Глава 25

Татьяна Кырова
      
Глава 25
               
         Перемены, происходившие в стране, города переживали тяжело, а для сельской местности стали настоящей катастрофой. С каждым годом деревня пустела. Всё чаще встречались дома с заколоченными окнами. Не обошла эта участь и Лучистое. Сельская глубинка в девяностые годы умирала тихо и смиренно. Без истерик и агонии. С обреченностью смертельно уставшего человека. Силы иссякли и мозолистые руки сельских тружеников опустились в изнеможении. Те, у кого была возможность уехать, срочным порядком срывались с насиженных мест, в поисках лучшей доли.
         После смерти Павлика приезжать в Лучистое для Алины стало сущим мучением. Только жалость к бабушке заставляла её садиться в автобус и ехать в деревню, не на всё лето, как прежде, а хотя бы на пару деньков. Она вышла из автобуса и не оглядываясь по сторонам быстрым шагом пошла к бабушкиному дому.
          Полина Егоровна сидела спиной к входной двери и несильным, но очень приятным по тембру голосом, напевала: «Сижу за решеткой в темнице сырой…». На кухонном столе живописной горкой высилась клубника, неповторимый ягодный аромат заполнил весь дом. Алина застыла в дверном проёме, не решаясь переступить порог, чтобы не испугать своим внезапным появлением свою дорогую старушку. Полина Егоровна перебирала ягоды лесной клубники, отрывая твёрдые плодоножки, готовилась варить варенье, и была настолько поглощена процессом, что не слышала, как внучка прошла по двору и зашла в веранду.

          Бабушку Алина любила, а вот отношения с матерью нельзя было назвать тёплыми и даже дружескими. Надежда с радостью отправляла дочь в Лучистое, чтобы не мешала. В деревне Алина научилась нехитрым премудростям: собирать ягоды, отличать съедобные грибы от ядовитых. От бабушки Алина узнала, что веники положено заготавливать после Петрова дня, а после второго августа купаться запрещено: "Илья Пророк в воду помочился". Так запросто в деревнях накладывался запрет на купание, прикрываясь именем Святого. Зная буйный нрав Ильи Громовержца желающих испытать на себе его гнев не находилось даже среди самой отчаянной деревенской братвы.
         
          Грустная песня, тоскливый пасмурный день, по-стариковски опущенные плечи и согнутая бабушкина спина, заставили Алинино сердце жалобно заныть. После внезапной смерти Павлика, к ней пришло осознание того, что никто не живёт вечно. Рано или поздно люди умирают и теперь мысль о вечной разлуке с любимым человеком омрачала радость встречи. Что будет с нею без этих дорогих её сердцу людей. Закончилась песня и Алина вошла в кухню. Бросилось в глаза большое медное распятие, висевшее на стене рядом с электрическим счётчиком, старушка стала открыто демонстрировать свою набожность. Это что-то новенькое. Старая Мария Прокопьевна молилась тайно. Теперь бабушка осеняла лоб крестным знамением перед сном и даже днём услышав дурные вести. Девочке всегда казалось, что чтение молитв входит в обязанности бабушек. Церковь в Лучистом была приспособлена под библиотеку, а трапезная в пункт по приёмке молока у местных жителей. Когда же домашнего скота почти не осталось и сдавать молоко стало некому, молоканку закрыли. Библиотеку перенесли в здание школы. Крышу старого строения разобрали, оставшись совсем без защиты от осадков, стены древнего храма быстро обветшали, и теперь восстановить его не было возможности. Действующая церковь сохранилась в глухой деревеньке Тумеево, что в пятнадцати километрах от Лучистого. По большим праздникам старушкам удавалось выпросить у председателя колхоза, Ионыча, грузовую машину для поездки на богомолье. После войны в селе было много вдов, отказать женщинам в такой малости председатель не мог. Хотя и не одобрял настойчивость своих богомолок. Опасался, что власть может повернуть вспять и ему нагорит за то, что поощряет мракобесие. Полина Егоровна обычно возглавляла делегацию в правление колхоза:
          – Мы к тебе по неотложному делу, Ионыч!
          – Знаю я ваши дела. Поля, ты то куда? В правление тебя избрали, а ты к попам шастаешь.
          – Не ворчи, Ионыч! Ты, как и прошлый год накладную проведи, по всей форме. Агитбригада.
          – Проведи. Вы себя видели, агитбригада? Ох, доведёте до греха. В райкоме узнают засмеют.
          – Не засмеют. Мы им споём про вдовьи слёзы.
          Жалко было Ионычу несчастных старух. Это теперь они старухи, а после войны молодые бабы были. Вместе горе мыкали. И при этих словах Ионыч сдавался, вздыхал и подписывал путёвку для шофёра полуторки.


