Глава 1.
Вот и закончилась наша учеба. Институт позади. Нас с мужем ждет распределение и ветеринарная деятельность на ниве сельского хозяйства, тогда еще был СССР.
Как это давно было. 1979 год. Врачей катастрофически не хватало, а ветеринарных в особенности. Мальчик или девочка, окончив институт, становились главными врачами колхоза или заведующими участковыми ветлечебницами, что в принципе одно и то же, сразу, как появлялись в районных отделах сельского хозяйства. Никто не спрашивал их: а что они умеют? Для всех было одно слово - «надо», что подразумевало ответ: «Есть». И три года каторги в захолустьях средней полосы России. Обязательных три года. Конечно, для простых смертных, то есть, для нас с мужем. В ссылку поехала с нами и наша семимесячная дочка.
Родители, по 23 года каждому, и малыш были упрятаны в дальнюю-дальнюю деревню. Нам был предоставлен огромный кулацкий дом с печками и удобствами во дворе. Сейчас смешно вспоминать, но чета насквозь городских жителей попала сразу в деревенскую, довольно трудную и специфическую жизнь. Тысяча голов скота и плюс сельскохозяйственные животные в частных дворах. И все это на наших молодых плечах. Хорошо, что практику я проходила в отдаленных уголках моей родной области и научилась там всему, что требовалось на первых порах.
И началась наша трудовая деятельность.
Стук в дверь дома. Выхожу.
- Иди, Ленка, на ферму.
(Затем фраза, полностью состоящая из мата.) Мату я была обучена еще в детские годы в нашей коммуналке. Поэтому поняла, что мне сказали.
Иду. В черепе коровы огромная дыра. Кровь хлещет из раны. Думаю, что резать корову не дадут, не положено. Как черепушку заштопать не учили. Доярки собрались и внимательно следят за каждым моим движением. Что же придумает эта малолетка в ранге главного врача колхоза.
У малолетки слезы на глазах, и страх расплывается по всему телу. Ноги ватные. Сама готова к обмороку. Тетки сжалились. - Иди Мишку позови (ветфельдшера, значит).
Приходит Мишка, берет и просто зашивает рану на голове коровы наживую. Раз, раз.
- Наливай.
- Что наливай?
- Как что? Спирту! Глупая что ли?
Матерная фраза была столь изощренной, что я не смогла ее перевести. Но налить все-таки пришлось. Опустошив стакан, Мишка важно удалился. При этом буркнув что-то про сопливость главных специалистов.
Шок пережила. На ус намотала. Впоследствии штопала коров замечательно.
Между первым шоком и вторым прошло совсем немного времени.
Ночь. Я только что укачала дочку после ее очередного «не буду спать».
Громкий стук в окно.
- Давай быстрее! (Мат)
- Что случилось-то?
- Милка не может родить (Милка, для уточнения, корова).
Одеваюсь, плетусь на ферму.
Корова, начавшая телиться с вечера, лежит измученная. Не сочли нужным вечером прийти сказать. А может, и не видели. Трезвый скотник в то время на колхозной ферме был редкостью.
Подхожу к корове. Задние ножки теленка торчат из недр коровы. Они почти сухие, что говорит о том, что теленок вряд ли жив. Пытаюсь вытянуть за задние ноги.
«Не мучайся, Ленка. Мы уже пробовали: не идет. Трактор надо вызывать, мать его ети!»
- Нет. - вступает в разговор тетя Даша.
- Опять Мишку придется везти. Эта-то (взгляд на меня) не умеет ничего. Нагонют тут городских, да малахольных, а толку ноль.
Стою, молчу. Первые роды, трудные первые роды. Ну не знаю я, как их принимать. В институте не было случаев. На практике к этим делам врач близко не подпускал.
Мишку на ферму завели двое мужиков под руки. Сняли с него рубаху, намылили руку, положили около коровы. Мишкина рука, как будто отдельно от тела, тихонечко полезла вдоль теленка. Что-то там повернула и теленок родился. Он был придушенным, но, к моему удивлению, живым. Мишку подняли, помыли, одели и увезли домой. Нет, фельдшер Михаил Петрович был не болен и, конечно, не слеп. Он был в стельку пьян.
- Ну что, начальница, посылай за водкой.
-Зачем?
- Ну как же, после всех таких родов покупают три бутылки водки: одну нам за старания, а две корове, чтобы не сдохла. Но может и наоборот: одну корове, две нам.
