Кирилл Берендеев.
Анна Райнова.
Таможенный контроль он прошел зеленым коридором. Дважды уточнял в представительстве, что можно брать, что нельзя, что облагается налогом, на что надо заполнять декларацию. Всё, что могло потребоваться в неожиданном отпуске уместилось в ручную кладь. Ничего лишнего: в точности как викинг, права Алька. Три дня после её звонка, вплоть до прибытия в аэропорт, нет, вплоть до посадки, от упоминания своего давнего прозвища, сердце покорно екало, он кусал губы, и часто смотрел на часы. Старался отвлечься, не помогало, как можно не думать в ожидании встречи, слушая Шостаковича. Нет, «Энигму». Нет, «Скорпионз». Хоть с этой группой и не было связано тянущихся плетью воспоминаний.
А дальше – таможня, взлёт, труба коридора, паспортный контроль, последний барьер и ослепительно сиявший зал. Он замер на выходе, оглядывая сновавших взад-вперед людей. В голове тяжко стучало, картинка никак не хотела фокусироваться: пятна, пятна. И шум, будто от водопада Виктория. Когда зрение прояснилось, он разглядел источник шума: вода стекала с подсвеченных изнутри низеньких прозрачных треугольников, образовывавших широкий коридор для прибывших на землю обетованную небесных странников.
– Вика! – он вздрогнул, увидев взмах руки. Знакомая стройная фигурка, облачённая в свободно стекающее по бёдрам небесно-голубое платье, застыла в стороне от непрерывно движущейся толпы. Так, словно бы вокруг неё внезапно остановилось время.
Рванулся к ней и замер, задохнувшись. Едва ощутимые торопливые объятия, блуждающая на тонком лице полуулыбка. Он смог опустить руки, когда Альбина бабочкой выпорхнула из некрепких объятий.
– Рада видеть, – взгляды встретились, он начал тонуть. Как прежде.
– Я тоже. Очень рад, что ты позвонила. Столько лет…
– Да уж. Как полёт? – ощупывая взглядом потёртого временем Викинга, вопросом на вопрос ответила Алька. – Вы опоздали на два часа.
– Пилот сказал, нормально. Там происшествие было: транспорт с багажом сломался. Разве у нас бывает без происшествий? Зато потом гнал с ветерком, нам на экранах весь маршрут показывали, – он говорил, понимая, что несет околесицу, в голове путались заготовленные фразы приветствия, обмена любезностями, вопросы…. Никогда не получалось прямо сказать, вот и сейчас уцепился и стал выписывать полёт во всех подробностях ведь на международных рейсах впервые. Еще с ним летел мужик, в Иерусалим, не иначе, его раз сто перекрестила на дорогу жена…. Алька кивала, улыбаясь одними глазами. Он таял, не в силах от них оторваться, или хотя бы перевести дух. Вот уж и сам не ожидал, что через столько лет опять почувствует то же самое. Что…
Понял, что сверлит её глазами, смутился и замолчал. Аля кивнула, преодолевая возникшую неловкость, поправила разметанные по плечам пепельные волосы и, развернувшись на тонких каблучках, зашагала вперед. На этих прозрачных копытцах, красиво обхватывающих высоченный подъём маленьких стройных ножек хрупкая Альбина казалась невесомой и была чуть не на полголовы выше его. Хотя на самом деле у неё те же, что у Артёма сто семьдесят сантиметров.
Он шла, не оборачиваясь. Каблучки дразнили, звонко цокая в такт каждому шагу. Артём плелся следом, как привык с давних лет, искоса разглядывая высокие, многолюдные залы Бен-Гуриона и вдыхая тянущийся за Алей шлейфом тонкий аромат дорогих духов – непривычный запах шикарной дамы. Было время, когда Алька пахла иначе, ранней весной и юностью польского производства.
Быть может… с этой надеждой он и подарил ей однажды продолговатую бутылочку в розовой коробке. Уговорил маму достать. Подарок Але понравился, в благодарность она обняла, чмокнула Викинга в колючую щетинистую щеку. И всё.
