовиком не расписаны, ты чо, не знала?
Люся: Так вы же лет пятнадцать прожили? Разве не одно и то же?
Алла (жестко): Нет. Не одно. И если я его теперь выставлю – у него никаких прав. Он у меня не прописан. Чемодан за дверь – и гуляй! (Половина лица у нее уже зеленая)
Люся: То есть как – выставишь? Он же тебя, вроде, любит? Эх, кто бы меня так любил!
Алла: И новый любит (поворачивается, теперь уже все лицо зеленое).
Люся: Слушай, тебе даже зеленая рожа идет! Ты же сама говорила, он Эльку воспитывал лучше отца родного.
Алла: Ага,  и не скрываю. Нежнейший папочка. Я бы без него не справилась – с ее-то диабетом. А теперь все, Элька взрослая уже. Мне правда, ее парень не очень нравится. Боюсь, что они уже того… Что-то бледненькая. Но разве убережешь? Пусть сами разбираются, а у меня своя жизнь.
Люся: А чем тебе Вовка не угодил? Приятный такой мужик…
Алла: Ага, приятный, только тюфяк каких мало. Сколько с ним живу, он так шофером и работает у этого… депутата… как его… ну, я их путаю. И больше ни-че-го! Пока я ребенка больного тянула, он мне очень даже ко двору был. А теперь, Люсечка, у меня руки свободны. Вот пусть только ремонт доделает, тут я ему и объявлю! (с пафосом) Я эту жизнь, Люська, оседлаю! Все увидите! А этот мой Олег, – у него перспективы. Он мой начальник – значит, и  у меня перспективы. Жизнь надо делать собственными руками! Соображаешь?
Люся: И всё-то  мы, дуры, на что-то надеемся. Мамане моей уже семьдесят три, а тоже все надеется. Летом сидит на даче, как городская сумасшедшая, – кружевное платье, шляпа с полями и веер в руке. А мимо молдаване  ходят, строители. Один ей забор чинил, потом повадился чай пить, а потом, слышу,  уж и замуж зовет, а она кокетничает, как барышня. Не понимает, что ли, что он дачу на себя переписать хочет… А она – в шляпе. С веером…

3. Зима
Искусственная елочка.  За столом все, кроме Олеси. На столе бутылка мартини.
Нина Ивановна (косясь  в телевизор): Ой, девки, сопьетесь вы и меня споите! Сегодня-то  что за повод?
Марийка: Я из Венесуэлы вернулась! С друзьями-итальянцами неделю жили на необитаемом острове. Чао-какао. Терпеть не могу отели, даже пятизвездочные. А тут все естественно – природа, жарища, море синее, пальмы. А песок какой! Рай, рай…. А сюда приехала – снег грязный, сугробы, машина буксует, нянька на ребенка огрызается…бррр…
Люся: А что с Канадой?
Марийка:  А куда она денется? Скоро уже…
Алла (рассматривая фотографии): Красивые у тебя друзья. Ну,  прям  рекламные снимки! И опять без мужа?
Марийка: Он занят, у него деловые переговоры. Партнеры из Австралии приехали.
Алла: А подруги были? Или одни мужики?
Марийка: Какие там подруги – это вы у меня единственные подруги! (Удивленно.) Я вот знаете на чем себя ловлю – почему-то вас вот вспоминаю – то в Марокко, то на Карибском море, и чувство такое – вроде, семейное.  Думаю – и об этом девчонкам расскажу, и то  покажу. А ведь мы, что самое странное, почти случайные знакомые. Дважды в месяц по четвергам
 - и все, разве что изредка во дворе столкнемся. А вот  прикипела. А это – вам сувенирчики! (Достает цветные пакетики, раздает.) Нравятся?
Наташа: Ух ты! Какая ракушка!
Люся (рассматривая браслет): А-а-а-а! Красота!
Алла (щелкая зажигалкой): Со стразиками? Прикольно!
Лена: О, мне как раз на стенку в кухню! (Показывает Наташе настенную тарелку).
Нина Ивановна (разворачивает  косынку с пальмами): Ох, девонька ты моя! Ну, золотое сердце!
Марийка: Кстати, как вам мои сережки новые? (Покачивает массивными серьгами белого металла).
Наташа: Красивые. Серебро, да?
Марийка: Ну,  Наташечка, ну какое серебро, не смеши. Белое золото.
Наташа: Белое? Даже и не слышала. А зачем?
Марийка: Ну, желтое не в моде, а серебро носить – дешевка.
Наташа: Дешевка? (Хватает себя за серебряную серьгу). Так разве отличишь? Видишь, я же не отличила.
Марийка (смеется): Кому надо, тот и  отличит! И вообще, в этом сезоне – все белое. Металлы, машины, прикиды, вина. Даже банные халаты (смеется). Ну, так что, пьем? У меня сегодня белое мартини.
Нина Ивановна: Ох, сладкая ты девочка! Всегда веселая, всегда счастливая.
Люся: Нет,  сначала в парилку.
Уходят все, кроме  Лены и Наташи.
Наташа (тихо): Погоди минутку, Лен… я давно хотела спросить, откуда у Марийки  все это – машина? Белое золото? Тряпки? Экстремальные путешествия? Она кто?
Лена: Да ничего особенного. Аспирантка кафедры политологии МГУ, еще и не москвичка, между прочим. Из Тирасполя. А что ты думаешь, провинциальные девицы – они нас в сто раз активней. Посмотри на нее – динамомашина! Электровеник! Вперед и вверх!
Наташа: Но чтобы пробиться, это ж как работать надо! Я помню, когда  в аспирантуре училась – света белого не видела… А она какая-то … фик-фок… Маникюр, педикюр, БМВ… А у нее ведь ребенок, да?  И совсем не выглядит усталой. Да нет,  она симпатичная,  она добрая девчонка, это видно…
Лена (кивает): Да-да, очень добрая….
Наташа: Но знаешь, как-то странно. МГУ, говоришь?
Лена: Там муж  вроде бы непростой. Чеченец, что ли. Мне кажется, у него бизнес какой-то,  я не особо спрашивала, а она и не распространяется. Видишь, машину ей купил, квартиру отдельную для нее с сыном. Няню нанимают с двумя языками, французский-итальянский.
