Любовь…любовь…да что ты понимаешь в любви.
Все дороги ведут в Рим. Все дороги ведут в ад. Все дороги приведут тебя ко мне….
А ты пока существуй - живи, беги куда хочешь - мир посмотри, себя покажи, заруби себе на носу лишь одно - нет на Земле идеальных….
Любовь поддается логике, если зацепится за главное, найти в этот кексе одну единственную изюминку – смысл. Люди в отношениях предсказуемы. Любовь та же химическая реакция, только намного сложнее, чем пищеварительный процесс или даже работа мозга, ибо происходит в бессознательном состоянии….как сон.
Я забывала лица людей, их имена, но всегда помнила дни их рождений и голоса….Голоса старых знакомых, чьи интонации давно изучены, чьи фразы знаешь на зубок. Знакомых, которых ты давным-давно упаковал в картонные коробки, вместе с их пожитками, и переселил от себя на другую планету. Огромный конвейер между мирами, по которому переправляются ненужные людишки…..того и гляди, чтоб тебя никто никуда не отправил. Неизвестно ещё, куда тебя занесет случай: на Венере можно сжариться в бифштекс или побегать по кольцам Сатурна.
А теперь их голоса вернулись. Явились из глубин подсознания, где остался голос, да зубная щетка или флакон духов, а может запавшая в душу фраза….
В списке, появляются и новые голоса, услышанные лишь раз, но ведущие с тобой беседы вечерами. Собеседники меняются, рассказывают тебе свои истории, и почему-то слепо верят…
Хотя какая разница голосу, кому рассказывать. Лишь бы рассказывать, не важно кому, где и при каких обстоятельствах, не важно, насколько это уместно, не важно, интересно ли собеседнику…
Лишь бы рассказывать. Голоса, тоскующие по ответному эху….
Каждый пришедший в этот мир впервые - дилетант, возомнивший себя экспериментатором, который ставит опыты на людях, чтобы проверить их реакцию, чтобы увидеть их эмоцию, чтобы сделать расчет и проанализировать….чистая физика и математика, и ничего более. В нашей жизни не осталось места чувству, только расчетам – подсчетам – доказательствам-теоремам…..
Вы бы ещё посчитали траекторию поцелуя, перед тем, как целовать человека…..
Тихое стрекотание кузнечиков, сообщавшихся в высокой поросли вереска, между собой о каких-то своих кузнечьих делах, не касающихся людей. Всем известно, что кузнечики презирают людей. Все знают, кроме самих людей, конечно.
Люди привыкли, что они всегда в эпицентре всего что творится на этой богом забытой планете ( ибо бог точно забыл какую из планет Млечного Пути заселил народцем) , что они всегда в центре внимания – мироздания – понимания…а вот кузнечики плевать хотели на людей, и по делом людишкам.
Маленький домик из красного кирпича, аккуратно замазанный штукатуркой и покрытый с нескольких сторон молодыми, карабкающимися вверх, стеблями винограда, обвившего уже навес и пробираясь к крыше из выложенной черепицы, мирно дремал на улице Поросшей Вереском.
Название улицы вполне нормальное, для этих мест. В городке под скромным названием Галактика, улицы называли самыми причудливыми именами, какие только могли выдумать пытливые умишки чиновников – предпринимателей – зевак – человечишек, похлеще фантазии коротышек из Цветочного города ( но то сказка, а наш мирок самый настоящий из всех настоящих мирков) : проспект Больших и малых букв, улица Энтузиазма, переулок Дурашек, улица Забытого сна, проспект Улыбчивой незнакомки, улица Закрытых глаз.
Самая, на мой взгляд, замечательная особенность этого городка заключалась в том, что все имена улиц были, что ни на есть самыми говорящими (какой смысл называть улицу просто так, не имея никаких ассоциаций или причин? И самое интересное, это о чем думают люди, когда бездумно называют улицы?). Если улица называлась Поросшая Вереском, то соответственно не трудно будет догадаться, что на ней рос вереск, и не просто рос, а колосился, цвел, и дурманил своим ароматом тех, кто впервые его ощутил….
Стоило только попасть в эту часть города, и ваша внутренняя пчелка уже мгновенно начинает наслаждаться медовой атмосферой, да и что говорить, глаз, и тот радуется…Нежные трубочки белоснежного и сиреневого цвета громоздятся на кустах, как дружелюбные соседи.
Ветер подул с юга, донося запах утреннего, уже проснувшегося, успевшего расплескаться - оживиться, моря.. Пропитанный солью воздух, разносился угодливым ветром по всему краю, заставляя поглубже набрать в легкие этого воздуха, пропитанного морем. А ветру то что, он ещё тот негодник – забияка, летает себе да в молодой ус дует, несмышленыш.
И у ветров свои старцы да мальцы есть. Статный, подувший своё, ветер сразу распознать можно, он понапрасну дуть не будет. Дунет так дунет, что аж до костей пробирает, что хочется сразу же покрытья мурашками как чешуей, чтобы не застыть на таком ветру статуей, чтобы не сдуло, как зонтик одуванчика….