Отвлекшись от мыслей, и присмотревшись к идущей впереди Альбине, он вдруг заметил, что она стала немного сутулиться. И не только это, прежняя летящая походка замедлилась, стала неуверенной, будто бы крадущейся. Она всякий раз на долю секунды замирала на месте, перед тем, как сделать следующий шаг. Может всему виной блестящие гранитные плиты скользкого пола? Нет. Ведь и взгляд, прежде открытый, озорной, с искринкой, хоть и затягивал, как раньше, но будто опустел, обратившись внутрь себя. Нежное личико, казалось, накрыла печальная тень, сквозь маску приветливости на нём проступило выражение отрешенности, вызывавшее в душе безотчётную тревогу. Она чего-то боится? Хотя понять можно: Израиль вечно на военном положении. Одну войну она здесь пережила, рассказывала о сиренах тревоги и ежедневной беготне в бомбоубежище с шутками да прибаутками. Но Алька ведь русская, а русский человек издавна громче смеется, когда совсем невмоготу.
Да и в предшествовавшем полёту разговоре Аля обмолвилась, что ей неуютно в новом доме, не хватает живого присутствия, его присутствия, он очень нужен… продолжать смысла не было, Артем стал собираться тотчас.
Вот так, ожидал увидеть одну, а встретился с другой. Семь лет прошло с их последнего прощания, когда она приезжала на Родину, навестить родителей, конечно, Альбина должна была измениться. Вот только ни в какие перемены верить не хотелось. Для него Алька была жизнерадостной, звонкой хохотушкой, острячкой, каких поискать, заводилой и душой компании, ни минуты не могущей усидеть на месте, солнечной девочкой с неиссякаемым запасом энергии. А сейчас… нет, невозможно, чтобы в стране жгучего солнца ее собственное светило вдруг дало сбой. Семь лет, напомнилось ему, все могло случиться. Последнее время Аля стала скрытничать, он понимал, что за молчанием стояло нечто серьезное, но вытащить на откровенный разговор в письмах не мог. Да то были и не письма, а поздравительные открытки в три строки, в которых только и умещались цветистые пожелания всего наилучшего.
Ему даже стало казаться, что за давностью лет былые чувства стихли, забылись, перегорели, оставив охладевшие головешки воспоминаний. Стал привыкать к молчанию, возвращаться к себе, нет, к той, с которой жил, вернее, был приходящим гостем без определённого статуса. Отчаянно цеплялся за это кривое подобие семьи, сам не понимая, для кого старается. Чтоб как у других, тех же его сокурсников. От которых пятнадцать лет назад и получил прозвище Викинг за длинные рыжие лохмы и тёмную щетину на лице. Алька самовольно сократила Викинга до Вики, до самого выпуска припечатав вечно таскавшемуся за ней хвостом другу это странное прозвище. Артем не возражал, друзья, вволю нашутившись, вернули былое прозвание, так что теперь Викой его звала одна только Аля. Это стало как будто их кодой. Ее кодой, Викинг так и не решился придумать Альбине… хотя нет, он звал её солнышком, но только в письмах, вслух произнести не решался, опять и снова.
Забитый людьми и поклажей прозрачный лифт, размером с добрую комнату, поднял их на стоянку. Едва они покинули прохладное помещение, в лицо дохнуло жаркой волной влажного субтропического лета: точно открыли дверь в парную. Артем мгновенно покрылся мелким бисером пота.
– Как вы тут живете? – произнес он, оглядывая парковку: многоярусный бетонный сарай с цветными пятнами указателей под потолком.
– Перебежками, – наконец-то по-настоящему улыбнулась она. – С работы в машину и из машины до дома, из дома в магазин… и тут же смутившись, стоило им поравняться в поисках авто, сменила тему, – знаешь, я в первый раз выбралась за рулём так далеко. Железная дорога сегодня бастует. Спасибо, что приехал.
– Аль, ну что за глупости. Устроила мне бесплатный заграничный отпуск и ещё благодарит, – попытался отшутиться он: разговор двух давно не видевшихся людей, никак не ладился, встреча перепутала все карты. И теперь, парясь на сорокаградусной жаре, они искали, нет, не затерявшийся седан, но хоть какие-то слова, подходящие для продолжения беседы.
