Тайны каменного замка,

        Светлана Лукина возвращалась из поездки в США. С нею в самолете летели в Россию два пожилых господина с русскими корнями, как она поняла из их разговора.

 Они с такой ностальгией говорили о русских землях, где якобы остались усадьбы их родителей с замками, девичьими теремами, где протекала жизнь их предков полная приключений, о тайнах старинных замков, что Светлана загорелась желанием узнать, если не все, то хотя бы немногое о жизни владельцев этих замков. И, когда один из господ поднял с постели своего спящего товарища со словами:- вставай, дорогой, не то все проспишь,- и так радостно рассматривал с высоты летящего самолета гористую местность, что девушка тот час прильнула к окну самолета, постаралась запечатлеть в памяти, интересующие американских граждан места своей Родины.

        Под крылом самолета простирались массивы девственных лесов с плешинами, усеянными строительным мусором от развалившихся строений. То с какой радостью и нотками грусти в голосе говорили о них пожилые мужчины, она поняла, что это все что осталось от, бывших процветающих усадеб, их замков, хранящих тайны своих владельцев. Ей захотелось написать о них, взяв в расчет разговор пожилых господ, дополняя пробелы вымыслом собственного воображения.
Вот, дорогой читатель, история жизни владельцев каменных замков реальная и вымышленная:
                ТАЙНЫ КАМЕННОГО ЗАМКА,
   глава1
Гористая местность, покрытая лесом, простиралась от горизонта к горизонту, утопая в лучах утреннего солнца. Все дышало тишиной и спокойствием, легкий ветерок разносил над лесом золотистыми облачками пыльцу цветущей лещины. Нарушалось спокойствие только ревущими водопадами горной реки, которая все, полнясь талыми водами, затопляла низменные лесные пространства. Неся кучи мусора, трупы животных, выкорчеванные деревья, угрожала снести с лица земли ветхие избенки крестьян, ютившиеся, как ласточкины гнезда, по ее крутым берегам.

     Кроме грохота водопадов, казалось, ничто не может потревожить бескрайние массивы девственного леса, когда в это время из его чащобы выскочил, в страхе заяц, спасаясь от гнавшихся по следу собак. Он на открытой местности, было растерялся, но, освоившись, скрылся в ближайшей рощице, оставив одурманенных своим запахом собак с носом.

 Следом за лающей сворой собак на опушке леса появился на взмыленном вороном коне молодой всадник и, щурясь на солнце, весело заулыбался, видимо смеясь над одураченными зайцем собаками.

     Конь, радуясь простору, заливисто заржал, становясь на дыбы, попытался освободиться от всадника. Но барин властно осадил его, всадив в бока шпоры, насмешливо свистнул в след собакам, пальнул из ружья, просто для острастки, в никуда. Грохот выстрела раскатисто покатился от холма к холму, нарушая лесное спокойствие, но тут, же заглох в лесных чащобах.

    Всадник, любуясь окрестностями, направил коня по крутому склону, вдоль опушки леса, к проселочной ухабистой ленте дороги, стлавшейся по холмам к мосту, соединяющему оба берега реки в самом узком ее месте.

     Мост соединял в одно целое местности, раскинувшиеся по обоим берегам реки, только благодаря, мосту, шло общение жителей живших по обе стороны реки.

     На противоположном берегу реки виднелась россыпь избенок крестьянской деревушки, а чуть поодаль, за извилиной реки, просматривалась высотная башня белокаменного замка, возвышаясь над хозяйственными постройками княжеской усадьбы, куда и спешил молодой князь.

    Замок узкими бойницами отрешенно смотрел за реку, точно, сощурившись, любовался лесными массивами, припоминая давно ушедшие времена. Многое ему пришлось повидать, ведь не один, век тут стоит, много бы он порассказал, умей он говорить. От границ усадьбы простирались зелени озимых, черные зяби вспаханных земель уходили за горизонт.

   Усадьба со всеми постройками, замком досталась молодому барину в наследство от родителей, по линии деда, принадлежавших к старинному княжескому роду.

Конь, мчась галопом, чуть было не сбил голенастую девочку подростка, которая чудом успела заскочить на высокую обочину дороги и что есть духу, неслась к реке, сверкая голыми пятками.

    Барин, чуть было, не вывалился из седла, с досадой присвистнув в след девчушке, погнал коня дальше. Не доезжая моста, увидел толпу поджидавших его крестьян, обнаживших головы. Кто в лаптях, кто босой, склонив вихрастые головы, поглаживая всклокоченные бороденки, ждали встречи со своим кормильцем, дабы испросить помощи на укрепление своего ветхого жилья.

     Поравнявшись с крестьянами, барин спешился, кланяясь им, отвечая на их низкий поклон, внимательно выслушал их, кивая головой в знак согласия, и видимо, считая разговор оконченным, достал белоснежный платок, отер вспотевший лоб, вскочил на коня, пустив его шагом, направился к мосту.

     Крестьяне, успокоенные беседой со своим кормильцем, лениво плелись следом, толкуя о своих нуждах, между собой.

    Не доезжая средины моста, барин попридержал Вороного, как всегда, поражаясь красотой, открывшейся его глазам, панорамы: по склонам гор, сквозь узкие ущелья, образуя бурлящие пороги, грохочущие водопады, несла свои мутные воды лента реки мимо деревенек, помещичьих усадеб с белокаменными замками. Под лучами весеннего солнца волновалось море бескрайнего леса.

     Молодой княжеский отпрыск, будучи уроженцем этих благодатных мест, беззаветно любил их, всосав эту любовь к ним с молоком матери. Сыновней привязанностью полнилась его душа к этим близким сердцу местам, таким ласковым в лето и суровым в зимнюю пору.

    В чаще леса, на вершине высокого холма, изящным изваянием тянулась в синее небо деревянная часовенка, придавая цивилизованный вид этим полудиким местам.

   При виде часовни молодой Порфирий, так звали барина, перенесся мыслью в те не столь еще далекие времена, когда произошла страшная семейная трагедия, унесшая внезапно жизни его родителей, младшей сестренки и близких родственников, по коим боль в сердце и сейчас дает о себе знать.

 Хотя с тех пор прошло немало времени, но Порфирию казалось, что несчастье их постигшее произошло, только вчера, столь были, четкими воспоминания, столь была ощутимой боль незаживающей душевной раны. Как ни было тяжело вспоминать об этой страшной семейной трагедии, но не вспоминать было еще тяжелее.

   Случилось это во время семейного торжества, когда души людей, настраиваются только на, хорошее, не ожидая ничего трагического.

   Отец с матерью праздновали очередную годовщину своей свадьбы. Именно в этот ставший для них злополучный день и случилось то, чего никто не ожидал, т. е . трагедия унесшая жизни не только виновников торжества, но и многих близких, в ту пору еще отрока Порфирия.

    Празднество проходило, как обычно, на берегу реки. Принимали гостей в павильонах, построенных для этой цели у самой воды, где столы ломились от многочисленных яств, да заморских вин.

 Здесь же неподалеку от павильонов господ, были сбиты из досок столы для дворовой челяди, принимавший участие в торжествах своих хозяев.

    Музыканты в праздничных камзолах по случаю торжества, играли танец за танцем для общей радости, веселящейся молодежи.

 Устроители семейного торжества устраивали пышные фейерверки. Казалось, разным причудам и увеселениям не будет конца.

    Гости изощрялись в шутках, играх, песнях. Но самой увлекательной забавой, для подвыпивших гостей, являлось затеянное катание на лодках, яхтах, парусниках.

    Берега реки, украшенные гирляндами разноцветных фонариков, многочисленными огнями, отражаясь в зеленых водах, казались сказочным царством веселящихся русалок.

    Лодки, яхты, парусники в ворохах живых цветов, лебедями сновали взад, вперед, нагруженные веселящейся публикой. Шампанское лилось рекой.

    Воды реки и прилегающие к ее берегам окрестности оглашались песнями, радостным смехом, чарующей музыкой. Веселье шло полным ходом, все просто по всходили с ума, как бывает во время пьяных оргий, когда веселье достигает своего апогея.

    Отец с матерью, младшей сестренкой Порфирия и самыми близкими родственниками, знакомыми на семейной яхте уплыли вниз по течению реки, к порогам, с желанием полюбоваться красотой водопада, послушать его чарующее в ночное время ворчание, напоминавшее завывание вьюги, всхлипы сказочных существ.

    Веселящаяся публика не заметила, когда, грохоча и покрываясь сполохами молний, грозовая туча заволокла небо, подул ураганный ветер, вода в реке повернула вспять, высокими валами, обрушиваясь на лодки, яхты, парусники с беспомощно барахтавшимися в них, людьми, опрокидывала их, как ореховые скорлупки.

    Очутившись в высоких волнах, сразу ставшей чужой и враждебной реки, многие из гостей сразу ушли на дно, не успев осмыслить происходящего.

    Другие, барахтаясь, как беспомощные котята, хватая перекошенными ртами воздух, захлебываясь грязной водой, молили о помощи.

    Всюду стоял вопиющий о помощи вопль, стон, душераздирающие крики утопающих.

    Ураганный ветер с ливнем, грохочущий гром, дополнял страшную картину, а взбеленившаяся пучина вод, раскрыв свое ненасытное чрево, нещадно поглощала, только что веселившуюся публику, как беспомощных котят, хладнокровно, жестоко.

    Семейную яхту с родителями, младшей сестренкой, близкими родственниками и знакомыми отрока Порфирия унесло течением к яростно ревущим порогам, разбив об острые скалы, торчащие из воды.

     Куда подевались тела, находящихся в ней людей так и осталось тайной. Они не были найдены, словно их поглотила преисподняя.

 На следующий день многих не досчитались, но хотя бы их тела были извлечены со дна реки, похоронены со всеми почестями, как и полается при таких обстоятельствах.
 
   Порфирий так и не увидел своих родных людей и в одночасье остался круглым сиротой и единственным наследником огромного состояния своих родителей.

 В данный момент он с высоты моста, оглядывая окрестности, в который уж раз переживал эту семейную драму.

Утрата, близких людей для каждого из нас, всегда тяжелое испытание, а Порфирий пережил это совсем еще ребенком, и вот уже, будучи взрослым, когда вступил в права правления их имуществом, приказал выстроить вблизи места их гибели часовенку, желая, таким образом, увековечить память о них.

 Сюда он часто приходил поделиться с ними своими горестями и радостями. Отсюда, с высоты моста, было хорошо видно и родовое княжеское  поместье, откуда возвращался Порфирий, погостив там некоторое время.

   Видневшееся поместье занимало обширную вырубку среди нетронутых дебрей леса, простираясь от набережной реки до высотных нагромождений скал в чащобе дремучего леса.

 К высотным скалам ласточкиным гнездом клеился высотный каменный замок, отражая радужными стеклами узких окон снопы солнечного света. От его парадного крыльца к набережной вела тенистая аллея вековых лип, свидетельница шалостей ушедших предков теперешних владельцев замка.

 Летом здесь удушливо пахло цветами, зрелыми плодами сада и душистых ягод. В данное время здесь было свежо и сыро.

 Одной из достопримечательностей усадьбы являлся чудом сохранившийся девичий терем с высотной башенкой, где в старину томились прекрасные княжны в ожидании своего суженного, проводя время за вышивкой.

 Теперь только можно было фантазировать о жизни прабабушек и бабушек их наследникам. Вдоль набережной по весне кипами цвела черемуха, сирень, ютились видавшие виды беседки, где, может быть в прежние времена нашептывали слова любви обитатели замка своим возлюбленным.

 На привольной водной глади реки находились на приколе: яхты, лодки, парусники, молчаливо храня тайны своих бывших владельцев.

 Бухта, кое - как, сохранилась, а вот вместо беседок красовался деревянный баркас, где крестьяне сплавляли лес в весенний разлив реки.

 Именно отсюда по весне доносился дружный перестук топоров, свистящий визг пилы, да шумный всплеск воды от погружаемых в нее бревен.

 Но, пожалуй, самым загадочным творением природы, будоражившим умы и мысли обитателей этих мест являлось нагромождение пурпурных, гранитных скал, уходящих в небесную синь.

 Венцом этого природного терема служила высотная узкая скала из белого ракушечника, шпилем уходящая за облака, в народе прозванная колокольней, как за свою высоту, так и за издаваемый колокольный звон, во время буйных ветров в лютые крещенские морозы.

 Места эти с незапамятных времен обросли легендами, передаваемыми из поколения в поколение, из уст в уста, порождая суеверные страхи в среде темных, лишенных грамоты обитателей близ находящихся деревень.

Старики баяли, что якобы там, в лабиринтах скал, поросших вековыми мхами, лишайниками, с незапамятных времен обитает хозяин лесных угодий. Эдакий, неугомонный лесовик, который длинными, зимними ночами, носится по лесным дебрям, и, если, не дай бог, застигнет зазевавшегося путника, то обязательно помрачает ему ум, уводит в норы под скалы, где немедля превращает его в матерого волка.

 Поэтому, мол, и живут здесь свирепые волчьи стаи, от которых просто нет спасу. Якобы они, будучи, когда то людьми, знают повадки людей, как нельзя лучше. И, злясь, что сами стали волками, мстят людям, перегрызая глотки, рвут на куски их тела, чтобы им неповадно, было нарушать их звериный покой.

Порфирий, сидя верхом на коне, обозревая эти причудливые нагромождения скал, как- на блюдечке, не мог не смеяться, над глупыми выдумками крестьян.

 Кто, как не он хорошо знал, что это сущие выдумки, порожденные страхом перед свирепостью волчьих стай, действительно там обитавших.

 Ведь он исходил эти места вдоль и поперек, не пропуская ни одной из скал, ни одной из нор, ни одного закутка этого таинственного места, но кроме горящих волчьих глаз, так никого и не увидел.

 Конечно, эти места раем нельзя назвать, но не такие они страшные, какими их рисует народная молва.

Заблудившийся путник, натыкаясь на завалы гниющих деревьев, непроходимые заросли колючих кустов, откуда можно выбраться, только посредством звериных троп и лазов, рисует страшные картины, которые и порождают суеверные страхи перед этими местами.

 Боязнь людей проникнуть в тайны этих мест, создает идеальные условия для размножения волков, создавать стаи свирепых хищников, нагло нападавших на скот и людей, держать в страхе все и всех в округе и чувствовать себя безнаказанно.

Имение, граничащее с вотчиной волков, принадлежало князю, который, владея имением на периферии, жил в столичном городе, только изредка наезжая в имение, чтобы отвести душу, отдохнуть от суетной столичной жизни.

Вороной под тяжестью седока нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ржал, грыз удила, косясь, зло на хозяина, давал понять, что пора, мол, в путь.

 А Порфирий все не давал команды, вспоминая те времена, когда остался один, как перст, нуждаясь в чьем либо участии, и как обрадовался, когда его в это трудное для него время, посетил близкий друг покойного отца Василий Иванович.
Он и был владельцем усадьбы с высотным замком, откуда Порфирий возвращался.

 В то время Василий Иванович был молодым, на редкость обаятельным, владея даром успокаивать, проникать в потаенные уголки души собеседника, произвел на юного князя неизгладимое впечатление.

 Душа осиротевшего юноши впервые открылась на встречу людям, и он стал прислушиваться к умным советам человека принявшего в его судьбе искреннее, без всякой корысти участие.

Князь Облонский, т. е. Василий Иванович, во время посетил сироту, проявил не только дружеское участие, а настоящую отцовскую заботу в судьбе растерявшегося, перед натиском жизни юнца, взяв над ним опекунство не из корысти, а с искренним порывом помочь.

 Будучи опекуном юного Порфирия, он навел порядок в счетах его хозяйства, заменил заворовавшихся слуг, тем самым пресек воровство на многие годы.

 Юношу отправил на учебу за границу, выделив ему приличное содержание. Так благодаря его заботе, Порфирий оказался за границей, где жил и учился, набираясь знаний и жизненного опыта, в то время, как его благосостояние под умелым руководством опекуна только умножалось.

 Когда же наступило время возвращения в родные места, то он уже владел не только богатым родовым поместьем с деревнями, пашнями, лесными угодьями, но и несколькими дворцами в столице.

 Будучи хозяином вверенных ему богатств, он проявил умение вести дела, и вскоре стал отличным хозяином, благодетелем для крестьян.

 Крестьяне, если при нем и не жировали, но и не
голодали, имея кусок хлеба от урожая к урожаю, за что и благоволили к молодому хозяину.

Порфирий за хозяйственную жилку, покладистость  пользовался у крестьян заслуженной любовью, а также своих соседей помещиков.

 Каждая барыня была б не прочь назвать его зятем. Для  Порфирия же являлся не пререкаемым авторитетом - его бывший опекун, считал его настоящим другом, чуть ли не отцом.

 Василий Иванович платил ему тем же, доверяя во, всем. Когда жил в столице, то доверял ему управлять своим имением, надеясь не него, как на самого себя.

 Порфирию, как начинающему хозяину, не могло это не льстить, и он вел дела в хозяйстве Василия Ивановича, как свои собственные, чувствуя себя в его имении настоящим хозяином, вплоть до того, что устраивал балы и другие увеселительные мероприятия.

 Но самым любимым его мероприятием , которое он частенько проводил, была охота. Тогда в имение Облонского съезжались любители поохотиться со всей округи, признавая в лице Порфирия прирожденного охотника, что ему, конечно, не могло не льстить.

 Стаи матерых волков так докучали отдельным помещичьим хозяйствам, что их хозяева особо радовались случаю на них поохотиться, если не истребить, то хотя бы попугать серых разбойников.

 Во время охоты устраивались облавы, когда волков загоняли в их логова, откуда выкуривали и отстреливали, уменьшая бойцовские качества их стай.

   После удачной охоты: мужики свежевали туши убитых волков, выделывали их шкуры. Из самих, породистых набивали чучела.

   Бары в это время, сидя за обильной трапезой, хвастая, друг перед другом охотничьими подвигами, рассказывали такое, что нарочно не придумаешь.
 Но, в такие минуты все прощалось, даже самое очевидное вранье, любое бахвальство, ведь каждый из них был не без греха, и, может быть, завтра точно также может завраться, поэтому,отворачивая нос в сторону, лукаво посмеивался, не противореча завравшемуся рассказчику.

   Все было иначе, когда в имение наезжал настоящий его владелец столичный житель Василий Иванович.

