(пара баек, рассказанных у костра, о тяжких буднях избранного всея Тамриэля, и Скайрима в частности)
Мое «очень взрослое» решение отправиться в путешествие - мир посмотреть-себя показать обернулось стандартным набором приключенца-погорельца. Нет, ну это же надо было так глупо и бездарно попасть в облаву, которую проводили имперцы на границе! Гражданская война, восстание, убийство короля – да мне-то что?! Отобрали деньги, оружие, даже одежду, ведь и ежику ясно было, что я – НЕ БУНТОВЩИК, я даже не из Скайрима, а из Хай Рокс. Спасибо, хоть не изнасиловали, а то наслышана я была от десятника отца о том, что творят с пленными женщинами. Хотя когда меня скрутили и положили на плаху, я, Дейяна Шаэль, дочь художника-мага, в полной мере испытала это премерзкое ощущение – ощущения дыхания смерти в лицо. И смерть дохнула огнем, обрушившись на Хелген с небес на кожистых черных крыльях, подобно грому. В этом огне, чаде горящих трупов и пламени полыхающих хижин я умерла и родилась заново.
Право, лучше бы тот черный дракон меня зажарил вместе с остальными. Нет, вы не подумайте, я не жалуюсь, что осталась жива, сумела выкарабкаться из пылающих руин деревушки, проползти за случайным товарищем по подземельям. Имперцы огребли по полной. И тем больше ирония, что носителем высшей справедливости оказался этот дракон, которых все считали страшными сказками. Но вот становиться каким-то «Довакином», избранным всея Тамриэля и дальше по списку, я совершенно не собиралась. С детства я ничего опасней охотничьего лука в руках не держала, а во время бегства из Хелгена я, как утопающий за соломинку, схватилась за первую попавшуюся железяку, оказавшуюся одноручным мечом. Десятник Витар учил брата и меня фехтованию, парочку ударов я, может, и отбила бы. Ну ладно, Хадвар в этой толкучке и беготне еще мог меня принять за подобие «бой-бабы» в бронекорсете, но как же ярл Вайтрана так опростоволосился? Как можно было не разглядеть под нахлобученной здоровенной кирасой, ведрообразным шлемом «тощее безобразие», как охарактеризовала меня жена кузнеца Ривервуда, с опаленным веником светлых волос и квадратными от испуга белесыми глазами. Сделали зачем-то таном. Да я вообще-то ужин и ночлег отрабатывала и не из самоотверженности за подкреплениями для Ривервуда в Вайтран отправилась… Приставили ко мне хускарла, видимо, чтоб не убежала ночью до скайримской границы. Долго объясняла этой милейшей девушке, отродясь не носившей ничего легче кольчуги и про платья не слыхивавшей, что я – не воин. Не. Воин. Удивилась. Не поверила. Воспрянула странно духом и поклялась могилами предков обучить всему, что знает, своего «неумелого тана». Разорви меня даэдра, это уже не смешно!!
А совсем не смешно стало, когда выяснилось, что я этот самый «драконорожденный». Я, как всегда, расплатилась за свою глупость. Надо было позволить стражникам выполнять свою работу. Если эти норды рождаются в меховой броне с топором в руках вместо погремушки, то я – обычный человек, меня не учили дома драконов убивать. А туда же – полезла помогать добивать дракона, расстреливая из лука. И в тот момент, когда драконья туша начала тлеть, осыпаясь клочьями сползающей с костей плоти, я переродилась во второй раз. Я была так зла и напугана, что от души рявкнула на жаждущих зрелищ и древних героев людей ярла. Рослые мужики и отнюдь не феистая данмерка пошатнулись как от порыва шквального ветра – словно хлестнул по ним снова хвостом дракон. Только теперь драконом стала я. И не придумала ничего умнее, как хлопнуться в обморок…
***
Я никогда не привыкну к леденящему скайримскому холоду, а эта гора, по-моему, - самое холодное место на земле… Мне правда-правда сначала было стыдно, когда Лидия загнала меня на коня, а сама повела его под уздцы, но потом моя совесть заснула. Не иначе как ушла в зимнюю спячку, и я с удовольствием последовала бы ее примеру. Если бы я по этой горной тропе шла на своих двоих, то уже несколько раз бы сорвалась со скалы. Неудивительно, что здесь выживают только отшельники и паломники – по такой тропе пройдет только святой или в усмерть упившийся медовухи. Хотела спросить, далеко ли до Высокого Хротгара, но, кажется, к губам примерз воротник тулупа. Буээ… какой же невкусный этот козлик – из кого там этот тулуп шили?..
- Эти вехи – это указатели для паломников, - сквозь вой метели слабо доносится голос Лидии. Я честно пытаюсь разглядеть, о чем она говорит, но все для меня сливается в сверкающей сине-белой круговерти из вечернего сумрака и белых хрустких снежинок. Я скоро возненавижу белый цвет. А ведь еще год назад на обеде дома какой-то заезжий бард пел, что мои косы белизной сравнимы с снегом. Забавно, теперь это кажется таким глупым. После налета на Хелген, мне кажется, мои волосы никогда не отмоются от копоти и жирной сажи с человеческих трупов… Прошло всего несколько недель, но мне кажется, что родной дом и мое путешествие были в другой жизни.
Неутомимую малышку Али пришлось оставить в расщелине у подъема, и уже через пятнадцать минут карабканья по тропе я затосковала по лошадке, хотя Лидия мужественно отобрала у меня всю поклажу. Собственно, мои вещи включали в себя лук за плечами, меч в ножнах, а все остальное было на мне. Еще до прихода в Вайтран я поняла, что путешествовать надо налегке, чтобы в случае чего дать деру от волков или великанов. Гигантов и их мамонтов я деликатно обходила по широкой дуге в полмили. Отношения «я вас не трогаю и вы меня не трогайте» нас всецело устраивали.