Наташа: Я думала, восточные мужья жен путешествовать с друзьями не отпускают. Продвинутый, наверное… Кто их сейчас поймет…
Лена: Я вообще-то слышала, что он сволочь порядочная, но ее, видимо, устраивает. А может и не устраивает, если в Канаду без него собирается...  Мы идем или не идем?
Уходят. Остается только Нина Ивановна у включенного телевизора.
Мужской голос: Знаешь, когда я впервые поцеловал тебя, то подумал, что просто задохнусь, а оказалось –  все легко и просто.
Женский голос: Господи! Так ты в первый раз, что ли, целовался? 
Знаешь, Костя, я всю жизнь мечтаю встретить человека, для которого буду первой и единственной.
Мужской голос: Давай постоим на мосту, отсюда вид такой красивый. Смотри, вон видна библиотека, там моя мама работает.               
Женский голос: Ах,  вот   в кого ты такой умный! …Знаешь, я не смогла бы уважать глупого мужчину. И  тем более  не смогла бы любить того, кого не уважаю.
Прибегают Люся и Алла.
Люся (закидывая ноги на стол и рассматривая их): Ножки мои славненькие, никто вас не любит… Алчонок, а  у тебя как  там дома?
Алла: Эльку замуж отдаю.
Люся: Ни фига себе! Так рано! Зачем? Еще восемнадцати нет. Смотри, моей двадцать два, а у нее и в мыслях...
Алла: Так Элька уже с пузом. Рожать надумала. А потом знаешь, так спокойнее. Пусть ее Славик теперь с ней и разбирается. Пусть за нее теперь как  муж отвечает. Сидят, понимаешь, голубчики, ребеночка ждут. Ну и хорошо. Главное, у меня теперь голова не болит, я своей жизнью займусь. Я сама еще могу ребеночка…  И Олег не против.
Люся: А  Вовку куда?
Алла: А все уже. Как и собиралась, чемодан за дверь – и привет.
Люся: Ну, ты даешь! А он?
Алла: Умолял обратно пустить. Но я всё, у меня теперь Олег будет жить. Решила – значит, решила. Люсь, посмотри на меня – все при мне. Работаю как зверь, но ухоженная, при деньгах, дочку пристроила за хорошего человека – у меня еще все будет. Я своими руками! Люсь, я своими руками, понимаешь? Я все начну сначала! Сорок два – какие наши годы!
Люся: А ей рожать-то зачем, с таким диабетом? Что-то вы там не продумали… Я тебе как врач…
Появляются остальные, Марийка открывает мартини. 
Марийка: Ладно, девчонки! Через неделю Новый год! Чтобы все мечты исполнились, исполнились, и еще раз исполнились! И все будет хорошо, этот я вам как главный везунчик обещаю! (Заразительно, по-детски  смеется.)
Алла (смачно откусывая грушу): Чтобы было хорошо, надо ковать железо,  пока горячо. Куете, девки? Наташка, вот ты куешь? Желание загадала? (Агрессивно.) А ну, колись, Несмеяна, что у тебя в голове? Может, чем поможем.
Наташа (стесняясь): Есть одно желание. Сделать  ремонт. (Вдохновенно) Как начало новой жизни! Может, дома тогда все по-другому пойдет. (Набрав воздуху и как в омут) Девчонки, вы мне денег не одолжите? Я отдам, ну, в крайнем случае, в течение года…
Неловкое молчание.
Люся: Да я бы с радостью… Но я машину покупаю, сама вот подзаняла.
Алла: Ну, ты  даешь, девка! Знаешь ведь, я сама по уши в ремонте.
Лена (накладывая на лицо красную глиняную маску): Да я с двумя детьми еле кручусь…
Марийка (с досадой хлопая себя по бедру): Как назло, я на нуле, а то бы одолжила! А  вообще-то, я  через два месяца уезжаю. Все, разрешение получила. Вот разбогатею там – помогу!
Нина Ивановна. Ну, девонька! Прямо не верится.
Лена: Ура! Вот это новость!
Алла: Свершилось, наконец? Молодец, пробила все-таки!
Люся: Наш человек в Канаде. Может, в гости как-нибудь соберемся… это я так, чисто теоретически. Помечтать-то можно?
Наташа отходит в сторонку и хватает сигарету. Нина Ивановна обнимает ее за плечи.
Нина Ивановна (утешающим шепотом): Ну, ты чего, дурочка, что ли? Кто ж в наше время денег просит? Это неприлично. А про них  ничего плохого не думай, хорошие все тетки. Просто сейчас так не принято, поняла? Это все равно как я тебе массаж бы делала в долг – а я в долг не делаю, потому что не отдают.
Наташа: То есть,  как это –  долг не отдают?
Нина Иванна: Ты прям с дуба рухнула, Натаха! Ну простая, как три копейки! Очень понятно. Не хотят – и не отдают. Я несколько раз нарвалась – все, будет! Время-то, посмотри, какое? Ладно, кто на массаж? Аллочка, давай первая, куколка моя!
Алла уходит за ней, Марийка и Люся в парилку.
Наташа: Куколка… Три раза на неделе приезжает на массаж. Нина Ивановна уже озолотилась, наверное.
Лена:  Да ладно тебе, у Нины Ивановны свои проблемы. Сын – алкаш, она его периодически кладет на лечение – это знаешь, сколько денег! И дочка немногим лучше. Оба не работают, вот она и пашет на них… И еще виноватой себя чувствует, что без отца их оставила. (Обнимает её за плечи). Наташенька, ты не дуйся из-за денег, неудобно получилось, но у меня тоже ни копейки лишней.  Мне, знаешь, Аликовых уже не хватает. Мальчишки большие выросли, этому – репетиторы, этому – плееер новый, а тряпки, а обувь… Я вообще собираюсь на работу выйти.
Наташа: Нет, ну что ты… А здорово как! Выходи! На свою кафедру? По той же теме?
Лена: Наташ, не смеши. Я столько лет пропустила, что все темы давно поменялись, и кто меня вообще там ждет. Наука же не стояла, пока я кастрюлями гремела. Догонять надо, а я уже не смогу. И потом, сколько там платят, на  кафедре? В обменник  пойду, при банке. А там посмотрим.
Наташа: Она и тебе предлагала?