  Тут необходимо оговориться, что Василий Иванович последние годы, почти безвыездно жил в столице, женившись во второй раз.

 Его новой супругой стала юная столичная красавица в возрасте шестнадцати лет.

 Василий Иванович, давно овдовевший, был отцом взрослого сына от первого брака.

 Его первая супруга умерла при рождении своего первенца, оставив Василия Ивановича молодым вдовцом, а малютку сына сиротой.

 В первом браке Василий Иванович был по настоящему счастлив, женившись по большой страстной любви, поэтому неожиданная смерть любимой супруги стала для него тяжелым ударом.

 Он долго горевал, оплакивая утрату, любимого человека, не в силах справиться с тяжелой потерей. Ему все опостылело, просто не хотелось жить и, чтоб хоть немного забыться, он уехал за границу, где прожил около двух десятков лет, оставив малолетнего сына на попечении своей родной матушки, княгини Екатерины Семеновны.

   Его матушка в молодости вела столь разгульный образ жизни, что не заметила, когда вырос ее сын, поэтому, став бабушкой, души не чаяла во внучонке, разрешая ему делать все, что только заблагорассудится.

   Маленький княжич, окруженный роскошью, страшно избалованный бабушкой, рос, не заботясь о своей нравственности.

 И, еще, будучи ребенком, без всякого стеснения участвовал в подозрительных оргиях с дворовыми девками, баловался картишками, шампанским, что, конечно, сказалось на его здоровье.

 Рос нервным, неуравновешенным, хилым, ни к кому не питая настоящей привязанности. Своего отца знал только по рассказам бабушки, по - своему любил его, мечтая о встрече с ним.

   Настоящее горе он испытал, когда старая графиня скоропостижно скончалась и Владислав Васильевич понял насколько она ему была дорога, понял, что, может быть, потерял в ее лице самого близкого человека, любившего его бескорыстно и заменившего ему отца с матерью.

  Ему не хватало ее заботы, ласки, любви, и, может быть, поэтому он так ждал встречи с отцом, которого не помнил.

   Весть о скоропостижной смерти матери застала Василия Ивановича в Париже, в тот момент, когда он уже  подумывал о возвращении в родные места.

 Так вот смерть матери и заставила его ускорить свой отъезд на Родину.

  По приезде домой он нашел сына малорослым, худосочным, замкнутым, со странной дичинкой в цыганских глазах.

 Владислав никому не доверял своих мыслей, и почти ничем не интересовался. В свои восемнадцать лет имел худосочное тело и душу старика.

   Василий Иванович, не принимая участия в его воспитании, абсолютно не зная, как прошло его детство, что его тогда интересовало, не имел понятия, как к нему подступиться, чем заинтересовать.

 И не в силах найти путь к его сердцу, решил:- Будь, что будет, время покажет, авось, удастся его расшевелить, вызвать в нем интерес хоть к чему ни будь.

 Подумав, принял решение отправить его за границу, пусть, мол, путешествует, знакомится с миром, а там, может быть, и учебой заинтересуется.

   Владислав лицом так походил на свою мать Софью Андреевну, покойную жену князя, что вызывал смятение наводившее его на мрачные мысли, ему стало казаться, что именно сын является убийцей его дорогой любимой Софьюшки, и вместо того чтобы попытаться сблизиться с сыном, он все больше чуждался его.

 Это обстоятельство тоже сыграло не малую роль в скорой отправке Владислава в путешествие по Европе.

 Отправив сына за границу, предоставив ему полную свободу, он считал, что сделал все от него зависящее.

 Но вскоре ему пришлось убедиться, что этим проблемы не решить.

    Первый удар, нанесенный сыном в спину, Василий Иванович почувствовал, незамедлительно: Владислав, очутившись за границей, был ослеплен великосветской жизнью знати европейских городов, стал транжирить отцовские деньги налево и направо, а вскоре проиграл крупную сумму в карты.

 А сыновний долг возвращать пришлось ошарашенному отцу.
 Но этим дело не закончилось. Сын стал совершать глупость за глупостью, став участником дуэли, позорящей княжеский титул своего отца.

 И Василию Ивановичу в этот раз пришлось не только по крупному раскошелиться, но и пройти ряд унизительных процедур в судах, что противоречило его морали.

   Владислав же и не думал остепениться, продолжая впутываться в интригу за интригой.

  Отчаявшись приструнить сына, разгневанный отец ничего не мог придумать, как отозвать того с заграницы.

 Когда же тот вернулся униженный, но не смирившийся, Василий Иванович решил женить его, надеясь, что женитьба остепенит его, но и на этот раз просчитался.

 Как и следовало ожидать, Владислава мало интересовала спутница его жизни. По возвращении в имение, которым одарил его отец, он после свадебного путешествия, просто, напросто, сбежал от молодой жены и принялся за старое.

    И именно тогда, отчаявшись, изменить что - либо в судьбе сына, Василий Иванович, махнув на него рукой, решил устроить свою личную жизнь и, уже, будучи пятидесяти летним вдовцом, женился на шестнадцати летней Ольге Алексеевне, барышне из захудалого дворянского рода Щетининых.

   Ольга Алексеевна в своих шестнадцать лет слыла не только красавицей, но еще и оказалась на редкость предприимчивой, сумев посредством титулованного супруга пристроить на доходные должности своих братьев, выдать успешно замуж сестер, родить не любимому мужу наследницу.

 Одаренная удивительной красотой, она, став княгиней, привлекла к своим ногам скучающих столичных ловеласов.

 Но, будучи холодной по натуре, блюла супружескую верность, что не мешало ей мечтать о большой, настоящей любви, видеть сны с принцем своих грез, а просыпаясь, прослушиваться к биению своего сердца, тревожно осознавать, что искорка тлевшая в нем, когда ни будь, да вспыхнет жарким пламенем. И тогда она уж точно даст волю своим чувствам.

   Василий Иванович по долгу службы часто уезжал за границу, а, если и бывал дома, то днями и ночами пропадал в игорных домах, так что Оленьке хватало времени на то, чтобы прислушиваться к своему внутреннему «я».

 После рождения дочери она так похорошела, что весь высший свет заговорил о ее необычайной красоте, разве, что не замечал ее только Василий Иванович, вот уже как третий год подряд уезжал в свое родовое поместье на целое лето, оставляя, ее одну.

 Ему было веселее в имении, затерявшемся в  горных лесных массивах, на краю света. Возвращаясь по осени, он выглядел загоревшим, помолодевшим, немного чудаковатым и еще больше чужим.

 Проведя дома, день другой приличия ради, снова пропадал днями и ночами, предаваясь столичным похождениям, а чтобы загладить вину перед молодой супругой одаривал ее подарками, устраивал время от времени званые обеды, задавал балы.

 Дочь свою любил болезненной любовью, как только могут любить пожилые отцы своих малолетних дочерей.

   Ольгу Алексеевну это и радовало, и смущало, а смущало то, что он с удовольствием проводил свое свободное время в компании мамок, нянек своей малолетней дочери.

 С ними он был на высоте, питая врожденную слабость к женщинам из низшего сословия. Конечно, это не могло не унижать достоинства молодой княгини, и она частенько думала: - неужели мамки да няньки и являются его старческим пристрастием?-

 Но занятая более важными делами, старалась не придавать его причудам особого значения, считая это еще более унизительным для себя.

   Что касается Василия Ивановича, то ему было все равно, что думает о нем его жена, он действительно имел несчастье питать слабость к женщинам из народа, где все просто, ни кокетства, ни выгоды, а просто на виду вся женская порода.

 Поэтому то, наежая в свое отдаленное имение предавался настоящему разгулу, устраивая пьяные оргии с простыми дворовыми девками, не пропуская ни поварих, ни прачек, ни скотниц.

Дворовая челядь, зная о слабостях своего хозяина, с нетерпением ожидала его приезда.

 Другой слабостью хозяина были собаки. Он мог днями напролет пропадать на псарнях, знал всех собак по кличкам, заставлял кормить лучше, чем слуг. Поэтому псари к его приезду, дабы угодить ему, вычесывали, откармливали его любимцев, наводили идеальную чистоту в псарнях.

Поварихи, чутьем чуя его влечение к ним, готовили наилучшие яства, предвкушали пьяные пирушки в, его компании.

 Скотники, радуясь сытной еде, забивали самих откормленных быков, баранов.

   Птичницы отбирали: пожирнее гусынь, индюшек, кур, цыплят. Все это изобилие коптилось, тушилось, запекалось, жарилось, после чего открывались винные погреба, откуда выкатывались бочки отменных вин.

 А, когда наезжали соседи, да так, что негде было иголке упасть от экипажей, тогда вино лилось рекой, песни, пляски до утра.

 От бар не отставала и прислуга, а к утру нельзя было понять, где князь, а где пастух лежал. И так повторялось изо дня в день.

 Не радовались разве приезду князя поросята, которых партиями забивали для удовлетворения людской прихоти.

. Изюминкой пьяных увеселений были оргии в банях. Для проведения этих мероприятий топились бани, сгонялись туда дворовые девки и князь, предаваясь пьяному разврату, преподавал им уроки любви, посвящая во взрослую жизнь.

 Следствием пьяных разгулов являлись свадьбы, дабы скрыть девичий позор, да пристроить новоявленных княжичей и княжон.

 Для сущей радости дворни, князь девок не обижал, одаривая богатым приданным, так что в народе считалось большой удачей понести от князя, тем более, что женихи были не прочь стать отцами новорожденным княжичам и княжным.

     Глава2
  Совсем по - другому, смотрел на взаимоотношения с дворней Порфирий, считая, что здесь необходимо соблюдать дистанцию приличия.

 Дворня должна быть сама по себе, их хозяин сам по себе. И не потому, что не любил простого народа, а просто по - другому, толковал эту любовь в отличие от Василия Ивановича.

 Пьяные оргии, устраиваемые его бывшим опекуном, были в тягость чистому душой и телом молодому князю. Он, как мог, избегал их.

 Так и в этом случае, о котором пойдет речь, он убежал, не дождавшись апогея пьяного разврата. Когда одурманенная вином дворня, чувствуя вседозволенность, творила нечто не вообразимое под сатанинскую музыку подвыпивших цыган, Порфирий , оседлав коня, скрылся со двора.

 Его встретила лесная прохлада, уводя от сумасбродной публики. Долго его преследовало видение похотливого, любвеобильного Василия Ивановича, как он раскрасневшийся пытался охватить всех девок.

 Но вскоре лесное царство укрыло его своим зеленым крылом, располагая к уединению, и он почувствовал себя свободным и по - настоящему счастливым, унесся на своем Вороном в такие места, где, казалось, не ступала нога человека.

 Лес полнился морщинистыми скалами, лесными тропами. Конь, чуя волчьи логова, стал всхрапывать, шарахаться, понес своего седока так, что тот еле удержался в седле, вынес его на широкую просеку, заканчивающуюся обширной лесной прогалиной, залитой полуденным солнцем.

 Подножие вековых сосен, окружавших прогалину, было устлано скелетами птиц, грызунов, рыбьими костями.

 На острой вершине скалы пернатый желтоглазый хищник спокойно рвал пойманную добычу, не обращая внимания на присутствие человека.

  Порфирий, желая удостовериться, куда занесло его, забрался на скалу рядом с той, где пировал властелин лесных угодий, и очень обрадовался, когда увидел водную гладь реки, поняв, что не так уж он далеко ушел от знакомых мест.

 Река катила свои воды по каменистой равнине, казалось, кипела, покрытая белой пеной.

 Молодой человек присмотрелся и понял, что перед его глазами широкий каменистый порог, усыпанный острыми камнями, ниже которого река становилась глубокой настолько, что вода в ней казалась черной.

 Ниже по течению находилась узкая горловина между скалистыми горами, скалы которых, нависая над водой, образовывали своими основаниями высокий порог.

 Вода под напором высоким валом взбиралась на порог, откуда падая с большой высоты ревущим водопадом в обширную лагуну, кипела, как в котле, подогреваемым самим сатаной.

  На противоположном берегу просматривалась пологая степь, упиравшаяся в стену черневшего леса, у основания которого ютилась россыпь крестьянских изб неизвестной Порфирию деревеньки.

 В стороне от деревни, в открытой степи, высился силуэт замка с множеством башенок, похожих формой на грибочки. Никакого намека на то, что замок обитаем, а князю так этого хотелось, что он долго всматривался, желая заметить хоть малейшее движение.

 Он так жаждал новых приключений, знакомств, что задумал перебраться на противоположный берег, посетить незнакомый замок. - Перейду, порог вброд,- подумал он и стал прикидывать, как это сделать, спустился со скалы, начал спуск к реке.

 Спуск оказался настолько крутым и каменистым, вдобавок в колючем шиповнике, а шипы шиповника, впиваясь в тело, рвали одежду, острые камни ранили ноги, как человеку, так и коню, ведомому под уздцы.

Но к большой радости князя злополучный спуск был преодолен.

 Но на берегу, когда Порфирий посмотрел на свою одежду, превратившуюся в лохмотья, то чуть не заплакал, да еще, вдобавок, конь остался без подковы.

 Но все это не отбило у него желания перебраться на противоположный берег, тем более, что возвращаться в имение Облонского ему не хотелось, а к своему, к вечеру было не поспеть.

   Заткнув уши, дабы не оглохнуть от страшного грохота водопада, он искал удобное место переправы через реку, чтобы не быть снесенным ее течением, решил идти по самому мелкому месту, усыпанному острыми казнями.

 Взяв коня под уздцы, смело вступил в воду,  оказавшейся холодной, не смотря на летнюю пору, а острые камни и отполированные течением валуны не давали возможности двигаться так быстро, как ему хотелось.

 Умное животное безошибочно выбирало дорогу и уже, когда до берега оставалась, совсем чуток, ему перед самой мордой всплеснула рыбина, обдав его каскадом брызг.

 Конь шарахнулся, встав на дыбы, и его задние ноги оказались в глубокой бездне. Животное, вот - вот, могло быть унесено валом воды взбиравшейся на каменистый гребень порога, а с гребня водопадом вниз, в глубь лагуны. Вода тащила его в глубину со страшной силой, а Порфирий пытался вытащить его на мелководье. Конь яростно сопротивлялся напору воды, его глаза налились от натуги кровью, казалось, вылезут из орбит, ведь на него давили тонны воды, но, напрягши последние силы, чудом выпрыгнул на мелководье, вздрагивая всем крупом, поспешил к берегу и без приключений ступил на твердую землю.

 Порфирий, обняв его за шею, а он мягкими губами мял ему плечо. Огорчала потрепанная одежда, но не ночевать в степи, тем более, что надвигались грозовые тучи, и он отправился к видневшемуся замку.

 Дорога, ведущая к замку, петляла серой лентой посреди поля зрелой пшеницы, над которой стайками носились ласточки, весело щебеча.

   Порфирий залюбовался урожаем хлебного поля, окинув опытным взглядом его волнующееся золотое море, зная, сколько надо вложить труда, чтоб вот так любоваться хлебной нивой. Недаром говорят, что по урожаю хлеба судят о радивости хозяина, теперь был точно уверен, что в замке живет настоящий хозяйственник, невольно проникся к нему уважением.

     Поодаль замка виднелась деревенька, окруженная ветряными мельницами, у которых черными муравьями копошились человеческие фигурки.

    Конь, учуяв жилье, понес всадника в галоп и встал, как вкопанный, у ворот усадьбы с высившимся замком, освещенным лучами заходящего солнца, ликующе заржал.

   Порфирий, пытаясь понять, что изображено на гербе, но, не поняв, дернул кольцо, укравшее дубовые ворота, раздался такой силы звон, что испуганный конь, чуть не сбросил с себя, расслабившегося всадника.

  Раздосадованный Порфирий выходкой коня, одернул его, злясь на самого себя, - только не хватало шлепнуться в пыль в своем изодранном костюме.- Стал ждать, когда откроют ворота, но там возились и не открывали. Наконец, отворилась узенькая калитка, встроенная в ворота так, что не была видна. В ее проеме появился черномазый, лупоглазый слуга. Хлопая воспаленными веками, глупо улыбаясь, разглядывал незваного гостя, тонким петушиным голосом пропищал:- кто такая будешь? Как буду доложить?

   Порфирий с достоинством приказал:- доложи, прибыл с дружеским визитом князь Порфирий.-

   Слуга, все так же улыбаясь, уставился на останки его костюма, сомневаясь в правдивости его слов. Но гость прикрикнул:- А ну живо, чего уставился! –

 Слуга, низко поклонившись, исчез, захлопнув калитку. Когда калитка за слугой захлопнулась, Порфирий, вспомнив о лохмотьях вместо костюма, страшно смутился, но в это время ворота гостеприимно распахнулись, гостя вышел встретить сам хозяин замка.
   Это был изящный мужчина лет сорока, напоминая горца джигита. Его темные, глубоко посаженные, с желтизной глаза пытливо по - орлиному, уставились на гостя из под черно смоляных бровей. А горбатый крупный нос придал ему еще большую схожесть с этим пернатым хищником. Его простая домашняя одежда выгодно подчеркивала его природную элегантность. Белоснежная рубаха очень шла к его загорелому лицу, а красный кушак, перетягивающий стройный стан, поверху облегающих стройные ноги брюк, делал его еще стройнее. Его приветливая улыбка казалась ослепительно белой на темном, почти бронзовом лице. Он от всего сердца радовался гостю, увлекая его за ворота, под высокие платаны, где слышалось тихое, как шелест листвы, журчание фонтанов.

 Кавказская овчарка, скаля желтые клыки, зло зарычала на гостя, но, встретившись со строгими глазами хозяина, успокоилась. Просторный двор, благоухая ароматом роз, упирался в серую громаду замка причудливой архитектуры, вызывавшего раболепное восхищение.
 Поражало множество башенок, четко вырисовывавшихся на фоне вечернего неба. А стаи кружащихся над ним ворон, придавали зловещий вид этому древнему исполину.

  Порфирию было неловко за свой истрепанный костюм, за то, что ворвался непрошеным гостем, все порывался объяснить кто он. Но хозяин дружески обнял его, весело глядя ему в глаза, произнес:- Ничего не нужно объяснять, ради Бога, мне все о вас достаточно известно, от вашего близкого друга Василия Ивановича. Мне нравится ваше имя такое своеобразное и достаточно редкостное.-

  Порфирий почувствовал себя свободнее, весело засмеялся, стал объяснять, что Василий Иванович ему чуть ли не отец.