- Госпожа выглядит усталой? – у Лидии была лишняя пара глаз на затылке, иначе я тогда не могу объяснить, как она меня за шкирку как котенка поймала, когда я поскользнулась на вырубленной в скале ступени. Как бы поделикатней объяснить, что мне тяжело ходить по глубокому снегу в буран…
- Далеко еще до Высокого Хротгара? – ого, губы разморозились наконец-то.
- Еще пара часов хода, - от мысли, что Лидия издевается, пришлось отказаться. Мы с ней, наверное, ровесницы, но то ли норды более простодушны, то ли я обросла коркой цинизма за время моего великого путешествия, но Лидия относится ко мне с торжественной заботливостью как к ребенку. Как к птенцу, угу. Ну она права. Если бы не она, я бы не нашла эту тропу и не забралась так высоко одна.
- Погреться бы, - двигаю онемевшими пальцами, кожаные варежки хрустят, словно облитые льдом.
Наверное, я и впрямь избранная, потому что мое желание сбылось. Буран как будто ослабевает, словно пелена спадает с глаз. Сквозь кружево снежинок видны снопы искр, взлетающих от небольшого костерка, возле которого сидит какая-то женщина. Видимо, кто-то из паломников, о которых говорил ярл Вайтрана. Я уже бочком незаметно стала подбираться к костру, но моего всевидящего хускарла было не обмануть. Поприветствовав паломницу, Лидия выдала мне сухпаек – полоски жесткого сухого мяса, от которого у меня в первые дни пребывания в Скайриме жутко болел живот. Но поскольку жизнь тут проистекает по принципу «или ты слопаешь, или тебя слопают», то мы с желудком пришли к взаимному соглашению и я понемногу приноровилась есть все, что бегает и плавает.
Мой хускарл и паломница тем временем разговорились, только что на брудершафт мед пить не начали. Я не пытаюсь вслушиваться в слова, до меня доносятся лишь обрывки фраз и слогов, близость костра и потрескивающего живого огня – единственной отрады для глаз в этом крае белого снега и си-неватого льда – действует усыпляюще. Наверное, я начинаю задремывать, потому что до меня сквозь завывания ветра словно голос из подземного мира доносится песня.
Our Hero, our Hero, claims a warrior's heart
I tell you, I tell you, the Dragonborn comes…
Ресницы слиплись от талых снежинок, пришлось жесткими, как кора дерева, варежками протирать глаза. Это паломница поет.
…With a Voice wielding power of the ancient Nord art
Believe, believe, the Dragonborn comes…
Ее голос низкий и певучий. Похоже, это какая-то баллада. И я даже знала, какая. Про Драконорожденного. Про меня. У меня, что ли, на лбу написано, что я Довакин?
It's an end to the evil of all Skyrim's foes,
Beware, beware, the Dragonborn comes
For the darkness has passed and the legend yet grows…
Этой песне нужен аккомпанемент, хотя завывания ветра, треск пламени и гул бурана, доносящийся отовсюду, вполне подходит под общее настроение. Они действительно верят в то, что Драконорожденный решит все их проблемы? Во всех балладах о Довакине поется как о могучем воине. Барды были бы разочарованы, узнав, что провидение наградило духом дракона хлипкую девицу, которую отец упорно хотел выучить на целителя.
- Госпожа. Нам пора идти, - право, этот костерок и какой-то камень, на котором я сидела, показались мне роднее всех родных. Скрипя как несмазанная телега, лязгая доспехом, я поднимаюсь и прощаюсь с безымянной паломницей, скрасившей песней наш недолгий передых. Впереди крутой подъем, ведущий в ущелье. Буран здесь немного ослабевает, в синеватом, немного неестественном из-за снега свете, вход в ущелье кажется вырубленной в скале раной.
Лидия замирает на полушаге так внезапно, что я врезаюсь в щит у нее на спине с гулом, напоминающим удар гонга. Удар гонга к ужину.
В завывании ветра рождается новый звук, напоминающий рев голодного медведя, раскатистым эхом разносящийся по ущелью, словно там целое стадо зверей. Из-за спины Лидии ни зги не видно, но по тому, как она рванула из ножен меч, я понимаю, что дело – дрянь.
Хускарл прянула в сторону, и я мельком из-за ее плеча вижу надвигающуюся на нас синевато-пепельную в сумерках ожившую снежную гору. Только у горы почему-то уродливая морда о трех глазках и распахнутая клыкастая пасть. А еще огромные лапы, вооруженные чуть ли не десятидюймовыми когтями.
- ААААААА!!!!! – сама не понимаю, почему я несусь вниз по склону горы, не ощущая под собой наметенных сугробов и каменных ступеней, по которым несколько мгновений назад я с таким трудом поднималась. Понятия не имею, что творится сзади, гонится ли чудовище за мной, у меня сейчас преобладает только одно желание – убежать подальше, забиться в расщелину, взобраться повыше – да что угодно! Я не хочу, чтобы меня порвал на шматочки ледяной тролль!!!