– Прости, что вытащила в наше пекло. Сентябрь не самое лучшее время для визитов, тем более в этом году.
– Ничего, после лета десятого, нам все нипочем.
– Мне рассказывали, у вас торфяники горели. Смог страшный был, ты как? – спросила, словно это случилось вчера.
– У нас не горели, мы ж не Москва. А вот жара адова. Тоже перебежками жили, только в автобусе до кондиционеров не додумались.
– Нет, у нас везде стоят, – и тут вновь промелькнула прежняя Алька. – Знаешь, я долго не решалась тебе позвонить. Боялась, вот честно, мы ведь не виделись так давно… думала, ты вообще знать меня не захочешь после этого идиотского приглашения. Ведь у тебя своя жизнь. Кстати, как там Нина?
– Захочу, – пропуская вопрос между строк, упрямо ответил Артем, искоса взглянув на Альку. Та сосредоточенно высматривала машину.
– Не знаю, что бы я без тебя делала. Полгода, как на иголках живу, стоило переехать, так и покатилось. Не одно, так другое. Я… я всех спрашивала, отказались, даже родственники. – Она запнулась, лицо залилось румянцем и сразу побелело вновь: стремительные перемены были свойственны Альке и раньше, но не такие, сейчас она будто задвинула забрало. И заговорила хрипло, доставая из сумочки пачку «Вог» вместе с зажигалкой. Жадно затянулась, словно отравленного никотином и полонием воздуха жизненно не хватало легким. Руки едва заметно дрожали: – Да я их и не виню, всем работать надо, у всех проблемы, ипотеки, минусы в банке, повзрослевшие дети, наконец. Да мало, что ещё, какие отговорки найдутся. В нашем дивном возрасте личной свободы у людей ни на грош. Каждый в своем сундуке за семью замками, – теперь Артем смотрел на нее, не отрываясь. Вот и ответ на мучивший вопрос, почему именно он: последний в списке. – Я не говорила, что начала курить? Это давно, еще, когда муж… два года назад, короче. А сейчас, представляешь, объявился, пытается вернуть всё, как было. А разве можно вернуть?
Алька бросила окурок, раздавив носком, и тут же начала новую сигарету. Будто так ей было легче говорить.
– Я вроде бы получила эту самую свободу и не знаю, представить себе не могу, что с ней делать.
Заставив Викинга вздрогнуть, пронзительным женским голосом запела Алькина сумочка.
– Чёрт, кто там ещё, – сквозь зубы проскрежетала Аля, выуживая из сумочки плоский коммуникатор, едва взглянув на экран, раздражённо приложила его к уху и заговорила со странным гортанным приговором. Викинг не разобрал ни слова, ведь иврит, а все его познания этого языка сводились к единственному слову «шалом», но по возмущённому личику подруги понял, что произошло короткая перепалка:
– Достали! – громко добавила она, подтверждая его подозрение. – Мне беспрерывно названивают с предложениями выгодно вложить средства. Откуда про деньги узнают, ума не приложу, и в чёрный список их не отправишь, звонки без номера. Такое впечатление, что мой банковский счёт выставлен в открытый доступ…. Я… прости, сразу не сказала, я получила огромное наследство от бабушки. Мне еще много чего надо будет тебе сказать, не здесь, потом, позже. Я не могла поверить, что моя пропавшая без вести во время войны бабушка осталась жива и вышла замуж за немецкого богача, барона в каком-то там колене… Сколько себя помню, мама пыталась её найти, хотя бы могилку, в архивы разные обращалась. Ничего. Никак не могу понять, почему бабушка ни строчкой, ни звонком не дала о себе знать, а завалила деньгами после кончины – и только меня. Почему меня? Нас ведь трое, три сестры, прям, как у Чехова, и я младшая.
Новый бычок упал к ногам. Она щелкнула зажигалкой, но тут же одумалась и убрала в кармашек сумочки.
– Скорее всего, потому, что разглядела в тебе талант писателя.
