Глава 12. ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ПРИМИРЕНИЕ ЗАКЛЯТЫХ ДРУЗЕЙ
Нету в мире царицы
Краше польской девицы...
(Адам Мицкевич).
Мы продолжали двигаться в сторону замка «пана Гутенберга» уже без хозяина оного. Заблудиться было просто невозможно, так как мощёная булыжником дорога не прерывалась и вела нас, можно сказать, сама. Нескончаемые поля с трудолюбивыми пейзанами таки закончились, мы проехали лесок и продолжили свой путь над морем. Не таким, как наше, Чёрное, яркое и периодически тёплое. Тамошнее море было северным, пожизненно холодным и суровым. Дорога шла по нависающим над тёмными волнами скалам. Истерически кричали чайки – зверушки наглые, хищные и скандальные. Кто только и с какого сильного бодуна объявил их символом мореплавания? Холодные волны с тупым упорством бились о скалы, поднимая тучи брызг. Скалы казались крутыми и беспощадными. При виде их шибко не хотелось выходить в море даже в хорошую погоду. Вспомнилась ария варяжского гостя: «О скалы тёмные дробятся с шумом волны…» Бр-р.
Но вот над самым высоким обрывом нарисовался, - вначале мы подумали, что сказочный теремок с красными крышами. Но нет, это был искомый замок – каменный и добротный, как и всё, что имеет место быть в оной северной местности. Замок при приближении к нему оказывал ещё большее впечатление, чем издали. Был он, как и ожидалось, добротен, аккуратен, сложен из дикого северного камня и весьма не мал габаритами.
При нашем приближении со стен зазвучали трубы («панпары», как говаривал герой одного давнего сериала). Со скрипом опустился на цепях подъёмный мост из мощных брёвен, по которому навстречу нам выехали два всадника в парадных рыцарских прикидах в сопровождении разряженной свиты. Мы встретились и церемонно раскланялись на дороге в непосредственной близости от замка. Рыцари подняли забрала…
Тот, что повыше, оказался, как и следовало ожидать, герр Паулем. А вторым – мы даже сразу и не узнали – был наш давний приятель из компании Ивана Соколова Вячеслав Ермаков. Вроде бы и старый знакомый, но каков пан! В латах, шлеме с плюмажем, зелёном плаще, да ещё и верхом на рыцарском коне – словно всю жизнь на нём проездил. Улыбается приветливо и немного смущённо. Можно было и не сомневаться – наш добрый друг, конечно же, от миссии спасения мира не отказался. И это радовало. Как по моему разумению, он больше всех годился данную миссию проводить в жизнь. Мы с Маринкой, естественно, приветственно заверещали, на что новоявленный пан рыцарь ответствовал:
- Да ладно вам, девчонки, вопить. Лошадей напугаете…
На что пан Маркиз одобрительно хмыкнул в усы – правильно, мол, себя ведёт, порядок – он, граждане, прежде всего. Наш человек пан, хоть и бесхвостый…
Правда, благодушествовал наш хвостатый сибарит недолго. Внезапно над его корзинкой нарисовалась зубастая мордень размером с двух котов, да ещё бы и мышу место осталось…
- Гутен таг, - произнёс большой дог, вежливо осклабившись.
У бедняги Маркиза был вид, словно вместо свежей мыши ему в ресторане подали самого колючего ёжика, да ещё и плохо пропечённого.
- С-с-собака! – неуверенно прошипел он, пытаясь вздыбить шерсть на загривке.
Мышъ с интересом наблюдал, явно намереваясь поучаствовать в процессе. Причём, размеры противника его не интересовали. Наш воинственный шляхтич набил бы фэйс и быку, дойди до этого дело. Правда, на этот раз до драки дело не дошло.
- Яволь, я есть дог Ганс, - вежливо раскланялся большой чёрный пёс, вращая длинным хвостом, словно пропеллером.
- Приветствуем пана дога, - помахал лапкой пан Мышъ, - да расслабься ты, Маркиз, какие могут быть условности среди своих. Нормальный пёс…
- Но он же с-с-собака!