А мальцы, такие, как этот южный ветерок, лишь балуются да играют, надувают ностальгию да жажду приключений. Романтичные молодые ветра с моря…..
В моих легких теперь тоже есть море.
На рассвете, в первых лучах поднимающегося над горизонтом солнышка, я выскользнула из нашего маленького домика через окно своей комнаты, выходящего в сад. Перевалилась через подоконник, и плюхнулась под березку, одиноко стоящую в окружении яблонек, ветки которых были усыпаны красными плодами. Березка наверняка была грустна, лишь потому, что завидовала урожаю яблонек, а те, кокетки пышные, ещё пуще хвастаются и яблоками румяными сорят. Собрав пару спелых яблок, упавших с дерева, я положила их в рюкзак, и стала пробираться под сенью деревьев к забору, в котором у меня имелась потайная штакетина, как будто потайной ход в замке...
Выглянув одним глазом на улицу, и обследовав местность на наличие подозрительных личностей, я пролезла в отверстие и побежала в сторону старого кладбища, в ту часть города, куда горожане давно предпочли забыть дорогу, и куда особенно не рекомендовано ходить таким юным барышням, как я. Но когда это меня пугало мрачное и пустынное кладбище? С чего бы мне бояться легенд и сказаний, связанных с этим местом? Страшилки-враки – сказочки, и ни грамма правды, кроме одной единственной правды…. Правды о том, что это мрачное, пустое, забытое всеми кладбище, стало мне вторым домом….
Я бежала по знакомой дорожке, радуясь, что ещё так рано, и нет пыли, которую обычно поднимают сотни топающих по ней ног.
Миновав само кладбище, я нырнула в рощицу Фобий, где столетние дубы и ёлки, организовали альянс по защите старинного поместья, когда-то принадлежащего какому-то графу, жившему здесь много лет назад и кажется скончавшемуся то ли от брюшных колик, то ли в процессе изгнания из него бесов, то ли потому что подавился несвежим бубликом….
Поместье не выбивалось из общей картины этого края, и даже выходило в тройку лидеров по мрачности. За фасадом и садом никто не ухаживал много десятилетий, и они поросли жимолостью, полынью и прочими сорняками, которые год за годом разрушают фундамент, и ставят под угрозу его будущее, как полноценного дома.
Но как обычно я выбилась из общей картины мира, и мой мозг не считал дом мрачным. Наоборот, я часами могла любоваться им, сидя под одним из столетних дубов, и делать зарисовки. Меня завораживала старина, которая окутывала поместье, а запах этой старины заставлял думать о том, что же здесь было раньше. Я часто сочиняла себе истории, связанные с поместьем, как люди здесь жили и умирали, как разговаривали, кому молились, во что были одеты, какие приемы устраивали, какие книги читали и какие науки изучали….
Может быть, здесь и правда жил граф – шулер и игрок, который по уши был в долгах, и в один прекрасный день постучал в его дверь приятный и ухоженный мисье, средних лет, и предложил он ему как бы между прочим, сделочку оформить – сущий пустячочек……А графу было не в домек, что бумаги сначала нужно читать и лишь потом подписывать. А эпиграф можно было бы написать в таком духе «И жил граф, и мед ел, и пиво пил, дуралей, который, променял душу на пару игральных костей, и сундуков золота….»
А может быть здесь жил граф солидный, знатных кровей, с семьей и доходом в пятьсот рублей. Жил, не тужил, деньги копил. Только слышал он каждую ночь пение дивное – чудесное, и не спал до утра граф, всё слушал и слушал. До поры до времени. А потом, в одну из ночей, вскочил, и побежал, в одних панталонах за дверь, и на голос…Поговаривали что русалки водятся в этих краях. Не видали его с тех самых пор..
И вы мне сказать хотите, что такие истории не будоражат в вас фантазию?
Но сегодня я пришла не фантазировать. Я открыла скрипнувшую калитку и поднялась по парадной лестнице, с кое-где отколовшимся гранитом, постучала три раза на особый манер. Через десять минут дверь мне открыл маленький сутулый старичок с длинными усами и канделябром в руке.
- да прибудет свет, профессор
- да отступит тьма, дитя. Ты сегодня раньше обычного.
- я не ложилась спать, всё думала о ваших разработках, и хотела предложить кое-что новое. Оно мне приснилось…..
Теперь в этом доме жил профессор, который пару лет назад выкупил поместье, до этого пустовавшее и заброшенное. Он уединился в глуши со своими экспериментами, и никто не видел, чтобы он куда-либо выходил, за пределы своего участка.
Я, тогда ещё маленький карапуз лет шести, уже в ту пору обожавшая уединение и тишину, часто любила проводить время с полевыми цветами и деревьями, ведя с ними беседы на философские, в моем тогдашнем понимании, темы. И совершенно случайно открыла для себя то, что скрывали дубы и ёлки. Детскому восторгу не было конца и края. Шума и улюлюканья было на весь лес, так что, перепугав пару лис и нескольких ворон, я, прыгая от нетерпения, возомнила себя детективом, и с важным видом принялась за раскрытие тайн старинного поместья.