– Чушь! Ты прекрасно знаешь, сколько у меня публикаций, пара журналов. И всего одна книжка. О каком писателе речь? Да и чем Варя с Леной хуже меня? Такие же родные внучки. Варя пианистка, концерты с оркестром до сих пор даёт, учеников у неё уйма. А Лена, хоть и домохозяйка, но руки золотые, ты бы видел, какой ковер сама выткала, шьёт, вяжет, вышивает кружевница, да и только.
Кажется, свой автомобиль Аля узнала не сразу. Долго стояла перед жемчужного цвета «Ниссаном Тианой», потом спохватилась, вынула ключи. Роскошный седан мигнул габаритами.
– Садись, вещи бросай в багажник, – вздохнула, прежде чем открыть дверь. Викинг заметил непривычную грусть в её глазах и поёжился, будто ему внезапно стало холодно, – по дороге заедем в Кейсарию обедать. Там вкусный ресторан на берегу. Вы не были в Кейсарии? – созвучно герою мультфильма, попугаю Кеше, ухмыльнулась она, – там дивная красота, набережная, море, развалины старинного порта. А вечером предполагаются ватрушки собственного приготовления, чай и отдых. Как тебе программа?
– Идёт, – усаживаясь рядом с ней, рассеянно кивнул Викинг, стараясь проглотить неожиданную новость, а точнее пропасть, внезапно разверзшуюся между ними: мало что Альбина за границей живёт, так теперь ещё и миллионерша, а он – кто? Жалкий инжинеришка со смешным окладом, снимающий угол у сварливой бабки, бранящей постояльца за каждый лишний шорох. Когда родители разошлись, мама на свою и сыновью долю от продажи квартиры купила дом в деревне, а он остался в городе, где после окончания института, нашлась работа по специальности.
За плотно закрытыми окнами автомобиля, вожделенная прохлада окутала тело. Он огляделся, чуть отодвинул кресло назад, невольно наслаждаясь удобством и мягкой кожаной обивкой. Аля завела мотор, снова полувздох – полуулыбка акварельно изменяющие её лицо. Вот сейчас, если не считать тонкой сеточки едва наметившихся под глазами и чуть заметных морщинок возле губ, она все та же Алька. Ну да, вырвалось.
– А ты, всё тот же Вика, – забавно сверкнуло в её глазах. В груди потеплело, вот ей-богу, прежняя задира никуда не делась.
– Угу, тот же, вон лысина какая, да и живот себе отрастил, сороковник на дворе, – сделал попытку возразить Артём.
– А что, Тёма, тебе идёт, даже дикого викинга, может обтесать цивилизация, – прыснула она, вывернув из узких петель коридора.
– Через сто метров поверните направо, – вклинился в разговор мужской голос встроенного в панель машины навигатора. В окошке с объёмной картой мигала стрелочка, изображавшая движение автомобиля.
Преодолев красно-белый шлагбаум, машина вырвалась на волю, мотор заурчал, упоенно наслаждаясь дарованной свободой. «Ниссан» будто взмыл над широкой трассой с обеих сторон обсаженной пальмами. Раскалённое добела солнце ярилось в высоких небесах.
– Проедете сорок километров, – добавил навигатор и замолчал.
В противовес ему из динамиков послышался голос Сандры Крету, вкрадчивый с легкой хрипотцой: «Good evening! This is a voice of Enigma. In the next hour we will take you with us into another world…». Аля зыркнула из-под густых ресниц, и пряча улыбку, уставилась в лобовое стекло. Первый альбом их излюбленной музыки в прежние времена звучал здесь явно не случайно. Тогда, в начале девяностых, за кассетами загадочной группы гонялись, будь здоров. Многие оставались ни с чем, а вот ему повезло порадовать Альку.
Послушать новинку в свою общаговскую комнатку, Аля собрала большую компанию. За столом даритель оказался в стороне от хозяйки, рядом с пристающей с расспросами нагловатой девицей, от которой, в силу природной скованности, никак не мог отделаться. Пришлось провожать случайную знакомую на другой конец города, а после, заполночь, пешком волочиться в свою конуру.