- Вот видите, как мне о вас много известно, а главное, что вы мой гость, а я гостям всегда рад. Называйте меня просто Георгом, а я вас буду звать Порфирием без всякого отчества, тем более, что вы мне в сыновья годитесь.
    Молодой князь благодарно пожал протянутую руку хозяина замка, и почувствовал себя, как дома. Так состоялось знакомство двух мужчин, с которыми в дальнейшем судьба сыграет злую шутку, но не будем забегать вперед.

   Георг гостеприимно распахнул двери своего жилища, пропуская гостя вперед себя.

  Оказавшись за стенами замка, Порфирий растерялся при виде его настоящей сущности. Ведь она больше походила на крепость средних веков, нежели человеческое жилье: высокие потолки, суровые каменные стены, пол из грубых каменных плит, узкие щели окон вызывали смятение в душе, похожее на страх. Одна из стен этого полуподвального помещения была увешана рыцарскими доспехами дедовских времен, давно ушедших в небытие.

   Наряду со щитами, латами, шлемами, кольчугами, саблями, охотничьими ножами, находились современные охотничьи ружья, пистолеты, а также изощренные чудовищные капканы на крупных зверей, клети для птиц, вызывая разноречивые мысли у растерявшегося гостя. Стена напротив, являлась обыкновенной гранитной скалой, но прожилки в ней золота, зловеще поблескивая, придали ей трагичность. Прямо в теле скалы зияла пасть обширного камина, напоминая пещеру первобытного человека. Напротив горнила потухшего камина стоял грубо сколоченный стол из красного дерева, уставленный письменными принадлежностями, атрибутами курящего хозяина: тяжелая янтарная пепельница, курительная трубка. Глаз опытного человека, взглянув на этот стол, мог многое узнать о радостях и чаяниях хозяина, а, может быть, и о давно ушедших обитателях замка, но Порфир взглянул на него мельком и отвернулся.

 Георг, приглашая его располагаться и быть, как дома, извинился, оставил его на время одного.

  Порфирий, оставшись один, почувствовал своим затылком, чей - то сверлящий взгляд и страх, вползавший в душу.- Что это со мной?- Но его некто бесцеремонно разглядывал. Он резко повернул голову, откуда шли неприятные флюиды, но в помещении никого не было, кроме висевшего на стене портрета почерневшего от времени, где был изображен усатый гусар и суровым взглядом сверлил оторопевшего гостя. Его глубоко посаженные глаза, казалось, проникали в самую душу, вселяя непонятный страх. Создавалось впечатление, что изображенный на портрете хотел предупредйть Порфирия о неминуемой беде, которая постигнет его в недалеком будущем. Непонятное чувство, взбудоражившее душу молодого человека, заставило его зажмуриться, но стоило ему открыть глаза, как ему с портрета подмигнули: - Тьфу! Чертовщина какая то, не иначе!- выругался он, вытирая вспотевший лоб, отвернулся, увидел ступени, истертые подошвами ног, здесь живущих поколений, ведущие в покои, на верхние этажи. Привлекли его внимание и темные стенные ниши, мрачно отражая свет, входящий через щелевидные окна.- В нишах были свалены массивные подсвечники, вязанки закоптелых деревянных факелов. Все это наводило на мрачные мысли.

  А тут еще Георг появился, словно пройдя сквозь стену, что еще больше усугубило негативное отношение гостя к этому колдовскому месту.

  Георг убрал все со стола в одну из ниш, сел на стул колоду, приглашая садиться поближе к столу своего гостя, который все еще находился под впечатлением от самого вида этого сурового на вид помещения.

 Нить разговора была утеряна, Порфирий не мог победить в себе нарастающее волнение, а Георг кого то ждал, нервничая. В это время в суровую мужскую берлогу вплыло сияющее облако, освещая ее небесным сиянием. Порфирий зажмурился, но когда хоть чуть пришел в себя, то понял, что это женщина. Он не видел ее лица, ни отдельных членов ее тела, но она сияла неземным свечением, а шелест шелка ее платья, запах духов, мягкая поступь ее ног, превратили его в мальчишку. Он вспомнил, как в детстве подглядывал в замочную скважину за обнаженной красавицей, им тогда охватило точно такое чувство, как в данный момент при виде этой неземной красоты женщины.
 Она же то ли прошла, то ли проплыла по воздуху к столу, Порфирий не мог сказать, поставила на него поднос со снедью, поклонилась , и также уплыла, оставив запах своего тела, волос, духов.

   Порфирий настолько растерялся, поглупел, что не мог вымолвить ни слова. Ведь он не ожидал, что здесь в глуши, вдали от цивилизованного мира увидит женщину столь дивной красоты, о которой можно только грезить во снах. Как он не пытался взять себя в руки, но перед глазами плыло душистое, сияющее облако, которое является, чей - то плотью и кровью.

   Георгий, посмеиваясь про себя над произведенным эффектом на молодого князя, поставил на стол столовые приборы, стал разливать вино из запотевшего глиняного кувшина. Разлившийся запах добротного вина, копченостей, напомнил желудку князя, что он с самого утра ничего не ел. Порфирий залпом осушил наполненную емкость, принялся за еду.

 Георг только пил, не закусывая. Его ястребиные с желтинкой глаза вежливо наблюдали за насыщением голодного гостя. Когда здорово подвыпили, он, улыбаясь, спросил:- Как тебе моя экономка?-
   Порфирий чуть не поперхнулся, а он спокойно продолжал, что, мол, сиротку подобрал, по тому, как это было сказано и довольному виду собеседника, молодой князь без лишних слов понял, кем является сиротка- красавица хозяину. Винные пары ударили в голову, языки развязались, завязалась непринужденная беседа. Говорили о собаках, охоте, об урожае. К радости Порфирия Георг оказался большим любителем охоты, волки его хозяйству наносили большой урон, и он устраивал время от времени на них охоту, с увлечением рассказывая малейшие подробности.

 Порфирий уставший, разморенный вином, сытной едой еле улавливал суть разговора. Ему страшно хотелось спать, в то время, как Георг был трезв, как стеклышко, весело болтал, все больше входя в азарт, что то отрицая, что то доказывая, не замечая состояния собеседника, предложил:- А как ты посмотришь на то, чтобы отправиться в баньку? Составь мне компанию, у меня сегодня банный день.-    Порфирий вспыхнул до корней волос от его предложения, думая, что попал из огня в пламень. Ведь он убежал от баньки Василия Ивановича, а тут оказывается тоже самое, творится.
 Но Георг встал из - за стола, посчитав молчание гостя за согласие, продолжал:- Баня у меня настоящая, с паром, вениками, с отменным прудом, где можно охладиться.

 Порфирию стало неловко за свои дурные мысли, он быстро встал из - за стола, пошел за хозяином замка, который шел впереди с горящим факелом.
 Они прошли двор и оказались в саду, в конце которого и находилась банька. В саду было темно и тихо, только доносилось разноголосое кваканье лягушек, а вот и зеркало пруда, откуда шла влажная прохлада.

  Порфирий уже был доволен, что принял предложение насчет баньки, предвкушая прикосновение веника, вселявшего бодрость в уставшее тело. Как вдруг над садом полились звуки чарующей музыки, заскользили по водной глади пруда, понеслись в степь, затихая. Молодой князь вздрогнул всем телом, в душе натянулась невидимая струна, хотелось кричать, плакать, рвать волосы на голове, а музыка заполняла все уголки сада несясь словно с небес, казалось, чья то щедрая рука подбрасывает в воздух пригоршни драгоценных горошин, которые катясь над верхушками спящих деревьев, уносятся к звездам. Божественная музыка напоминала о бренности мира, о том, что ничего нет вечного в этом мире, казалось, тоскующая душа оплакивает ушедшую любовь, проклиная измену и предательство.

  Георг ускорил шаг, не обращая внимания на божественные звуки, не пытаясь объяснить своему спутнику, их суть.
 Как вдруг воздух прорезал звук божественного голоса, лившегося над уснувшим садом, стеная, рыдая так, что, казалось, небо охватили сполохи пламени, окрасив в малиновый цвет, яркая радуга вспыхнула над водной гладью пруда, мир преобразился, а голос все плакал, звал, жалуясь на страшное одиночество, звал свою любовь, сгорая в пламени этой любви.

 В этих забытых Богом местах кто - то, страшно одинокий роптал на свою судьбу, прося, у нее, покровительственной защиты. Голос принадлежал женщине, Порфирий сердцем видел ее горящий любовью взгляд, молящий о защите, а у самого текли по щекам слезы. Он готов был жизнь отдать, лишь бы увидеть незнакомку, облегчить страдания ее страждущей души, дрожащим от волнения голосом спросил:- Кто эта несчастная, одинокая душа?-
- Это дочь балуется, в песнях изливает тоску по покойной матери. –
-
  Порфирий явно был шокирован, голос не мог принадлежать юной девочке.- Сколько лет дочери?-
- Пятнадцатый миновал, а она все тоскует по давно ушедшей матери.-
Ответ Георга был до такой степени не убедительным, что вызвал в душе молодого человека подозрение, и он решил для себя, что тут явно, что - то, пытаются скрыть от него. - Столь юная особа не может так стенать.-

 А Георг, как ни в чем не бывало, продолжал рассказывать о своей дочери:- Изабель своим появлением на свет лишила жизни свою мать, мою любимую супругу, но тоска по матери родилась вместе с ней.
  Покойница Нинель, так и не успев увидеть своей дочурки, представилась.-
 Порфирий теперь был больше чем убежден, что здесь явно кроется нечто страшное, что пытаются скрыть, и поклялся в  душе докопаться до истины, найти женщину, обладающую столь уникальным голосом.

Георг все говорил, не обращая внимания на то, верят его словам или нет:- Моя дочь обладает способностью общаться с душами покойников, утверждая, что ее мать вовсе не умерла, а живая, как мы с тобой.-
- Тогда с чем связаны ее столь сильные душевные страдания?-
- Уму непостижимо, думаю потому, что никто не верит в то, что ее мать жива. Ну, как можно верить ее фантазиям, когда мы всем честным народом предали останки Нинель земле, как и полается в таких случаях,- и вдруг обрадовано :- А вот и банька!-

 глава3
- На пригорке , у самого пруда, виднелось небольшое строение вросшее в землю. Но Порфирий не мог сосредоточить на нем внимание, не в силах избавиться от чар голоса, спрашивая себя:- что надо пережить, через какие муки пройти, чтоб так страдать? Его душа была чуткой к чужим страданиям, т. к. сама многое претерпела, в связи с гибелью родных и близких. Он говорил себе:- может, я молод, глуп, но я уверен, что обладательница голоса попала в страшную беду и просит помощи. Это же очевидно, тембр ее божественного голоса говорит об этом.-
- Но реальность была другой: водная гладь пруда отражала звездное небо, покоясь в полуовальной чаше.
- Банька из тесаных бревен смотрелась в воды пруда, от нее полого опускаясь, деревянные ступени вели прямо в воду. Еле заметный дымок, подымаясь в небо, указывал, что банька жарко натоплена и ждет гостей. Было тихо, даже лягушки умолкли, нарушал тишину только неугомонный сверчок.
-
    Георг, переживая радость, банного процесса. Повеселел. Порфирий тоже переключился на более реальные вещи, предвкушал радость чистого тела, чистой постели, ему все равно очень хотелось спать.
 Их встретил здоровенный детина, с руками кувалдами. Он свои обязанности блюл свято, баньку топил на славу, поддерживая нужный жар, не хуже справлялся и с ролью массажиста. При виде хозяина радовался, как ребенок. Провел его с другом в уютные сенцы, а уже, откуда в самое сердце жарко истопленной бани, где их встретила благодатным теплом: горка раскаленных валунов, пряный запах дубовых скамеек, томившихся в ожидании. А березовые веники обрадовались, что, наконец, пройдутся по чьим - то спинам. От чанов в коих они томились, исходил душистый березовый запах.

   При виде всего этого великолепия хозяин блаженно крякнул и растянулся на дубовом ложе топчана, приглашая жестом руки своего гостя, следовать его примеру.

   Раскрасневшийся банщик, предвкушая приятную работу, ловко зачерпнул из кадки ковш душистого квасу, плеснул на дышащие жаром валуны. Раздалось злое шипение, клубы раскаленного душистого пара взметнулись облаком к потолку, расползаясь по закуткам баньки. Запахло свежеиспеченным хлебом.

    Порфирий с непривычки задыхался почти от густого воздуха, смешанного с душистыми парами, но вскоре почувствовал себя, как нельзя лучше, а тело, впитывая тепло, исходило потом.
 Банщик так умело орудовал веником, прикасаясь особыми движения, то к спине, то к ягодицам, то к животу, делая тело невесомым, что молодой князь ощущал себя, чуть ли не в полете.

 После столь приятной процедуры следовало купание в прохладном пруду, придающее особый статус организму.
 Они, то парились, то плавали, а время было уже далеко за полночь. Когда покинули баню, на землю садилась утренняя роса, а над прудом клубился туман.

 В саду было тихо и спокойно, а в сердце Порфирия творилось нечто невообразимое, его глаза невольно искали башенку замка, из которой накануне лилась чарующая музыка и звуки дивного женского голоса.

 Но, увы, башенки, рисуясь на фоне утреннего неба, ревностно охраняли свою тайну.
 Порфирий даже подумал было - не приснилось ли ему вся эта история с пением, как мысли его отвлек силуэт женской фигуры, спокойно прогуливающейся в саду.

 Она проходила в нескольких шагах от него, направляясь в сторону беседки.
Затаив дыхание, молодой человек видел, как она вошла в беседку и тут же исчезла, словно растворилась в воздухе. Удивляясь происходящему, как мальчишка, он бросился к беседке, но там никого не было.

- Что вы ищете?- Поинтересовался Георг.
- Я видел, как сюда вошла женщина, ищу, куда она могла деться,-
   Георг захохотал: - дорогой мой, такое бывает после бани, чего только с перегреву не привидится.-

  Порфирий стушевался, и больше ничего не спрашивал, и не искал исчезнувшую женщину. А вскоре без сновидений спокойно спал в отведенных уму барских покоях.

  Перед обедом темнокожий мулат поставил рядом с его изголовьем поднос с завтраком.
   Порфирий с жадностью выпил чашку горячего шоколада, пытаясь убить жажду после бани, а к пище даже не притронулся.
 В узкие щели окон проникали лучи солнца, в саду разно голосо пели птицы, раздавались приглушенные голоса рабочих, видимо для них рабочий день давно настал.

 Порфирий спешно оделся в принесенную для него одежду, и, не уступая просьбе хозяина погостить денек, другой, засобирался домой, велев оседлать коня. Простившись с хозяином, поблагодарив за гостеприимство, уже сидел в седле.

 Георг, вышедший проводить гостя, стоял рядом. Все уже было сказано, а Порфирий, не любивший минут прощания, резче обычного развернул коня, но невольно задержал взгляд на кустах жасмина, из - за которых его разглядывала юная девушка, почти еще девочка, черными, как оливки, глазами. Смутившись, оттого, что ее обнаружили, она точно дикая лань, понеслась в глубь, сада. Длинные черные, как  ночь, косы змеями метались на фоне ее белого платья. Из - за деревьев высыпала стайка дворовых девушек, товарок по играм юной княжны, и сад огласился их звонкими голосами. Весело смеясь, девушки побежали в след своей хозяйке.

   Порфирий восхищенно посмотрел в след девушек, вопросительно посмотрел Георгу в глаза.
   - Изабэль, моя дочь, озорует, совсем еще дитя. Что поделаешь, без материнского присмотра растет. –
-
- Порфирий после того , как увидел Изабэль, окончательно убедился, что пела не она, снова подумал, что за тайну хранят башни замка. - Может быть, у хозяина есть внебрачная дочь, которую он по каким - то причинам держит взаперти, - и невольно посмотрел в сторону башен, но там все было мирным, приветливым, освещалось солнцем, слышалось голубиное воркование, шелест листвы в кронах платанов.
- Отъехав на незначительное расстояние,
Порфирий оглянулся на громаду замка, облегченно вдохнул, непонятное чувство тревоги не давало ему покоя. Но степной простор, легкий ветерок, ласковое солнце, острый запах полыни вытеснили его из его сердца. Он направил коня к темневшему на горизонте лесу, решив добираться, домой лесными тропами, а заодно побывать в своих деревнях, посетить пасеку.
 
   Конь нес его под кронами лесных великанов, по петлявшим тропам и вскоре он уже находился в небольшой деревушке, ветхие холупки, которой, подслеповато смотрели мизерными оконцами на единственную грязную улицу, где важно пас своих гусынь задиристый гусак, в кучах мусора копошились куры, с визгом носились поросята. Чумазые ребятишки, бегавшие нагишом, завидев всадника, разбежались.
 Толстозадая баба с задранным подолом полоскала половики, стоя на поваленном бревне над рекой. Завидев всадника, ахнула, скрылась в ивняке, сверкая белыми икрами.

    Порфирий, осматривая крестьянские подворья, досадовал на грязь:- почему русского человека нельзя приучить жить в чистоте? Ведь любят они бани, содержат свои тела в чистоте. Почему же их жилище так неряшливо? - Радовало то, что держат живность. Деревушка была почти безлюдной, все работали, кто на барина, кто на себя, кроме ребятишек, да одной бабы так больше никого не довелось увидеть.

    Деревня осталась позади, конь снова углубился в лес. Он знал здесь все тропки, уверенно труся по направлению пасеки.

 Порфирий же все размышлял о русском мужике:- ведь даже очень не глупые у нас мужики, но почему нельзя их заставить жить по - человечески?-

 Но тут белым грибом выступил из зелени небольшой домишко пасечника, прижатый одной из стен к вековой сосне, и Порфирий переключился на мысли о пчелах.
 С холма, на который он взобрался, просматривалась пологая равнина, поросшая разнотравьем, из которого выглядывали шляпки колод, служившими ульями для пчел. В воздухе пахло медом, цветущей липой, акацией:- хорошо - то как,- только и вымолвил молодой хозяин.