- что вы мне скажете на это, господин королевский гриб? Вы думаете, что в этом поместье раньше кто-то жил, но теперь они таинственно пропали? Признаться, я тоже склоняюсь к этой версии…
Я с жадностью первооткрывателя обследовала каждый уголок поместья, не решаясь проникнуть внутрь. Оставляя эту часть на десерт…
А когда в очередной раз пробиралась по дворику поместья, услышала разгневанный вопль профессора, и юркнула за ближайший камень.
- кто бы ты ни был, выходи и сдавайся. Это мой дом, и я не потерплю здесь чужаков.
Я испуганно вышла из-за своего укрытия и готовилась получать нагоняй, но профессор увидев перед собой милого карапузика вдруг смягчился, и даже разрешил пройти внутрь и посмотреть дом изнутри. И угостил вкууууушными привкушными конфетками. Набив полный рот сладким, и пытаясь выразить отношение к конфетам и восторг от дома, семенила рядом и пищала «вкушно».
А домик и, правда, оказался невероятным, уже тогда. А ныне он дал бы фору любому шедевру дизайнера-новатора. Жаль, только, что никто о нем не знает, и врятли узнает….
Каждый год к общей конструкции прибавлялась ещё одна комнатка или пристройка. Дом рос и превращался в муравейник, где каждая комнатка, являясь частью чего-то целого, сохраняла свою индивидуальность и оригинальность стиля.
Идея этого дома когда-то пришла к нему во сне, и окончательно уединившись в своем логове, он воплощал идеи. Первые годы я лишь смотрела и оценивала готовую работу, а иногда помогала рисовать или красить стены. Но постепенно, с годами, я стала ему ближе всех на свете, я стала ему помощницей, и дочерью, и доверенным лицом, и советчиком.
Я помогала ему и с домом, где мы выпиливали, и красили, строили и ломали, и в лаборатории, где мы смешивали ингредиенты, готовя настои и отвары, и собирали из кусков железа машины, что работают на топливе и электричестве, чтобы облегчить эквивалент человеческого труда, переложив всю трудную работу на плечи машины.
Если зайти в комнату, что располагается справа, от обеденной залы, то может показаться, что мебели здесь вовсе и нет. Но гляньте на потолок, и найдите разгадку.
Если посетить комнату, рядом с лестницей, то мы попадем в мир египетских знаков. Совершенно белые стены, расписанные черной тушью, росчерками – силуэтами – тайнами. Что означают эти рисунки и символы? В чем их смысл? Ответов не было, были лишь вопросы. Он часто приходил сюда подумать о чем-нибудь важном, о чем-то, что терзало его во сне, и продолжалось наяву. Сны так часто тяготили его разум….
Он окидывал взглядом стены, замирал на одном из символов, и долго думал о чем-то своей, тайном – сокровенном - желанном …..
Несколько раз я была допущена до сеансов тишины, и слонялась по комнате, разглядывая знаки, водя пальцами по стенам, думая, что может на ощупь я что-нибудь пойму. Изредка я кидала на него удивленные взгляды, и видела лишь опущенные веки, расслабленные плечи, голову и спину, прислоненные к шершавой стене, и человека, что погрузился в мир своих собственных глубин и загадок, своих собственных Парижей и Атлантид, своих дворцов и хижин. Я так ни разу и не смогла достичь того состояния умиротворения, чтобы погрузиться в тишину, и всласть помолчать, и обдумать детали, или размахнуться на что-то более глобальное, впустить в себя космос, позволить мозгу задействовать пару лишних процентов мозговой активности. И наконец, понять то, что давно понял и осознал он, в чем смысл всего мира, в чем наш смысл, в чем мой смысл?
Я ерзала на месте, неуверенно сдувала прядь волос, щекотавшую мне нос ,и старалась не захихикать, чтобы не спугнуть музу умиротворения – погребения – храпения - тления.
Но венцом всего творения являлась комната, где стены от пола до потолка были увешаны зеркалами. Жизнь в калейдоскопе. Где время течет незаметно, где только ты и твои отражения. Когда ты стареешь на своих глазах – это не так заметно….Он не чувствовал возраста, он не чувствовал времени, он не чувствовал ничего, кроме заполняющего его нарциссизма, как только переступал порог этой комнаты…
А я любовалась собой в зеркалах, или, быть может, это они любовались мной. Сотни моих отражений, переплетаясь, и подмигивая, с точностью художника, повторяли мои собственные линии, они крали меня саму, мою часть. Иногда, я даже не могла найти выход в этой комнате, настолько сильное она производила на меня впечатление….
Я боялась этой комнаты, я боялась заблудиться в ней, и весь век коротать наедине с сотнями таких же «я». Забывать о том, кто настоящий, а кто двойник….
Обеденная зала тоже блистала оригинальностью, ибо была выполнена в стиле «Алисы в стране чудес». В той комнате было много белых дверей, ведущих никуда, и шахматный черно-белый пол. Там стены были словно книжные страницы, словно бы вырванные из сказок про Алису, там на каждой стене висели большие золотые часы с огромным круглым циферблатом, и белые кролики ходили по полу, до своей миски и обратно на место, к своей корзинке.
