09 Ноября 2010 г.
Перелет из Хабаровска до Москвы был долгим, восемь часов мы летели вслед за Солнцем. Как будто земля под нашим неподвижно висящем в воздухе самолетом нехотя поворачивалась с боку на бок. Перед самым вылетом нам пришлось понервничать, так как противная тетушка-регистраторша дала нам, летящим вдвоем, места в разных концах салона и никто из пассажиров не желал меняться местами. Не знаю, как бы я выдержала этот перелет, если бы не милая девушка с копной кудряшек и тяжелым рюкзаком. Она нехотя согласилась занять место 117А, и мое в высшей степени неважное самочувствие на протяжении полета успокаивали Его ласковые слова и теплая ладонь под синим пледом.
Когда под серебристым крылом расступилась плотная пелена облаков и далеко внизу показались игрушечные домики у квадратиков зеленых полей, я с трудом открыла глаза. За окном были все те же 11 часов дня. Только дня московского...
Потом был Павелецкий вокзал, три станции метро, короткая прогулка по улицам и кафе, где мы коротали время до ночного поезда. Как же меня вымотали эти восемь часов среди беспрерывно хлопающих дверей и с бешеной скоростью поглощающих биг-маки и колу, людей.
В полночь мы сели на поезд. Приглушенный больной оранжевый свет, полупустой вагон и тошнота от усталости и боли. Я долго не могла уснуть, а потом провалилась в сон без сновидений...
Холодный ветер нес меня над землей. Серые крылья были слишком слабы и я падала в черную бездну. Там ждал меня кто-то. Звал по имени и тянул липкие пальцы. Я проснулась.
Было еще темно, но я встала, и нашарив под полкой свои босоножки, стала читать. Чингиз Айтматов поразил меня своей живой прозой. Конь цвета степного восхода мчался по зеленым просторам, грыз удила и догонял ветер... Черная, вспухшая грозой ночь обрушивалась на крытые соломой саманные дома, и человек в белой рубахе метался по двору во вспышках молнии... Старая, с провалившейся спиной лошадь шла по пыльной дороге... Прощай,Гульсары...
За окном разгорался красный рассвет и белые цапли стояли в алой обмелевшей реке. Я поняла, что все еще сплю.
В неодолимом желании как можно скорее проснуться я стала щипать себя за руки, ходить по проходу поезда. Кипяток не причинял мне боли. И я поняла, что меня никто не разбудит там, в реальности, ведь я не могу ни пошевелиться, ни как-то иначе подать знак. Здесь пройдет много лет, ведь время во сне течет по иному, когда я проснусь. Такая тоска охватила меня... Это страшно - знать, что ты спишь и не иметь сил проснуться, осознавать, что ты застряла во сне надолго, очень надолго. И бессильна что-либо сделать. Я чувствовала, ощущала каким-то глубинным сознанием, что мое тело сейчас, когда я бьюсь о стены и ломаю руки о железные подпорки, неподвижно лежит с закрытыми глазами и никто не знает, как внутри мечется дух. Как будто мою душу отрезали от тела, заблокировали все органы чувств, посадили в клетку собственного материального посредника между душой и реальным миром, и клетка эта оказалась крепче всех известных.
Невероятный ужас пронзил меня с головы до пят. И именно он вернул мою душу в тело. Я ощутила, как резко повернула голову в бок, вдохнула и открыла глаза.
Как же я была счастлива, что выбралась из этого сна, что вижу сумеречный потолок и поезд мерно покачивается на рельсах.
Я так и не смогла понять, что это было. Наверное, просто сильное торможение нервной системы вследствие стресса и сильной усталости.
Но мне иногда кажется, что я не проснулась тогда. Кажется, что я все еще сплю на жесткой нижней полке в пустом вагоне, на столе тихо позвякивает ложка о край бокала и за окном плывут поля, окутанные туманом вечного рассвета.
Поезд никогда не придет к конечной станции. И я никогда не проснусь.