Теперь под ту же музыку рядом была только она, солнышко. И таинственный голос прошлого, мгновенно вздыбивший ворох воспоминаний и заставивший, казалось бы, прочно упрятанное под корку льда сердце таять и трепетать, отвечая каждому вздоху певицы.
– Love! – точно приговор, отчётливо произнесла Сандра и задышала так, что голова Викинга пошла кругом. А когда наваждение сошло, перед глазами маячила пластиковая бутылка:
– Держи, здесь надо много пить, а то ещё обезвоживание схлопочешь, – тоном медсестры прокомментировала Алька, заметив, что с ним творится что-то неладное, – Викинги в нашей пустыне выживают редко, последний раз во время Крестовых походов, но ты в хороших руках, так что прежде чем отдашь концы, мучиться придётся долго. Лет этак сто.
– В твоих, хоть двести, – невольно вырвалось у него.
– Будьте осторожны в своих желаниях, – понизив голос, загадочно ответила Алька. – Пей, давай, а то и на год не хватит, – уже иным хохмаческим тоном, добавила она, – в бардачке лежат увлажняющие салфетки. Без дела лежат.
В этом была вся Алька, в острые моменты она всегда умела так отшутиться и перевести тему, что собеседнику ничего не оставалось, как продолжить разговор на её условиях. Как и по жизни: Алька сразу после окончания института выскочила замуж за другого, приятеля Викинга, познакомившего с ним свою давнюю любовь. На свою же голову. А после и уехала с ним, вынудив напоследок оставшегося ни с чем друга быть свидетелем на своей свадьбе. Вика и так путался под ногами, вот и нашлась для него приличествующая роль. Он согласился, заметив, как плещется счастье в Алькиных глазах. А еще друзья должны быть рады тому, что мы рады. Вот Вика и отплясывал в обнимку с худющей свидетельницей, залпом пил водку из туфельки невесты и платил выкуп за саму невесту, украденную вместе с туфлями.
Он помотал головой, гоня прочь воспоминания, и приложился к бутылочке. Вода была ледяная, немного странная на вкус. Но он почувствовал себя лучше. Сердце потихоньку успокоилось, и только тонкий аромат, исходивший от кожи Альбины, щекотал ноздри.
Машина беззвучно летела над идеально ровным покрытием, казалось, не касаясь его. В этот послеполуденный час автомобилей на трассе было немного, по обеим сторонам шоссе мелькали прилепившиеся друг к другу домишки, развалины древних строений, их сменяли белесые известняковые выступы, взрезанные при строительстве трассы. Огромные кактусы, высоченные эвкалипты и низенькие тутовники, полупрозрачные лески над пожухшей травой, а за ними новые поселения, оливковые рощи, квадратики полей. Вглядевшись вдаль, он не увидел марева над покрытием. А ведь жара стояла запредельная. Что это – особенности асфальта или климата? Бросив случайный взгляд на спидометр, Артём невольно вздрогнул, скорость перевалила за сто двадцать, и изумлённо вытаращился на сосредоточенно рулящую Альку:
– Не боись, это скоростная трасса, – не повернув головы, сказала она, – тут до ста сорока можно. Дорога номер шесть, прикольно, да? Доедем быстро и с ветерком, в других местах сейчас пробки, а ты голодный.
– В самолёте нас кормили обедом, – робко возразил Артем.
– Знаем мы их обед, пара кашерных сандвичей и диетический творожок на закуску. В Кейсарии я тебя накормлю всем, что следует подавать гостю из диких фьордов: мясом с кровью и картошкой.