Почему-то мгновение между двумя ударами колотящегося как у зайца сердца растягивается как патока, и мне кажется, что я не бегу со всех ног, а топчусь на месте, пока меня настигает рычащая клыкастая громадина. Перед глазами смазанными пятнами мелькают заснеженный куст, костер паломницы, изумленное смуглое лицо женщины…ай-яй-яй!!! Моя лодыжка!! Какая скотина разбросала здесь мешки?! Сзади жуткий рев – тролль-таки настигает добычу. Я на четвереньках беру разгон, как ретивый горный козел, влетев макушкой в шлеме в какое-то чахлое деревце, и с ужасом понимаю, что бежать-то некуда. Справа - обрыв, внизу, теряясь в белом крошеве, - тропка, слева - отвесная скала, сзади несется тролль. Как бы ни было страшно, я круто разворачиваюсь, одновременно пытаясь нашарить в ножнах меч. Хватается за меч и женщина.
Паломница гибнет на моих глазах, смятая и разорванная чудовищем, словно под обрушившейся с вершины Глотки Мира снежной лавиной. И я понимаю – моя очередь. Отшвырнув меч, с которым я все равно ничего не смогу сделать, я хватаюсь за лук. Толстые рукавицы летят за мечом, я натягиваю вмиг окоченевшими пальцами тетиву и прилаживаю стрелу. А снежная лавина с ревом, окутанная сине-белой пеленой морозной дымки, уже несется на меня.
Одна стрела. Вторая. Третья. Трехпалая страшная лапа ломает мой лук, я спиной падаю в какую-то яму и визжу. Причем, видимо, неосознанно применяя эту довакинскую магию, потому что уже кинувшееся на меня чудище шатнуло, тролль шарахается, оглушено мотая головой, а я очень кстати для себя и некстати для врага нащупываю брошенный меч.
Никогда не забуду это жуткое ощущение, когда ты всем весом наваливаешься на рукоять меча, наполовину загнанного в горло врага, а тебя заливает кровью и слюной смертельно раненного чудища. Его мощные лапы в агонии беспорядочно молотят по всему вокруг, по моей спине, по скале, ломают деревце, а я боюсь пошевелиться и давлю на рукоять до тех пор, пока она с хрустом не вырывается откуда-то из затылка тролля. Великие боги, меня сейчас вырвет…
На дрожащих ногах я ковыляю к разбросанному догорающему костру, белый снег забрызган кровью, уже превратившейся в лед. Ничего не могу с собой поделать. Когда сверху сбегает напуганная Лидия, невесть куда подевавшаяся во время нападения тролля, я сижу над кровавыми ошметками, несколько минут назад бывшими человеком, и реву белугой. Отец учил меня исцелению. Но тут даже исцелять нечего… Эта женщина спасла мне жизнь. Попытавшись сражаться, хотя так же могла убежать, как пыталась позорно проделать я, эта безымянная паломница купила мне несколько мгновений и я жива. Все еще жива.
Our Hero, our Hero, claims a warrior's heart
I tell you, I tell you, the Dragonborn comes…
Никакой я не герой, я всего лишь трусливая избалованная девица, расплатившаяся за свою самонадеянность, из-за которой снова погиб человек. Нет, Лидия, не надо меня успокаивать, я ведь жива… Не то что эта женщина. Но ради нее я попытаюсь вспомнить скучные уроки магии и упокоить ее. И пусть ее сожженный и развеянный прах подхватит ветер и унесет к вершинам гор, к Высокому Хротгару, куда она шла… Путь Драконорожденного – это путь смерти.
***
Прошел уже месяц моего пребывания в Скайриме. Я почти притерпелась к холоду, толпам немытых нордов, налетающей внезапно вьюге или проливному дождю, стучащему по доспеху как по черепичной крыше. Живот уже не болел от вяленого мяса и кислого молока, а согреваться приходилось чаще нордским медом и элем, нежели сидением у костра, на который как мотыльки слетались волки, саблезубы и кто покрупнее, от которых мне пока еще приходилось драпать во все лопатки. Вот и сейчас, топая по направлению в Морфал, тихо себе мирно, никого не трогая, я стала объектом самого пристального внимания двух великанов, одного саблезуба и двух волков. Причем всех и сразу. Как они меня делить планировали – сие знание мне неведомо. Бряцая доспехами, луком, мечом и вещмешком, напяленным поверх колчана, я вынуждена была спасаться бегством, а поскольку самый верный способ уйти от преследования – это забраться повыше, я вдохновлено рванула в гору. Вскоре подъем стал вертикальным, каменистые осыпи сменились скалами, и вдобавок стало стремительно смеркаться. А карабкаться по отвесной скале вверх в полном доспехе, с поклажей на спине – поверьте, приятного мало. Причем я очень смутно понимаю, куда я лезу и зачем. По идее мне надо как-то убраться подальше от веселой компании у подножья утеса, найти укромное местечко до утра и потом продолжить путь в Морфал. Прошли уже времена, когда за мной всюду ходила Лидия и поучала, как меч держать, и как лучше целиться из лука, держа оба глаза открытыми. Каждый день я над собой работаю. Помимо тренировок с оружием я все время напоминаю себе, кто я. О том, что из-за меня гибнут люди. И их погибнет еще больше, если я не найду способ отделаться от черного дракона, ставшего моим личным привидением. Не единожды это чудовище закладывало над моей головой круги, оглашая вересковые пустоши холмов хриплым ревом и странно тоскливыми стонами. Дова – драконы, так их зовут на древнем языке. А этого черного беса, дурным предзнаменованием маячащим на моем горизонте событий, зовут Алдуин, Пожиратель мира. Очень приятно, Довакин Дей. И мне тоже иногда хочется выть от тоски и фус-ро-дахать на усыпанное звездами небо, поскольку есть что-то, что объединяет меня и этого дракона. Нам обоим нет покоя. Ему – потому что где-то по Скайриму бегает тот, кто может гипотетически и в перспективе его победить (очень-очень-очень гипотетически). А мне – после поглощения той самой первой души дракона, напавшего на сторожевую вайтранскую башню.