Там всегда стоял заварочный чайник, расписанный красками, и такие же сумасшедшие чашки. И ровно пять мы садились пить чай…..
Он научил меня всему, даже видеть сны. Реально – безмерно привлекательные дали, где серенады исполняют на флейте и рояле, где рыжеволосые русалки обмахивают хвостами незадачливых путников, где можно разговаривать с животными и птицами, где я могу быть простым осенним листом, которому нет дела до житейских проблем, а через минуту властелином мира, которому поклоняются, которому молятся в самый трудный час, которого боятся до дрожи в коленях, которого любят, той чистой и искренней любовью, которой любят создателя и отца.
Мои представления о мужском и женском начале сошли на нет и растворились в мирозданье. Я давно утратила сущность и, кажется, обрела средний род, как солнце, что одаривает теплом с небосвода, как облака, что лениво скользят над полями, как сокровище, спрятанное пиратом на пустынном острове в море, как счастье, которое случается так редко в нашем маленьком мире….
И сегодня я принесла ему очередную идею на суд. Справедливый и гуманный суд человека, кто всю жизнь лицом к лицу, встречается со снами, безобидными для людей, но кошмарными для него. Мне снилась любовь…..Ничем не примечательная, земная любовь обычных людей.
Такое часто случается, что видя сны, мы переживаем эмоции, как хорошие, так и плохие. В моем сне всё приобрело довольно печальные обстоятельства, и поэтому я так рано сегодня пришла….
- профессор, ведь можно же помочь людям, чтобы они не мучились так, чтобы не страдали понапрасну….
- дитя, поверь, чувство сильнее и тебя, и меня, вместе взятых. Оно оставляет шрамы – и он закатал рукав рубашки, чтобы показать шрамы, исполосовавшие руки.
- Многочисленные порезы на предплечьях и запястьях, полосы разного калибра располосовали длинными бороздами верхние конечности этого бренного тела. Душа рвалась на волю, вон из этой оболочки, в которой мне было уготовано коротать часы, минуты, секунды…..И ничего лучше, чем причинять физическую боль себе, этому своему земному пристанищу, я не нашел. Боль отрезвляла меня лучше ледяного душа. Заточен на часы и года, когда в запасе тысячелетья. Какая ирония. До последнего вздоха этого земного существа, без права помочь ему умереть и вырваться….Всё учтено и не найти лазейки. Кровь утекает в водосток как прожитые секунды. Секунды - мизер времени, капли крови – мизер урона. Кап-кап-кап.
- профессор? – тихо спрашиваю я, потому что он озвучивал свой монолог с закрытыми глазами, очень тихо и медленно, как будто переживал эти события заново.
-Она сидела на спинке лавочки, водрузив ножки в чулочках и туфельках на мокрое дерево лавочной сидушки. Дождь не портил впечатления. Он моросил довольно долго, и у всякого нормального человека наступило бы состояние близкое к ознобу, но она не выглядела озябшей, и как будто ее вообще не волновало наличие дождя. Красное вечернее платье, кровавым пятном пронзало серость. Мадмуазель Весна….
- профессор? – снова повторила я
- ах, дитя моё, прости за эту старческую ностальгию по былым временам. Так что ты хотела рассказать мне?
-я хочу попробовать создать лекарство от любви. Таблетки, капли, порошки – всё, что сможет излечить от этой болезни, поражающей людей в самое сердце…..
- а что же, ты не считаешь, что это дело рук Купидонов?
- не смейтесь, я верю в то, что говорю. Коллекция убитых бабочек, засушенных на комоде. Бабочек, порхающих в животе, от любви….но….Но сегодняшний сон разом превысил уровень бабочек в моем организме. Я как серийный убийца, только без серийного номера, без штрих-кода и марки, да и год выпуска не указан. На мне только жизнь оставляет печати, штампует их на живое место. А если живого места не останется? Ресурс живых мест исчерпается через пару лет, а я не нефть, я чуть поменьше. Все мои истории с восторгами и чувствами – всё это такая нелепая трагикомедия.
Солнце ранней весны, спохватившись, что пора бы уже обогреть озябшую землю – бедняжку, расправило крылья и распахнуло свои жаркие объятья. Взгляд прищуренных кошачьих глаз, из под челки. Кому и хорошо от наступления весны, так это мне…..
А весенняя капель прибавляла свой ход, и действительно, мадмуазель Весна явилась к нам на порог. И всё никак не давала мне покоя. Скоро растает снег, черный от людского пафоса, скоро прилетят птицы из своего долгого путешествия, скоро растаю и я….
Явилась, нежданно негаданно. Хотя кого я обманываю. Ждала я ее. Так ждала. Распахнула настежь окна и двери, и подула легким ветерком. Горячей ладонью провела по холодному боку земли и поцеловала в замерзшие губы. Улыбнулась задорно….и я потеряла себя в ее головокружении.
Весной у профессора всегда случалось обострение только ему одному известных болезней (и воспоминаний) и мигрени, а у меня приступы сложнейшей апатии к человечеству.