     Пасечник щупленький, но крепенький старичок, завидев барина, обрадовался, суетливо вытирая о передник руки, шаркающей походкой, поспешил, ему навстречу. Его белая, как одуванчик, голова заметно дрожала на жилистой шее, темное от времени лицо, улыбалось всеми морщинками.
  Порфирий, знавший его с детских лет, любил, как родного, спешился, обнял за сутулые старческие плечи:- как поживаете, дядя Прохор, как здоровье?-

   Прохор, сощурив выцветшие, слезящиеся, глазки, расчувствовался: заморгал, засморкался. Но бодро отвечал:
- Не жалуемся, барин, бог миловал. Спрашиваешь про здоровье? Они за него в ответе,- показал рукой в направлении ульев, где уютно гудели пчелы.
- Порфирий засмеялся, вглядываясь в умное, живое лицо старика, подумал:- Верно, он говорит, и в правду они в ответе. Ведь сколько ему лет? Он, наверное, и сам не помнит.-
-
     Прохор, щуря подслеповатые глаза, оглядывался вокруг, увидев игравших внучат, крикнул:- Эй, пострелята? Ванька, подь сюда?- От играющих мальцов отделился вихрастый, белобрысый мальчуган, лет двенадцати, во всю прыть бросился на оклик дедушки, а, когда понял, что ему доверяют господского коня, напыжился, свысока поглядывая в сторону меньших братьев.
 На пороге избы появилась сухонькая старушка, шевеля беззубым ртом, прошамкала:- Ай, да, касатик! Позабыл, небось, как я тебя на руках носила?-

- Цыц! Старая!- прикринул на старуху Прохор. - Лучше накрой на стол. Ишь, барин проголодались с дороги.-
- Старушка без лишних слов скрылась за стенами избенки. Вскоре на деревянном столе, вросшем дубовыми ножками в землю, стояла крынка с молоком, миска душистого янтарного меда, кузовок с клубникой, свежие огурчики. Прохор достал из погребка запотевший бутылек медовухи, и тут его верная спутница, всплеснув сухонькими руками, ахнула:- Как же я старая про хлеб то забыла?- И с такой прытью побежала в избу, что даже Прохор засмеялся, но уже через минуту нарезал толстыми ломтями еще горячий хлеб.
-
   У Порфирия при виде пищи засосало под ложечкой. Он почувствовал здоровый голод и с удовольствием отведал крестьянских харчей, но от медовухи отказался, к большому огорчению Прохора, который был не прочь пропустить по одной. После приема пищи пасечник ознакомил барина с делами на пасеке, открыв, двери амбара, показывая бочки с уже откачанным мёдом, сказав при этом, что это только малая часть оттого, что предстоит еще откачать.

    Порфирий довольный делами на пасеке, после обеда, уехал по направлению своего замка. Жара спадала, лесной воздух бодрил, отдохнувший конь легко бежал, и Порфирий не заметил, как оказался у скалистого кряжа, где погибли его родители.

 Вода валом преодолевала каменистый порог, с ревом падая в пропасть. Свято веря, что души умерших пребывают у места их гибели, молодой отпрыск княжеского рода, встав на колени, долго молился за них.

 Солнце желтым блином висело над лесом, близился вечер, а он все не мог покинуть эти места, хотя до родного гнезда оставалось не малое расстояние. Опасаясь, что ночь настигнет в лесу, пришпорил коня, все, оглядываясь на часовню, тонкой нитью соединявшую земное с миром теней.
 А верный Вороной уже преодолевал самый высокий на их пути холм, прозванный «лысым» за безлесье на круглой макушке. С этого места, как на ладони, просматривалось имение Порфирия. Попридержав коня, он любовался своими конюшнями, псарнями, но наибольшей гордостью являлся старинный замок, торжественным колосом белея на фоне темного леса. Обширный сад, пруд, похожий на стеклянную линзу, миролюбиво покоились, под синим, куполом вечернего неба.

   Порфирия распирала гордость за свое родное гнездо. Он любил появляться у себя дома никем незамеченным, но его увидели и навстречу неслись всадники, трубя в рог. Его радовало, что его увидели, что ждали.

 Дома, как обычно, его ждало много неотложных дел, и он окунулся с головой в работу. За проверкой хозяйственных счетов и застал его Василий Иванович, найдя его побледневшим, осунувшимся, стал журить:- Помни, мой дорогой, что жизнь дается один раз, и не для отшельничества. Я переживаю за него, не знаю даже, что и думать, а он... разве ты должен работать за счетовода, за бухгалтера?-

    Порфирий не любил ворчни своего друга, но всегда был рад его приходу, и на самом деле осознал, что ему до чертиков надоело занятие счетовода, как выразился Василий Иванович, и был рад от него отвлечься.

    Василий Иванович приехал по сути дела проститься, он уезжал в столицу, лукавя, что якобы, соскучился по своим домашним и ссылаясь на дела:- сам понимаешь нашему брату везде необходимо совать свой нос, чтоб не остаться с носом.-

  Порфирий нашел, что Василий Иванович изменился в худшую сторону, вместо того чтобы отдохнуть, явно сдал. Видимо пьяные пирушки, да излишества в чем бы то ни было, не проходят ни для кого безнаказанно, накладывая отпечаток в виде одутловатостей, мешков да синяков под глазами.

 Он вскольз рассказал Василию Ивановичу о знакомстве с Георгом, надеясь узнать от него, по больше, о нем, утаив, что больше всего его интересует поющая в ночи женщина.'
   Василий Иванович обозвал Георга басурманином, но ничего нового не мог сообщить о нем, кроме того, что тому достался за бесценок замок родовитых князей, фамилии их он не помнил, но видимо, те хотели от него избавиться, не даром ходят слухи, что в замке живет привидение. Слыхал, что, якобы, молодая княгиня, умершая во время родов, появляется в белых одеждах, наводя ужас не только на обитателей замка, но и близ лежащих деревень. Что, мол, она поет таким голосом, который, проникая в саму душу, порабощает тех, кому довелось услышать ее пение. Сама привидением бродит не только по замку, но и в его окрестностях. Я с Георгом в близких отношениях никогда не был, да он сам не пытается сближаться с кем бы то ни было. Предпочитает жизнь отшельника, да и свою красавицу дочь утаивает. Не пойму что за резон ему от этого? Что за тайна витает над замком, одному богу известно. Я бы тебе не советовал ездить туда, тем более, что место слывет нечистым. Будь, сынок, от греха подальше..-

    Порфирий молча слушал, сделав безразличным лицо, утаив от Василия Ивановича, что ему выпало счастье услышать дивный женский голос. Скрыл и то обстоятельство, что видел юную дочь « басурманина» и то, что «басурманин» похвалялся близким знакомством с ним, Василием Ивановичем, давая себе, зарок выведать тайну
замка, чего бы это ему не стоило, постарался увлечь разговор в другое русло.

 Поговорили о разных пустяках, и гость поспешно уехал, отказавшись от угощения, ссылаясь на неотложные дела, а на другой день его уже не было в имении. Остались только пустые кладовые, погреба, да казна. Исправлять пошатнувшееся финансовое положение его хозяйства довелось Порфирию.

   По отъезду Василия Ивановича, в имении наступило затишье: ни балов, ни званых обедов, только упорный труд. Челядь, отвыкшая работать за время пребывания хозяина, пробовала отлынивать, но у Порфирия им это не сходило с рук и пришлось смириться.

 Глава3
  Порфирий лично сам вникал во все дела хозяйства, при этом, не забывая своего, да еще прикидывая, как бы выбрать время съездить к Георгу.
 Но уже стояла дождливая осень, дороги раскисли, а о том чтобы перебраться через реку вброд, как это было сделано летом, не было и речи. Волей неволей пришлось отложить поездку до крещенских морозов, когда лед на реке окрепнет так, что можно будет перебираться через реку на лошадях.

 А тем временем жизнь в имении Георга текла по своему руслу. Все трепетали об одном упоминании, о приведении в образе молодой покойной княгини, скитавшейся по полям, саду, но чаще всего по подземельям замка. Где бы, не сошлись слуги, как разговор переключался на истории леденящие душу, все о том же, о привидении, которое бродит неприкаянной тенью.

 Как то, однажды, в людской собралась дворовая челядь, перед иконой лампадка подслеповато маячит, под печкой сверчок верещит, а дебелая Фекла, тараща красные глаза, принялась рассказывать:
- Намеднись мы с Одаркой припозднились в подвале, никак не могли с соленьями управиться. Так вот выбираться пришлось с лучиной, идем по подвальным лабиринтам, как откуда не возьмись ветер, да такой свирепый, лучина сразу погасла. Мы прижались к скользкой стене, стоим, дрожим, как вдруг видим вроде бы свет за поворотом. Хотели окликнуть, думали сторож замки проверяет, как вдруг видим она касаточка, вся в белом, идет будто по воздуху плывет и факел держит высоко над головой. Сравнялась с нами, смотрит, да так ласково, точно спросить чего желает. Мы, как закричим, как побежим. Она родимая ахнула, факел выронила и растаяла в кромешной тьме.-
- Ой, Фекла, помолчи, еще накличешь, не дай бог, сюда явится, - прогундосила из закутка Одарка, привлекая к себе внимание перепуганных девок, продолжала:
- Видели мы ее, что тень бродит. Глаза угольями горят, вот, что я вам, девки, скажу по мне это вовсе и не привидение, а сама наша княгинюшка с живой плотью и кровью, ведь я слышала дыханьице ее, а соприкоснувшись, ощутила человеческое тепло,- и стала истово креститься, а ошарашенные девки завыли в голос.

-Цыц! Оглашенные. Ты что, Одарка, совсем свихнулась, забыла, как плакальщицей была на ее похоронах. Мы же ее родимую всем двором схоронили, чего несуразицу несешь то?- кричала Фекла на, перепуганную Одарку.- Ты, что забыла, как мы ее осенили крестным знамением, как она тут же растаяла, а факел погас.-
- Да не забыла я,- выла Одарка. - Но не забыла и ее ласковых глаз, как она нас заблудившихся в подвальных лабиринтах, вывела и только потом дико захохотала, а мы с душой ушедшей в пятки убежали.-
-
    Девки, истово крестились, оглядываясь по сторонам, жались друг к дружке, а тут еще и дед Тарас подлил масла в огонь:- Наша матушка и в саду появляется, выходит из беседки, ну, той, что у малинника, кто собирал летом малину, тот знает, о какой беседке то я говорю.- Все повернули головы в сторону деда Тараса, в предвкушении услышать еще одну душещипательную историю о красавице княгине.

   Дед, пришлепывая губами, зашамкал беззубым ртом:
- идем мы, намеднись, с Ванькой Прокловым, с рыбалки то, время позднее, темень, хоть глаз выколи. Так вот только свернули в аллею к беседке, ну той, что я уже говорил, бог ты мой, прямо на нас облако белое не то плывет, не то по земле матушке катится.-
- Откуда облако то катится?- выкрикнул, чей - то недоверчивый голос.- Наверное, дед, ты был здорово поддатый, и облако тебе померещилось.-
- Кто - то хихикнул. Тарас думал, было обидеться, но тут озорника осадили:- помолчи, неверующий Фома, дай послушать, продолжай, дядько Тарас.
-
     Тарас приободрился и возмущенно закричал:- вот ведь и хочу рассказать, откуда, то облако взялось, из беседки, оттуда и выплыло. Мы встали ни туда, ни сюда, ноги к земле то приросли. Глядим, она голубушка, хозяйка наша, проплыла мимо нас, даже взглянуть на нас, не соизволивши. Может, не заметила нас за деревьями. А ты говоришь поддатый, язык у тебя, что помело. Вот крест вам, так оно и было, - и наложил на себя размашисто крест.
- Мается ее то душенька, по дитю тоскует, ей то невдомек, что наша барышня уже ростом с нее будет. Ведь, что греха таить, для матери ее дитя всегда младенец-

   -Т. е., как это младенец? Несешь ты Тарас несуразицу.-
   - А по мне так младенец, да и баста. А для, нашей, княгиньюшки и, подавно, младенец. Для нее, то время остановилось. -
    - Снова ты не то несешь, дед. Как можно такое молоть? Вот у тебя язык помело, мелешь ты старый им.-
   -А я говорю, остановилось время для нее, ведь она то отошла в мир иной.-
    - Так бы и говорил, я то думала, для барышни время остановилось.-
   - Мели, баба, языком, да с оглядкой. При, чем, тут барышня? Вон, какая красавица поднялась!- Тут страшный грохот потряс помещение. Что то , звеня, покатилось, ахнуло и замерло , удаляясь. Все замерли, боясь пошевелиться. Рассказы о том , где еще встречали приведение, так и остались не рассказанными.

     Еще была щепетильная тема, на которую боялись говорить, даже думать не осмеливались. Это пагубная страсть Георга к пышной телом, полногрудой экономке. Все молча соглашались, не появись в замке это белотелое чудо лет пятнадцать тому назад, все было бы по другому: была бы живой Нинель, хозяйка их, не являлась бы ночами неприкаянным привидением, не росла бы сиротой доченька её, не маялся, бы князь душой и телом.

 глава4
      Послушай, уважаемый читатель, историю, приключившуюся еще в отроческие годы ныне покойной княгини Нинель:

- Ныне пожилая княгиня Мария Федоровна, родная мать Нинель, будучи молодой, цветущей дамой, вернувшись со званого обеда на рассвете, обнаружила на пороге своего дома извивающийся сверток. Изумившись такому обстоятельству, приказала внести сверток в людскую. В нем находился прелестный младенец женского пола.
      Восхищенная княгиня, любуясь прелестной девочкой, велела приготовить детскую комнату для малютки, пригласить кормилицу, пусть, мол, поживет недельку, другую в княжеских покоях, а там видно будет, что с нею делать.

      Вот при каких обстоятельствах в княжеской семье, где единственной дочерью овдовевшей княгине являлась ныне покойная Нинель, появилась теперешняя «экономка» в замке Георга, поражая людское воображение не людской красотой.

      Назвали тогда девочку Найдой, что означало подкидыш. Малютка подкидыш, очутившись в тёпле, так требовательно кричала, требуя пищи, что Марья Федоровна диву давалась. А, будучи сытой, так трогательно потягивалась, зевала, что княгиня просто сердцем прикипела к несчастной сиротке, откладывая оформление той в приют.
 
    К весне девочка настолько подросла, что встала на ножки, потешно и трогательно лопоча, выражая особую привязанность своей покровительнице, при том не обходя вниманием и Нинель, что княжеская семья, отказалась даже думать о приюте:
- Пусть останется сиротка на нашем попечении, не так уж она много требует, зато столько радости доставляет.- Вот таким образом, неизвестно кем, безжалостно подкинутая в княжеский дом, девочка нашла в нем материнскую любовь и ласку, содержалась и воспитывалась, как настоящая княжна.

     Марья Федоровна, уроженка южных широт, будучи смуглой, темноволосой, темноглазой, от души восхищалась молочно белой кожей малышки, небесной голубизной ее глаз, льняными вьющимися волосиками. Для стареющей Княгини она была настоящей отдушиной, скрашивая ее жизнь детскими шалостями, а росла прямо не по дням, а по часам, не по возрасту сообразительной. И, когда подошло время обучения грамоте, ей, как настоящей барышне, наняли учителей.

     Родная дочь княгини Марии Федоровны Нинель к этому времени стала настоящей красавицей. Посещая великосветские развлечения, имела возможность встречать нареченного для нее родителями, жениха, главное выбором родных была довольна, что редко бывает.

     Ее жених князь Георг, хотя и был на десяток лет ее старше, был на редкость пригожим, а прирожденный ум ставил его в ряды самых завидных ухажеров, ухаживал за своей нареченной сдержанно, но галантно. Поэтому, когда настало время отдать ему руку и сердце, Нинель это сделала без колебаний, даже с радостью.

     Отпраздновали свадьбу, повенчались в божьем храме. После свадебных торжеств, молодожены не отправились в свадебное путешествие, а прямиком в имение, приобретенное для них родителями, лелея на новом месте провести медовый месяц не хуже, нежели за границей, куда собирались отправить их родители, тем более что живописных, уединенных мест хватало.

    Каменная громада замка, высясь над степями, вызывала нелестные толки у близ лежащих деревень, но новые его хозяева только посмеялись над ними, любуясь бурной рекой, несшей свои воды через вековой лес.

     Княгиня Марья Федоровна, выдав единственную дочь замуж, затосковала, было, но вскоре отдала свою любовь прелестной сиротке, которая и дарила ей недостающую любовь дочери, души не чая в своей благодетельнице.

    Прошло несколько длинных, лет, в течение которых, княгиня только изредка навещала свою дочь Нинель. За это время Найда выросла и, превзойдя все ожидания, стала по- настоящему красивой, поражая окружающих своей милой непосредственностью, светским воспитанием, добрым, покладистым характером.

     Марья Федоровна не жалела средств на ее наряды, одевая ее не хуже родной дочери.

    На Найду, как на настоящую княжну, стали заглядываться именитые женихи, что старую графиню распирало от гордости, и она, боясь продешевить, решила подобрать ей жениха лично сама. Скучая по родной дочери, она решила навестить ее в ее имении, а заодно и привезти ей, Найду, которую Нинель видела давно, не чая ее увидеть, не представляя в какую красавицу та превратилась, все еще помня ее маленькой, пухленькой, хорошенькой девочкой.

     Марья Федоровна, распорядившись о подаче кареты, сама лично занималась нарядом юной красавицы, желая порадовать свою дочь, дошло до того, что самолично вплела в роскошное льняное золото волос Найды золотые нити, превратив их чуть ли не в золотое руно. Подобранное для сиротки платье из лазоревого натурального шелка, выгодно подчеркивало не по возрасту роскошные прелести красавицы. Облегая пышный бюст, оно спадало пышными складками с округлых бедер до перламутровых туфелек, облегавших миниатюрные стройные ножки. Верхом роскоши служил накинутый поверх платья сине – лазоревый кашемировый плащ на белой атласной подкладке, с капюшоном и низом, подбитым белым горностаем, еще больше подчеркивая изящество и прирожденную красоту барышни. Кто бы сейчас посмел назвать ее подкидышем?

    Княгиню распирала гордость, что не без ее участия выращена такая красавица. Кто знает, не возьми ее тогда графиня, может, ее и в живых бы, не было.

    Когда Найда была одета, у подъезда дома остановилась роскошная карета с золотым гербом, куда и вошли графиня и ее воспитанница, а с ними еще две именитые дамы со своими служанками.
    Кучер гнал лошадей всю дорогу, но все равно путешествие затянулось до предвечерней поры.