За моей спиной в сумрачных густо-синих, быстро темнеющих небесах прокатился раскатистый вопль-рык. Блеск. Отлично. И это сейчас, когда я вишу на скале, подо мной минимум 50 футов туманной бездны. Попробуем прикинуться местным лишайником. Ага, с мечом, вещмешком. Я лишайник, я лишайник… ААААААА!!!!! – прямо возле меня хлестнула огненная струя. Крылатая ящерица-переросток меня все же заметила, сойти за кустик на скале не вышло. Чтоб ты запалом подавился, гадость крылатая… Так, это что, снежок? Ну вообще замечательно. Если сейчас еще Алдуин прилетит, я уже ничему удивляться не буду…
Совсем рядом со мной хлестнула еще одна огненная струя, подкоптив мой доспех. Нет, так дело не пойдет, надо отсюда выбираться. Нащупывая пальцами неровности и выступы, я стараюсь ползти вверх как можно скорее. Дракон, явно издеваясь над без-пяти-минут-своим-ужином, закладывает где-то надо мной круги и ликующе ревет. Слава богам, эти твари не умеют виснуть на скалах, иначе песенка моя была бы спета. Хотя если я это не видела, вовсе не означает, что они это не умеют делать. Не на руку мне играют стремительно спускающиеся сумерки и усиливающийся снег. Одна надежда, что дракону будет так же сложно заметить меня, как и мне его.
От нового залпа, пришедшегося выше меня, я чуть не разжала от неожиданности пальцы, зажмурившись от искр, посыпавшихся мне в лицо. Скала становится не такой отвесной, лезть становится легче. Правой рукой я схватилась за пустоту. Некогда разбираться, куда я попала. Подтягиваюсь на руках, с трудом разбирая в полутьме и круговерти снега очертания валунов, какой-то чахлой растительности и широкие обледеневшие ступени. Еще одно святилище?
Мощный порыв ветра в спину чуть не сшиб с ног, дракон-таки попытался приземлиться на узкий серпантин тропки, но места ему не хватило и он завис надо мной, почти касаясь хвостом земли. Ах ты ж гадина… Чтобы выгадать несколько мгновений, разворачиваюсь к бронированной махине лицом и набираю полную грудь морозного обжигающего воздуха.
- FUS RO DAH!! – рявкаю я на него во всю силу легких, до этого генерировавших такой силы только визг при виде крысы в подвале. А сама поспешно выпутываюсь из лямок котомки, чтобы добраться до лука и колчана со стрелами.
Немножко предыстории. Фус-до-рахать меня научили отшельники с Высокого Хротгара, куда я так не хотела подниматься и где получила душевную психотравму по вине ледяного тролля. На драконов эту вопилку (по-благородному «ту’ум») я еще не применяла, максимум на волков и медведей да на разбойников, когда стрелы заканчивались, а показывать спину было опасно. С драконами я почти не сталкивалась, старательно прикидываясь бревном, стоило на землю пасть крылатой тени, заслонявшей крыльями солнце. Но поскольку бежать здесь было некуда, прятаться тем более, а мы с драконом уже поздоровались, то следовало бы достойно завершить знакомство.
Дракона ощутимо отбросило от меня. Недоуменно захлопав крыльями, как гигантский нетопырь, явно размышляя, не будет ли от такой еды у него несварения желудка, он с протяжным ревом-стоном пронесся над моей головой. Что-то не верится, что какой-то вопль его так испугал. Тем более что в теории, насколько я поняла Седобородых, драконы должны понимать обращенный к ним посыл, а значит, видеть, что перед ними закованный в жестянку бегает не просто ужин, а ужин имени Драконорожденного. Ну так и есть. Дракон пошел на разворот. Нужно срочно выбраться на открытое пространство, на этой тропе нет никаких возможностей к маневрированию. Отшвыриваю котомку и бегу наверх, подгоняемая ревом дракона и огненными «плевками». Я была так поглощена убеганием от летающей гадины, что когда на меня откуда-то сбоку с ревом выскочил ледяной тролль, я даже испугаться не успела. Пф, какой-то тролль, когда за тобой гонится дракон. Спасибо тренировкам с наемниками и Лидией, после которых я выла от боли в мышцах и была вся покрыта синяками. Бью наотмашь клинком по оскаленной зубастой тролльей морде, лягаю ногой и проворно отскакиваю в сторону, и нас тут же накрывает драконье пламя. Инстинкты сохранения, будь они не ладны, работают все так же исправно, я успеваю занырнуть под какой-то обломок. Оказывается, волосатые тролли так хорошо горят! Но с драконом надо что-то делать, укрытие слишком ненадежно. Решено.
Набравшись всей храбрости, наглости и самоуверенности, что у меня были не то чтобы в дефиците, но умеренно, как и полагается воспитанной недомагессе из приличной семьи, я выпрыгиваю из своего загашника и бегу по припорошенной снегом колоссальной лестнице куда-то на вершину горы. Наверху только круговерть снега и темнота. Находу срываю с себя лук и прилаживаю стрелу.
- Ну давай, попробуй меня съесть!! Лети сюда!! – кричу первое, что пришло в голову, лишь бы привлечь внимание ящера. Я даже не представляю, что буду делать. Запрыгиваю на каменный выступ над обрывом и продолжаю вопить, ловя на прицел завихрения снега. От драконьего рева у меня звенит в ушах, я уже даже себя не слышу – лишь горло саднит от крика на морозе.