- Что за расизм, - ответил Ганс, широко зевая (при этом пасть его немного напоминала паровозную топку), да, собака. Но котофильная. Котов и мышей уважаю.
- Правда? – дёрнув усами, недоверчиво спросил Маркиз, пытаясь переварить создавшуюся ситуацию.
- Яволь, - кивнул дог, - я с детства воспитывался вместе с кацхенами, и мы хорошо дружили.
- А как у вас насчёт мышей? – полюбопытствовал пан Мышъ, - насколько толерантны ваши кацхены?
- С мышами у нас строго, - ответствовал пан Ганс, - но гостей не обижаем, найн.
- Хотелось бы верить в сказанное, - усомнился пан Мышъ, потирая лапкой травмированный хвост, - а то тут намедни одна котяра так нахамила…
- У нашего хозяина не побалуешь, - ответил дог Ганс, - сказано гости – значит, гости. Рыба с молоком и сыр заготовлены лучшего качества.
- Ну, если сыр, - живо отозвался Мышъ…
- И рыба с молоком, - в тон ему сказал кот…
- Тогда пошли!
- Поехали, - согласился дог.
- Хвостатые быстро договорились, - засмеялся Славка, провожая глазами передвигающегося мелкой рысью Ганса, несущего на спине дорогих гостей – кота и мыша, - вот так бы и людям…
Процессия хозяев и гостей замка степенно втягивалась в гостеприимно открытые ворота, предварительно пройдя по установленному над глубоким рвом бревенчатому мосту. Едущий рядом со мной новоявленный пан рыцарь тихо спросил:
- Ну, как Маринка? Общается?
- Конечно, это же наша прежняя Марина. Жившая семь лет назад.
- А как твоё здоровье?
- Нормально.
- Выглядишь намного лучше.
- Стараюсь. Не зря же меня спасали уважаемые коллеги.
- Кто кого спасал? – встревожено спросила незаметно подъехавшая Марина, - Катрин, ты что, хворала?
- Да как тебе сказать…, - я с трудом сдерживала слёзы.
- Господи, - встревожилась она, - колись скорее, что произошло.
А произошло то, что можно назвать одним словом: «заработалась». Я долго и автоматически ходила на работу в нелучшем физическом состоянии, наивно надеясь на то, что всё пройдёт само собой, не желая заводиться с лечением.
- Как же, сапожник всегда без сапог, - хмыкнул Славик, - ты своего шефа благодари…
На моё счастье, мой заведующий отделением, будучи классным хирургом, вовремя обратил внимание на кадаверный внешний вид своей сотрудницы и принял соответствующие меры.
- И в чём заключались его меры? – упавшим голосом спросила Марина.
- Да просто погрузил меня насильно в санаторную скорую помощь, забрав прямо с приёма, в белом халате, и увёз в больницу. За полдня до гибели.
- Чьей гибели? – маринкины глаза становились всё больше и больше.
- Моей, естественно, - вздохнула я.
- Но ведь, помнится, коллеги тебе сказали, что болезнь проходит!
- Они даже не знали причину этой болезни. Истинный диагноз поставил только хирург во время операции. Ну, и патанатом, конечно. При исследовании биоптанта. Радиация – вещь немилосердная, господа…
- Итак, шеф взял тебя за шкирку и увёз в стационар, а что было дальше? – Марина заметно нервничала.