– Викинги картошку не знали, – пытался отшутиться он. Знакомая мелодия теперь не возбуждала, успокаивала. Вот сейчас, на полдороге между аэропортом и ее домом, он, будто в самом деле, вернулся на годы назад, к той Альке, которую знал всю жизнь. Странное дело, ведь только с ней из всех знакомых представительниц женского пола, молчаливый Викинг легко делился мыслями и чувствами: всем и всегда. Вполоборота он поглядывал на спутницу, Алькин точеный профиль бледнел на фоне жженого пейзажа. Спохватившись, ну что за хозяйка, когда гостю не расскажет ничего о стране пребывания, она принялась рассказывать: там виноградная роща, а вот тут гидропонные теплицы, чуть подальше, разрушенный египтянами, во время войны с Турцией, замок крестоносцев, неолитическое поселение, мечеть на месте римского гарнизона…. Он вроде бы и слушал, но не мог сосредоточиться. Все время казалось, они едут домой, и осталось совсем немного, кончатся заросли олив, машину затрясет на щербатом асфальте, и поплывут знакомые хрущевки, закрытые от посторонних взглядов раскидистыми липами и белоствольными березками. Улица Пришвина дом три «а», второй подъезд, пятый этаж, квартира тридцать. Когда еще она жила у родителей.
Аля замолчала, будто почувствовала; тогда он решился спросить:
– Ты обещала рассказать о новом доме, – машину едва заметно повело, тонкие губы сжались в линию.
– Давай… – и тут же оборвала себя. – Давай дома и расскажу. Она вжала педаль газа в пол, набирая и без того нехилую скорость.
– Аля! Ну, за кого ты меня…
– Все равно. Ты должен сам всё увидеть, а потом будем дискутировать. Мне важно услышать твоё мнение, незамутнённое моими домыслами, а то я всерьёз начала думать, что у меня шарики поехали. Ну ладно, – она вздохнула. – Мне тяжело там находиться, в постоянном ожидании новой напасти.
– А что там?
– Разное, – все еще не решалась. – Сам по себе дом очень необычный, в живописной деревеньке художников, которые меня на дух не переносят. Оно и понятно, впёрлась без их согласия, я же не знала, что в свою общину они принимают голосованием на общем собрании. Вот тебе ещё одно доказательство того, что в нашем волшебном мире деньги делают всё. Да и место для строительства, как ты понимаешь, выбирала не я. Вот теперь и торчит мой домик на отшибе, как бельмо. Дизайнерский проект спятившего на оригинальности архитектора с мировым именем. Поверенный в делах бабушки сказал, что она настояла именно на этом проекте. Как говорится, захотела одарить по-царски и одарила. Я приняла дар и живу, как на иголках.
– Аля, я все понимаю… Наследство, все эти муки совести из-за твоих сестер, неприязненные взгляды соседей в придачу.
– С сёстрами я поделилась по-честному, – перебила его Альбина, – правда о наследстве язык не повернулся сказать, ведь вопросы задавать начнут те же самые: почему именно я. Выдумала, что выиграла в лотерею крупную сумму. Знаешь, сколько семей большие деньги разрушили, не счесть. А все эти разборки наследников, это ж смертный бой… Не знаю, может я и не права, что семье наврала, но бабушки всё равно уже нет… А мама, она ведь всю свою жизнь её искала, а та и с дочерью родной повидаться не удосужилась, так что пусть уж лучше останется для неё пропавшей без вести, чем узнавать такую правду. У мамы сердце слабое, диабет…
Артем долго смотрел на знакомый профиль, но продолжения так и не дождался. «Тиана» двигалась бесшумно, ходко, километры покорно ложились под колеса. Казалось, машина стоит на месте, а движется пейзаж, точно в кино.
Новая развилка, холмы обнажились, потемнели, разом потеряв растительность – будто пожар прошелся.
– Приготовьтесь к повороту налево, через восемьсот метров, – вновь ожил навигатор, – через пятьсот, метров… через двести метров… вы нарушаете допустимую скорость.
