Есть такой промежуток времени, где-то между заходом солнца и моментом, когда небо становится совершенно темным, звезд еще нет, света уже нет и в воздухе рассыпана небесная пыль. Так именно в этот кусочек уходящего дня наступает время... разводить мосты.
Вы не подумайте, я вовсе не мостовой оператор, у меня нет технического образования, в моем кабинете не находятся тысячи рычагов и переключателей. У меня и кабинета-то нет, что уж тут говорить о каких-нибудь ручных приводах. У меня все гораздо проще. И одновременно сложнее.
Каждый день я выхожу на улицу и сажусь в первый попавшийся троллейбус. Меня видят абсолютно все пассажиры, включая кондуктора, я не какой-нибудь там призрак или неземное существо, вы не подумайте. Я всегда покупаю билетик, по привычке пробегаю взглядам по цифрам, хоть мне ни разу еще не попадалось счастливого, да это и невозможно. Каждый день я еду в троллейбусе из одного конца города в другой. И вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что в это сумеречное время небесной пыли в троллейбусах много людей. Нет, вовсе нет, обычно за всю дорогу мне попадается человек десять и я неизменно рад, что их не становится больше. Конечно, я не беру во внимание дни футбольных матчей, городских праздников и еще каких-нибудь масштабных событий, после которых мои троллейбусы битком набиты веселыми, пьяными, недумающими людьми. В такие дни я обычно горестно вздыхаю, ставлю на плиту кофе и устраиваю себе выходной.
Ехали ли вы на ночных троллейбусах? Это такое тихое, спокойное и умиротворенное удовольствие, когда люди наконец-то перестают мельтешить перед глазами и беззаботно прикрывают глаза в полудреме или задумчиво смотрят в окно.
Однажды я видел ребенка, рисующего на запотевшем стекле звезды. И, я клянусь вам, звезды в этот день появились на небе гораздо раньше положенного.
Еще неделю назад я видел потрясающую девушку в красной вязанной шапочке. Вы только представьте себе - начало осени, плюс пятнадцать на улице, а она в шапочке. Она так улыбалась, прижимаясь к стеклу, что сразу стало понятно - она не связана с этим миром. Я увидел в ее глазах мост в Терабитию и тут же простил наличие шапки.
Когда-то совсем давно на соседнем сиденье совсем рядом со мной, прикасаясь острыми угловатыми коленками, сидел мужчина лет восьмидесяти. У меня даже сейчас не поворачивается язык назвать его старым, потому что на его груди висело с десяток орденов, а в глазах полыхали горящие окопы, летели пули, тащили друг друга раненные товарищи и бинтовали переломы уставшие медсестры. Я слышал про таких людей, которые не видят существующей жизни, которые остались т а м, но никогда раньше не видел их своими глазами. Вы знаете, я тогда осторожно коснулся его руки, и он даже не повернулся в мою сторону. Тогда я вышел на остановке следом за ним и просто купил гвоздик в одном из этих вечноработающих супермакетов. Догнал его, он ведь шел совсем медленно, потому что почти не замечал окружающего мира и то и дело натыкался на случайных прохожих. Я шел за ним до самого его дома, подъезда, квартиры и, когда дверь открыла его уже не совсем молодая дочь, отдал ей этот самый букет и ничего совсем не сказал. Потому что я видел ее глаза. Они тоже не видели ничего перед собой, вот только уже совсем в другом смысле. Говорить здесь было бесполезно.
А вот совсем недавно я видел в троллейбусе маленькую девчушку лет семи. У нее в руках была большая сумка, наверное, в полтора раза больше ее самой. Она все мостила ее на пол, никак не находя удобного положения. Девочке было страшно неудобно, потому что сумка тыкалась ей в колени, как продрогший пес, царапала колготки и мешала сидеть. Но ее лицо светилось той детской наивной радостью, потому что в руках у нее была Большая Конфета, которую презентовал ей тренер. Девчушка занималась плаванием и приплыла быстрее всех на сегодняшней тренировке. Она не гордилась собой, она просто радовалась, что у нее есть Конфета.
Я могу рассказать еще тысячи таких историй. Какие-то из них будут трогательные до маленьких слезинок в уголках глаз, какие-то вызовут злость и отвращение, каким-то вы бы улыбнулись, хоть у вас и не было этой самой Большой Конфеты.
Я могу рассказать миллиарды этих историй, потому что я помню их все, помню каждого пассажира, помню каждого... чей мост я развел.
У этого мальчика, рисовавшего звезды, лежала дома больная мама. Она улыбалась, ждала сына с занятий и просила мужа заварить крепкий чай. У нее немного поднялось давление в этот день, начинала болеть голова, но она все равно улыбалась, потому что у нее была семья - любящий заботливый муж, примерный добрый сын, что ей еще надо было? В тот момент, когда я посмотрел на мальчика, его отец разбил чашку, наливая чай матери с болящей головой, наш троллейбус пропал в невесть откуда взявшуюся пробку. В тот момент, когда взгляд этого ребенка скользнул по мне, его маме вдруг пришла в голову мысль, что муж разбил чашку нарочно, потому что не хотел наливать чай, потому что она оторвала его от какой-то интереснейшей передачи. И еще она нечаянно посмотрела на часы и заметила, что сын должен был вернуться еще пятнадцать минут назад. Тогда она перестала улыбаться, протянула руку за лежащим на подоконнике телефоном и набрала номер мальчика. А он ведь как раз сегодня задержался после тренировки, потому что у одного паренька из их команды по волейболу был день рождения и он пригласил всех посидеть в макдональдсе. Разумеется, ребенок согласился, кто бы отказался? И вот здесь, будь она проклята - детская непосредственность, мальчик совершенно забыл о всех делах, о телефоне, лежащим в шкафчике, о том, что надо бы предупредить маму, ведь как тут не забудешь, когда на горизонте маячит такой нездоровый, запретный, но от этого еще более веселый макдональдс.
В этот день разрушилось счастье их семьи. Потому что я оборвал ту связь, которая связывала мать и ее ребенка. Потому что я - развел мост.
Ведь я - тот, кто разводит мосты.
И я бы мог сейчас рассказать, как девушка в красной шапочке в этот день поссорилась со своей лучшей подругой, у которой в глазах отражался шкаф в Нарнию. И как они больше так и не помирились, потому что обоим пришла в голову мысль, что Терабития и Нарния страны-то вообще-то разные, да и находятся достаточно далеко друг от друга.
Я мог бы в подробностях расписать, как восьмидесятилетний ветеран войны в день нашей с ним встречи наконец-то сбросил пелену окопных боев со своих глаз и... перестал приходить к своему больному товарищу, которого по привычке еще называл "госпитализированным".
Еще я рассказал бы о том, как семилетнюю девчушку в тот несчастливый день впервые избил отец, потому что домой она пришла вся в шоколаде от Большой Конфеты, и как она больше никогда-никогда не хотела есть конфет.
Я бы рассказал это все и еще миллионы других своих историй, которые поместятся в моей памяти, сколько бы их не накопилось. Но зачем мне о них говорить? Вы ведь и так все поняли, верно?
Я развожу мосты. Я ломаю чужие судьбы. Потому что это - мое призвание. Тот, кто разрывает чужое счастье. Одним нечаянным взглядом. Я не хочу этого. Я больше всех во всем мире желаю этим людям счастья. Но - я их ломаю. Потому, что должен. Потому, что через страдание прирастает душа. Я - разводящий мосты. И нет мне счастья в этом мире.