Прекратите быть такими идеальными. У меня комплексы от вашей индивидуальности, у меня ухмылка от вашей гениальности, у меня изжога и приступы садизма от вашего природного очарования. Когда я одна, когда я ничего не значу….
Для кого-то всего лишь человек, для себя всего лишь человек, ни приласкать, ни повесится рядышком на одном дереве.
Кажется, профессор ощущал что-то подобное, только в более спокойной форме, но соответственно в более сильной, ибо если года не убили эту любовь, то она поистине бессмертна…
До этого момента я слышала лишь о бессмертных богах, теперь и о бессмертной любви.
Слышишь, Венера, я зову тебя, прийти….съесть апельсин улыбок на двоих и поговорить по душам.
Я даже могу заварить тебе чай, клубничный, или ты предпочитаешь с ванилью?
Во снах является мне и богиня, и мой внутренний бес, чаще, чем хотелось бы. Они спорят всегда о коварстве и добродетели, а мне ни того, ни другого не нужно, я лишь хочу разукрашивать листья в зеленый цвет, чтобы в сердце и душе была весна, чтобы пела на разные голоса, чтобы ее хотелось рисовать…….
Афродита, ведя беседу, и фыркая на беса, обычно весела и так беспечна. А бес то мой, совсем не промах, ехидством блещет и хамит, лукавит, дразнит и клеймит….
А Афродита не сдается, клянется, божится, и жмется, то изображает недотрогу, то львицу гордую, но нет, мой бес хитрее всех на свете, и разжигает ссоры пыл….
Тусклый свет пробивался сквозь нависающие сверху ветви, плотно сросшиеся над головой. Шум чьих-то шагов по листве в отдалении, и голоса каких-то тропических птиц. Жуткая влажность мешала дышать равномерно и плавно, заставляя хватать воздух порциями и урывками. Я шумно ступала по мокрым листьям, поскальзываясь и смеясь, а за мной семенил следом мой домашний маленький слоник. Кажется, мы заблудились в джунглях, но это ничего, в моей голове ведь всегда работает карта местности. Да и слоник всегда найдет дорогу к дому, по запаху арахисового масла……Они почему-то любят арахисовое масло.
И вдруг с какой-то стороны подул ветер перемен…. Я ощутила его необычность, как будто он вовсе не отсюда, но как путеводитель или сопровождающий, пришел из другой реальности.
Джунгли прекратили сгущаться, и свет стал ярче и теплее, ведя меня к выходу из этих дебрей. Шум же наоборот возрастал, и мне уже четко слышались чьи-то торопливые шаги, а возможно и неспешный бег.
Профессор, преследовал свою мадмуазель Весну, а она удалялась, и впереди маячил лишь стройный силуэт. Но не лица, не выражения глаз….
Джунгли сменялись то пустынью, то морским дном, а мы всё бежали без оглядки, и казалось, дистанция не сократилась ни на сантиметр….
Профессор то бормотал какие-то заклинания на латинском, то пускался в крик «В моей жизни нет ни глобуса, ни полос. Я живу, не веря, ни в рай, ни в ад, и не знаю, придет ли моё время выбирать….».
А вот и снова песок. Жаркое солнце пустыни совершенно затуманило рассудок, и, не совладав с собой, я упала прямо на горячий песок. Мой разум на минуту вынырнул из своего ночного плена….Плена, потому что пока не досмотришь сон, выйти из его состояния невозможно не мысленно, не физически. Сейчас бы любитель подремать, пару суток подрят, одобрительно закивал и сказал, что это рай. Но ведь сон слишком силен, и твой разум под властью сна. А если сон решит, что ты можешь остаться. Большей чести и представить нельзя, но есть одна беда…..
Ты пропадешь в его глубинах навсегда….
А когда открыла глаза, то профессор держал руку своей прекрасной дамы, а она шептала ему слова «Мой принц, затерянного в песках Сахары города неисправимых романтиков….Иногда так чудесно, когда что-то исправить нельзя, да и не надо».
- Я естественен и жалок, но посмотри, я не пытаюсь затащить тебя в свои силки, я не желаю больше этих фальшивых драм…
Нежное касание ладони по щеке. Преданный взгляд родных глаз.
- Мой благородный кавалер дворянских кровей с манерами прошлого века….
Алый рассвет поднимался над спящим городом с востока и замерев лишь на минутку, насладившись своим величием, вдохнув пьянящий воздух свободы разольется по небосводу, смешиваясь с голубизной. А утонуть бы в этой голубизне…..
- как вплетались твои прикосновения в мою кожу - прошептал он
- как вплетались твои поцелуи в мои губы – шептала она
И я вскочила со своей кровати, как подстреленный заяц, уже отходя в мир иной. Мадмуазель Весна. То ли сон, то ли явь, то ли обман зрения, то ли сбой в работе мозга. Девушка в кроваво красном платье. И не убежать, не разлететься хрупким льдом о камни. Та, из-за кого шрамы избороздили предплечья.
Пробираясь в поместье, я всё не понимала, где кончается гениальность и начинается безумие….