Лена: Она всем предлагала. Вроде как спасательный круг. Потом можно на бухгалтерские курсы.
Наташа: Лен, ты же кандидат наук! Какой обменник?
Лена (с вызовом): А если, Наташ, я хочу, чтобы меня дети уважали? У-ва-жа-ли, понимаешь? Они что, будут уважать университетского мэнээса? А сотрудника банка – будут. Ты бы их видела – упрямые и самовольные оба, все в отца. Я с ними давно уже не справляюсь – все хочу по-хорошему, а потому начинаю орать, до истерики – и сама себя тогда ненавижу! (Переходит на крик). Наташ, я все в них вложила, мне мама всегда говорила – главное, как детей воспитаешь, работа не главное, я ж им все отдавала, а они… Должна, должна, должна…. Почему я всем должна? А куда денешься? У старшего гастрит, значит, еда должна быть домашняя. У младшего астма, тоже в детский сад не отправишь. То врачи, то больницы, какая там работа… Наташ, я же ни от чего не отказывалась, я честно все делала. А они видят, что мать как курица, и никакого уважения. Старший давно хамить научился,  теперь младший начинает. Понимаешь, мальчишки без отца не должны воспитываться… А где они, эти отцы? Где? Наш папочка воспитанием и раньше не занимался, а теперь и вовсе раз в году. Так они его уважают! У-ва-жа-ют! Потому что он крутой! Он на «Лексусе» ездит! Он старшему обещал машину подарить, если в университет поступит. Они при нем пикнуть не смеют,  даже со мной деликатные, а как его нет – они просто об меня ноги вытирают. Наташ, и помощи никакой! Даже в магазин не сходят. Ты, говорят, нам не указ, не могла свою жизнь выстроить как надо, вот и молчи теперь. И свекровь говорит – сама дура, могла и потерпеть – такого, как мой Алик, еще поискать надо, подумаешь, нашлась тут принцесса на горошине. Нет, мне надо, чтобы уважали!

4. Начало весны
На столе ветки вербы. За столом Марийка, Наташа и Люся, закутанные в простыни, пьют чай. Рядом с Наташей мобильник.  Алла в стороне, очень напряженная, роется в сумке, листает записную книжку.!
Марийка (оживленно): Ну вот, наверное, я с вами в последний раз… Столько дел, столько сборов… Девчонки, я скучать буду. Я вам напишу, честно. (Жалобно.) Вы меня не забудете, а?
Люся: Маришечкин, мы рады, что все у тебя хорошо. Мы вообще рады, когда у кого-то хорошо. Я тебе желаю найти там подруг не хуже. Даже лучше.
Марийка (бодрясь): А я и не сомневаюсь, что все будет отлично. Чего, собственно, мне сомневаться? Ну, идем в парилочку, что ли?
Наташа: Идем, идем.
Люся и Марийка уходят в парилку.
Наташа: Сегодня с бергамотом… Как дела, ты еще не бабушка?
Алла (мрачно): Плохи, Наташка,  дела. Девчонка недоношенная родилась,  пятые сутки под колпаком. Элька ревет, аж опухла вся. Но хуже всех Славик, муженек ее. Его пустили, он как посмотрел на ребенка, его прям заколбасило. Здоровый такой парень, а тут слезы текут. Если выживет девчонка, он их на себе вытащит, и Эльку, и малышку. Не знаю, шансы есть, но мало. Господи, чего-то мне страшно так! Я все утро там сидела, и ушла – не могу больше. Еще один профессор должен консультировать. Сейчас как на иголках, звонка жду. Вот ведь жизнь полосатая – с мужиком все в ажуре, так с ребенком беда…
Наташа: Держись, что тут еще скажешь. Да они молодые, у них еще будут дети.
Алла: Если бы…  Ты понимаешь, все из-за Элькиного диабета, она же тяжелый инвалид, но была уверена, что выносит. Врачи, правда, не советовали – но ты понимаешь, не верили мы этим врачам. У девки смысл в жизни появился. Она же у меня с детства на инсулине, она вообще не верила, что долго проживет. Выпивать стала, а ей нельзя, несколько раз ее из комы вытаскивали. А тут – совсем другая, расцвела, надеялась…  Наташ, может и не получится больше у нее… Не знаю, не знаю… Пойти массаж сделать, может полегчает… (уходит в массажный кабинет.)
Наташа: Позвонит? Не позвонит? Все-таки годовщина. Самой, что ли, позвонить? Монетку, что ли бросить? (Уходит в раздевалку, возвращается с монеткой,  несколько раз подбрасывает и ловит, боясь разжать ладонь, наконец разжимает). Решка. Не звонить.  Ну и не буду, и правильно.
Появляются Марийка с Люсей.
Марийка: А что-то  Олеськи совсем не видно? Все учится?
Люся: Да мой козел всю психику ей сломал. Папаня чертов, засранец.
Марийка: А папаня при чем?
Люся: Совсем сдурел, идиот. Офицер, блин! Нажирается каждый день и такое дома устраивает, туши свет! Шляется по каким-то девкам, потом приходит и начинает мне орать: «Старая дура, у меня на тебя не стоит! Пошла вон!», и все при Олеське. Раньше тихо говорил, а теперь на всю квартиру, мудак проклятый. Я, Мариш, как врач все прекрасно понимаю – они в таком возрасте бесятся, ни одной юбки не пропускают, но совесть-то надо иметь! Олеська теперь вообще от мужиков шарахается. Я ей говорю – чего парня-то своего нет, а она на папаньку как посмотрит – нет, говорит, никогда и ни за что! Мариш,  ты представляешь, вчера пришел на бровях, даже до туалета не дошел – нассал на Олеськину куртку, новую, она денег со стипендии прикопила и купила... Прямо на вешалке. Не понял, козел, спьяну, что он не на улице…  Теперь только выкинуть, а так ей шла… С голубеньким мехом… С голубеньким…
Наташа (не сводя глаз с телефона): Ты серьезно?
Люся (раздраженно): Нет, нарочно придумала.
Марийка: Люсь, ну так выгони! Или сама уйди.
Люся: Как я выгоню, если это его квартира? А уйти – куда?