Выразив недоверие, позвонила заведующей фермой домой.
- И чего будит среди ночи. Правильно они говорят. Пошли их к Люське, продавщице из сельпо, она даст. Потом спишем.
Да, это была деревня. Всем было наплевать на колхозный скот, но если нужна водка, то и Люську поднимут и водку принесут.
Водка была доставлена в два счета. Живительное зелье залито корове и помощникам. Все остались довольны.
Я в ночи побрела домой, где моя доченька разразилась очередным плачем и нежеланием спать. А вставать уже скоро и поспать не удастся. Ведь в колхозе утренняя дойка летом начинается в 4 – 5, а зимой в 6 часов утра. Эх, жизнь!
Кажется, начинаю привыкать. Труднее всего в деревне не начать ругаться матом и пить. На очередном празднике села подвыпившие доярки пообещали научить меня правильно ругаться матом и пить горькую.
- Не ты первая и не ты последняя.
Ну вот, началось. Никому еще не удавалась научить меня тому, чему я не хотела учиться. Ничего у вас не выйдет. А еще я вас буду звать всех по имени отчеству. И начну прямо сейчас.
- Да непривычные мы. У нас так не принято.
- А у меня принято.
Упрямая попалась. Да уж, не повезло вам.
Через месяц все доярки и скотники откликались на имя отчество. Им это, кажется, понравилось. Из Ленки я тоже превратилась потихоньку в Елену Валерьевну. Но употребление местоимения «Вы» так и не вошло в наш обиход. Этого они стерпеть не смогли.
Ночные вызовы на ферму были практически каждую ночь. И когда муж был со мной, то он не разрешал мне ходить ночью на ферму и все делал сам. Но, когда его не было, на меня наваливалось столько дел, что голова шла кругом. И самое страшное во всем этом было для меня оставлять маленькую дочь ночью одну. И на помощь нам из города был выписан мой любимый дедушка Боря. Он очень любил природу и так же трепетно он любил выпить. Поэтому он с радостью согласился жить у нас. Прокутив свою трехмесячную пенсию за пару дней, он приезжал к нам и жил до следующего получения денег. Я была несказанно рада, что не надо было оставлять кроху одну. Она была под присмотром прадеда.
Теперь я стала уверенней в себе. Я научилась принимать отелы у коров с помощью рук, навозного транспортера и даже трактора. Все было в нашей деревенской жизни.
А такое могло случится только в колхозах СССР. Близилось восьмое марта. Нас, ветспециалистов женского пола, пригласили в район, чтобы поздравить с праздником. Как редко такие праздники бывают. Когда можно снять фуфайку, платок и резиновые сапоги. Одеть давно забытую гипюровую кофточку и не совсем длинную юбочку. Новое пальто. Сделать прическу. Навести марафет на лице. Так я выглядела, когда пришла на остановку автобуса, чтобы прибыть на праздник в район.
Они появились внезапно. Чеканя шаг, две самые настырные доярки шли прямо на меня. Я не ожидала никакого подвоха и с улыбкой смотрела на них. Но когда они, не говоря ни слова, взяли меня за оба локтя и насильно повели обратно в деревню, я, честно сказать, испугалась. Зачем? Мне же на праздник.
- Успеешь.
- Так там мой муж.
- До тебя идти ближе.
Путь наш лежал прямиком на ферму. Меня подвели к корове. Раздели, как полагается, одели в грязный халат, дали ведро с мылом.
- Давай.
- Что давать?
- Правь!
Оказывается, корова телилась. Теленок шел головой, но одна ножка не выходила, и он то показывал свой носик из мамы, то опять уходил. Намылив руку, я ввела ее во влагалище коровы. Ножка действительно загнулась и мешала выходу теленка. Я быстренько выправила ножку малыша, и он благополучно родился.
- Всё! Иди.
Сунули кофту в грязные руки и понесли теленка в телятник. Боясь испачкать мою единственную праздничную кофточку, я осторожно вымыла руку, вытерла ее. Оделась и пошла на остановку. Благо автобус еще не подходил. Праздник в районном центре прошел весело. Удалось даже потанцевать. Правда, весь праздник коллеги подсмеивались над моим душистым запахом с фермы. Говоря, что в сельпо моего колхоза завезли ну совершенно новые духи. Я на них не обижалась. Да и на душе было светло. Я помогла новой жизни появиться на свет.