- да прибудет свет
- да отступит тьма. Профессор, опять тот же сон, которую ночь подрят…
И кусочки пазла встали на свои места. Как будто истина всегда сидела на поверхности, на листе водной лилии, и молчала до подходящего момента….Как будто правда отражалась в кружке чая, как будто ответ был написан на лбах у всех прохожих.
Мои таблетки от любви не приносили урожая, ни крысы, ни лягушки, не годились для эксперимента. Профессор отказался помогать, и занимался каким-то своим секретным проектом, до которого меня не допускал и не посвящал в детали…
Кружек кофе на столе и подоконнике становилось всё больше. Кофе разливалось теплом, согревало окоченевшие и непослушные пальцы (в лаборатории всегда была минусовая температура) и не давало уснуть прямо за работой, над очередной колбой…
Неделя летела за неделей, а результат оставался прежним. Мне снились сны, с которыми я не могла совладать, которые терзали меня изнутри, морально и физически…
Я вновь и вновь переживала во сне чужую жизнь, а просыпаясь, продолжала спать. Таких пробуждений из сна в сон, могло быть несколько …
Сон во сне как рассказ в рассказе, ты рассказываешь свою историю, в которой кто-то рассказывает свою. Ты спишь, и тебе снится, что ты пробудился ото сна…..
Я несу чушь, но чушь свойственна человеку, который уже несколько недель спит урывками и заработал хроническую нервозность и дрожь в пальцах.
Сны всё больше напоминали реальность, и трудно было сказать с полной уверенностью, что ты не спишь. Царство Морфея восстало против моих проникновений в работу его ведомств….меня, как шпиона, ловили и отправляли к позорному столбу, насылая наваждения и галлюцинации…
А как ещё назвать сны наяву? Как ещё назвать состояние, когда просыпаешься, и не знаешь, проснулся ли ты…..
Цокот каблучков по брусчатке весело разносился по всей площади, возвещая прохожих о своём приближении. Нет, никто не падал ниц, и не рукоплескал, никто не взвизгивал и не кланялся. Миниатюрные ножки ступали резво и уверенно. Соломенная шляпка была откинута назад и колыхалась от быстрой ходьбы. Утро выдалось безоблачным и довольно теплым. Лишь ветер с реки надувал прохлады, несвойственной этому времени года. Середина июля…
А тем временем по соседней от площади, улице Сен – Меран, проносились повозки, украшенные цветами и лентами, а элегантные кавалеры, придерживали своих грациозных, распушившихся, как павлинов, не менее элегантных дам, под руки. Все готовились к ежегодному июльскому маскараду…
Запыхавшись от ходьбы, я остановилась у перил моста, и, наклонившись как можно ниже, взглянула в чистейшие глаза Сены. А пробежаться бы босиком по набережной, скинуть туфельки, и весело размахивая своими длинными, в крупную сеточку, рукавами, разыграть представление, как взбалмошный паяц, чтобы мелькнули улыбки, чтобы разлился по улице смех….
Сена, милая живительная и легкая, хотела бы ты напитаться смехом вдоволь? Вот и мне хотелось бы увидеть улыбки на лицах….
И вдруг внизу, в воде, промелькнул хвостик золотой рыбки, с блестящей чешуей на боку. От изумления я протерла глаза, но наваждение не ушло, а наоборот, как будто дразня, вынырнуло на поверхность….Тогда я наклонилась ещё ниже, попытавшись, быть может, поймать удачу за хвост, и, конечно же, не переборов силу гравитации, сорвалась в воду. Послышался громкий всплеск, в уши и глаза начала заливаться вода, и, теряя сознание, я осознала, что лежу на животе в своей кровати и пытаюсь барахтаться руками и ногами….
Я вскочила на ноги и постаралась дышать как можно ровнее, считая удары сердца. Сто двадцать девять. Сто тридцать. Это всего лишь сон, сон в котором было много воды и так мало рыбок. Сто тридцать один. А ещё было прелестное платье средневекового пошива – мечта и сказка в одном флаконе. Сто тридцать два.
Измеряя комнату шагами, я почему-то мерила ее в ударах сердца. Потом взяла кувшин с водой, и набрала стакан. Бульк. Поднесла стакан к глазам, а там…..Всё та же золотая рыбка, в лунном свете и с блестящей чешуей.
- рыбка, рыбка, ты должна мне три желания, ведь так?
А рыбка лишь хвостом вильнула, окатив стенку кувшина прибоем, и очутилась в стакане, уже почти осушенном мною, полупустом…..
В порыве паники, я прыснула водой на ковер. А мелкие брызги, соприкасаясь с ворсом, вдруг превращались в рыбок и в мученических конвульсиях бились на полу.
А панорама закружилась в калейдоскопе красок, и вся картина мира превратилась во взбиваемый большой ложкой крем-брюле. Мой сон взбили и превратили в воздушно-облачное несовершенство…..Личность, закрученная в спираль, и раскрученная заново, но уже в другом измерении…..
Мягкость грунта и зыбучесть этих мест, не внушала мне никакого доверия. Красный песок пылью рассыпался по ладоням и с ветерком, стелящимся по поверхности, улетал прочь….