– Спасибо, что напомнил, – хмыкнула Аля, резко сбавляя обороты двигателя, вывернула с шестой на семидесятую магистраль, дорога сузилась до двух встречных полос без бетонного разделителя: они двинулись мимо чернеющих сопок на запад, к морю. Темные стены вздыбились по обеим сторонам хайвэя, солнце, неспешно клонящееся к закату и теперь бьющее в лицо, казалось, еще больше сгущает черноту, в которую они разом погрузились. Лицо Альбины стало похожим на мраморное изваяние. Музыка нежданно кончились, несколько секунд они оказались в полной тишине. Артём затаил дыхание. Диск пошел по кругу, Сандра вновь пригласила его в другой мир, тот, в котором на долгие годы затерялась Алька, как оказалось лишь для того, чтобы однажды выдернуть его из привычной обыденности жизненного круговорота и с ходу засыпать невероятными новостями. А что ждёт впереди? В доме, о котором она говорила, понижая голос до едва различимого шепота, так, будто там поджидали все ужасы мира. Он заметил пульсирующую жилку на длинной шее, и сам невольно поёжился. Нет, что он выдумывает, они же едут в Кейсарию. Верно, говорят, что страх заразителен, сейчас он будто чувствовал через Альку и неприятный холодок покалывал пальцы рук:
– Знаешь, я всегда мечтала о собственном доме, – вдруг заговорила она, – только помыслить не могла, что мечта сбудется так быстро и самым премерзким образом. У меня всегда так, когда хочется, ничего не выходит, а стоит перестать надеяться, мечта тут как тут и либо уже не нужна, либо отравлена так, что откушав это блюдо, отпадает всякое желание мечтать. Как говорится, с нашим еврейским счастьем…
– Ты будешь смеяться, у меня, вообще ничего не сбылось.
– А тут не знаешь, что хуже, Тём, чтобы сбывалось, как у меня, или вообще не сбывалось. Ладно, хватить нюни распускать, – добавила она, пристраиваясь на светофоре за красной «хондой», – мы уже близко.
Машина по наущению навигатора повернула на восток, ехавшая впереди «Хонда», быстро исчезла из виду:
– Через тысячу двести метров приготовьтесь к…
– Спасибо, дальше и без тебя знаю, – она отключила электронного поводыря, помолчала. Викинг перехватил ее взгляд, внезапно затуманившийся.
– Какое-то это всё ненастоящее, не чувствую связи, – вдруг заговорила она, будто продолжила какой-то внутренний диалог, – нет, дом красивый, вычурный даже, туристы фотографировать любят. Не удивляйся, в нашей деревеньке много туристов, каждый дом – произведение искусства, и скульпторы живут и гончары и музыканты, правда, когда леса на горе Кармель горели, деревня сильно пострадала. В то время я снимала маленькую квартирку и помыслить не могла, что окажусь в столь известном поселении, да ещё в статусе богатейки. Местные язвят, что если на гору вновь придет пожар, мой савивон полыхнёт первым.
– Твой, кто?
– Ой, прости, я все время впихиваю в разговор местные словечки. Привыкай к новой Альке. Савивон, это волчок, помнишь, мы в детстве крутили, – она помолчала, вновь замерев, точно собиралась с мыслями. – Знаешь, мне иногда кажется, если бы этот дом действительно строила бабушка, он выглядел бы иначе, теплее был, что ли. Ты сам поймёшь, когда увидишь этого монстра.
Артём не нашелся, что ответить. Тягостное молчание повисло в машине, и только музыка продолжала вкрадчиво нашептывать. По сторонам дороги мелькали теплицы, накрытые прозрачной сеткой поля, похожих на гигантский тростник растений с широкими зелёными листьями и прицепленными к каждому стволу синими целлофановыми мешками.
– Бананы, – коротко прокомментировала Аля и смолкла, завершая очередной поворот направо, с обеих сторон дороги их встретили высокие кусты с крупными яркими цветами: белыми, оранжевыми, красными. По узкой, ответвившейся от трассы дорожке, машина поднялась на горку.
Наверху пологого, кое-где поросшего пожухшей желтоватой зеленью склона, лепились друг к другу известняковые домишки, напомнившие ему давешний отпуск в Гурзуфе, такие же неухоженные, щербатые, с корявыми заборчиками и сбившимися лесенками. Пока он, подняв голову, удивлённо разглядывал представленную Алькой деревню художников, дорога уперлась в резко контрастировавшую с окружающей стариной широкую карусель из зеркального стекла, приподнятую над землёй на бетонном стилобате, врезавшемся в крутой склон. Две мощные металлические колонны поддерживали круг, тонированные стеклянные стены отблескивали красным, в лучах быстро уходившего на покой солнца. Диаметр круга составлял метров тридцать и походил на приземлившуюся летающую тарелку из далекой галактики. Мощное основание возносило дивное строение на высоту двух человеческих ростов. Вид сооружения, действительно, впечатлял.