Дракон пикирует на меня, я ориентируюсь лишь на рык и на струи пламени, вырывающиеся из пасти чудовища. И выпускаю стрелу за стрелой, хоть бы одна попала в эту махину…
В колчане оставалась пара стрел, когда носящийся над моей головой дракон с грохотом обрушился на площадку, пропахав брюхом руины, какие-то ошметки, подняв тучу из вековой пыли, льда и снега. Спрыгнув со своего насеста, с которого, даэдра знает, как меня не сдуло, я осторожно приближаюсь к дракону. Тот еще барахтается на боку в тщетных попытках упереться фалангами крыльев и подняться. Ближе подходить страшно, но у меня уже не осталось стрел, поэтому приходится браться за меч. Наверное, это самый отважный поступок в моей жизни. Удивительно, как пара десятков стрел смогли сбить такое колоссальное существо. И сейчас, оказавшись с драконом лицом к лицу, ну в смысле к морде, я чувствую робость. Впервые за сегодняшний сумасшедший вечер. Взгляд дракона осмысленный, яростный, и в нем страх. Он чувствует меня так же сильной, как и я его. Словно я сама стала драконом и смотрю на себя саму со стороны – на маленькую неказистую фигурку в закопченных доспехах, с мечом, похожим на иголку по сравнению с драконовыми клыками и шипами, которая его одолела.
Несколько мгновений дракон разглядывает меня, и я уже знаю, что должно сейчас случиться. Нагнувшись, словно все тот же ретивый горный козел, я рванула к дракону, целя мечом в его шею. Меня накрывает огненный ураган, в бок врезается тяжелый шипастый хвост, и я отлетаю на десяток футов. Кубарем, обломав об камни половину доспеха, я ударяюсь об сломанную колонну и сбиваю с себя языки пламени. Лицо заливает пот вперемешку с кровью, я пошарила по голове. Шлем разбился. Видимо, от удара хвостом. Больше нет моих белоснежных кос, вместо них опаленные клочья.
За моей спиной дракон с вонзившимся между шейными пластинами мечом хрипит, испуская последний дух. Он стонет почти как человек. В этот момент я окончательно поверила, что дова – не менее разумны, чем люди. И чувствуют страх перед лицом смерти. Потому что…
Меня качнуло, я хватаюсь за обломок колонны, судорожно хватая онемевшими от холода губами воздух. В этот раз я не упала в обморок. Мое личное достижение. Драконорожденный способен поглощать души погибших драконов, для них после этого смерть - это ничто, пустота. Мирмулнир, тот драгон, забитый стражей Вайтрана, ужасно боялся стать ничем. Навсегда…
Меня знобит. Обхватив себя руками, хромаю мимо трупа дракона, спотыкаюсь об обглоданный труп коровы. Похоже, я забрела в его логово. Неудивительно, что он меня встретил с распростертыми крыльями… Знакомое ощущение… как тогда, в Высоком Хротгаре, в окружении Седобородых. Неужто… так и есть. Меня потряхивает от этого чувства, голосов прошлого, проходящих сквозь меня, заставляющих сердце сжиматься и колотиться в клетке ребер, как птичку в клетке. Медленно подхожу к отполированной временем и свирепыми ледяными ветрами стене с выбитыми символами – языком, который могут понимать только дова, - и касаюсь кончиками пальцев одной тлеющей вязи. Еще одно слово древнего языка изучено. Сколько еще этих стен слов мне еще попадется на пути?
Значит, каждый раз с поглощенной драконьей душой я буду заново умирать? Что же останется в конце? Не знаю. Я уже никогда не смогу быть белокосой смуглой бретонкой, затянутой в корсет, которую так часто сравнивали с альтмеркой, папиной дочкой, неудавшейся целительницей. Я могу лишь попытаться остаться тем, кто я есть, и надеяться, что мой черный призрак не успеет пожрать мир, который я люблю и за который готова сражаться. Хотя мамонтовый сыр – невыносимая мерзость. И это их оленье молоко тоже… К жизни в Скайриме надо привыкнуть.
***
***
Женщинам на поле боя не место. Так всегда говорил мой отец. В принципе, я с ним солидарна. И была солидарна до тех пор, пока в Хелгене я не познакомилась с Пожирателем мира и не запустила этот маховик событий, забросивший меня сперва в прошлое, где я самолично убедилась в неубиваемости Алдуина, а потом и сюда, в Совнгард. Даже сейчас, осторожно ступая по поросшему вереском склону, под этим невозможным, невероятным в своем буйстве красок бесконечно-глубоким небом, я сомневалась, что в посмертии вернусь сюда. Или мне истребление драконов зачтется как ратный подвиг?.. Духом-то я не воин. Поэтому на всякий случай налюбуюсь я впрок.
Совнгард безумно красив. На его небе царят одновременно восход и закат, сквозь пелену облаков виден и блеск звезд. Жаль только, этот мир покрывает густой пеленой туман. Стоит спуститься в долину - и я утону в этом мареве. Судя по всему, этот туман здесь недавно и возник не просто так: несколько заблудших в этой мгле душ со страхом делятся со мной, как павшие воины один за другим пропадают в этом тумане. А вскоре я натыкаюсь и на старика Кодлака. Соратники для меня стали второй семьей, а Предвестник, хоть в итоге и сделал из меня стрелянного воробья, мне стал как добрый дядюшка. И мне совершенно не хочется, чтобы и он сгинул в этой стене тумана.