Марийка (уверенно): Снимать же можно…
Люся: На какие шиши – снимать? На двух работах кручусь – и то еле хватает. И машинку, хоть какую, ну очень хочется! И Олеська еще не зарабатывает. Диплом защитит – тоже особо не разбогатеет. Ты вообще знаешь, как деньги даются? Прям на Марсе живешь…
Марийка: Ага, марсианка. Знала бы ты… как мне даются… Ладно, Люсь, все наладится…
Появляются Нина Ивановна и Алла. Алла молча уходит в парилку,
Нина Ивановна: М-да, что-то Алка  мне не нравится сегодня. Массирую, а она вся как деревянная, гипертонус сплошной.  Девчонки, вы за ней присмотрите. Знаете что – у меня тут заначка  меда с солью… (Уходит и возвращается с баночкой). Вы ее там обмажьте хорошенько, да еще и поговорите о чем веселеньком. Ну-ка, давайте…
Люся: Да мы только что оттуда…
Нина Ивановна: Ничего-ничего, давайте еще раз – нехорошо, чтоб она одна оставалась.
Марийка и Люся уходят.
Нина Ивановна: А ты чего сидишь?
Наташа: Звонка жду. Не идти же в парилку с телефоном.
Нина Ивановна: А-а, ну да…А чего это Ленки нету? Вроде на массаж договаривалась. Или на работу, наконец, устроилась? А ты на массаж не хочешь? А-а, ясно, опять без денег.
Наташа: У Ленки проблемы. Свекровь в реанимации, она пятый день  у нее дежурит.
Нина Ивановна: Слушай, но это ж свекровь – быв-ша-я! Там что, больше некому посидеть?
Наташа: Некому. Сыночек в Париже, мужа нет, больше никого.
Нина Ивановна: Так ты про эту свекровку, вроде, говорила, что она Ленку поедом ела всю жизнь, и чего,  она теперь с ней сидит? Ну, дает!
Наташа: Вы что, Ленку не знаете? Если человека спасать, так она первая.

5. Весна
На столе тюльпаны. Нина Ивановна  у телевизора. Входит Наташа.
Наташа: Весна, волшебница вы наша. 
Нина Ивановна (отрываясь от экрана ): Весна, ох, весна. Поясница болит, сил нету.  Работу надо бросать, не могу больше… уйду я. Опять ты со своими глупостями? Но приятно… «Волшебница…» Ну что, уехала наша красавица? Марийка-то?
Наташа: Уехала, в ресторанчик итальянский на прощание всех пригласила, на Трубной, все чудесно было. У нее хозяин ресторана знакомый. Так с нами носился, прямо как в кино. Это же, наверное, денег каких стоит! Я как-то даже растрогалась – ну, кто я ей – случайная знакомая… а тут карпаччо, мидии, вино белое … Обещала написать, как устроится. Господи, хоть у кого-то все сложилось! (Уходит за ширму.)
Нина Ивановна: Чудная девочка! Золотое сердце! А меня вот не позвала… да я бы, может, и сама не пошла.
Вплывает Люся в клетчатой пелерине с бахромой и в широкополой шляпе с меховой оторочкой.
Люся: Девчонки! Аплодисменты! Я машину купила! Знакомая продала, совсем недорого.
Наташа (выглядывая из-за ширмы): Из девчонков пока только мы. Молодчина ты!
Нина Ивановна: А какую?
Люся: «Дэу Матиз», «корейка», почти новая. И всего за  четыре тысячи!
Наташа: И водить научилась?
Люся: Почти. Еще чуть-чуть – и права получу. Правда, задним ходом еще за все задеваю, но главное – не боюсь! Девчонки, совсем не боюсь! И так нравится – на скорости! (Хватает шляпу, изображает руль.) Ту-ту-у!. (Поет.) «Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки потом!» (Пауза.) Ну, а мальчики – а эта дрянь потом!
Появляется Алла, остолбенело на нее смотрит.
Алла (поняв). А, хорошие новости? Ну, давай, Люська, дерзай! Крепче за баранку держись, шофер! А я бы ни за что за руль не села, на это мужики есть. Пусть и возют. А что это на тебе надето, модная ты моя?
Люся: Пелеринку себе сшила, а что? Не бутик? Но и не вьетнамский рынок. Алчонок, это же эксклюзивная вещь! Ручная работа.
Алла: А ну, поворотись-ка, сынку! (Осматривает ее со всех сторон.) М-да, дорогая, может, конечно, какой пенсионер на тебя и позарится… А шляпа? Люсь, где ты откопала такую шляпу?
Люся (с вызовом): А я свою старую мехом обшила!
Алла (морщится): Ты лучше давай, раздевайся скорее – гораздо красивее, чем в этих…  ммм….
Люся: Сейчас, сейчас… А Олеськи моей не было? Обещалась ведь… (Скрывается за ширмой.)
Наташа (выходит в простыне). А вы заметили, что мы все гораздо красивее в простынях?
Алла: Ты не замечаешь, что еще лучше – без простыней?
Наташа  Ну, ты вообще эталон! Ножка – как у ботичеллиевской Венеры.
Алла: Хо-хо!
Нина Ивановна: Смотрю я на вас, девки – как на подбор ягодки, и образованные, и красивые, но чего ж вы все такие невезучие? Что за мужики вам достались? Мне бы ваши формы – так я бы еще!.. А такая туша кому нужна? Но это ж, девчонки,  у меня профессиональное. Тощая  клиенту такой массаж не сделает – а уж как я делаю, сами знаете! Но сегодня – отдыхаю. Не могу, как спина болит. Вы тут побудьте без меня, я на третий этаж схожу, там у главврача день рождения... (Уходит.)
Наташа: И вправду, невезучие. Или выборка нерепрезентативная? Может, только несчастливые в сауне и оттягиваются?  А у  остальных – дела поинтересней…
Алла: Ну, это не про меня. Я – самая счастливая.
Наташа: Люсь, ты скоро? А то мне совет медицинский нужен…
Голос Люси: Иду-иду. Да ты покури пока.
Алла: Ой, только ради бога здесь не курите! Тошнит уже от вашего дыма.
Наташа: Да ладно, не буду.
Наташа и Люся уходят в парилку. У входа появляется Олеся.
Алла: Привет, цыпленочек.  Давненько тебя не было. Уфф, прямо раздеться не могу, такая млявость. Вот пришла и сижу. Что-то ослабела. Из-за поста, что ли?