А мне бы рассыпаться пылью, а мне бы рассыпаться прахом, а мне бы рассыпаться вечностью, и больше никогда не искать новый дом….
Красный песок. Лишь красный песок до горизонта, до куда хватает глаз. Лишь красный песок.
Песок становится горячее. Восходит солнце….с запада. С запада?!
Вскочила на ноги и повернулась три раза вокруг своей оси, ища ориентиры или какие-то знаки, для определения сторон света или хотя бы часа. Подняла лишь клубы пыли и набила в кеды песка…
Неясный блик разрезал сплошную стену песка. Что-то блестело в трех метрах от меня. Разрывая почву руками, я глубоко уходила под землю, а песок всё летел вверх, тем временем как я уходила вниз…
Блеск слепил и не давал сосредоточиться, приходилось работать в слепую, но даже через закрытые веки я видела этот блик…Спасительный или губительный, кто знает.
Пальцы ударились обо что-то твердое и гладкое на ощупь. Холодный метал лёг в руку, идеально повторяя контур ладони. Спрятав найденный предмет в карман, я вскарабкалась на поверхность, что было совсем не просто, потому что мои поиски привели меня глубоко под землю….хотя были ли это Земля….
Босые ноги обжег жар поверхности, и я поспешила одеть кеды. Солнце утомляло. Ещё пару часов, и я не выдержу такого солнцепека.
Сунув руку в карман, я достала свою находку – компас.
Вот тебе на. Люди издавна мечтали смастерить машину времени, а она на виду, сокрыта слоем стали и часовым механизмом. И разве не логично искать механизм для путешествий во времени в часах? Так ведь кто же додумался….
Теперь я знаю, что когда ты открываешь для себя тайну мироздания – ты уже осужден на смерть, и видимо в знак особого расположения к смертникам-покойникам, которые одной ногой на виселице болтаются, госпожа Смерть раскрывает кое-какие карты, чтобы побаловать напоследок.
Вот и я, с самой изумительной тайной в голове посреди пустыни, без воды и шансов.
Слезы испарялись на щеках. Оставляя горячие прочерченные бороздки на лице, которое уже и так горело огнем. Скоро в моем организме не останется воды. Наступит обезвоживание. И придет конец. Счастливый конец, в котором я так и не смогла помочь людям избавится от недуга любви.
- Рыбка, рыбка, мне нужно обратно… - сухими губами пробормотала я, ощущая легкое головокружение. Такой натуральный песок. Как пляж. На котором можно строить песчаные замки….
Столб песка взвился вверх и заплясал на моем распластавшемся теле, играя во мне неизвестные игры. «Рыбка принесла мне бурю?» - подумала я, но ошиблась в корне. Буря промелькнула в моем подсознании вспышками кристаллических сапфиров. Карусельки моего детства были такими же головокружительными, когда я, оболтус пяти лет, звонко хохотала на весь двор и кричала « Выше, выше», а папа раскачивал сильней.
Я снова стояла в комнате, держа в руках стакан всё с той же золотой рыбкой. Всё в обратном направлении, говоришь? И я с предельной аккуратностью поставила стакан обратно на твердую безопасную поверхность. С меня было достаточно. Я дышала с натуги, и у меня дрожал голос как у невротика, когда я шептала « это всё наваждение, это всё не взаправду, это всё сказки». Сказочность этого места уступала улочкам Сезам. И в правду, моя комната пребывала в привычном ракурсе и неподвижности. Люто холодной неподвижности, где ни один листок не шелохнется от случайного дуновения.
Стены стали давить на мои усталые плечи. Хрупкость моего внутреннего мира была нарушена навалившейся перспективой быть раздавленной припадком клаустрофобии.
Одним легким движением я отперла дверь комнаты и со всего маху врезалась в толстое стекло.
Заперта в собственной комнате, как та золотая рыбка заточена в аквариуме. Теперь меня будут подчевать кормом и подзывать, тарабаня пальцами по стеклу.
«И вокруг меня плавали рыбы, и я плавала вокруг рыб. И мир был большим аквариумом, и люди были с чешуей и хвостами. Звалась я дочерью моря, хоть моря мы никогда и не видели. Никто за толстым стеклом не знал наших имен, никто не выяснял пол….» - мысль, сопровождаемая рисованием по стеклу.
Люди так и останутся прозибать в их домишках, пока судьба заточает меня в стеклянной темнице.
- я ведь только хочу помочь вам…
Помочь вам. А как же помочь себе? Справишься ли ты, девочка – русалочка, со всем этим? Тебе к лицу плавники, и пузырьки изо рта вместо слов. Так судьба сможет делать вид, что не слышит твоих прошений (тут должно было быть слово «мольбы», но оно так странно звучит в родительном падеже). И в комнату хлынула вода, наполняя внутренние стенки аквариума, делая его пригодным для жилья – обитания.