Где-то над головой, в пелене, разносится заунывный хриплый рев, начинающийся с глухого рыка и переходящего в пронзительный вопль. Я невольно вздрагиваю и хватаюсь за висящий на поясе меч, который я под предлогом стащила у Дельфины и старикана. Кодлак при звуке этого рева меняется в лице, отводит взгляд и сообщает мне очередную неприятную новость. Оказывается, вся эта долина, куда попадают павшие воины, - один большой пиршественный стол для Алдуина. Это у него диета такая, видимо, особенная - из человеческих душ. Падальщик чертов. От злости перехватывает дыхание. Да, в этом чести мало, но пусть Кодлак затаится где-нибудь тут под скалой и дождется, пока я, его преемница, решу эту проблему с туманом. Как? Нуууу... ээээ... Как-нибудь решу, да. Возможно, если мне придется сражаться с Алдуином (хотя - как??? - один Талос знает), то для этого придется и от тумана избавиться. В противном случае, буду я бегать от летящих с неба огненных глыб вслепую под громогласный гогот этой черной паскудины. Взяв с бывшего Предвестника клятвенное обещание, что он не станет рисковать и блуждать в тумане, я практически на ощупь продвигаюсь вперед. За себя я не беспокоюсь. В отличие от здешних заблудших в тумане Пожирателя мира душ, я все еще жива и Алдуин заработал бы несварение, увидь он меня здесь.
Мне кажется, я бреду в тумане уже много часов. За это время невольно успеваешь усомниться, что ты все еще жива и лишь случайный гость в Совнгарде. Не единожды я слышу искаженный в тумане доносящийся отовсюду рев Алдуина, но стараюсь не думать, чем Пожиратель мира сейчас занимается, мне нужно поскорее выбраться из этой долины и найти... что? кого? - я и сама не знаю. Старик Эсберн и Дельфина остались в том мире. Впрочем, возможно, те легендарные драконоборцы, что отправили Древним свитком Алдуина сквозь время, смогут помочь как-то. Да если и не смогут - хоть посмотрю им в глаза и пусть им станет стыдно. Ну да, стыдно... Героям-драконоборцам, которые спасли всех от Алдуина, хотя бы временно отсрочив предполагаемый конец света.
Кажется, впереди в тумане наметился просвет. Глаза уже настолько привыкли к этой мути, что аж голова закружилась от этого внезапного простора. Вдали выплывают из пелены тумана и сумрака очертания громадных чертогов, к которым ведет сооружение, настолько колоссальное, что рядом ощущаешь себя ничтожной букашкой. Костяной мост. Мамочки, это ж какого размера была живность, которую они приспособили под этот мост, цельный костяк, вроде. А охраняет его... оооох, надеюсь этот здоровяк, лишь чуть-чуть уступающий моим любимым скайримским великанам, хотя бы не пинается так же больно...
Все-таки больно. Вот почему всем этим стражам-героям-стражам героев вечно приходится все доказывать посредством грубой силы? На деле этот громила оказывается хускарлом самого Шора и совершеннейшим милягой. Только вот синяки да ссадины благородства и героизма мне не прибавили, равно как и уверенности, особенно после категоричного ответа Тсуна о его невмешательстве в наши разборки с Пожирателем мира. И этот туда же.
Ловлю себя на дурацкой мысли, что на подходе к Залу Доблести пытаюсь, как девица на свидании, оправить прокопченный плащ и протереть доспехи. Тьфу ты, я ж и есть девица. Ну была когда-то, по крайней мере.
Никаких серебряных фанфар, разверзнувшихся небес, просто захожу в Зал Доблести. Да, тут действительно красиво, наверное, таким должно быть посмертие настоящего воина. О, и лица-то знакомые, может, хоть кто-то подскажет бедному Довакину, что делать, куда идти и как это пророчество исполнять?
***
Справедливость есть!
Когда ты идешь на отпрыска Акатоша и за твоей спиной громыхают доспехами 3 героя древних времен, определенно, начинаешь чувствовать себя ГОРАЗДО уверенней и оптимистичней. Нет, ты все-таки дура, Дейяна, для чего тебя Седобородые учили этому Ту'уму? Чтобы ты как ежик в тумане шарахалась и шугала и без того перепуганные заблудшие души? Позор тебе. И дааааа, определенно, в старину драконьим Крикам учили лучше. От совместного взывания к Чистому небу туман сдуло на десяток метров вокруг. Ничего, еще пару заходов... Аааах ты, паскудина крылатая... Хватит опять туман нагонять и рычать себе что-то там, в безопасности. Вот только доберусь до тебя, Драконобойным Ту'умом огребешь так, что лап не соберешь.
- И еще раз!
Эээх, ухнем! В смысле крикнем. Нащупываю в ножнах Бич драконов, похоже, он мне сейчас понадобится. Туман разносит клочьями, похожий на разорванную в клочья медузу, а сверху нарастает разъяренный рык. Где же ты... покажись...
Алдуин налетает на нас, словно коршун, проносится над нами с хриплым озлобленным криком, подняв крыльями настоящий вихрь. Инстинктивно пригибаюсь, с перекатом ухожу в сторону - однажды я так уже подставила спину, шрам, наверное, останется на всю оставшуюся жизнь. Не знаю, что там делают уже убитые им однажды драконоборцы, я вытаскиваю Бич драконов, явственно ощущая, насколько бывший акавирский изогнутый клинок отличается от прямых полуторников и одноручников, что я всегда использовала. Нельзя позволить черной бестии воспользоваться своим коронным трюком с падающими огненными глыбами. Легче сказать, чем сделать. В меня хлестнула огненная струя, я еле успеваю шарахнуться в сторону, уже готовлюсь заякорить черную тварь Драконобоем, но Алдуин словно читает все мои мысли. Чертов дракон. Хоть на мгновение задержите его на одном месте, мне нужна всего пара секунд... Фелдир, Гормлейт, держите его!