    Замок, где жили зять Марьи Федоровны и ее дочь Нинель, освещенный лучами заходящего солнца, сиял стеклами окон, словно объятый пламенем. С реки и высоких лесистых гор веяло прохладой.

    Гостей встречала сама хозяйка замка Нинель с многочисленной толпой дворовой челяди.

    Марья Федоровна шумно выбралась из кареты, радостно кинулась в объятья дочери, то, прижимая ту к себе, то, отдаляя от себя, дабы лучше рассмотреть.

    Когда первая радость от встречи матери с дочерью улеглась, Нинель обратила внимание на Найду со стыдливо опущенными пушистыми ресницами. Та кланялась Нинель, не зная как себя вести.

    Нинель же до глубины души была потрясена ее красотой, радуясь от всей души своей сводной сестре. Сама же она, будучи в положении. Здесь надо оговориться, у них с Георгом долго не было детей. Так вот подурневшая по случаю беременности Нинель, на фоне юной красавицы Найды, смотрелась, чуть ли не дурнушкой. Но даже не мыслила о зависти к ней, наоборот, от души радовалась за нее, что она выросла настоящей красавицей, вот только не могла вспомнить, кого та ей напоминает движениями своего великолепного тела. Но, кого? У кого такая, мягкая,
крадущаяся походка? Но потом забыла об этом своем первом впечатлении от их встречи.

     Марья^Федоровна радовалась, любуясь раздавшейся фигуре дочери, что станет, бабушкой, смеясь, говорила: - наконец, то вы с Георгом подарите мне внука. Я буду самой счастливой бабушкой на свете. –

    Нинель немного конфузилась от внимания к своей персоне, но была счастлива, что станет матерью.

    После ужина Марья Федоровна с Найдой уединились на половине Нинель. До глубокой ночи доносились оттуда радостные возгласы, после чего понеслись по гулким покоям замка чарующие звуки голоса хозяйки о страстной любви, о тихом семейном счастье, о прекрасном мире, в котором живем, после чего дорогие гости ушли в отведенные для них покои. Одно огорчало встречу Нинель с матерью и Найдой, отсутствие Георга.

    Он находился в отъезде по служебным делам. Нинель, взбудораженная встречей с матерью, долго не могла уснуть, а на другой день мать заявила ей, что желает навестить подругу своей юности. На ее взгляд было бы неприлично гостить рядом с ее домом и не навестить Ноночку, свою лучшую подругу. Графиня была человеком дела, задумала, сделала, поэтому, не откладывая на потом, велела готовить карету к новому путешествию.

    Нинель за последнее время, находясь все чаще в одиночестве, упросила матушку не увозить с собой Найду, на что графиня ответила согласием, обрадовав сестер.

    Найда радовалась, что не придется терпеть причуды старой графини и тому, что побудет с Нинель, которую по - своему любила.
 
     О Нинель же и говорить нечего, она действительно воспринимала Найду, как единственную свою сестру.

     После отъезда графини, Нинель ни на шаг не отпускала от себя Найду. Их целыми днями можно было увидеть прогуливавшимися в саду.
    Нинель так за это время, что та гостит у нее, успела привязаться к Найде, что даже ревновала ее к дворне, считая ее, чуть ли не своей собственностью, может быть, беременность на ней так сказывалась, но они не расставались. Несмотря, что внешностью они были абсолютно разными, зато обладали родственными душами, являя собой настоящий союз сестер. У них даже вкусы были одинаковыми.

    Прошла неделя, Георга все не было, задерживался, где то дольше обычного.Он по разным причинам все чаще отсутствовал.

     Нинель вследствие своего большого срока беременности и длительного одиночества,   боялась сама оставаться ночами, поэтому, скрашивая ей одиночество, Найда подолгу читала ей. Та же теребила шелк ее льняных волос, восхищаясь ее точеным профилем, густотой длинных, пушистых ресниц, очаровательной улыбкой, жемчугом зубов, кокетливыми ямочками на упругих щечках, бархатистой кожей ее великолепного тела. Особо ее восхищала красота лебединой шеи красавицы, ее особенный изгиб, все повторяя:- Хоть бы быстрее приехал Георг. Я уверена, что ты ему понравишься. Он даже представить не может, какой ты стала красавицей. Ты не просто красавица, а богиня, и предвкушая встречу Георга с Найдой, гордилась красотой сестренки, представляя, как удивится Георг при виде Найды. Не желая ни на минуту расставаться с нею, поселила ее рядом со своей спальней, находящейся через коридор со спальней Георга, так, что спальня Найды находилась чуть в стороне от его спальни. Из своего гардероба отдала Найде все свои платья, находя их тесными для себя в связи с беременностью.

    Ее фигура продолжала раздаваться, становясь все безобразнее. Лицо еще больше подурнело. Из - за страшных отеков, ходить становилось все труднее. Походка стала, как у простой дворовой бабы. Она понимала, что Найда на фоне нее такой подурневшей, выглядит росинкой, отражавшей солнца луч, прекрасным сосудом из горного хрусталя, на фоне карикатурной глиняной фигурки, на которую она похожа в данный момент. Но, не считала, опасным, для себя, то обстоятельство, что Найда столь привлекательна, наоборот, гордилась ee, достоинствами.

    А Найда на глазах зрела, наливаясь божественным нектаром, как спелый плод, ждала, чтоб ее сорвали. Ее сердце тревожно екало, сладостно замирало, ждало, обливаясь горячей кровью, она не понимала, что с нею происходит, а ее сводной сестре уже была просто невмоготу разлука с любимым супругом. И, когда они отдыхали в саду в обществе друг дружки, Нинель вздрогнула всем телом, заслышав знакомый лай собак. Собаки таким лаем встречали хозяина, особенно повизгивая, словно радостно смеясь.

    Нинель страшно обрадовалась, ведь она так соскучилась по мужу за его долгое отсутствие.
   Найда, наоборот, поняв, что приехал хозяин, поникла, боясь, что с его появлением ей укажут ее истинное место в доме.
 Нинель же, видя в ней перемену, успокоила ее, заверила, что Георгу она понравится, сама убедишься, милая
:- Мой супруг не так жесток, каким ты его представляешь, наоборот, он большой поклонник женской красоты, обязательно полюбит тебя, признает за мою сестренку. Будь покойна, дорогая, верь моему слову, кому лучше знать своего мужа, как не жене...

     Георг несся, словно на крыльях к своей жене, соскучившись по своей маленькой Нинель и по наследнику, что она носит под сердцем. Почти рядом слышалось его ауканье, ласковые клички, которыми он ее называл в интимной близости.

     Нинель раскраснелась, предвкушая радость встречи, а дабы успокоить погрустневшую Найду, обняла ее, и, как могла, устремилась с нею вдвоем, навстречу любимому, радостно смеясь.

    Но, что это? Ее любимый муж, даже не заметил своей жены, ее присутствия рядом с очаровательной незнакомкой, яркая красота которой, поразила его, как гром с ясного неба, а сходство ее облика с кем то, самым родным, близким сердцу в его далекую юность, защемила сердце, сжала, словно горячими тисками. Он был так ошеломлен, так потрясен красотой незнакомки, что явно поглупел, пытаясь вспомнить
:- Где я, ее видел? Ведь мне знакомы ее глаза, ее губы, улыбка, эти роскошные волосы, знаком их запах, я ощущаю их мягкое скольжение между пальцами .- Но воспоминание было туманным, далеким, давно забытым и видение в натуре, такое яркое, живое, прекрасное напоминавшее тот образ, затмевало его, а может годы сгладили яркость того образа, что плыл перед глазами точно в тумане.

     Нинель, бросившись на шею мужу, обнимая его, напомнила ему о себе.
 И, ощутив ее обрюзгшее вследствие беременности, тело, посмотрев ей в глаза, он почувствовал угрызение совести, коря себя, что смел, не заметить ее. Но что не говори, он действительно ее не заметил на фоне яркой красоты незнакомки. Он ругал себя в душе за это, пытался внушить себе, что любит свою жену больше всего в жизни, но сияющий облик Найды заслонял его Нинель, вытеснял из сердца, волнуя кровь, чуть ли не доводя до кипения, сверля мозг, пронзая насквозь сердце, словно острым кинжалом.

     Найда, увидев Георга, не понимала, что с нею произошло. Ее трясло, бросало то в жар, то в холод, неиспытанное до сей поры пламя охватило всем ее телом от кончиков пальцев до мочек ушей. Будучи еще ребенком, она не могла объяснить своего состояния, не в силах преодолеть силы влекущей к этому, казалось бы, незнакомому человеку, по возрасту годившегося в отцы ей. И в то же время в глубине души была уверена, что знает его с самого рождения, если не раньше, если это только возможно. Ей был знаком его голос, его глаза. Она знала его, как очень близкого родного человека. Все это было давно, но было. Но, когда именно, она не могла вспомнить, а тяга к нему была столь сильной, что она еле сдерживала себя, чтоб не броситься в его объятья, закричать, заплакать. И это влечение к нему ей было дано свыше, заложено в ней, как кара, наказание за чьи то грехи, может даже за его собственные. Она чувствовала женским чутьем, как горит его тело огненной страстью и языки этой страсти устремляются к ней, вызывая в ее теле губительный огонь. Она всей своей сутью видела его душу, объятую огнем любви. Ссылаясь на плохое самочувствие, попросила разрешения покинуть их. Нинель только кивнула головой, отпуская ее.

     Найда еле держалась на ногах, боясь упасть. Как добралась до своей горницы, не помнила. Но, оставшись, одна поняла, что не в силах справиться с огнем, разгоревшемся в ее теле. Заплакала, как маленькая девочка, размазывая горькие слезы первой любви по горячим щекам. Она в одно мгновение стала взрослой, и к своему большому огорчению, поняла, что стала врагом Нинель. Поняла, что не сможет ее любить, как прежде, преданной сестринской любовью, даже стала призывать смерть на ее голову. Это угнетало ее, но она ничего не могла с собой поделать. Видимо, такова женская сущность, а тут еще и непонятная злая сила настраивала ее супротив Нинель, все твердила:- Желаешь страстной любви, хочешь быть счастливой, убей Нинель.- Непонятная прямо таки кощунственная эта сила парализовала ее тело, душу, ум, внушая одно: - Это рок твоей судьбы, твоя погибель, ты родилась для мести, так мсти, отомсти это в твоих силах.-
 - Отомстить? За кого? Кому? Нинель? Ведь она моя сводная сестра и, я ее в душе люблю. За что мне мстить ей? Она так добра ко мне, ну, как мне мстить ей?-

   - А в мозгу вспыхивало:- Ты росла для мести, отомсти за меня, я та, что ждала этой минуты. Наконец, мой час настал. Ты должна стать сильной, ты убьешь Нинель, не обязательно убивать тело, убей ее душу. Сделай так, чтоб она умерла для него, а для этого завладей его сердцем, душой, умом, всеми его помыслами, мыслями, устремлениями, преврати в своего раба.-

 - Найда металась, стонала, рыдала в голос, ее неопытная душа подверглась непосильному испытанию в ее юношеском возрасте, и не выдержав этого испытания, она тяжело заболела, находясь, длительное время на грани жизни и смерти.

    Каждый день навещала ее Нинель, беспокоясь о ее здоровье, коря себя, что не уследила за девочкой, а для Найды ее посещения были пыткой. Она стала считать Нинель несносной дурочкой, то ли действительно ничего не замечавшей, то ли притворявшейся, что не понимает.

    Нинель действительно ничего не понимала, всем сердцем жалея больную, желая ей скорого выздоровления, даже мысли не допускала, что болезнь ее может быть сердечного характера, что в Найде проснулась женщина, роковая страсть именно к ее супругу, что она желает ей погибели. В ее юное тело вселился бес роковой любви к ее Георгу, и губительная ненависть к ней, Нинель, которую ей все труднее скрывать.

     Найде, пока было непонятно, чью волю, она должна была исполнить, но было понятно, что она орудие мести, в чьих - то руках и должна мстить без жалости, без всяких на то сентиментальностей. Ей даже нравилась ее миссия. И именно в этот момент она осознала, что у нее тоже должна быть родная мать, произведшая ее на свет в муках, но до сего времени ей это даже в голову не приходило. Зато сейчас до боли в сердце почувствовала материнское присутствие, ее страдания, родовые муки, радость первого ее, Найды, крика, но в то же время ощутила присутствие черных разрушительных сил, и подумала об отце. Ведь, именно, он является виновником появления ее на свет, мать не могла одна родить ее. Где они? Ее отец и мать? Почему она росла на попечении чужих людей? Почему Марья Федоровна ни единым словом не обмолвилась о них? И в ужасе осознала, что Марья Федоровна родная мать Нинель, закричала:
 - Только не это, хорошо я отблагодарю ее за ее заботу обо мне, ведь по сути дела она заменила мне отца и мать вместе, взятых. Она одна охраняла меня от всех бед, как ангел хранитель, хоть бы быстрее она вернулась. Мы уедем, и все станет на прежние места. Я стану прежней девочкой, доброй, послушной, ну , может быть, чуток привередливой, - и вновь заметалась, горя непонятным огнем.

    Нинель, сидящая рядом, обеспокоено склонилась над, ней, погладила ласково по голове, как маленькую. В это время вошел домашний доктор, приглашенный Нинель к больной. Потрясенный необычайной красотой барышни, он принял активное участие в ее судьбе, но, осмотрев ее, ничего опасного, чтобы угрожало ее жизни, не нашел, заявив Нинель, что такое часто случается с девицами ее возраста. От введенной инъекции Найда уснула. Нинель, успокоенная заверениями доктора в том, что не позже завтрашнего дня, барышня будет здорова, ушла к себе и постаралась уснуть.

    Но на завтра новое несчастье потрясло обитателей замка: когда все еще спали, прискакал гонец с известием о трагической смерти графини Марьи Федоровны, сообщив, что графиня имели несчастье упасть с лошади во время скачек и разбиться на смерть.

   - Каких таких скачек?- Возмутился Георг.
Это в ее то, возрасте? Какое сумасбродство !-
 Гонец независимо пожал плечами, мол, я то, причем?

    Георг понимал, что внезапная кончина Марьи Федоровны, станет непосильным испытанием для Нинель, по этой причине велел до поры, до времени держать известие от нее в тайне. Но, вскоре весть о кончине графине облетела весь замок, а Найда, узнав эту печальную для нее весть, сразу выздоровела.
 Понуро сидя, безутешно плакала, осознав, что осталась одна в этом страшном мире, без поддержки, сочувствия, заботы, а главное средств, к существованию.

    Для тела матери Нинель соорудили траурный кортеж.
Георг по настоящему скорбел по усопшей теще. Это мужчины для бахвальства, мол, считают тещу чуть ли не врагом, на самом деле это вовсе не так, и, если зять и не переживает смерть тещи, как своей родной матушки, то хотя бы искренне сопереживает своей жене.

     Георг нельзя сказать, что любил свою тещу, но и не считал своим врагом, и в момент ее внезапной трагической кончины, по - настоящему сопереживал случившееся с ней несчастье. Но, чтобы он, ни делал, помнил о Нинель и о ребенке, которого она носит. Поэтому поручил сообщить о случившемся несчастье самому близкому для нее человеку, ее бывшей няне Гульнаре, как можно осторожнее. Ведь смерть близких людей, не говоря уже о родителях, всегда тяжелая утрата. Даже самые черствые люди тяжело переносят смерть своих родителей, поэтому Гульнара, зная дочернюю привязанность своей воспитанницы, не знала, как ей сообщить о случившемся с Марьей Федоровной, тем более, что Нинель проснулась в хорошем расположении духа, сразу спросила о здоровье Найды.

    Гульнара обняла ее, погладила по волосам, как бывало в детстве, и горько заплакала.

    Нинель отстранилась и, глядя прямо в глаза, ждала ответа - по какому поводу слезы.
 Но няня продолжала плакать, пользуясь своим маневром, которым пользовалась в детские годы теперешней своей хозяйки, отвлекая от более страшной новости.

   Нинель вся собралась, ожидая наихудшего:- говори, няня, я готова все принять, чтобы не случилось.

    Гульнара, предварительно погладив выпуклый живот княгини, произнесла:
 - Крепитесь, княгиня, вчера вечером долго жить приказали ваша матушка.-
Нинель, казалось, не восприняла сказанного няней, а та продолжала:
- Ничего нет вечного под солнцем. Человек рождается, живет и умирает. Все мы умрем, но не все в одно время, как и не рождаемся в одно время.-

   До смысла Нинель ее слова дошли, как сквозь вату, но она молчала, все больше бледнея.
- Ты, матушка, не молчи, не забывай o том, кого носишь под сердцем.-
 А Нинель кто - то невидимый твердил:- твоя мама умерла, умерла, умерла, ты же сама скоро станешь мамой, станешь мамой... и тут ее словно прорвало, она завыла, как простая баба, причитая: - Матушка, за что ты так со мной, ты же так хотела увидеть внука,- и вспомнив о ребенке, успокоилась, наверное, так жизнь устроена одни умирают, другие рождаются,- а из ее прекрасных глаз текли слезы по худым, изможденным щекам.
    Гульнара подумала:- Пусть поплачет, ей станет лучше. - Когда привезли гроб с телом Марьи Федоровны, Нинель казалась спокойной, как во сне всматривалась в строгое лицо матери и не могла в нем найти черты той ласковой, доброй, веселой Марьи Федоровны, которую любила всем сердцем.

    Подругому отнеслась к смерти Марьи Федоровны, Найда. Напоминая обезумевшего от горя ребенка, рыдала горючими слезами, не отходила от гроба своей благодетельницы. Казалось, силой ее не оттащить от гроба покойницы. То ли, в самом деле, так, горевала по Марье Федоровне, то ли, над своей судьбой, не зная, что с нею станется.

    Нинель, искренне любившая девушку, понимая ее растерянность перед будущим, предложила ей поселиться в своем доме.

    Найда, будучи даже очень не глупой, понимая, что без Марьи Федоровны в ее имении она чужая, без всяких обиняков сразу согласилась на предложение своей сводной сестры, искренне веря, что бушующее пламя, разгоревшееся в ее теле, сумеет потушить. Дала себе зарок быть не только верной подругой, но и любящей сестрой Нинель, что это выше чувства к Георгу.

     Так оно вначале и было их проживания под одной крышей. После похорон Марьи Федоровны сводные сестры были неразлучны. Нинель полностью доверилась Найде , по неизвестной причине отдалившись от Гульнары.