А я плаваю, я как кит, или дельфин. У меня есть жабры. Я дышу под водой. Я, кажется, счастлива, и забываю о своей миссии. Я, кажется, просто плаваю. Я, кажется, кажется, кажется…
Мимо промелькнуло что-то пергаментное. На ощупь, на вид и на водную вибрацию. Однозначно пергаментное. Как бутылка с посланием из другого аквариума…
Я осторожно вылавливаю, аккуратно разлепляю мокрые страницы и читаю вымокшие чернила.
«Я обожаю создавать миры и помещать тебя в них, в любую немыслимую сцену, остросюжетный боевик моих немыслимых спецэффектов, в мир иллюзионных карнавалов и этнической несостыковки временных точек отсчета. Мой идеально-обычный человек, что для тебя значат мои попытки быть лучше – краше, я пред тобой божусь в уродстве и неидеальности, показываю приступы несанкционированной депрессии, демонстрирую клыки и зубы, иногда больно полосую по рукам и сердцу…
А ты терпишь, всё терпишь. И только измученно улыбаешься и молчишь, убито и рассеяно.
Мне нужно время, простор и жестокие условия для приспосабливаемости. Требую кафельный холодный пол и стены из необшарпанной шершавой штукатурки об которую можно поранить ладонь. Хочешь оттереть тарелку – дерзай – об стенку ее пару раз, пару раз… Мне нужно менять атмосферу и людей вокруг, а в особенности изменить себя, если не уничтожить. Как будто я бомба с временным детонатором….
Я обожаю создавать миры и помещать тебя в них, как в капсулу с жидким азотом, как в суп с кипящей водой, как в омут, как страус в песок, лишь головой. Их было 1000 и 1 мир, как в сказках прелестной персидской царицы…Миры, воплощающие тебя, точнее моё понимание жизни.
Я разбиваю концепцию низших слоев общества, мол, обеспеченным живется шикарно и ни о чем не думается, не помышляется, не рассуждается. И то правда, о чем же задумываться? Какого хрена моя мысля несется на перегонки с ветром, орет ему что он не прав, что не туда летит, что слишком занят делом, что занимается фигней и сам он в общем-то лошара.
Вдохновение приходит в ванной, и ты как сумасшедший сидишь с листом бумаги и яростно грызешь ручку, которая временами выпадает из рук и с мраморным стуком падает вниз, к стоку. Тогда ты грызешь всё, что попадется, зубную щетку или край полотенца, ешь в приступе нехватки слов зубную пасту с фтором и теребишь мочалку. Главное чтобы ты не притащил сюда пищащую машинку, а так ничего невозможного нет…
А вспомнить будет забавно. «Скажите, где же вы творили ваш шедевр?» - « не поверите, в ванной».
Беспокоят волны вдохновения, которые нахлынут в одночасье и уносятся прочь, оголяя километры песка вокруг, и жди себе очередного прибоя, ходи по пустынному пляжу, на месте которого бушевали некогда волны….
Беспокоят частые спады настроя, барахлящее внутреннее радио, диктор которого видимо, забыл включить сигнал.
И если я спрошу «зачем люди друг другу», какой получу ответ? Что-то про половинки и судьбы, что-то про неприкаянность и одиночество. Одни мне будут твердить про любовь, другие про войны. Ответа я так и не знаю, ну ладушки, вольно.
Только вот я не верю в фатализм. Люди просто не умеют быть «всегда с тобой». Люди просто как разменный товар.
– Простите, не разменяете одного лучшего друга?
- Да, конечно, держите: два чужих человека, один друг и один странный субъект с бородой. Пересчитайте, пожалуйста, а то я мог и ошибиться.
Ты идешь по жизни, а люди приходят и уходят, ты взрослеешь и меняешься, и идешь по своей дороге, а на ней люди, и все они либо задерживаются, либо проходят мимо. Люди как бревнышки на реке, какие-то прибились к лодке, а каких-то течением унесло. А потом на лодку свалился гусь, и все бревнышки унесло потоком вниз по течению. И кого винить? Гуся? Так и люди, они уходят. Их дорожки лежат вдали от твоей, а каждый должен идти по своей дорожке, иначе для двоих на одной узкой тропе не хватит места и придется соперничать за место под солнцем».
Кто-то в другом аквариуме страдает. Страдает от той болезни, к которой я так и не нашла лекарства. А я экономлю воздух. Мне здесь хорошо. Я не хочу обратно.
Наслаждайся, сестра, ты любила рассвет, ты любила прибой, и была любима человеком. Кому нужно лекарство от самого желанного и самого чудесного чувства….Ответьте, безумцы. Ответьте мне….
Я напишу тебе строчки, в которых не будет страданий. Сестра, я желаю тебе золотую рыбку. Ты поймешь, что счастье в нас самих, без прекрас, настоящее, одиноко- чудесное.
Я спою тебе колыбельную, дева водного мира, что живет по соседству от моего пристанища. И все сирены приплывут послушать….
Там где я, на просторах кочую,
Как морской бедуин, оседлав волну,
Там где я, только я и море.
Ты баюкай меня, старый северный шквал,
И прибой, ты напой мне мелодию сна…
Джульетта Шил ЧулкофФф
Сентябрь 2012 г.