- JooR-Zah-FRUL!! - синий всполох разбивается об оскаленную морду Алдуина. Дракон яростно ревет, тяжело взмахивая когтистыми крыльями, уже полностью объятым синим пламенем, но в итоге тяжело приземляется прямо передо мной. Я смотрю в его багровые глаза, дольше, чем требуется. Жуткое ощущение. Честно - я боялась этого. С Алдуином связь еще мощнее, чем с любым из других драконов. Неужели мне придется поглотить душу этого чудовища, вечного, как сам мир?.. От одной только мысли у меня холодеет внутри, цепенеют конечности и нарастает чистый незамутненный ужас. Но дракон лучше меня знает, что Драконорожденный - в первую очередь чертовский хрупкий и уязвимый смертный, которого можно и нужно убить первым, чтобы самому выжить. Прямо перед моим носом клацают громадные челюсти, меня чудом успевает отпихнуть Гормлейт Золотая рукоять и с отважным криком атакует Алдуина. Вокруг стремительно темнеет - переливающееся созвездиями небо затягивает багровой пеленой, ну все, теперь нам придется побегать. Это Алдуину и надо. Только когда об травяной склон с грохотом разбивается огненная глыба, я бегу не от огня, охватившего мои ноги, а к Алдуину, целя в уязвимое место на шее дракона, которое мне показала Дельфина. Если нанести удар между пластин челюсти и горла, можно срубить дракона с одного удара. Другой вопрос, что обычно это удается один на тысячу. Не удалось и сейчас. Изогнутый клинок Бича скользнул по глянцевой черной чешуе, Алдуин резко дергает головой, лязгая клыками, с хрустом ломающими один из отростков рога на моем шлеме. Мой доспех сделан из драконьих костей, но даже они бесполезны против клыков Пожирателя мира. Шлем разламывается слева, а мощный удар тяжелой драконьей головой довершает разрушения. В итоге я поднимаюсь с земли оглушенная, лишившаяся шлема с острым и поганым чувством дежа-вю. Новый взрыв прямо возле меня снова отбрасывает меня в сторону, Алдуин уже ревет без остановки, атакуя нападающих на него драконоборцев, а я даже не знаю, на какой хромой козе к чудовищу подъехать. Я очень хочу вернуться в Скайрим. Прокатиться на Тенегриве по пустоши, напиться с Тораком и Фаркасом, посидеть у костра, слушая шум разбивающихся о берег волн. Увидеть отца... Я не хочу умереть вместе с Алдуином! Почему у меня такое мерзкое чувство, что убивая Алдуина, я убью себя? И что после этого я даже в Совнгарде на этом пиру не останусь. Драконорожденный переживает смерть каждого дракона как свою собственную, я столько раз уже умирала и ужасно боюсь, что однажды я умру окончательно, перестану существовать, как те драконы, что черной вонючей трухой осыпались с костей на моих глазах.
Ничего не поделаешь. Путь Драконорожденного - это путь смерти.
Я дожидаюсь, пока Алдуин откроется. Всего лишь приподнимет немного крыло, готовясь выпустить шквал пламени в нападавших, и я юркаю к открывшемуся боку. Бью - разрывая мягкие ткани у основания крыла. Больше ты не взлетишь, как ни старайся. Это крыло мертво. Мощный удар поврежденного крыла сшибает меня с ног, я падаю на колени.
В затылок ударяет леденящий холод, все покрывает хрусткой наледью. Эта тварь плюнула в меня жидким льдом. Словно в прорубь провалилась. Я чувствую, что поперек моего туловища что-то сжимается, причиняя мучительную боль... мать моя, да я ж в зубах Алдуина! Ну все, вот и смерть моя пришла, если дракон тебя хватает вот так, то пиши пропало. Сколько раз на моих глазах так погибали менее удачливые стражники или наемники. Бич драконов все еще у меня в руке, а шея дракона так близка... Нет уж. Может, с пророчеством и намудрили, но умирать одна я не собираюсь.
Ох, я еще жива. От боли эта тварь так башкой мотнула, что я улетела в одну сторону, мой меч - в другую. Кое-как поднимаюсь на четвереньки. С Алдуином творится что-то неладное. От моего удара он явно потерял в маневренности, а другие нападавшие времени зря не теряли. Его черная глянцевая броня вся курится странным дымом, по чешуе разбегаются странные светящиеся трещины, словно что-то прорывает его изнутри.
Дракон скорчился, суча когтистыми лапами и когтями на крыльях, и протяжно заревел. Такое ощущение, что сейчас небо расколется и обрушится нам на голову.
Все было неправильно. Даже когда плоть сползала с их костей, драконы так не кричали, захлебываясь ужасом, болью и яростью. Я чувствую, меня саму начинает колотить. Вот сейчас... это случится с минуты на минуту. Я не могу смотреть, как Пожирателя мира рвет на части, раздирает его черные мощные крылья, похожие сейчас на изъеденные кислотой тряпки на костяных спицах. Такое чувство... что его затягивает куда-то. Но это не похоже на то, что я всегда видела. Не могу пересилить себя и закрыть глаза.
Алдуин в последний раз поворачивает ко мне костистую страшную морду, смотрит уже потухшими углями глаз и его разрывает окончательно.
От мощнейшего взрыва и вспышки света меня откидывает на каменные ступени к Костяному мосту.