    Найда ей читала, служила массажисткой, стелила постель, помогала одеваться, выслушивала жалобы, покидая ее покои только, когда убеждалась, что та крепко спит. Когда навещал  супругу Георг, она, тут же скромно поклонившись, уходила, давая возможность супругам побыть наедине.

    Георг же только мельком взглядывал на жену, силясь вспомнить в этой раздавшейся, отекшей женщине, свою прежнюю Нинель, чуткую, добрую, такую прелестную, но ему это не удавалось. Перед ним была чужая, поглупевшая, подурневшая, отдалившаяся от него баба. А перед глазами витал сияющий образ прекрасной Найды, вызывая помутнение разума, кипение крови, тем более, что Нинель не переставала говорить о ее достоинствах: доброте, красоте, порядочности, беззащитности. В это посещение она просила Георга быть с нею по ласковее, уделять бедной сиротке больше внимания, чтоб она не чувствовала себя чужой в их доме, ведь она так одинока, да вот еще что, милый:- не мог бы ты пополнить гардероб нашей малышки, ну понимаешь подкупить приличных нарядов, пусть девочка порадуется. Может наша забота поможет ей отвлечься от горя, уменьшить тоску по своей благодетельнице, т.е. моей матушке. Если на то пошло, то теперь мы с тобой в ответе за ее будущее.- Высказавшись, она надолго замолчала, закрыв глаза, а перед глазами стояло грустное личико Найды. Нинель, будучи неопытной, в любовных делах, принимала тоску Найды за тоску по усопшей, не допуская даже мысли, что ее любимый супруг является виновником ее тоски и девичьих слез.

    Георг, насупившись, сидел напротив своей неузнаваемой за последнее время жены, не в силах с собой совладать. Он явно питал к ней отвращение, но соглашался с нею и от души сочувствовал сиротке, обещая не обделить бедняжку. Видя, что она уснула, наклонился, поцеловал ее в лоб, дабы не разбудить, вышел, осторожно, прикрыв дверь, а на следующий день уехал и отсутствовал несколько дней.

    Найда за эти дни извелась, украдкой смахивая слезы.
Нинель, видя это, искренне жалела ее, по доброте своей думала, что девочке нужна мать.
    Найда испытывала перед ней угрызения совести, но не могла перестать думать о ее муже, и страдала от - того, что не могла вспомнить, откуда она его знает с самого своего рождения. Она помнила его голос, ласку его рук, как они касались ее тельца через нечто упругое. Через это нечто его голос доходил до нее приглушенным, но таким ласковым, заботливым.
     Однажды этот голос был резким, грубым, грубо оборвал, чей -  то плач, просьбы приятного женского голоса, после чего никогда она больше не слышала мужского голоса, который успела полюбить. Тем более, что после ссоры голосов ее крепко сжала упругая ткань так, что она не могла пошевелить ни ногой, ни рукой, да еще ее наказывали побоями. Она находилась почти в стадии паралича. Ее тормошили, чьи - то безжалостные руки, а уже знакомый женский голос внушал ей ненависть к полюбившемуся, ей мужскому голосу. Но, это ничего не меняло. Она продолжала его любить, видимо, любовь к нему вошла в ее сознание с кровью матери и стала ее сутью. Она могла узнать тот голос среди тысяч других голосов и, когда в тот день в саду, услышала голос Георга, то безошибочно узнала в нем тот самый голос, что запомнился ей, видимо, еще в утробе матери. Она не сомневалась, что это именно тот голос, который она несла в своем сознании, всю свою еще такую короткую жизнь. Но при чем тут Георг? Просто не укладывалось в ее голове. Наверное, он мне послан самими небесами и вспыхнула от ненависти, к Нинель, ей было невмочь справляться со своими греховными мыслями, тем более с телом, выбежала из комнаты.

    С этой минуты стала с нетерпением ждать Георга, и малейший стук, шорох вызывал в ее теле трепетный восторг и когда, наконец, увидела его, то пошатнулась, теряя сознание.

   Он обвешанный картонными коробками, стоял в дверях, улыбаясь, смотрел на Найду восхищенными глазами, и только глупый человек мог не заметить страстной любви, вспыхнувшей в его душе.

    Но Нинель словно повязали глаза, она ничего не видела или просто не хотела видеть, не считая пятнадцати летнюю девочку своей соперницей. Когда же он стал ворошить содержимое картонных коробок, вынимая из них великолепные наряды для Найды, искренне удивилась его вкусу, радуясь за сиротку. При виде этакого, великолепия Найда зарделась, как маков цвет, платья купленные Георгом могли бы сделать честь самой королеве.
 С этого дня Нинель, будучи почти на сносях, коротала время в одиночестве, пользуясь услугами преданной Гульнары, чуть ли не заставляя своего мужа все свое свободное время отдавать Найде. Радовалась, что он принимает активное участие в судьбе сиротки.

    Они целыми днями предавались обществу друг друга, гуляя в саду, катаясь на лошадях. Найда теперь ее навещала только поздно вечером возбужденно счастливая, еще более красивая с упоением рассказывала о проведенном времени в обществе Георга. Только дура могла не заметить ее необычайно сияющих от счастья глаз, ее необузданная страстная натура прямо таки кричала о блуде. Вялая Нинель была просто деревянной чуркой, ничего не видевшей, не подозревавшей, в то время, как эта похотливая блудница, еле сдерживала себя, блудила с ее мужем, если еще не наяву, то во снах уж точно, желая своей сводной сестрице смерти. В этот вечер, сидя у постели недомогавшей Нинель, она призывала все беды на ее голову, но, испугавшись самой себя, выбежала из покоев уснувшей графини, пытаясь, обуздать свое горящее страстным огнем тело.

 глава5
   Георг, давно не знавший брачной постели, не в состоянии избавиться от чар Найды, ни о чем не мог думать, как о ней, подстерегал ее в потемках коридора. Поэтому, когда Найда выбежала из спальни графини, потянулся к ней, как к живительному источнику.

    Найда, не в силах унять огня своего развитого не по летам тела, упала в его объятья и поняла, что не может жить без его любви.
    Почувствовав жар ее юного тела, Георг уже не помнил себя, страстно прижимая к себе ее упругое, податливое тело, со стоном покрывал горячими поцелуями ее всю.
 А невинная девственница, но блудница по своей природе Найда со страстным пылом, вжимаясь в него, искала его губы, находясь на грани умопомрачения. Первый в ее жизни мужской поцелуй лишил ее жизненных сил и ее обмягшее тело Георг взял на руки, внес в свою спальню, уложил на брачное ложе, где не так давно проводил ночи полные любовной неги со своей законной супругой Нинель.

 Но, Нинель для него больше не существовала, он понял, что полюбил, как любят в последний раз. Он испытывал такую радость, как никогда в жизни не испытывал, и готов был пожертвовать своей жизнью ради любви к этой девочке, почти ребенку, ведь он ей в отцы годится, но полюбил, вспыхнул огнем, как мальчишка, готовый отдать жизнь за ее единственный поцелуй, благосклонный взгляд. Для него мир перестал существовать, на брачном ложе, лежала подвластная ему, роскошная красавица Найда и это было превыше всего.

    Его трясло, как в лихорадке, не в силах больше себя сдерживать, он срывал с юной красавицы одежды, обнажая ее трепещущую любовным огнем, плоть, желая одного
раствориться в ней и перестать существовать, стать нею, а она им.

    В этот момент проснулась Нинель. Ей почудился крик пантеры, так похожий на крик Найды и это ее встревожило:
- Не случилось ли чего с девочкой? Почему она так закричала? Но сам тон крика смутил ее спокойствие, даже возникшее подозрение промелькнуло в подсознании но она его постаралась потушить. У каждого из нас в подсознании зреет то, что должно произойти в реальной жизни, видимо Нинель в подсознании допускала, что может, произойти между ее супругом и ее сводной сестрицей, но не признавалась себе в этом.
 
   Утром пришла Гульнара, помогла своей госпоже одеться, сообщила, что когда та еще спала  Георг уехал, вас не хотел тревожить. Но уловив в глазах Нинель вопрос, продолжила:- Найда еще спит, - и тут же услышала вздох облегчения.

   Гульнара вскоре ушла а Нинель пошла в горницу Найды. Барышня разметавшись сладко спала , чему то улыбаясь во сне, но от глаза Нинель не ускользнула еле уловимая перемена в девичьем облике сводной сестры, но по своей доброте, приписала эту перемену простой усталости, она так, мол, много ездит верхом.- Пусть поспит, бедняжка умаялась, - и осторожно прикрыв дверь, ушла.

    Для Нинель, время текло очень медленно, она скучала по Найде, а та избегала ее общения притворяясь, больной.

   Георг за последние дни вообще не показывался, но вечером накануне прислал цветы. В вазе стояли полевые цветы, внося в комнату, хоть какую - то свежесть.

   Нинель беспокоило здоровье Найды, ведь та не навещала ее, и заботливая сестра советовала Георгу показать ее врачу, ну кто о ней, мол, кроме нас позаботится?
 Прошло еще несколько нудных дней, бедная Нинель извелась в переживаниях за Найду, когда та явилась нарядная, красивая, сияя от счастья.
    - Наконец то, слава богу, ты жива и здорова. Тебе, милая девочка, эта болезнь даже к лицу, ты стала еще красивее, а благородная бледность с легкими тенями под глазами придает твоему прелестному личику еще больше очарования.

    Найда от таких комплиментов в ее адрес смущенно прикрыла глаза пушистыми ресницами, боясь явить их любовный огонь. Салатовый шелк ее платья выгодно
сочетался с цветом ее глаз, а модный пошив подчеркивал прелести ее юного тела, нитка же жемчуга так трогательно обхватывала ее лебединую шею, что Нинель чуть не прослезилась, не замечая сытого счастья своей неожиданной соперницы, совсем не догадываясь о ее любовной связи со своим мужем.

    Найде даже страшно было подумать, что будет, если эта благородная дурочка узнает о ее связи с Георгом, но совесть на этот счет ее не смущала, только маялась, чуть ли, не животным страхом, боясь потерять его.

    Нинель за последние дни измучила изжога, страшная тяжесть во всем теле, а тут еще удушливые приливы к голове.Домашний доктор, наблюдавший за течением беременности, заявил ей, что до родов осталось меньше недели.

    Найда в этот вечер, изображая одну доброту и заботу, просидела у нее до поздней ночи. Уложила ее, как бывало раньше, в постель, но Нинель насторожило то, что в ее взгляде появились колючие буравчики, в голосе сквозила неискренность, она избегала встречи глаза в глаза. Но добропорядочная женщина и тут нашла для нее оправдание:-Она, бедняжка в таком возрасте, когда сама не знает, что с нею происходит. Ой, как теперь ей нужна мать. Кто лучше наставит молодую девушку, как не мать?- Так она и уснула с мыслями о Найде.

    Но сон ее был не продолжительным. Она проснулась от страшного кошмара, стоило ей смежить веки, как злая волчица набрасывалась на нее, пытаясь перегрызть горло. Она сидела, боясь уснуть. В спальне было тихо, спокойно, но нечто неуловимое витало в воздухе, сжимая сердце, вызывало тревогу, сердце чуяло беду. Даже шевеление плода не успокаивало несчастную женщину. И она опустила на пол ноги, нашарив, нашла тапочки, сунула в них отекшие ноги,  направилась к двери. Дверь легко распахнулась, пропуская ее в слабо освещенный коридор. Здесь тревога охватила всем ее естеством, желая ее развеять, она решилась войти к мужу, тем более, что назад возвращаться не хотелось, а тут стоять было тяжело, страшно тянула тяжесть живота к низу, и она сама того не осознавая под тяжестью своего тела, ввалилась в его спальню. Но, что это, здесь чужой и в то же время такой знакомый запах? Она явно уловила запах не присущий этому уютному гнездышку, где провела столько счастливых ночей, где и зачала своего первенца.
   Постояв, прислушалась к дыханию Георга, спальня осветилась лунным светом, предметы стали более четкими. Их спальное ложе, которое она уже так давно не делила со своим любимым супругом, трогательно осветилось сквозь ажур занавеси, навевая приятные воспоминания. Но, что это? Кто рядом с Георгом? Нинель бессмысленно смотрела некоторое время на это ложе, ставшее чужим, и увидела рассыпанные по подушке роскошные локоны Найды, а ее любимый супруг, нежно держал в объятьях ее бесстыдное в своей красе обнаженное тело. В голове зазвенело, в глазах потемнело, комната закружилась, и она со стоном села рядом с ложем двух предателей, любимого мужа и сестры. Острая боль, полоснувшая, словно лезвием ножа по низу живота, привела ее в чувство.
 Превозмогая боль, она встала на ноги и, как простая дворовая баба, схватила руками мертвой хваткой за волосы свою соперницу, со стоном села на пол.

     Георг, схватившись, спросонья ничего не понимал, но, когда зажег свечу, то в ужасе увидел свою супругу бесчувственной висевшей на волосах Найды, которая визжала по - поросячьи, пытаясь высвободиться из цепких рук графини.

 Он схватил ножницы, отрезал часть волос своей возлюбленной, и она в чем мать родила, с диким воплем скрылась в своей горнице. Ей повезло, что никто из дворовой челяди не видел ее позора.

      Георг дрожащими руками поднял свою бесчувственную жену и отнес в спальню, уложил в постель, пытаясь привести в чувство, а вскоре замок гудел, как
потревоженный улей. Все знали, что у графини начались роды, но никто не знал чем это вызвано.

     Князь, как любящий супруг, не отходил от нее, только тем самим, усугубляя ее состояние. Удивляло то, что не было около рожавшей княгини ее любимой сестры.

   Когда Гульнара изъявила желание пригласить Найду, то Нинель забилась в истерике, а Георг возразил, что, мол, девочке, рано присутствовать при родах, чем вызвал чуть ли не шоковое состоянии у роженицы. У нее схватки все усиливались, а ей не хотелось освобождаться от бремени.
    Прибежавший доктор, дабы спасти мать и дите, фактически выдавил новорожденную, которую долго приводил в чувство, пока услышал первый крик. Пока он возился с новорожденной, мать, находящаяся без медпомощи отрешенно затихла, ее признали представившейся.

     Георг, считая себя виновником ее смерти, чувствовал страшную вину перед новорожденной дочуркой, которая по его вине лишилась матери.

    Гульнара, исходя слезами, закрыла широко открытые глаза своей воспитанницы, теперешней княгини. И убитая непосильным горем, унесла маленький узелок с теплящейся жизнью в детскую комнату.

В замке поселился страх смерти. Покойницу похоронили в
семейной усыпальнице. Гроб с ее телом висел на цепях над, холодным полом склепа. Окошечко в области лица заделали слюдой. Замок находился в глубоком трауре. Гульнара, пестуя малютку, не переставала оплакивать ее матери.

Георг, потрясенный смертью супруги, казалось, даже не замечал Найды, подолгу просиживал в склепе у гроба, то ли действительно каялся в грехах, то ли просил разрешения у Нинель на союз с ее сводной сестрой. И вот, однажды, засидевшись дольше обычного, посмотрел через слюдяное оконце на покойницу, когда она вдруг открыла глаза и остановившимся взглядом уставилась на него. У него волосы встали дыбом, мороз пошел по коже, страх тисками сжал сердце, отпрянув от гроба, он опрометью бросился из усыпальницы, заперев дверь на ключ.
 С этого дня его в усыпальнице не видели.
 Боясь тронуться умом, он уехал на время из замка.

 Глава6
     Гульнара, отдавая всю себя сиротке малютке, бывало, так и спала, у ее колыбели, и вот однажды увидела во сне свою госпожу Нинель. Та, задыхаясь от нехватки воздуха, просила о помощи, уверяя, что она жива, но не может самостоятельно выбраться из гроба. Настоятельно просила помочь ей, но все это сделать в тайне от кого бы, то ни было.

    Бедная няня, проснувшись в страшной панике, не помнила себя, ведь Нинель, именно, обращалась к ней, как она смеет не помочь ей. - Девочка моя, я все сделаю, только потерпи немного,- и стала лихорадочно думать, как это осуществить одной, да еще, чтоб ни одна душа не заподозрила, что графиня, ее касаточка жива. И, шаря по карманам в поисках нужных ключей, выронила их со звоном на пол. Ей, показалось, что гром по замку прокатился, благо ключи от всех замков потайных помещений замка находились у нее, а за последнее время  Георг вручил ей ключ и от усыпальницы с телом Нинель.

    Утихомирив сердце, успокоившись, Гульнара тенью проскользнула по коридору, к одному, ей известному, ходу, ведущему в высотную башню замка, откуда вела крутая лестница в подполье, а оттуда уже было рукой подать до усыпальницы. Она забыла об подстерегавших опасностях, помня одно: она нужна своей госпоже и так, как никогда еще. Не забывая ни на секунду о том, что ее ждут, она, прямо таки, катилась по крутой лестнице, бормоча под нос самое дорогое для нее имя - Нинель. Но вот она уже в подполье, открывает трясущимися руками замок двери, ведущей в сад. Выскользнув незаметно в сад, бежит, оглядывается, а вот и дверь, если, можно так выразиться, в иной мир, где ее с нетерпением ждет страждущая душенька. Подгоняет себя: - не мешкай, поспешай, а то Нинель, если вернулась с того света, то умрет, по - новой, благодаря твоей нерасторопности. -

    Переступив порог запретного мира, Гульнара замерла, кажется, со всех углов на нее таращатся лица покойников. — Не доведи, Господь, как здесь страшно?- но вспомнила для, чего она здесь, опрометью бросилась к гробу, а путаясь в ногах, кто то вихрем промчался, она в ужасе закричала и рухнула прямо на гроб своей хозяйки, но движимая любовью, взяв себя в руки, сдвигает тяжелую крышку гроба, которая с грохотом падает на каменные плиты усыпальницы, опрокидывается, белея атласной обивкой. Раскрытый гроб напоминает зияющую яму и на самом дне этой злополучной ямы лежит превратившаяся в тень Нинель, ее любимая девочка. С ее бледного с впалыми щеками личика смотрят на свою спасительницу огромные глаза. Они так огромны, что, кажутся, впадинами: - Гульнара!- Силится она закричать, но слышен только тихий, словно шелест листвы, шепот и теряет сознание.

