Посвящается ноте До, которая самая первая, у которой есть диез, и нет бемоля, а если и есть бемоль, то это уже совсем другая нота, чужая Си. Творчеству светлого Зеленого Эльфа, человека с сердцем, человека-сердце, человека-чувства http://www.proza.ru/avtor/greenelf
Когда я родился, мама закричала, врачи пооткрывали рты и стали перекидывать меня из рук в руки, как желторотые угли: я был сплошным комком мяса, никаких рук, ног, ушей и всего прочего, что прирастает к телу самостоятельно. Я пульсировал кратером, переливался с бока на бок. За мной наблюдали, но боялись положить горизонтально, дабы не придавить сердце или не перекрыть дыхания. Повесили кусок за веревки, поливали молоком, но больше слезами и лекарствами.
Когда я подрос-когда магия медицины очутилась в артериях, пришла кожа. Я ей понравился, она осталась и привязывалась ко мне с каждым миллиметром все больше и больше.
Родители стонали от радости и чесали губами разрастающиеся куски розового на моем сердце, врачи хлопали в ладони и примеряли нобель.
После кожи одна за другой повылезали руки и ноги, повыпрыгивали тут и там зубы, ногти, волосы и ресницы. А я привык к простой жизни, когда ничего не нужно контролировать, кроме стука; когда не нужно ловить то правую руку левой, то левую правой, не надо переставлять ноги, обдумывая и спотыкаясь каждый шаг.
Я становился похожим на людей с каждым днем все выше и выше: смотрел глазами, говорил ртом, трогал руками.
А когда ты сердце - ты просто живой шар, единое целое, чувство. Чувство родилось с первым из близнецов Разум-Сердце.
Не смотря на схожесть с другими, весть обо мне шла на сердцебиение быстрее, и тело постоянно трогали пальцами-глазами и сразу же отбегали, будто боялись взорваться рядом.
Меня спрашивали: "интересно, твое сердце ростом с тебя? Ты и есть оно? Оно растет вместе с твоей кожей или осталось маленьким?". А я не знал. Но с рождения внутри ничего не изменилось, я не был пуст, мое тело пульсировало.
Сердце заполняло все, но не могло расти больше. Ему мешала натянутая упругая пленка человеческих взглядов и приклеенная ко мне оболочка.
Кожа стала обижаться на меня кусочек за кусочком и отворачиваться, люди в белом приносили больше и больше мазей и ампул. Родители плакали темнее, закрывая окна и входные двери от блестящих ртов.
Однажды один честный врач, уходя, улыбнулся: "ваш ребенок никогда не будет нормальным".
Мама рассыпалась на осколки, папа бросился ее собирать, я стал пульсировать тише.
- Что за реакция? Будто я вынес смертный приговор! - врач недоуменно остановился в дверях, посмотрел на меня и улыбнулся.
- Вы только что сделали это, доктор, - сказал в глухой паркет папа.
- Как! Но ведь это прекрасно. Это небесное существо. Ему не нужен разум, потому что он - сердце! Ваш ребенок - совершенство! - очки доктора, дрожавшие в такт каждой сказанной им букве, спрыгнули с носа и разбежались по паркету. Он подлетел ко мне, прикоснулся ладонью к северо-западной части моего тела. Я ощутил силу, ту бессвязно-искреннюю, которая ничего не умеет, кроме как искриться чувствами. Потому что больше ничего не важно.
Я содрал с себя кожу, отбросив с ней все наросты, и пошел от людей сердцем.