Олеся (уже из раздевалки): Вы поститесь?
Алла: А как же. Очень даже строго.
Олеся: И в церковь ходите?
Алла: А вот это – нет. Но поститься полезно – шлаки выводит. Ты медичка, сама знаешь.
Олеся: А у меня и так аппетита нет, а тут что – на каше сидеть? Фу, вообще в рот не полезет.
Алла: Почему обязательно на каше? Себя любить надо. Я с работы – в «Елисеевский», себя побаловать. Фрукты-овощи отборные, рыбки там деликатесной – это ж допускается. Девонька, себя вообще больше всех любить надо, тогда тебя и другие будут любить. Себя надо беречь – не то, что Наташка – сигарету за сигаретой смолит, или Ленка – ей бы конфетку-булочку, а потом – ах, худеть надо! Нет, я собираюсь жить долго и красиво. А вся красота – в моих собственных руках. (Рассматривает свой маникюр, начинает заваривать чай, тут же достает мобильник, но не звонит.)
Олеська, тебя, между прочим, мать заждалась!
Олеся: Да бегу уже! (Убегает в парилку).
Алла (Набирает номер).  Олег, это я… Слушай, ты сможешь заехать? Да что-то мне как-то не очень… ну, сам понимаешь… Да не волнуйся, ничего страшного, я бы и сама дошла, но на всякий случай… Конечно, не надо было … хорошо, я посижу просто. Ну, целую, пока. Жду.
Из парилки появляется Наташа.
Наташа. Я к тебе. Не буду мешать воссоединению матери с дочерью. Они там завелись на какие-то медицинские темы, слова в простоте не скажут. Я лучше с тобой чайку выпью. А ты так и будешь сидеть? Не раздеваясь?
Алла: Не знаю, что-то мне как-то не очень… давление, что ли… сейчас с нашими медичками посоветуюсь.
Наташа: И правда, посиди лучше. Ну, а как твой рыцарь? Еще не разочаровалась?
Алла: Я-то нет, у меня с Олегом все как в песне.
Наташа: А дочка? Ребеночек-то как?
Алла: Тьфу-тьфу, пока ничего, нормально. А у тебя что? Вроде лучше, ишь, заулыбалась, блин? Ну, скажи – да? Лучше? Морда порозовела, а то прямо как мумия ходила.
Наташа: Ты знаешь… вы все были правы… потерпеть немного… и вернулся… (Накладывает белую маску.)
Алла: Ты, мать моя, особо не обольщайся, такие вещи так просто не кончаются... Вот увидишь, не в последний раз… Ну да, ты ж у нас самая простодушная... Зато я всех построила! Мой прежний обрыдался весь, пусти его обратно – нет уж. У меня теперь свои планы. Ты вот на меня смотри – помнишь, как я шубку в салоне покупала? Вместо трех за две пятьсот взяла. Полтыщи отспорила. Вот и вся жизнь такая.  Ты думаешь – с ней нельзя торговаться, а я знаю, что можно и нужно. У меня единственной из вас сила воли есть. И никакой ни к кому жалости – только к себе. Москва слезам не верит. Ты еще увидишь, как у меня все о, кей  будет!
Появляется Олеся.
(Поворачивается к ней.) Ты что так быстро? Горячо сегодня? Ну, и правильно я не пошла. Чаю налить? А скажи, звездочка наша, как у тебя с кавалерами? Есть прогресс? Или все так же монашкой ходишь? Парней, что ли, мало в медвузе?
Олеся: Терпеть их не могу! Я вообще не понимаю, как с ними можно!
Алла: Почему это? Лови вот яблочко!
Олеся:  Спасибо. Теть Алла, ну сплошной же цинизм. Он с тобой десять минут говорит, а потом сразу хочет в койку. И ни-че-го! Больше ни-че-го! Тупые все! Хамы! Ровесников ненавижу!
Алла: Ищи себе постарше. И не смей меня тетей называть! Ты вот практику в больнице проходила – не могла какого-нибудь главврача подцепить? Или в кабак с подружкой, а там… Ты с виду такая фактурная, должна успехом пользоваться!
Наташа: Ну, что к ребенку пристала?
Олеся: У-у-у! Меня подруга один раз в ресторан зазвала – свой день рождения отпразновать. А там, рядом, семейная, что ли, вечеринка, и всякие старые козлы как начали на нас глазами стрелять. Танцевать один такой пригласил.  Прямо «сползает по крыше старик Козлодоев, он стар, он желает в сортир… тара-тара-там-пам-пам…» Я сначала согласилась, а потом чуть не умерла от отвращения. Руки липкие, глазки масляные – смотрит, как… нет, не могу. И жена из угла такими глазами … как раненый кролик… а у него на меня чуть слюни не текут…. бррр… еще хуже ровесников. При чем тут успех? Ненавижу! Я уж лучше в ординатуру. А потом, может, уеду. Как Марийка.
Наташа: Марийка молодец, добилась. То есть, я, конечно, всю эту эмиграцию не одобряю, но ей хотелось, вот и  добилась. Заработала и уехала.
Алла. Ой,  не могу! А ты хоть знаешь,  как именно   заработала?
Наташа: Не знаю… Политолог – может, парила-пиарила кого-нибудь. Или муж дал.
Алла: Простодушная ты наша! Я до сих пор молчала – теперь скажу. Муж держал «гостиницу» для приезжих иностранцев. Крутую тачку ей купил – она на ней в аэропорт ездила, гостей встречала, провожала… ну, и спала с клиентами. И друзья ее, с которыми она в Венесуэлу… в общем, тоже его клиенты. Семейный бизнес. Ты еще спрашивала, как восточный муж ее одну отпускает? Он ее зарабатывать посылал! Надоело, вот она и решила уехать. Денег подкопить и уехать. А иначе как подкопишь? Ха-ха, муж дал! Он ей за работу заплатил!
Олеся: Ой, мамочки!
Наташа: Алка, врешь ты все! Не поверю никогда! Ты сама выдумала? Почему ж ты такая злая?!!