          Колхоз развалился и поездки «агитбригады» закончились. Полина Егоровна всё больше тосковала по ушедшим в мир иной. И своим ходом нередко добиралась в Тумеево. Теперь там построили новый храм, Полина работала на его строительстве и жертвовала денег на колокол. Сегодня «Узник» соответствовал её настроению больше всего. Старушка почувствовала, что кто-то стоит за её спиной и обернулась.
           – Алечка!
           – Привет, бабулечка!
           Внучка появилась как красное солнышко. Они обнялись. Елейное тепло охватило две родные души. Как же были рады приезду Алины в этом доме, и она радовалась в ответ. Перешагнув порог бабушкиного дома ей всегда становилось тепло и уютно. Как всегда, ни тени укора в голосе, что редко бывать стала.

          – Вот и славно, молодец, что приехала, – ласково сказала Полина Егоровна. –  Я вот клубнички вечор надергала, теперь возись с ней, будь она неладна.

          – Бабуся, а что это за песню ты сейчас пела? Я раньше не слышала.

          – А то ты не знаешь, «Узник» Пушкина Александра Сергеевича?

          – Я-то знаю, почему ты раньше её не пела.

          – Так не хотела видно, вот и не пела. Иди мой руки, обедать будем.


          После обеда, сели вместе перебирать ягоды. Тягомотное занятие бабушка скрашивала пением никогда раньше не слышанных от неё текстов. Этот вечер не был похож на другие, Алина с большим удивлением обнаружила, что Полина Егоровна знает почти всех классиков русской поэзии, только не читает стихи, а поёт на свой лад. Больше не пришлось им сидеть вот так вдвоём.
          Полина Егоровна понимала, что внучка скучает в деревне, и как могла, так и разбавляла её досуг, но что она могла ей предложить. Однажды бабушка сказала:
          – Алечка, пошла бы в клуб. Там теперь каждый день фильмы американские показывают. Мужик какой-то из города видео привозит.
           – Бабушка, а ты сама видела, что там за кино?
           – Нет.
           – Вот именно. Не пойду. Я этих фильмов насмотрелась уже.
           – А сегодня танцы. Дискотека, по-вашему.
           И от нечего делать Алина всё-таки решила прогуляться. Она шла по знакомой деревенской улице и понимала, что как прежде уже не будет никогда. Её появление в клубе вызвало легкий переполох, уже через минуту Алина пожалела, что пришла. Видимо бабушка совершенно не представляла себе, что теперь творится на клубных вечеринках. В помещении дым стоял коромыслом. Курили все от мала до велика. Алина рассмотрела несколько знакомых лиц. Как же они все переменились. Валерка висел на Верке, грубо обхватив девушку за шею одной рукой, в другой держал банку пива. А ведь всего год назад этот парень очень трогательно ухаживал за девушкой. Было заметно, что Вера испытывает неловкость, пытается одёргивать своего друга, но тот только ещё наглее прижимал её к себе. Алина встала недалеко от входа и прислонилась к стенке, проходить дальше ей не хотелось. Она заметила ещё одну знакомую девушку. Нина Иванова пыталась отвязаться от участкового милиционера. Ленивого увальня Толика сменил наглый Колян из местных. При нём торговля палёным спиртом расцвела буйным цветом, Колян брал взятки с тех, кого ловил в пьяном виде за рулём. Хотя сам позволял себе любые выходки, особенно любил потискать местных девок. Вот и сейчас бесцеремонно тащил в подсобное помещение Нинку Иванову. Она несмело сопротивлялась, и заискивающе заглядывала младшему сержанту в глаза. Через несколько минут потный, но довольный милиционер вышел из подсобки, следом за ним показалась красная как рак Нина. Сержант сразу оттолкнул девушку от себя и стал танцевать с другими. Нинка несколько раз хватала его за рукав кителя, милиционер отмахивался от неё. В конце концов девушка не выдержала ехидных усмешек и ушла домой. Теперь самыми дерзкими в клубе были девочки-подростки. Они не коротали вечера на Пятачке под тополями, среди своих сверстников, а нанеся «боевой раскрас» на детские личики, смело кадрили ребят значительно старше по возрасту. Зрелище отвратительное. Насмотревшись всего этого, Алина хотела уйти, но не успела, высокий парень в форме десантника перегородил ей путь. Это было неожиданно. Прапорщик отодвинул мальчишек, стоявших рядом с Алиной, и упёрся сильными руками в стенку. Военный сразу перешёл к решительным действиям, что называется с места в карьер.