Дальнейшее помнилось слабо и отрывками. Помню, как жуткая старушенция из отдыхающих, похожая на смерть, но почему-то без косы, рвала ручку «скорой», требуя, чтобы врач срочно вышла из машины и дала разъяснения по поводу её нормальных анализов. Но у меня уже не было сил не только вести её на девятый этаж, но и просто существовать…
Потом в приёмном отделении ЦГБ я меланхолически снимала с себя серьги и кольца, передавая их подоспевшему к нашему приезду Саше…
Потом аккуратно повесила белый халат вместе с бэйджиком на спинку стула в палате. Моя спецодежда висела там неделю, несколько шокируя входящих, но мне почему-то было совсем не смешно при виде испуганных физиономий. Не оставалось сил даже на приколы…
Я уложила себя на жёсткую функциональную больничную кровать и с чувством непередаваемого блаженства вытянула конечности. Умирать от потери крови оказалось легко и приятно. В голове лениво шевелилась последняя мысль: наконец-то я отдохну и высплюсь! И никто не будет меня тревожить…
Но как бы не так. В палате появился лечащий врач и развил бурную деятельность. Срочно провели обследование с УЗИ, ЭКГ, массой анализов – и взялись за голову. А мне было уже всё равно. Ну да, довела себя. Ну и что, что врач – все врачи так болеют. По-моему, милейший доктор сам имел не меньшее, чем я стрессовое состояние с таким пациентом…
Потом мой многострадальный супруг несколько раз ездил в областной город за препаратами крови – у меня, видите ли, редкая группа, на всём ЮБК такой не оказалось. Ездил по сорокоградусной жаре в переполненном троллейбусе, стоя с сумкой – холодильником в руках.
Потом меня перевели из кадаверного состояния в полуживое. Потом – операция, сделанная удачно и добротно. Мне сказочно повезло с лечащим врачом. Вместо традиционной злобной тётки нашей палате достался настоящий самородок. Каждое утро распахивалась дверь и со словами: «Привет, девчонки!» появлялся прикольный нестарый доктор, отбивая охоту ныть у самых депрессирующих пациенток.
- Кушаете? – спрашивал он, поправляя капельницу с очередной порцией донорской крови.
- Кушаем.
- Сало, мясо, колбаса, жареные сосиски? Ну, как?
- Вкусно, - отвечала я, и сама собой исчезала охота грустить по поводу своей загубленной судьбы и утерянных органов. А также появлялась радость по поводу того, что в новом поколении врачей есть не только жлобовитые неучи, но и истинные таланты…
- Боже мой! – Марина смотрела с ужасом, - а мне ты хоть сообщила о своей беде? Нет?
- Тебе бы сообщила, а ей…
Вспомнилось, как в бессонную душную ночь я лежала, пытаясь сосредоточиться на созерцании красивейшего огромного гималайского кедра, растущего за окном палаты. И вдруг поняла вспыхнувшую сквозь боль подобно выстрелу невесёлую истину, добавившую несоизмеримую с телесной боль душевную. А именно: о своей беде я могла рассказать кому угодно в этом мире, кроме одного человека – существа, длительное время искренне считавшегося моей лучшей подругой. Деодар за окном был прекрасен в свете луны, ночь – жаркой и загадочной, мелодично трещали сверчки. А мне было так больно! С этой болью не могли сравниться никакие последствия даже самой тяжёлой операции…
Правда, о последнем воспоминании я никогда никому не рассказывала. Маринка и так была в шоке. Хватит с неё происходящего.
- Когда это всё случилось? – упавшим голосом спросила она.
Да, этой Марине и рассказывать не надо. Мы с ней всегда понимали друг друга с полуслова.
- В августе.
- Три месяца назад? И та я так ни о чём и не узнала?
- Так и не узнала, - вздохнула я, - зачем грузить чужого человека не интересующими его фактами…
- Боже мой, как всё оказалось запущено!
- Всё в порядке, девчонки, - заявил наш пан Вячеслав, - тот узел истории в конце концов распутался сам.
- Скорее разорвался, чем распутался…
- Посмотрим, чем всё закончится, - сказал Саша.
- Ещё не вечер, - добавил Славик.
- Даже не раннее утро, загадочные вы наши, - традиционно вставила свои пять копеек ехидная я.
Окружающие традиционно вздохнули – и промолчали. А и что говорить – крыть-то всё равно нечем…
- Только матом, - сказал бы в другой ситуации Саша, но сейчас было не до того. Мы въехали во двор замка.