– Приехали, – едва слышно сказала Аля. Незамеченные прежде, увитые цветущим растением ворота раскрылись, будто по мановению волшебной палочки.
Ничего себе домик! Рассматривая новое жилище бывшей сокурсницы, Викинг долго молчал. То ли изумлялся вычурной современности вышеназванного монстра, то ли искал подходящие моменту слова. Артём в отличие от спорой на похвалу и расправу Альки, всегда был медлительным в размышлениях, да и в действиях тоже. Он был единственным студентом в группе, за которым в конце сессии гонялись преподаватели, чтобы принять вовремя несданный зачёт, или автоматом поставить оценку, педагоги ведь тоже люди, им хочется в отпуск. Викинг всегда тянул до последнего, но раздражения не вызывал, он как-то умел расположить к себе людей. Если бы не вечные промедления со сдачей, он запросто мог отлично учиться, а так по окончании вуза его зачётная книжка пестрела тройками. Вот и сейчас, выйдя из минутной задумчивости, он задал всего один вопрос:
– Я думал, мы остановимся по дороге, ты поговорить хотела… кажется.
– Прости, я передумала, да и ты устал, хочешь принять душ, переодеться, отдохнуть, наконец, а тут я со своими разговорами, – новая порция молчания. Машина неспешно заезжала в гараж, открывшийся черным зевом перед ними. Он почувствовал неясное волнение, передавшееся от девушки, нутром осознав, что за дышавшими богатством стенами скрывается какая-то жуткая тайна, сказать о которой Аля все не решается. Даже в ясности своего рассудка сомневаться начала. Сердце беспокойно сжалось, как в давние времена, когда они детьми, собирались, едва стемнеет, в дворовой беседке и под шелест листвы, шуршащей по старым доскам, полушепотом рассказывали страшилки. И потом долго жались друг к другу, боясь покинуть заколдованный круг и разойтись по домам.
Альбина, с побледневшим от напряжения лицом, буквально на цыпочках подкралась к боковой двери и долго прислушивалась, прежде чем толкнуть ее. Обернулась, хотела что-то сказать, но смолчала, будто не могла найти взгляд гостя, зацепиться хотя бы за него, хоть так заполучить потерявшуюся за воротами уверенность. Зазвенели ключи, наверху что-то щелкнуло, вздрогнуло, двинулось с места. Казалось, вся махина здания начала перемещаться, придавливая гараж. Застывший за её спиной Викинг вдруг ощутил, как на голове шевелятся поредевшие волосы. Новый щелчок, дом вздрогнул, следом дернулись оба. И когда Алька двинулась вперёд к открывшейся темной лестнице, ему вдруг захотелось обнажить тяжелый короткий меч, если бы таковой имелся в наличии и спрятать Альку за своей спиной. Но та упрямо держалась впереди, хоть и семенила, настороженно вслушиваясь в вязкую тишину.
Стоило ей ступить на первую ступеньку, коридор осветился ровным рассеянным светом, идущим из невидимого источника в верхней части шершавых холодных стен. И одновременно с этим он услышал наверху странные звуки, цокающие, отрывистые. Будто вспугнутые крысы пустились врассыпную, растаскивая по норам ворованную снедь. Звук усилился и начал стремительно приближаться. Алька замерла, Вика упёрся в её напряжённую спину, колени внезапно подогнулись, ему послышалось, будто огромный зверь, царапая полы железными когтями, несётся им навстречу. Он задохнулся, будто получил кулаком под дых. Руки непроизвольно сомкнулись на Алькиной талии, ведь лестница такая узкая, что ни отбросить подругу в строну, ни закрыть её собой, он не успеет, первый удар примет на себя она.
– И-и-и! – истошно завопила Алька.