         – Хочешь, я всем скажу, что ты моя девушка и тебя никто пальцем не тронет. 
         – Вы полагаете, что мне что-то угрожает?
         Алина строго посмотрела на непрошенного ухажёра. Парень, кажется, смутился:
          – Нет. Это я так.            
          Алина уже научилась справляться с простоватой наглостью назойливыми поклонниками, но столкнуться с этим в Лучистом была не готова. Если бы рядом был Павлик никто бы не посмел подойти к ней. Алина не подала вида, но очень растерялась и даже расстроилась. Она не сразу узнала в десантнике бабушкиного соседа. Сын Степана Ковалёва пошёл по стопам отца, и остался на сверхсрочную службу в армии. В тот вечер Алексей Ковалёв чувствовал себя королём танцпола. Он приехал в краткосрочный отпуск и принёс в деревенский клуб японский магнитофон. Мальчишки, покинутые своими девочками, тоже толкались в клубе, танцевать они не умели, а сидели на сцене и охраняли дорогостоящее чудо техники, за это Алексей научил их менять кассеты в магнитофоне. Как только Алина зашла в клуб, Ковалёв сразу решил, что самая красивая девушка на вечеринке будет его. В клубе завязалась драка, опасаясь за свой магнитофон, Ковалёв кинулся разнимать дерущихся.
         Алина выбежала из клуба. Она шла знакомой деревенской улицей, и понимала, что зря приехала, ничего не радовало её здесь больше. Прошла мимо здания сельмага, сколько раз Алина поднималась на его крыльцо, всё такое же крепкое. Основательное купеческое строение простояло век и ещё простоит сотню лет. Через дорогу от магазина появился торговый павильончик, обшитый синей пластиковой вагонкой. Сейчас такие забегаловки появились всюду, что называется дёшево и сердито. Временное сооружение легко перенести в другое место и приспособить под что угодно – закусочную или пивной ларёк. А вот и тот перекрёсток, где Алина впервые увидела Павлика. Песчаную колею, кто-то завалил старым хламом. Алина вздохнула и подняла глаза к небу. Вызвездило так, что хоть иголки собирай. У себя во дворе девушка присела на тёплые ступени крыльца. Соловей спрятался в кроне старой черёмухи и выводил немыслимые рулады. "Напрасно стараешься глупый птах." – подумала Алина. Ветка акации качаясь на ветру царапала оконную раму маленькой комнатки, где когда-то была детская для Нади, а теперь спала она. Алина вспомнила, что зарыла когда-то под акацией бумажный секретик. «Интересно сохранился или нет. Надо утром проверить» – подумала девушка. Скрипнула калитка, и на тропинке появился Алексей Ковалёв. Очарование летней ночи растаяло. Алина быстро встала и собралась уходить. Парень остановился и неловко переминался с ноги на ногу сказал:
         – Постой. Мне тоже не спится. Ждала кого?
         Не получив ответа, продолжил:
         – Знаю. Не меня, конечно, а жаль. Ты не бойся, я тебя не обижу. Давай просто посидим. Ночь такая звёздная.
         Алина удивилась его неуверенности, в клубе десантник показался ей грубым и решительным. Алексей протянул спрятанный за спиной букет:
         – Цветов по дороге нарвал. Это тебе.
         Девушка взяла астры и села обратно на ступеньку крыльца. Алексей облегченно выдохнул и осторожно примостился рядом.
         – Красиво у нас, правда?
         – Красиво.
         – Всю дорогу ругал себя. Дурак, куда прешься!? Ведь знаю, что зря. А ноги сами несут.
         Алине стало грустно от такого признания. Это было, незатейливое признание в любви. Первое в её жизни свидание оказалось совсем не романтичным. По такому видному парню наверняка вздыхает не одна деревенская красавица, а ей даже разговаривать с ним было не о чем. Посидели ещё минут десять, десантник маялся от непривычной для себя робости. Алина поднялась:
         – Спокойной ночи.
         – Спокойно ночи. – отозвался Алексей и отправился восвояси.
         Алина тихо зашла в дом. Она слышала, как вздыхает и ворочается в постели бабушка – ждала. Чтобы не создавать лишнего шума, Алина не стала ставить букет в воду, а положила на лавку возле умывальника.