Алла: Не выдумала – передачу видела про валютных проституток. Уже после ее отъезда. То-се, «как дошли до жизни такой?». Ну, знаешь, такая лапша на уши. И Марийку там показывали. Правда, лицо черным квадратиком, как положено, закрыли. Но я узнала. Все повадки ее, и голос. Даже кепочку узнала. Злая я… скажешь тоже… Не пропадет, я думаю, в Канаде… С такой-то профессией. (Ехидно) Политолог! «Золотое сердце»!
Наташа: Злая, злая, злая…

6. Лето
В вазе ромашки. За столом Лена и Наташа  в простынях, пьют чай.
Наташа: Что-то Алки нашей  не видно.
Лена: Я думала, ты знаешь. Ребенка ждет.
Наташа: Здорово! Я почему-то так и думала. 
Лена: Я их с новым мужем встретила недавно – тяжело носит, опухшая какая-то. Но веселая: «Я, - говорит,  - судьбу победила! Все у меня хорошо, все хорошо!» Конфетку хочешь?
Наташа: Ну, и ладушки. А муж-то что из себя представляет? Конфетку не хочу, а вот сигаретку… Будешь?
Лена: Давай. Знаешь, он мне не понравился. Здоровый такой лось, но хмурый. Неприветливый. И счастливым, похоже, не выглядит. Но это ж – кому как. Нине Ивановне, например, нравился. Заботливый, говорит – он Алку иногда на массаж сюда привозил, а Нина – тетка глазастая, все сечет. Да ей и интересно – такой сериал на глазах развивается. У тебя-то как?
Наташа:  Мой благоверный вернулся к родному очагу. Но, знаешь, как-то неубедительно вернулся. Со съехавшей крышей. Разговоры такие странные – будто мстит за что-то. Я ему жить мешаю, дремучая и несовременная. И знаешь, что сказал? Основная движущая сила жизни – секс и эротика, а какая эротика может быть по отношению  к жене. Нельзя же одну и ту же двадцать лет любить? А я же, говорю, тебя люблю. Так он даже книжку мне купил – о том, что любви не бывает. А бывает только психологическая зависимость, и ее надо лечить. Понимаешь?
Лена: Угу. Лечить. Понимаю. А чего ж тогда вернулся?
Наташа: Наверное, на молодую сил не хватило. Там ведь тоже отдавать надо, не только брать. Поначалу трахаться хорошо. А потом ведь тоже какие-то отношения надо строить, мужчину из себя изображать. А сил нет. А дома можно расслабиться и не изображать. А для тонуса – любовь по Интернету. Сидит целыми вечерами и по «аське» с девушками болтает.
Лена: А-а-а, у них это называется «в активном поиске». Ну и пусть болтает. Дома же сидит? Опять тебе не так?
Наташа: Да, Лен, не так. Мне неприятно, когда со мной ни слова, будто я табуретка. Или подушка. А девушкам – эсэмэски с объяснениями в любви. Я даже сформулировать толком не могу, как это неправильно.
Лена: А ты откуда знаешь? Про объяснения? Может, тебе чудится на почве ревности?
Наташа: Случайно получилось. У меня на телефоне деньги кончились, я взяла его телефон, а там высветилось… И одной, и другой… многим. Глупо, да? Лен, ты знаешь, мне даже в библиотеке с этими половозрелыми девицами стало работать трудно. Я про каждую голопузую теперь думаю, что она могла бы быть… из этих его… Давлю в себе это, а оно опять вылезает. И не хочу злиться, но злюсь. И ты знаешь, иногда кажется, что я – уже не я. Это во мне какая-то солидарная бабская ярость бунтует. Стихия! Будто это не меня обидели, а всю нашу женскую природу.
Лена: Да ладно тебе! Стихия! А ты не обобщай. Солидарность! Сауна – вот она и есть наша солидарность. (С иронией). Почти семья. Кстати, ты заметила, что нас семеро – семь «я»? И все разные. А приходим, раздеваемся, и уже неважно,  кто мы в настоящей жизни – врач, политолог или домохозяйка. Голые бабы, и несчастные. Поплачемся, сопли утрем – и опять в жизнь – учить, лечить… Я тебе всегда твержу – все от женщины зависит.  Мужики – они как дети. Существуют же определенные правила. Будь мудрой. Не обращай внимания на закидоны. Дом веди так, чтобы ему всегда хотелось к теплу и уюту. А сама делай вид, что все нормально. И никаких просьб: «Милый, сбегай за картошкой!» Сама сбегай – тогда все и будет в порядке.
Наташа: По-твоему, надо относиться к мужу, как  к глупому ребенку? Или инвалиду? А разве такое отношение мужчину не унижает? Мне-то хочется, как к равному. Как к такому же человеку, как я. И вообще, мне тоже иногда требуется забота и внимание. Я все-таки не только робот по уборке помещений.
Лена: Хм… Как к человеку! Так не бывает. Это же природа, а под нее подстройка нужна.
Наташа: Лен, ну ты сама дом вела идеально, от карьеры отказалась, и что? Делала вид, что все нормально. Все равно одна.
Лена: А я и сейчас дом веду. Пусть дети знают, что у них есть дом, хоть и без отца. И свекровь иногда заглядывает – пусть видит, как у нас  уютно и тепло.
Наташа: Думаешь, Алик вернется когда-нибудь?
Лена: Да нет,  уже не думаю. Но мне все равно так легче.
Наташа: Кстати, как там свекровь твоя?
Лена: Уже ничего. А то совсем плоха была. Полтора месяца в больнице. С ерунды какой-то началось, а потом что-то не то вкололи – лекарственная аллергия. Когда совсем загибалась, её спросили: «Родственники есть в Москве?», она говорит: «Нет никого». А потом уже, когда очухалась, врачи ей: «Что ж вы нас обманывали? Кто ж около вас сидел все это время?» И знаешь… она расплакалась… «Ты мне, Леночка, - говорит, - теперь как родная дочь… из могилы вытащила…»
Наташа: Она же об тебя всю жизнь ноги вытирала. Ты это ради Алика? Думаешь, оценит?
Лена: Нет, Наташ, не ради, Я сама не знаю, чего ради. Знаешь, как голос внутренний – надо, и все. Я не знаю – совесть, может. Она же не чужая. Моим детям бабушка. Только я на работу из-за этого так и не устроилась. Но ладно, успею еще.