     Верная няня выхватывает ее бесчувственную из гроба и бежит со своей драгоценной ношей изо всех сил, лишь бы подальше от этого страшного места. Только достигнув подземелий замка, Гульнара решается отдохнуть, хоть Нинель стала почти с ребенка, но бесчувственное ее тело очень тяжелое. Несчастная няня, то ли со страха, то ли заблудилась, никак не может, отыскать дверь от потайной лестницы, ведущую в высотную башню. В темноте ощупывает подвальные стены, но все гладко, двери нет, она чуть не плачет и замечает, что в суматохе свернула в другой отсек подполья.
     Успокоившись, уже идет по правильному пути, находит нужную ей дверь. Ее глаза привыкают к темноте, и она все видит, как кошка. Крутая лестница отнимает все силы, пот заливает глаза, но она где ползком, где на четвереньках, предохраняя голову своей ноши от ушибов, все удары низкого свода потайного лаза принимает на себя. Вдруг слышен слабый стон Нинель, отдающийся острой болью в сердце, в пульсирующий мозг, но от страшного удара головой о каменный выступ, теряет на время сознание, придавив собой и без того еле живую графиню. Но страх за жизнь, доверившейся ей хозяйки, приводит ее в чувство и вскоре они у заветной двери, которая от толчка Гульнары со страшным скрипом распахнулась, впуская двух полуживых женщин в тускло освещенное помещение высотной башни. Воздух страшно затхлый, пахнет старой пылью, мышами, но это уже лучше, чем гроб. Нянюшка, освободившись от непосильной ноши, с облегчением вздыхает, заглядывает в узкое окно и видит далеко внизу верхушки деревьев.

    Нинель полностью пришла в себя, тяжело дышит, тихонько постанывая. Гульнара склонившись над ней, просит ее согласия на некоторое время отлучиться. Та согласно кивает, понимая, что это необходимо, по пустякам бы Гульнара не стала отлучаться. И та мчится снова вниз по крутой лестнице, чтобы скрыть следы пребывания в усыпальнице.  Здесь она укладывает в пустой гроб куклу, укрывает вуалью, водворяет на место гробовую крышку, оглядывает все придирчивым взглядом и со спокойной совестью покидает усыпальницу. Закрыв дверь этого страшного места на ключ, забрасывает его, как можно подальше, довольно улыбаясь. Теперь ей снова надо преодолеть путь наверх, но без ноши это ей дается легко.

   Она застала Нинель спокойно спящей. Та Дышала легко. Пухлые бледные губы были приоткрыты, а на щеках затеплился румянец.

    Гульнара с умилением вглядывалась в лицо считавшейся покойной графини замка, благодарила от всей души Господа, что удалось отвоевать ее у смерти и, наверное, не без его участия, ведь больше месяца он хранил ее. Потом окинула помещение, соображая, как привести его в божеский вид. Сюда годами никто не заглядывал, все предметы, пол, стены обросли пылью, паутинами. Воздух застоявшийся, и открыла окно, к ее радости оно, открылось легко, и свежий воздух вскоре вытеснил затхлый. Обойдя спящую графиню, вышла в коридор замка, проверила  новорожденную, та пока спала, и вернулась в «покои» своей госпожи с ведром воды и половой тряпкой. Убираясь, обнаружила старую, но добротную тахту и очень  обрадовалась. Это меняло положение, хотя бы будет, где приклонить голову вернувшейся с того света бедняжке.
    После чего была принесена пуховая перина, подушки, постельное белье, теплые одеяла, и верная любящая всем сердцем свою госпожу, няня соорудила уютное для нее ложе. А она все спала, что начало беспокоить заботливую няню, не погрузилась ли она снова в длительный сон. Ведь ее надо было привести в порядок, выкупать, срезать отросшие ногти. На этот раз Гульнара оставила свою подопечную на более длительное время, но вернулась с цинковой ванной, туалетным мылом, мочалкой, полотенцами, даже любимые духи своей госпожи прихватила. Так хлопоча по незатейливому хозяйству, не замечала, что  Нинель проснулась и наблюдает за ней.

     Керосиновая лампа не ахти как освещала помещение, но бывшей покойнице казалось, что она находится в раю, ярко освещенном солнцем, ведь в гробу была беспросветная тьма, что днем, что ночью.
После принятия ванны, Нинель попросила принести новорожденную, чтобы приложить к груди, как будто и не прошло больше месяца после родов.

   Гульнара была удивлена, что у нее действительно прибыло молоко, но ее просьбу и не думала удовлетворять, ссылаясь на то, что к ее дочурке приставлена кормилица, а ей, как даме высшего общества, не полагается кормить грудью.
Туго перевязала ей грудь, даже не обмолвившись, что малютке уже пошел второй месяц от роду. Осведомленная об открытой любовной связи Георга и Найды, понимала, что его не обрадует воскресение его законной супруги, и попыталась объяснить Нинель ее положение в замке, удивилась, что она все знает, понимая, что они не обрадуются видеть ее живой, согласилась жить нелегально, ради дочери.


    Заботливая Гульнара, чтоб хоть немного скрасить  ей жизнь, ознакомила ее со сложной системой ходов в замке, которые соединяли замок с садом, берегом реки, лесом, полями. Так в замке появилось привидение в облике молодой красавицы графини, вернувшейся к жизни после летаргического сна, и спасенной своей верной няней от  явной смерти.

    Никто в замке даже не мог помыслить об этом, для них она умерла. Только по этой причине появление привидения в облике графини, вызывало леденящий душу ужас у обитателей замка и ближайших к нему деревень. Только и было разговоров, что о привидении, которое появляется внезапно в разных местах, и так же исчезает. Многие смели заверять, что это вовсе не привидение, а непонятным образом воскресшая княгиня.

     Не хотели этому верить разве, что Георг с Найдой, им было удобнее, чтоб она оставалась привидением. Хотя бы радовало то, что маленькая Изабель росла под присмотром матери, которая души в ней не чаяла, отдавая ей любовь и ласку. Но, девочку удивляло то, что ее мамочку самую красивую называют привидением и, когда она заводит о ней разговор, все с ужасом в глазах покидают ее. Понимая своим детским умом, что здесь, что - то не так, перестала, заводить разговор о маме с кем бы то ни было, боясь накликать беду на ее голову. Пусть, мол, считают ее привидением, я то, знаю, что это не так. Ведь она самая красивая, самая добрая ласковая, а, как она нежно расчесывает волосы, а какие сказки рассказывает, как поет.

     Изабель по своей природе была не в меру буйной, неуравновешенной, но одаренной горячим сердцем, не обыкновенной красотой. Именно эту юную красавицу довелось увидеть Порфирию в свое первое посещение замка Георга. Ее необычайная красота оставила в его душе приятные воспоминания, но не затронула струны сердца.
Зато он не мог забыть голос, услышанный тогда ночью, надеясь узнать тайну, связанную с обладательницей этого божественного дара.

    Замок Георга в зиму, становился почти не доступным. Мало кто мог отважиться посетить эти дикие места в лютые морозы, рискуя быть растерзанным волчьей стаей. Поэтому жизнь в замке замирала, только выли вьюги, да им в унисон голодные волки.
    Изабель становилась, чуть не отшельницей, не имея возможности общаться со своими сверстниками, да и летом замок гостями редко, когда мог похвастать. Поэтому появление в замке красавца молодого князя Порфирия произвело на юную княжну неизгладимое впечатление, оставило восторженный след в ее неопытном сердце. Она, будучи обделена в силу тех обстоятельств, что были оговорены выше, вниманием мужского общества, мужчин ассоциировала со своим отцом, смуглым, темноволосым, черноглазым, с крючковатым носом, поэтому не могла не восхититься синими глазами, русыми волосами, матовостью бледной кожи, прямым изящным носом. Считая его эталоном мужской красоты, бредила им, видя его в своих девичьих снах, решила, что само провидение послало ей его, что таково распоряжение судьбы, денно и нощно, мечтая о встрече с ним, часто сидела у окна, глядя в заснеженную даль.

     В ее тайные грезы были посвящены Нинель и Гульнара, но Нинель сама нуждалась в сочувствии, поэтому была плохим помощником своей подросшей дочери, тем более, что вела затворнический образ жизни. Дочь выросла страстной натурой, унаследовав горячую южную кровь своего отца. Труднее всего было Гульнаре, ведь она разрывалась между матерью и дочерью. Хоть Нинель считалась покойницей,  но на самом деле жила, уже по настоящему боясь попасться на глаза своему мужу и его возлюбленной. С каждым годом ей становилось все больше невмоготу вести жизнь затворницы, а часто сидя у окна, видела счастливую Найду в объятьях Георга и это ее выводило из равновесия, не то, чтоб из за любви к мужу предателю. Ей становилось жалко тех лет, что провела в одиночестве, забытая, богом и людьми, да еще дочь непрестанно спрашивала, почему, мол, они с отцом так живут, и почему она должна скрывать, что ее мама настоящая, живая, но никак не привидение.

    Нинель стало, казаться, что она становится ей в тягость. В такие минуты она жалела, что проснулась в гробу, садилась за рояль и извлекала из него такие звуки, что сама диву давалась, а душа ее стремилась в заоблачные выси и она так пела, что замирали облака.
    В такую минуту и довелось услышать ее пение Порфирию, который уловил в этом неземном голосе тяжелейшее страдание одинокой, отчаявшейся в своем одиночестве, души. Улавливая в плаче загубленной жизни, душу молящую о помощи, не только у окружающих, но и, у самого Господа Бога, вдохнувшего в ее тело дух, а потом подверг такому тяжкому испытанию.

    Глава8
      Но вернемся в замок Василия Ивановича. Здесь жизнь била ключом после отъезда хозяина в столицу. Постройки в хозяйстве были отремонтированы, хлеб лежал в закромах, поэтому и первые морозы были встречены с радостью. Заснеженный лес, как зачарованный, сиял в утренних подслеповатых лучах солнца, скала колокольня уже включила свои колокола, а волчьи голодные стаи совершали набеги, на скотные дворы, резали крупный рогатый скот, овец, поэтому Порфирий стал подумывать об охоте.
     Частенько ему приходилось брать ружьишко и углубляться в звенящие от мороза лесные дебри, отстреливая тетеревов, выслеживать норы матерых волков. Как то, в одну из таких вылазок, он побывал на реке, попробовал крепость льда и решил отложить визит к Георгу до святок. Забравшись на уже знакомую скалу, внимательно всматривался в противоположный берег, но не увидел, ни малейшего дыхания жизни
:- Что они там вымерли?- Объездил свои деревушки, убедился, что мужики крепко стоят на ногах: играют свадьбы, устраивают вечеринки, кулачные бои. Казалось все идет хорошо, лучше не куда, а на душе было неспокойно, в сердце поселилась тоска, будоража ум, душу. Он не мог с собой совладать, странное беспокойство не покидало его ни на минуту, влекло в никуда, заставляя уединяться, прислушиваться к себе, что ему никак не было свойственно.

    Уже и январь миновал, настал колючий февраль, а он так и не выбрался к своему новому знакомому Георгу, а так хотелось отвлечься от повседневных забот, пережить новые впечатления, и в конце февраля было решено посетить замок Георга.
  И вот, поднявшись с постели раньше обычного, Порфирий покинул владения Василия Ивановича, отправился в дорогу, не такую уж дальнюю, но зима есть зима, пришлось утеплить сани - карету, надеть поверх собольей шубы теплый овчинный тулуп. - Благодать, то какая!- радовался князь.- Сытые лошади дружно бегут, снег под полозьями весело поскрипывает, холодное солнце недобро щурится из мглистых туч, громадой вставших на горизонте, а вокруг степь, да степь заснеженная, искристая, пугающая своей бескрайностью.

     Порфирий любил эти места до боли в сердце. Высунувшись из кареты, радостно всматривался, в бесчувственную к чему бы то ни было, степь, в высокое небо, что быстро закрывают снеговые тучи, беспокоясь, доедет ли? И так и случилось, погода совсем испортилась, не предвещая ничего хорошего, подул холодный, порывистый ветер. Лошади заартачились, тревожно фыркая, пятились назад, шли вслепую под пеленой снега, несшегося навстречу.

       Кучер, встревоженный надвигавшейся темнотой, боясь сбиться с дороги, погонял безжалостно лошадей, но карета едва тащилась по снежным сугробам, а буря по - сатанински завывая, под, напором ветра пыталась, опрокинуть ее в сугроб.
 Когда стемнело, на подступах к имению Георга, замаячил силуэт одиноко стоявшей часовенки.
    Часовенка вызвала радость в душе Порфирия, т. к. он знал, что до замка Георга рукой подать, высунулся, чуть ли не по пояс, в окно, приветствуя творение рук человеческих, словно знакомого человека. Но, что это? В степи, в самой круговерти снежного бурана, женский силуэт. Светская дама, не простолюдинка, боролась с порывами ветра, стремясь всеми силами к часовне. Казалось, вот- вот, унесет ее порывом ветра, Порфирий аж, зажмурился, думая, что на него галюники напали, но дамочка не исчезала, а словно плыла по воздуху в направлении часовни.
    Кучер гнал лошадей, немея от страха. Он слышал, что у замка Георга является привидение, в облике покойной графини, супруги его, и он не остановил лошадей по приказу хозяина.
    Возмущенный его поведением Порфирий, вывалился из кареты, и, путаясь в полах тулупа, побежал со всех ног к часовне, в надежде помочь даме, но она успела скрыться за стенами часовни.
    Вьюга разъяренным зверем набросилась на него, преграждая ему путь, но он , как мог, преодолевал порывы ветра, спешил к часовне, надеясь встретить там незнакомку, но в часовне никого не оказалось, только кружились в сатанинском танце снежинки, да раздавался вой ветра. Никакого намека на то, что сюда только что вошла светская дама.- Чертовщина, не иначе,- выругался князь, а самому, казалось, что за ним наблюдает некто невидимый из засады, насмехается над его беспомощностью. Неприятные мурашки поползли по спине, вползли в шевелюру на голове, ему стало страшно, а тут еще перепуганный до смерти кучер подлил масла в огонь:
 - Это она сердешная все бродит, никак не успокоится.-
- Кто она? Что ты несешь?
-А вот и не несу, это покойная княгиня, бывшая хозяйка замка, она бродит привидением. Уйдем, барин отсель, пока лошади не понесли, а то останемся в степи одни.-
    Усевшись по - удобнее на сиденье кареты, Порфирий продолжал всматриваться в ночную темень, но она точно шапкой накрыла степь, ревниво охраняя ее тайны.
    Суеверный кучер все крестился, пугливо оглядываясь по сторонам. Лошади, почуяв человеческое жилье, шли дружно, и оставшийся отрезок пути прошли в короткий срок времени.

   Из имения донесся яростный лай собак, видимо они учуяли приближение гостей. В замке под страхом телесного наказания не велено было впускать, кого бы то ни было за ограду замка без ведома, хозяина. Здесь в глубинке жили в вечном страхе перед разбойниками, поэтому Порфирию пришлось подождать приема, зато его встретил сам хозяин замка, как это было и в первое его посещение. В овчинном тулупе, прямо поверх домашнего белья, с фонарем в руках, он настороженно всматривался в карету, пытаясь осветить ее нутро, но, увидев Порфирия, неслыханно обрадовался гостю:- Ай да, молодец, ай да, Порфирий, вот это удружил, - и распростер гостеприимно объятья, приглашая в свою холостяцкую берлогу.

    Порфирий, путаясь в полах шубы, переступил порог той самой берлоги, где ему пришлось гостевать в свое первое посещение этого загадочного замка. Здесь с той поры ничего не изменилось, разве, что в камине жарко горели поленья, распространяя смоляной запах. Он радостно протянул закоченевшие с мороза руки к теплу, а Георг все улыбался, не веря, что у него гость в такое время года.
     В это время на столе, как на скатерти самобранке, появились аппетитные кушанья, и проголодавшийся Порфирий благожелательно поглядывал на запотевший сосуд с медовухой, предвкушая сытный ужин.

  А в это время Нинель с дымящимся факелом в руках спешила по потайному ходу к своему замку, довольная, что обвела вокруг пальца назойливых преследователей.  Смеялась,  недосягаемая, для чужого глаза, наблюдала из – за деревянной колонны за их растерянностью, стоя рядом с ними. Решила, что надо быть осторожнее.
 
     Георг, потирая руки, крякнул от удовольствия, радуясь предстоящему общению, ведь за всю зиму, ему никто не доставил удовольствия своим посещением.
Сели за стол друг против друга, посмотрели в глаза один другому, весело засмеялись, чокнулись, выпили, а разговор не клеился, словно чья - то тень легла между ними. Гость смущенно уставился в стол, явно намериваясь о чем то, спросить. Ему не давала покоя незнакомка, встретившаяся в открытом поле в такую вьюгу. Он не мог поверить, что холеная дама из крови и плоти носится по снежным сугробам. Неужели, в самом деле, померещилось? Как спросить об этом у этого холеного пижона, который даже собаку не выпустит в такую погоду. Как не прослыть простаком?

   Георг, удрученный состоянием гостя, без обиняков спросил:
- Что тебя, друг, тревожит, чем ты удручен?- и сложил руки на животе, приготовился слушать.
    Порфирий, не улавливая напряжения в глазах хозяина, страшно волнуясь, сбивчиво рассказал о даме, то ли бегущей, то ли летящей над снежными сугробами к часовне, где и скрылась. Я могу поклясться, что я ее видел, как вижу вас,- почему то перейдя на вы.
    Георг, задумчиво улыбаясь, молчал, а потом нервозно произнес:
- И ты туда же? Все мои холопы только о ней и говорят, а я не могу поверить в эти бредни. Ну, как можно верить сказкам? Лично я не могу похвастать встречей с нею.-

Порфирий пожал плечами, невольно подумал: - Не можешь или не хочешь? –
   А Георг продолжал:- Прошу тебя, как друга, брось это, не думай о ней, ведь мы цивилизованные люди, подумай трезво - откуда взяться в степи светской барышне в такую погоду, там , в степи, да еще во время страшного бурана, где даже звери не бродят. Говорят, что мой замок стоит на стыке ветров и многим мерещится то, о чем они грезят.- И, насмешливо уставился в глаза гостю ястребиными глазами.
      Порфирий упрямо стоял на своем, не соглашаясь с его доводами:
- Пойми, я ее видел и не могу не верить своим глазам. Еще раз повторяю, я ее видел, как вижу тебя.-
   Хозяин замка нервно пожал плечами, налил медовухи, залпом выпил и перевел разговор в другое русло.

