Развод закончился, и мы пятеро дежурных по стоянкам подразделений (ДСП) пошли к поджидавшему нас ГАЗ-66-му, чтобы убыть на аэродром для смены своих товарищей. Этот наряд на службу существует только в авиации. Наряд не очень обременительный, а летом даже по своему привлекательный, благодаря возможности побыть одному утром или вечером на стоянке своего подразделения – эскадрильи, технико-эксплуатационной части (ТЭЧ) полка или позиции подготовки ракет. В хорошую погоду можно посидеть на травке капонира, погрызть травинку, помечтать. Да и в течение дня обязанности не очень тяготят дежурного – надо только отвечать на телефонные звонки, встречать и докладывать начальнику ТЭЧ о прибывающих на стоянку. Правда у ДСП имеется автомат с боевыми патронами и тут надо объяснить, почему среди обслуживающих самолёты техников и механиков находится солдат-механик с автоматом. Ответ прост: главная задача ДСП - отразить нападение врага на стоянку его подразделения и воспрепятствовать возможному угону самолёта.
Но такого на моей памяти не случалось и поэтому мы бодро забрались в кузов, расселись на боковых лавках и, положив на колени свои автоматы, начали отсчёт времени своего наряда. Автомобиль тронулся с места и миновав КПП, повернул налево на улицу Царского Села, ведущую прямо на наш аэродром.
Надо сказать, что эти ежедневные поездки на аэродром всегда были одним из моментов в службе, которые её разнообразили. А сейчас – тем более, потому что в кузове нас немного и все могли, усевшись на самом краю и на девчонок поглазеть и себя – героя, им же показать. Служивший - да поймёт меня.
Едем, глазеем вокруг – на девчонок, дома, машины и вдруг понимаем, что ещё минуту назад полная машин улица стала пустой, то есть за нами никто не едет, все легковушки исчезли. «Что, почему, случилось может что в городе?» - промелькнула мысль, - «куда это они все подевались?» И тут же пришла разгадка – едва только глянув на то, как наши АКМ лежат у каждого из нас - оружие мы положили так , что стволы автоматов смотрели наружу. Картина была ещё та – едет военный грузовик, из кузова которого торчат пять стволов, лежащих на наших коленях автоматов. Вот все попутные машины и отстали, от греха подальше.
Быстро пролетели несколько минут езды по улицам города и вот мы миновали КПП аэродрома и, проезжая по рулёжной дорожке, идущей параллельно взлётно-посадочной полосе, высаживали одного за другим ДСП первой, второй потом третьей эскадрильи. Четвёртым выпрыгнул из кузова я. Вот и стоянка ТЭЧ. Я прошёл двадцать метров и увидел своего друга – Володю Гуськова , который ждал меня с нетерпением. Его наряд заканчивался, мой начинался.
Володька, отдав мне ключи и печать, ушёл на рулёжку ждать ГАЗ-66, который высадив заступающих в наряд, на обратном пути собирал сменившихся.
Было около семи вечера, а аэродром ещё жил полной жизнью – сегодня были полёты у третьей эскадрильи, самолёты взлетали и садились, звук двигателей доносился и до меня, хотя наша стоянка и было в стороне от этого действа.
Смеркалось, хотя настоящей темноты в это время года у нас под Ленинградом не бывало – белые ночи. Однако шлейф пламени из двигателя, взлетающего на форсаже МиГа становился виден гораздо отчётливее сейчас, чем днём. Было что-то завораживающее в этом – огромное открытое пространство аэродрома, заходящее солнце, почти беззвучный из-за расстояния, взлёт самолёта , моё одиночество на стоянке, располагавшее к восторженным мыслям о молодости, здоровье, радости жизни и исключительности происходящего со мной здесь и сейчас!
Я любовался взлётами и посадками самолётов, не забывая регулярно обходить с осмотром территорию ТЭЧ. Меж тем время подходило к полуночи, полёты заканчивались. Самолёты уже не взлетали, и как я мог видеть, крайний самолёт произвёл посадку полчаса назад. Звуки работы двигателей затихли и над аэродромом повисла тишина. Ночь вступала в свои права.
Я позвонил в караульное помещение, чтобы узнать, когда меня приедет менять часовой роты охраны. Ответ был обнадёживающим – скоро. Мне хотелось поскорее попасть в казарму, сдать оружие и успеть в столовую, пока оставленный для таких как я расход (кто не знает – это хранимый в течении трёх часов летом запас горячей пищи) не остыл, а то пребывание на свежем воздухе и сам молодой организм так разыграли аппетит, что…тут я сглотнул слюну и переключился на мысли о раннем подъёме, который ожидал меня через часов пять. В это дежурство мне «повезло» - позднее окончание полётов третьей эскадрильи через несколько часов плавно перетекло в начало полётов первой. А это означало только одно – короткий сон и встреча рассвета на аэродроме. Впрочем – это был удел всех ДСП летом, так как полк в это время года летал много и с удовольствием.
Прошло полчаса и за это время я успел сдать стоянку под охрану часовому, проверив вместе с ним и разводящим все печати и замки на территории ТЭЧ, дождаться караульную машину на обратном пути, приехать с ней в караульное помещение, расписаться в журнале о сдаче стоянки и, выйдя оттуда на рулёжную дорожку, остановить возвращающийся с полётов АПА (аэродромный пусковой агрегат) – машину на базе «Урала». Всё – домой, как бы парадоксально это не звучало. Я сел в кабину и поставив АКМ между колен, начал предвкушать горячую пайку в столовой, где уже никого нет, и только полусонный наряд по кухне заканчивает приборку.
Автомат и патроны сданы в оружейную комнату, ещё слегка теплый ужин в - желудке, а сам я - в койке, лежу среди давно спящей казармы и впереди у меня …нет, не пять, а уже всего четыре часа до того момента, когда дневальный разбудит и …всё начнётся сначала – автомат в руки, кузов грузовика, спящий аэродром, караульное помещение, журнал, разводящий, приём стоянки у часового, промозглый рассвет, очень медленно становящееся тёплым утро, про мере того, как солнце поднимается над горизонтом.
Спать, спать…