Нина Ивановна (появляясь из массажной): Эй,  красавицы, вы зачем сюда пришли? Трепаться? Проблемы решать? Вы бы лучше сериалы смотрели – вот где школа-то  жизни. А накурили, фу-у!
Появляется Люся в  летней шляпе и платье с кружевами и воланами.
Люся: Лето, ах, лето! Привет, мои золотые! Как я вас люблю, и весь мир люблю! А все моя машинка, моя ласточка! Девчонки, я совсем уж за рулем освоилась. Только в гараж задом плохо получается, а  так  все прекрасно. У меня прямо самооценка изменилась! Я даже плакать перестала из-за своего козла, чессслово! Нагадит в душу – а я к своей ласточке – и вперед, по трасе, куда глаза глядят. Выдувает все обиды в момент.
Нина Ивановна: А что? Опять нагадил?
Люся: Еще смешней. Приходит  пьяный и орет:  «Я себе молодую девку секретаршей возьму! Свеженькую, чистенькую!» А я так тихонечко: «У тебя же дочь! Если бы про нее кто-нибудь так?» Он как вскинется, меня за плечи трясет: «А наша дочь – девушка? Скажи – она еще девушка?» - «Да девушка, - говорю, - успокойся. Олеська – та просто ржать начала. Кстати, она диплом защитила на «отлично».
Наташа: Поздравляю. А он у тебя где работает?
Люся: Да в фирме одной,  замдиректора. Где все его бывшие сослуживцы, отставники. Они же бывшие военные строители, с опытом. Нет, ты дальше послушай. Пять минут прошло – он опять орать: «Честно скажи, она у нас девушка?» Все-таки, есть еще какое-то соображение в башке… Может, еще мозги на место встанут. Хотя вряд ли. Это  их под старость так штормит. В пределах нормы.
Наташа: Всех, что ли? Я и не знала, что это норма…
Люся: Я, конечно, Натаха, цинична, как все медички. Но ты сама подумай: вот ты мучаешься, переживаешь, думаешь, что сама что-то не так сделала – а все проще. Я тебе сколько хочешь диагнозов для объяснения придумаю – спермотоксикоз, осеннее  обострение, мужской климакс, гормональный фон. На больных не обижаются, а? Коаксилу вот попей, если «Негрустин» не помогает.
Наташа: Выходит, они больные, а мы здоровые? Люсь, ну тебя послушать – вокруг вообще одни больные. Профессиональная деформация личности
Лена (горько): Ну почему же – они больные? Может, это мы больные? С бывшей свекровью сидеть… А Алик  из Парижа и не подумал к больной матери приехать – ему некогда. И знаешь, что интересно – она на него не обижается. Говорит – карьера важнее.
Люся: Да ладно вам! Против природы, девчонки,  не попрешь! Я тоже раскисаю иногда – хочется же человеческого отношения, а не «старую дуру» услышать. А то на работе приличный человек, а дома хам трамвайный. Или опять какой-нибудь хламидиоз лечить – он же мне вечно тащит всю микрофлору Москвы и Московской области…
Наташа: Какую еще микрофлору? Ты с ним все-таки спишь, что ли?
Люся: А с кем мне спать, ты сама подумай? Ну да, противно иногда, но ведь необходимо для тонуса, это я тебе как врач… и ты будешь, никуда не денешься… они такие, да… обидно, но я сразу мозги включаю – и помогает. И  разные другие утешения – машинка вот. Или баня. Отвлечься, главное отвлечься, чтоб не сидеть – с веером и в шляпе, как городская сумасшедшая. Или вот шить. Девчонки, хотите, я вам всем летних нарядов нашью? Хотите? Нина Иванна, хотите?
Нина Ивановна: Ага, мне только платья не хватает. С рюшечками. На медведицу такую. Пошли лучше, голубка, на массаж, я тебе спинку сделаю, как новую. А вы, девоньки, марш в парилку! Время-то идет!
Люся и Нина Ивановна уходят.
Наташа: Лен, я вот знаешь что подумала? Против нас идет необъявленная война. Тотальная война, по всем фронтам. И чем дальше, тем больше.
Лена: Ты о чем? Возьми лучше конфетку.
Наташа: Ты понимаешь, вокруг совершенно мужской мир. Чтобы  тебя уважали, нужно выбрать их приоритеты. Успех, карьера, деньги, секс. Конфетку! Вот твоя свекровь – она академик педнаук. Как она эту карьеру делала? Ты же сама говорила, что Алика одного с раннего детства дома оставляла, а сама на работу. Вот он и вырос такой… А ты предпочла детей растить в условиях собственного присутствия. Или Алка – ну, ты сама видишь. Это поведение по мужскому типу. Репрессированная женственность.
Лена (жуя конфету): Я не совсем поняла. Помедленней, что ли. Почему репрессированная?
Наташа: А потому, Лен, что твоя женская природа, которая тебе мешает детей одних дома бросить – считается чем-то даже постыдным. Тебя кто уважает – дети? Муж? Свекровь? А если б ты в реанимацию попала – она б с тобой сидела? Нет? Вот  о чем я и говорю! А за женственность теперь считаются куклы Барби да голые задницы. И мы, Лен, должны этому секс-стандарту соответствовать. А если не соответствуем в силу возраста – нас можно выкинуть из жизни, как вещь. Даже без объяснений – надоела, и все. Ты, говорит, дура, до сих пор не знаешь, что такое интимная стрижка. И тут понимаешь, что твою жизнь выжали, как лимон, воспользовались – и коленкой под зад. И вперед, по девушкам! С интимными стрижками! А у тебя ни карьеры, ни зарплаты, и вообще ты никто и звать тебя никак. И никакого положительного сценария на остаток жизни.
Лена: Да брось ты. Драматизируешь. (Протягивает ей конфету) На, твое любимое «птичье молоко», между прочим. Классика. Все так живут, и привыкли. И никто об этом не зудит, как ты. Женщина мудрее должна быть. Феминистка ты, что ли, блин?
Наташа (обиженно): Не феминистка, а тоже человек. Лен, тебе никогда не хотелось, чтоб тебя любили? Жалели?
Лена (почти агрессивно): Мало ли, чего мне хотелось. Хотелось-перехотелось.