Из множества романов, повестей и рассказов о мраке средневековья в воображении складывается некий фоторобот феодального замка: замшелый каменный мешок с тёмными сырыми стенами из грубо обтёсанного камня, грязный до омерзения. Десятибалльной вонючести крохотный дворик с лужами, свиньями и немытыми диковатыми слугами. Жуткие казематы в подвалах с прикованными на цепях мрачно улыбающимися скелетами, где вольготно обитают огромные серые крысы с длинными хвостами и немеренным аппетитом. Холодные помещения с сырыми стенами и каминами, съедающими за один поджиг целую рощу дров. Жарящиеся на вертелах огромные мохнатые кабаны, не очищенные от щетины. Пьяные небритые личности, обжирающиеся недожареной халявной свининой под прокисшее пиво в огромном количестве. Всё сплошь неграмотное, грязное, пьяное, тупенькое население, у которого низменные инстинкты преобладают над разумом. Ну, примерно, та обстановка, к которой мы приближаемся в наше жуткое время. И, в довершение картины, пресловутые пояса верности в форме капкана…
Так вот, не надейтесь. Во всём этом мы были приятно разочарованы. Дворик не огромен, но и не мал, мощён брусчаткой, с водостоками. И чист до состояния, при котором не испачкается оброненный носовой платок. Может быть, они там пользовались новомодными средствами для мойки полов – кто их знает. Похоже на то. Надо будет как-то спросить. Под навязчивую песенку: «З мистэр Пропыр вэсэлышэ, прыбыраты вдвичи швыдшэ!» Росли там цветы и несколько деревьев – всё в безупречном порядке. Слуги сыты, добротно одеты, но отнюдь не глупы, даже не очень хитрые – видать, герр своих людей не обижал. За что и жил в замке образцовой культуры и порядка. Но, к сожалению, в семейном одиночестве. Герр Пауль оказался холостяком. Странно, подумалось нам, такой приличный герр, и не заведёт себе добрую фрау для завершения идеальной картины. Но на наши вопросы на данную тему Кошмарские не отвечали. Отмалчивались – и всё. И тут в воздухе запахло тайной. Надо ли говорить о том, что некая романтическая тайна очень подошла бы к обстановке старинного замка.
Встречены мы были душевно и устроены по всем законам тевтонского гостеприимства. Но мне традиционно не сиделось на месте – как же, в кои веки попасть на правах гостя в настоящий средневековый замок, и не обследовать его…
Яволь, нам тут же была устроена экскурсия. Проводила её любимая ключница герра Пауля Гретхен. Нестарая, пухленькая, чистенькая и добрейшей души фройлейн. Мы подивились образцовым закромам, скотному двору и прочим хозяйственным помещениям. Особенно впечатлила кухня – уж она-то полностью соответствовала нашим представлениям: с огромным очагом, массой интересных приспособлений, толстым горластым шеф–поваром и целым выводком шустрых крепеньких поварят. Подвал в хозяйстве тоже имелся, доставшись в наследство от грубых тевтонских предков, вот только в казематах уже много лет никто не был заключён, так как герра и без непопулярных мер уважали слуги и домочадцы.
Больше всего поражала добротность и чистота хозяйственных постороек. Особенно сиял чистотой свинарник с проживающими в нём милыми розовыми хрюшками, весьма довольными своим существованием. А местные кацхены были вообще вне конкуренции – все как один (точнее, как одна, поскольку это были в основном кошечки) пушисты, розовоносы и зеленоглазы, с бантиками на шейках и ангельским характером. Надо ли говорить, что наш Маркиз имел в кацхеновском обществе немалый успех. Из маркизового фан-клуба особенно выделялась серенькая в полоску кошечка с беленькими лапками. Поскольку имена у кацхенов почему-то отсутствовали, новая маркизова приятельница была поименована как Мурхен. Пана Мышъа кацхены приняли вежливо, хоть глядели на него мечтательно и периодически облизывали усы. Но, да истинного шляхтича фиг напугаешь, тем более что герр Ганс далеко не уходил. И, опять же, священный закон гостеприимства…
ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2012/10/16/1759