         Утро пахло блинами. Проворные руки Полины Егоровны привычным движением наливали белую маслянистую массу на раскаленную сковородку. Алина, запахнув халатик, вышла на кухню:
         – Доброе утро, бабулечка!
         – Доброе утро, солнышко!
         Алина обняла старушку и пошла умываться во двор. Увидела на лавке завядший букет, взяла и, по дороге к умывальнику, выбросила в ведро. Весь двор зарос клевером и спорышом. К умывальнику был проложен узкий тротуарчик из крашенных досок, Алина прошла по нему босиком. На столбе возле калитки в огород висело старинное изделие каслинского литья. Пузатый кувшин с крышкой в виде цветка. Чтобы умыться, его надо было всё время наклонять и тогда вода вытекала через вытянутый носик кувшина. Чугунный умывальник висел на тяжёлой цепочке. Пользоваться им было крайне неудобно, но выбросить такую красоту у хозяев рука не поднималась. Такому изделию лет двести никак не меньше. Умывшись, Алина вернулась в кухню, села на стул возле окна и стала наблюдать за тем, как старушка выпекает один блин за другим. Сегодня она заметила, что её бабулечка не просто постарела, а как-то уменьшилась в размерах. От грустных мыслей на глаза навернулись слёзы. Алина быстро поднялась и пошла в горницу. Приложила ещё прохладные ладони к щекам, постояла немного. Образа заняли своё почетное место в «красном» углу. Строгие лица святых смотрели на неё, словно хотели спросить о чём-то. Алина покачала головой и грустно улыбнулась, вспоминая, как испугалась, впервые увидев Марию Прокопьевну в дверном проёме. Старая бабушка ходила со свечой в тёмный чулан, где приходилось прятать эти иконы и молилась там. Тогда Алина не знала, что было такое время – приходилось убирать иконы подальше от чужих глаз. Странно. Зачем? Кому они могли помешать. Молятся люди и пусть себе молятся.
         Полина Егоровна позвала внучку завтракать:
         – Алинушка, пойдем кушать, милая. Блины стынут.
         – Бабушка, а почему вы раньше иконы прятали?
         – Так осуждалось, советская власть не любила веру православную. Вот и скрывали.
         – Слушай, а мы с Павликом к одной бабке заходили, у неё иконы везде висели.
         – У Федосьи! – догадалась бабушка. – У неё они всегда висели. Уж не знаю за какие заслуги перед советской властью. Может, потому что иконы не прятала, но и не молилась. На всяком собрании главная активистка была, обязательно вылезет на трибуну. Дело-то нехитрое начальство хвалить, а мы так не умели. И нельзя нам.
          – Почему нельзя?
          – Как говорится: не буди лихо, пока оно тихо. Всё бы припомнили кулацкому отродью. Покорились. Но не доверяли власти, а власть не доверяла нам. Федосья первая бы крик подняла и опять на нас пальцем указала. Тятя мой по её указке сослан был. Да так и сгинул. Сколько от дурной бабы народу пострадало.
         – Да Павлик называл её Федосья Игнатьевна. Она мешок муки в автолавке купила и на санках везла, а Павлик вызвался ей помочь. Она нас чаем хотела угостить, а скатерть у неё грязная-грязная, я отказалась. Павлик иконы увидел и уговорил меня остаться, ему рассмотреть их поближе хотелось. Маленькая я думала, что бабушка Мария в чулан ходит, чтобы колдовать.
         – Да, ты что, глупенькая! Молилась там наша матушка. Иконы для нас сохранила. Они ей от деда достались, а деду от его деда.
         – Ого, какие древние.
         – Древние. Не дворянского мы роду племени, но и крепостными никогда не были. Из Сибири сюда переехали. Мой дед много лет на золотых приисках отработал, денег подкопил и торговлю хотел развернуть в столице, а тут переворот случился. Дед скарб в охапку и в Лучистое семью перевёз. Всегда жили своим трудом, крепким хозяйством. Все дети грамоте были обучены. Так что предками своими можешь гордиться. Не было среди них супостатов и бездельников. Дивно времени то прошло, но как сейчас помню.
         – Как, как ты сказала? Дивно времени прошло. Забавное выражение.
         Алина рассмеялась, а бабушка добродушно улыбнулась в ответ, и замолчала. Внучка чувствовала любовь, бабушка одними глазами умела передать немыслимое тепло. В то утро Полина Егоровна была непривычно многословна, о чём-то ещё хотела рассказать. О чём теперь навсегда останется тайной. Алина жалела, что была не слишком внимательна, и многое пропускала мимо ушей. Удивительная фраза «дивно времени прошло» запала в душу. Эта фраза вспомнилась сейчас, когда она оплакивала разорённую злыми людьми усадьбу семьи Трофимовых. Как бы сказала бабушка: «Разметали чужое гнездо супостаты, грех-то какой на себя взвалили».