Наташа (разворачивая конфету): Ага, классика. Есть женщины в русских селеньях…. Или  как закалялась сталь.…
Люся (появляясь из массажной): Девчонки, опять диспут? Так ведь и поссориться недолго! Ну, правда – хотите, я вам  платьев красивых нашью?

7. Осень
На столе кувшин с яркими осенними листьями.  Лена, Наташа и Люся, как обычно, пьют чай. Нина Ивановна, как всегда, вперилась в телевизор.
Мужской голос: Ну,  Светик, не молчи!
Женский голос: Ты же, Юр,  на меня никогда внимания не обращаешь, все про машины да про машины. Я-то, доверчивая, заснуть не могла, о тебе всю ночь думала,  а ты!..
Мужской голос: И как же  ты думала обо мне, моя киска?  Ммм…
Женский голос: Ты же, придурок,  мне сделал вчера предложение - забыл,  что ли?
Наташа (сидит почти спиной, намазывая чем-то лицо): Люсь, ну как там твой генерал?
Люся: Да ну его в жопу! Пригласил на дачу, я уж так разлетелась, а он даже в дом не пустил – сидели в каком-то сарае вместе с  его дружком… пиво теплое, без закуски даже… А потом говорит: «Людмила Петровна, а не купить ли вам дачку по соседству,  тут участочек один продается, так вы бы заодно и за моим хозяйством следили…» Вроде как в сторожихи нанимает, придурок.  Думает,  у меня денег полная кубышка – взять и купить. Чтоб его жлобскую рожу каждый день через забор видеть – вот счастье-то!  Идиот! Тьфу! (Весело) Генерал тоже… козел, как и все… В Интернете разве другого поискать? А там что – лучше, что ли?
Наташа: А Олеська?
Люся: Всё, в ординатуру поступает. До чего ж упорная девка, прям любуюсь. Но помягче стала – вон, в парилке расслабляется.
Лена (тоже сидит почти спиной, накладывая маску): А на личном фронте?
Люся: Ой, даже не знаю. Познакомилась в Интернете с каким-то корейцем. Говорит, вежливый, галантный. Ручку целует, цветочки там разные. В ресторан водил, потом в консерваторию. В койку сразу не тащит. Ей нравится. «Ну их, русских мужиков, к лешему», – так и говорит. А я Лен, боюсь, – кто их знает этих корейцев. Наши все-таки понятнее. Может, он вообще импотент какой. А она  мне: мам, главное, он меня уважает. Нет, ну вы представляете?
Лена: Уважает…Очень ее понимаю. Хотя грустно.
Наташа: Давайте тогда о веселом. Кстати,  как там Алка? Поздравить не пора? Вроде, должна уж родить.
Лена:  И поздравим. Нина Ивановна, Алка вам не звонила?
Нина Ивановна: Да нет. А давайте сами позвоним … (Набирает номер). Алло, алло! Олег, это вы? Здравствуйте, это Нина Ивановна. Из сауны…  Как дела-то у вас? Как это? Девочку? Три дня? Спасли?  Да вы что?!! Ох, Олежек… Держитесь…Да, я потом перезвоню. (Кладет трубку, садится, обхватив голову, потом орет басом, как сирена.)
На крик из парилки выскакивает Олеся.
Девчонки! Алка умерла! Девочку родила и умерла! Неделю назад. В Первой Градской! (Закрывает лицо руками). А девочка жива.
Все  четверо встают и окружают ее полукольцом. На лицах косметические маски – белая глина, зеленая глина, красная глина.
Наташа: Умерла? Как это? Не может быть!
Люся: Господи, – в Москве, в двадцать первом веке, молодая здоровая баба, красивая, ухоженная – как это, как это…
Олеся (в ужасе): Ой, мамулечка! Мне про этот случай вчера девчонка из группы рассказала – Вику помнишь,  она сейчас в Первой Градской! Я и не подумала, что это может быть тетя Алла. Случай – один на  шестьдесят тысяч.
Наташа: А что, что такое?
Олеся. Редкое заболевание... кровоточить начинают все капилляры, этого не остановишь, оно не локальное, оно везде. Не остановишь…оно везде…
Люся: Ни разу не встречала! Тридцать лет работаю!
Наташа (в тихой истерике): Мистика какая-то. Так не должно было быть. Она же самая счастливая! Она же всем нам показать хотела… И все хорошо было… все хорошо… Как будто судьба целилась в точку. Как будто она что-то сделала не так. И на лету, на лету! Вот это оно и есть… Понимаете… как будто Алка нарушила что-то, какую-то высшую справедливость… я не знаю… я не могу объяснить… господи, жалко, всех жалко… Никто же не понимает, что делает…
Люся (вдруг взрываясь): Замолчи! Ты что, совсем дура? Что ты мелешь? Замолчи, как ты можешь. Она что, выходит, в своей же смерти виновата? Прекрати сейчас же! Я думала, ты умнее!
Лена (мягко обнимает ее за плечи): Люсенька, ну что ты раскипятилась? Мудрей надо быть, мудрей. Может, просто карма. Все равно не поправишь. А то у тебя истерика, у Наташки истерика…
Нина Ивановна: Может, лучше помянем? У меня и чекушка есть. А ведь дитя осталось – кому оно теперь нужно… Олегу? Ну, не знаю… Молодой еще, свободный… не знаю… Ох, Аллочка, голубка ты моя…  (Достает бутылку, рюмки.)
Разливают, пьют и долго сидят молча.
Царствие небесное. А кожа у нее была какая, девчонки… атлас, шелк… я когда массаж делала – просто любовалась… ренессанс такой! (Плачет.)
Опять долгое молчание.
Звонит телефон.
(Вытирая слезы, берет трубку, молча слушает, опускается на стул.)
В трубке бубнит  гневный голос, слов не разобрать.
У главврача? Когда, сегодня?  Как  это - другого массажиста? А?.. Приказ уже?… Как?..
Слышны гудки.
(Пауза; кладет трубку на стол.) Они что, меня на пенсию? Офигели совсем? Нарушала? Чего это я еще нарушала… Да я,  как и все…Деньги, говорят, левые… Да я все равно им половину отдавала… Главное, приказ уже есть…  Как же это…(Вытирая слезы.) Все, девоньки, кончилась ваша сауна.
Гудки в трубке становятся громче.
Занавес