Прихожу в себя от того, что меня за шкирку поднимает Тсун, как котенка какого-то. Долго смотрю на него, на остальных героев и до меня медленно доходит одна важная мысль.
Я жива. Все еще жива. И я не чувствую Алдуина.
С трудом оглядываюсь по сторонам - все тело болит, словно палками битое. Или драконом пережеванное. Его нет. Его нигде нет. Алдуин словно растворился в воздухе. Что-то не так. Почему на душе так мерзко? Я же своими глазами видела, как он взорвался и исчез. Пальцы судорожно стискивают нагрудную пластину доспеха. Может, он и не умер? Я должна была почувствовать. Количество душ, поглощенных им, было колоссально. Это должно было разорвать меня изнутри вместе с ним. Я и думала, что разорвет. Я ведь чувствовала это, последние минуты жизни Алдуина.
- Верни меня домой?.. - прозвучало жалко, но все, что мне хочется сейчас, это вызвать Одавинга, завернуться в одеяло у себя в хибаре в Вайтране и чтоб никто не трогал неделю-другую.
На Глотке Мира, ревет ветер и вихрится метелью снег. Кое-как сползаю с Одавинга - отнюдь не так залихватски, как я заскочила ему на загривок там, в Драконьем пределе, казалось, тысячу лет назад - и бухаюсь в снег. Ноги не держат... Перед глазами все словно пеплом припорошено. Снежинки кажутся хлопьями пепла. Мои глаза слезятся, хотя я не уверена, что это от яркого света. Вокруг нарастает какой-то гул. Крылья. С трудом поднимаю голову, протирая глаза от застывающих на морозе слез. Дова. Десятки дова собираются вокруг. Партурнакс похож на каменное изваяние на монолите стены слов, а вокруг нарастает шелест и ропот их голосов. Обычно они рычат, но сегодня я слышу каждое их слово.
Алдуин мертв. Алдуин мертв. Эпоха правления Пожирателя мира закончена.
В чьем-то голосе ужас, в чем-то гнев, в чьем-то ликование. Обхватив себя руками, сижу в сугробе, постепенно вырастающем вокруг меня, и смотрю сквозь туманную пелену перед глазами на собравшихся дова. Почему я не чувствую радости и облегчения, что все закончено? Почему мне так плохо, что хочется кричать в холодное белое небо, выть, словно раненому зверю, от нечеловеческой тоски, разрывающей мне грудь? Словно часть меня так и осталась в Совнгарде и растворилась вместе с Алдуином. Неужели... в груди все сжимается... неужели я скорблю по Пожирателю мира? У меня на глазах умирали близкие люди, мои боевые товарищи, с которыми мы пуд соли съели, многие - из-за этой черной твари. С того самого момента, как дух дракона пробудился во мне, я знала, что нам не ужиться, что один из нас должен исчезнуть. Все знала. Особенно сейчас. Но почему тогда так болит душа?
Дова поднимаются в воздух, их тоскливые протяжные крики подобны погребальным стонам. Они кружатся над снежной вершиной, словно отдавая последнюю почесть. Только кому? Мне? Алдуину? Или дракону, запертому в теле человека, пережившему десятки смертей себе подобных как свою собственную и оставшемуся в живых по какой-то причудливой прихоти праотца? Я не знаю. Хочется просто по-детски глупо уткнуться носом в изодранное крыло Партурнакса и реветь как маленькому ребенку. Почему-то мне кажется, брат Пожирателя мира поймет меня...
Герои лукавят, когда говорят, что после ратных подвигов они возвращаются к мирной жизни и живут себе припеваюче, ностальгически полируя зимними вечерами проржавевшие доспехи и покрытый зазубринами меч. Невозможно вернуться к мирной жизни прежним. Я уже не знаю, кто я - человек или дова. Что-то случилось там, в Совнгарде, я осталась жива, и мне, одному из Клинков, ненавидевших Алдуина и его род, нести груз этого двойного предательства всю свою жизнь. Поэтому когда в придорожном трактире бард будет бренчать на лютне и петь приторно-красиво-пафосную балладу о Довакине и побежденном Пожирателе мира, не верьте. Всю правду знаю только я. Не уверена даже, что расскажу эту правду своему отцу и возможному мужу. Не хочу этих сочувственных или подобострастных взглядов, не хочу чувствовать себя такой же униженной, как исчезающий и сознающий это Алдуин. Иногда забвение исцеляет. Как и время.
Я - Дейяна Шаэль, маг-целитель из Винтерхолда. За окном ревет снежный шторм, облепленные снегом ставни гудят на ветру, на столе потрескивает свеча, и я только что закончила письмо своему отцу. Завтра утром, когда непогода утихнет, и я двинусь в дальний путь, в Предел, чтобы передать письмо своему старику с каким-нибудь караваном. На моей демонической лошадке я пересеку Скайрим за несколько дней, Тенегрив будет только рад пробежаться и проломить черепушки десятку другому волков и разбойников. Задув свечу, я ложусь на лежак на звериные шкуры, завернувшись в свое одеяло, пахнущее гарью и сыростью двемерских подземелий. Стены трактира трещат от натиска ледяного морского ветра, Тенегрив недовольно фыркает за стеной в конюшне и скребет копытом, как когтями, подгнившие доски, из общего зала доносится приглушенный нестройный хор голосов.
Dovahkiin Dovahkiin
Naal ok zin los vahriin
wah dein vokul mahfaeraak ahst vaal
ahrk fin norok paal graan
fod nust hon zindro zaan
Dovahkiin fah hin kogaan mu draal