   В это время Нинель, живая его супруга привидение, наконец, добралась до своей каморки, находясь, как, никогда, в приподнятом настроении, вспоминая свое маленькое приключение.
     Гульнара, как обычно, обеспокоенная ее длительным отсутствием, при ее появлении набросилась с упреками, не дай бог заблудилась бы в эдакую погоду, ведь замерзнуть можно. А когда узнала, что ее преследовали, то и вовсе посоветовала на время затаиться.
    - Няня, ты как всегда, права. Не успей я спрятаться, они бы меня настигли, а все погода виновата, застала меня вся эта кутерьма в открытой степи.
    - Никаких прогулок, можешь считать, что на тебя охотятся.
    - Думаю, нет, это, случайные, проезжие. Я видела их карету, лошадей. Они приехали в замок, а мне хотели просто помочь.-
    -Ты хочешь сказать, что в замке гости?
   - Да, они приехали в замок, разве поблизости есть приличное жилье?

     Гульнара заварила своей госпоже чай с малиновым вареньем, а сама спустилась в господские покои, разузнать, есть ли там гости. Прислушиваясь к разным звукам, заняла позицию у, ей одной известного слухового, окошка, приготовилась слушать разговор хозяина с гостем. Признав в госте Порфирия, обрадовалась. Ей молодой человек нравился, и от сердца сразу отлегло, но появилось беспокойство о душевном состоянии Изабель, бредившей молодым князем. Она себе внушила, что он ей послан
богом. Верная няня заглянула в ее девичью горенку и застала ее спящей прямо в кресле под ночным торшером. Раскрытая книга валялась у ее ног. Гульнара помогла ей раздеться, уложила в постель, не обмолвившись о госте.

    На следующий день Изабель спустилась к завтраку раньше обычного и была страшно шокирована встречей с Порфирием. Георгу не понравилось замешательство дочери, но в то же время он обратил внимание, что она стала настоящей барышней, при том очень красивой. Подталкивая молодого князя навстречу ей, представил ее:- Моя дочь Изабель.-
    Барышня настолько растерялась, что не могла произнести ни слова, но выручил ее все тот же Порфирий: - Мы уже знакомы, помните, Изабель, мой первый приезд к вам, вот тогда я и имел счастье видеть вас, а так я новый друг вашей семьи, ваш ближайший сосед князь Порфирий.- Глядя на ее зардевшееся личико, высокую стройную фигуру, не мог не восхищаться ее красотой, но не больше, ему виделась его подруга жизни беленькой, пушистенькой, а яркая красота южных девушек была не в его вкусе.
 
    Девушка была действительно хороша собой. В белом шелковом платье, прелестно облегавшем ее стройную фигуру, перетянутую по тонкой талии золотистым поясом, спадая от бедер до носочков изящных золотистых туфелек пышными складками. Сияющее руно черных, как вороново крыло, волос, оттягивало ее изящную головку слегка назад, подчеркивая гордую осанку, какой могут похвастать только стройные южные красавицы, оттеняло ее смуглую кожу, сияющую бездну черных, как омут, глаз. Она не носила украшений, будучи настолько красивой, что даже самое изысканное украшение только бы портило ее природную, чуть диковатую красоту. В выражении ее глаз, повадках, в ее облике Порфирий инстинктивно угадал ее горячий темперамент, неукротимый нрав, но не больше. Она не тронула его сердца, он только горел желанием услышать ее пение, будоражившее душу до сего времени. Ведь тогда в ту ночь, в саду Георг заверил его, что поет его дочь Изабель.

     После завтрака все члены княжеской семьи, поднялись на второй этаж в просторную залу, где кроме кресел стоял отполированный рояль, казалось, предлагая себя для игры. Все взгляды устремились к Изабель, которая, страшно волнуясь, поникла, казалось, даже ссутулилась, ей впервые хотелось провалиться под землю.
Но домашнее общество зааплодировало, забывая, что она уже не маленькая. Пересилив волнение, барышня распрямила спину, гордо подняла свою прекрасную голову и села за клавиши.
        Порфирий мог видеть ее точеный профиль и не мог не отметить его изящной красоты, дивной линии подбородка, прекрасной лебединой шеи, составлявшей прямую линию со спиной. Она в этот момент, казалась такой милой, такой беззащитной, что молодой гость невольно залюбовался очарованием сквозившем в каждом ее движении.

     Изабель в этот момент нетерпеливо прошлась по клавишам длинными, тонкими пальцами и громкие, дребезжащие звуки заполонили помещение.

     Порфирий с нетерпением ждавший этого момента, был явно разочарован. Игра была не той, что ему довелось услышать в ту ночь. Когда же барышня запела, то он окончательно убедился, что в ту ночь пела не Изабель.

     - Какие причины заставили  Георга утверждать, что играет и поет Изабель. Может быть, у него есть другая дочь, которую он по неизвестным причинам не показывает никому, держит взаперти? Может быть, она уродлива? Может сумасшедшая?- И еще больше захотелось узнать тайну этого заколдованного замка. Узнать, чтобы ему не стоило, кто та затворница, обладательница божественного голоса. - Может быть, ее я видел в степи?- Задавая себе вопрос за вопросом, он совсем забыл о Изабель, перед глазами стоял образ, летящий над снежными заносами, и он представил ее голубоглазой с льняными мягкими волосами.
Вскорости, он уехал из имения Георга, оставив Изабель наедине со своими чувствами, чаяниями, мечтами.

 глава9
    После его отъезда, она уединилась в своем гнездышке и дала волю слезам. Она даже не могла подумать, что Порфирий может ее не любить, думала, что, если она полюбила, то ее тоже любят, только очень переживала, что полюбила по собственному выбору, без благословения на то отца. Ведь по обычаю их народа, девушка должна влюбляться в своего суженого предназначенного ей отцом еще с пеленок. Так было с ее бабушкой, так было с мамой, так должно быть и с ней. Но, не она виновата в том, что само проведение послало ей любовь, не спросив ни у нее, ни у отца. Возмущаясь, порядками, установленными бог, знает, когда и кем, сетовала на них, в том числе и на отца:- Отец мне не указ, еще не ясно какова его роль в трагической судьбе моей матери.-

    В данный момент, испытав страшное потрясение, оттого, что в ее жизнь вошел мужчина, так внезапно вспыхнуло незнакомое до сих пор ее сердцу чувство, она считала отца виновником, отшельнической жизни своей матери, задавая себе неоднократно вопрос: - Почему он не желает меня выслушать, не желая поверить, что моя мать живая, а страстно желает, чтоб я поверила, что она умерла. Даже слушать не желает о том, что я с нею общаюсь, отворачивается с насмешкой, когда я рассказываю, что вижу ее, осязаю, как его самого? Кто для него Найда? Ведь все видят, как загораются у него глаза, когда он на нее смотрит. Неужели они были в любовной связи еще до моего рождения и являются непосредственными виновниками трагедии моей мамы?- Так рассуждала несчастная девушка, не видя выхода из создавшегося положения в их семье.

    Удивительным было то обстоятельство, что для Нинель время остановилось. После того, как она проснулась от летаргического сна, оно обходило ее стороной, не оставляя на ее облике своих следов.
 Непосвященному человеку, в то каков, ее возраст, нельзя было поверить, что она, мать Изабель. Сама Нинель считала, что и здесь судьба сыграла с нею злую шутку, воскресив ее душу, оставила тело мертвым, не поддающимся времени.
 Само время сплело вокруг нее кокон, где она и варится в собственном соку. Мать и дочь разве можно было назвать ровесницами. Но это здорово ей помогало проходить по подземным ходам, гибкое, юное тело не встречало преград.

    Но вылазки на природу пришлось временно прекратить, т. к. в самом замке и в ближайших к нему селах серые разбойники нагло резали скот, нападали на людей.

 Хозяйству Георга был нанесен не малый урон, поэтому в замке лихорадочно готовились к охоте на серых разбойников.

    Изабель, узнав о затее отца, повеселела, надеясь на встречу с Порфирием. Во все поместья были разосланы приглашения, принять участие в охоте.

    Нинель же в свою очередь задумала такое, что уму непостижимо, решив принять непосредственное участие в охоте:
- Явлюсь привидением, повергну их в ужас и скроюсь, а попадусь им в руки, что ж, может быть, покончу с отшельнической жизнью. Конь у меня сильный, быстрый, уйдет от преследователей, главное, что его сам Георг мне купил, даже не подозревая, что для меня покупает. -
.- Вот, как это было: Нинель мучила бессонница и она, ночи напролет носилась по полям на любимой кобыле Георга. Он, бывало, чуть не плакал, глядя на ее измученный вид. И, как то однажды его подстерегла в такой момент везде
сущая Гульнара.- Что тебя, кормилец наш, смущает? О чем кручинишься?
- Чего спрашиваешь, не видишь, что вытворяет привидение с моей любимой лошадью? Душа болит за красавицу, а что делать, уму непостижимо.-
-
- Говоришь, привидение? И ты, хозяин, туда же, но касаточка твоя точно заезжена, ведь сгинуть может. Я бы тебе посоветовала купить коня привидению. Когда же будешь покупать, то не скупись, покупай самого лучшего, шепчи ему на ушко:
- Не себе покупаю, а своей любимой жене, служи ей верой и правдой, пусть она отстанет от моей любимой кобылы. Когда приведешь коня домой, привяжи в стойле своей любимицы, а ее уведи. Увидишь, твоя кобыла будет в целости и сохранности.-
    Георг с восторгом встретил предложение Гульнары и вскоре в стойле вместо его кобылы стоял прекрасный конь.

    Так Нинель, не без помощи своей верной няни, обзавелась добротным конем. Тетерь, вспоминая об этом, посмеивалась над наивностью своего бывшего супруга, думая, какой придумать себе наряд, чтоб при столкновении с привидением у участников охоты, кровь в жилах стыла.

 - Надо сшить нечто такое, что бы подчеркивало трагизм женщины, явившейся из потустороннего мира. И, не откладывая в длинный ящик, пошла, рыться в своих вещах. В своем гардеробе наткнулась на беличью шубку, оглядев ее со всех сторон, решила, что это просто находка. - Надо ее покрыть черным бархатом, приделать к ней длинный шлейф, такой, чтобы покрывал круп коня, а во время скачки вился на ветру, это придаст всаднице, составлявшей с конем одно целое, сатанинский вид, который не оставит равнодушным ни одного смертного. - Какой убор сшить на голову? Придумала, лучше черного высокого колпака с прорезями для глаз и носа ничего не придумать. Во время скачки необходимо будет его снять, чтоб мои волосы, украшенные золотом, факелом веялись на ветру, в унисон шлейфу. Но самое главное, надо к черным перчаткам пришить длинные крючковатые светящиеся ногти, к обуви точно такие, же приклеить. -   Задумано, сделано, не откладывая в длинный ящик Нинель, конечно, не без помощи няни принялась мастерить для себя необычный наряд.

    Работали, не покладая рук, но, когда Нинель его примерила, то действительно, казалась, выходцем с того света, особенно для непосвященных, суеверных людей, у которых кровь стыла в жилах при одном упоминании о привидении.

    Наконец наступил долгожданный день. Давненько в имении Георга не было столько гостей. Двор был заставлен экипажами, бочками с вином. Повара с ног валились, готовя угощение. Везде царило оживление, все радовались общению друг с другом, да и тому, что волков, если не истребят, да хотя бы припугнут.

    Изабель, привыкшая, к одиночеству, тяготилась излишним вниманием к своей персоне, только, то и делала, что искала в толпе Порфирия.
 
   Зато дворня была в восторге от задуманного мероприятия. Прибывали загонщики дичи с увесистыми дубинками, в овчинных тулупах. Мужики бахвалялись умением загонять дичь. Псари еле удерживали нетерпеливых собак. Было решено, что первыми выйдут загонщики. Углубятся в лес, а когда бары займут свои места и подойдут псари с собаками, то начнется загон, тогда уж серым разбойникам не сдобровать.

      Погода стояла холодная, дул колючий ветер, кружа в воздухе мерзлые снежинки. К лесу предстояло проехать через поле озимых. Стояла необычайная тишина, только лес позванивал промерзшими ветвями, а так, казалось, ничто не может нарушить торжественной тишины этого хрупкого, хрустального царства и приподнятой радости людей.
 Но, вот загонщики тенями углубились в лес, бары, суетясь, занимали предназначенные для них места, все шло, как нельзя лучше, когда черная демоническая фигура всадницы, слившаяся с конем в единое целое вихрем
пронеслась у всех на виду и скрылась в лесу.

     Наслышавшись о привидении, охотники трусливо переглянулись, пожимая плечами, но вслух о привидении не говорили, словно эта тема была запретной, но суеверный страх поселился в их сердцах. Уже и участие в охоте не радовало. А когда весельчак рыжебородый Даня повернул коня назад, ссылаясь на его хромоту, то многие последовали его примеру. Осталась только группа охотников и в их числе Порфирий,  только они углубились в лес. В это время трагическая черная фигура всадницы достигла крутого утеса, мимо которого проходила главная просека, ведущая в кущи леса. Застыв черным изваянием на его фоне, она не единым движением не выдавала своего присутствия.

    Просека вела на обширное пространство с кучами хвороста, бревен, укрытых шапками снега. Крутой утес своей громадой высился над этой местностью, казался неприступным, но, именно его крутизну в случае погони надеялась поднять отчаявшаяся женщина и на его вершине растаять в снежной круговерти на глазах у ошеломленных обывателей, таким образом закрепить легенду о привидении, поселившемся в замке, после смерти его хозяйки.

    И, когда охотники на лошадях направились к просеке, она вихрем понеслась им навстречу.
    Их лошади от неожиданности шарахнулись, сбились в кучу, подмяли под себя скуливших собак. Началась страшная паника, крики, суеверный страх сковал людей, только и слышалось: - Привидение! Привидение!-

    Всадники, ехавшие позади, напирали на передних, не понимая, что же там стряслось?- А черный всадник, внеся разлад в ряды охотников, вихрем несся по крутому, почти отвесному склону утеса.
   Черная попона, покрывавшая круп коня, и шлейф от шубы, развеваясь на ветру, настолько делали всадницу трагичной, что, казалось, сам сатана явился из преисподней, распустив черные крылья и хвост, летит над утесом, уносясь в небо.

    Ошеломленные столь страшной картиной охотники, в суеверном страхе, давя друг друга, бросились врассыпную, оглашая лес нечеловеческими воплями.

    Порфирий при виде демона словно окаменел, но, придя в себя, в страстном порыве погнал коня, по его следам, стараясь не упустить из виду. Когда уж, казалось, настиг его, то островерхий колпак упал с головы всадницы, и на него глянуло прелестное личико Изабель, выражавшее страшное смятение и душевную боль. От неожиданности он на мгновение опешил, и этого было, достаточно, чтоб двойник Изабель скрылся за вершиной утеса, точно испарился в искристом морозном воздухе.

  Поборов смятение, Порфирий галопом мчался по его следам и вскоре их кони неслись бок о бок. Князь даже подумал было:- Попалась, голубушка!- Как демонический хохот потряс тишину леса, а в это время острые, как острие бритвы светящиеся когти всадницы потянулись к лицу преследователя, угрожая оставить его без глаз.
 Порфирий, отпрянув, дернул поводья коня, мчась на всем скаку, споткнулся о корягу, упал на колени, а демоническая всадница с сатанинским хохотом скрылась в дебрях леса.

     Преследовать ее не было никакого смысла, и обескураженный князь вернулся пристыженный к охотникам, сбившимся в кучу в паническом страхе. Порфирий, присоединившись к ним, ломал себе голову:- Почему привидение на одно лицо с Изабель? Здесь точно, что- то, кроется. Чью тайну хранят стены замка?-

    О том, чтоб продолжать, не начатую охоту не было и речи. Страх посеянный привидением сделал свое дело. Никто не горел желанием углубляться в лес, охотничий азарт пропал. В это время к охотникам, находящимся еще в лесу донеслись крики с опушки леса:- Привидение! Привидение!- Люди в паническом страхе видели, как демонический конь, распластав черные крылья и распушив хвост, летел над степью и у всех на глазах скрылся за оградой усадьбы.

    Везде слышно было:- Знать, правда, что в замке нечисто, что там живет и бродит привидение и днем, и ночью.-
- О чем речь, мы все свидетели этому,- загудел, чей то голос из толпы.- Ай да, господа по домам, что касается меня, то меня сейчас в лес и калачом не заманишь.-
- В унисон людям взбунтовалась и природа. Небо заволокло тучами, подул холодный, порывистый ветер, бросая ворохи колючего снега, казалось, небо смешалось с землей.
     Лошади, ослепленные снежной пеленой, ржали, неслись невесть, куда. А в это время всадница, посеявшая в душах охотников панический страх, достигла княжеской конюшни, спрыгнула с коня и на глазах онемевшего от страха конюшего, словно растаяла в воздухе. Только тяжелое дыхание коня выдавало его, что он исчезал на время из конюшни.

    Когда в паническом страхе горе охотники бежали в своих экипажах со двора, шарахаясь от любой тени, Нинель наслаждалась горячим, чаем в своей затворнической комнатенке, казалось, под самими небесами, смеясь над бахвальскими охотниками.

    Гульнара не поленилась спуститься в подполье, уничтожила улики, что могли навести тень подозрения на Нинель. Вытащила край попоны, зажатый дверным косяком, и никем не замеченная, водворила попону на место в нише туннеля. Зато уже в разговоре со своей госпожой выразила свою озабоченность ее безопасностью:
 - Если тебя поймают, пойми меня правильно, Нинель, тебя ждет костер. Духовенство, ни при каких обстоятельствах не поверит, что я нашла тебя живой в гробу месяц спустя после твоих похорон.

Но Нинель, казалось, не слышала ее слов, ее занимала судьба молодого красавца, который не побоялся пуститься ей вдогонку в отличие от других.
- Гульнара, кто такой Порфирий?-
- Это молодой наследник, может, слышали сын княжеской четы, что трагически погибли во время какого - то семейного торжества, когда он был еще ребенком. А что, он вам не понравился?
- Наоборот, он просто великолепен, но его ждет трагическое будущее, не улыбайся, няня, я прочла это на его лице, он оставшуюся жизнь проведет среди волков.-

- Надо оговориться, что дар читать по лицам людей их судьбы, Нинель получила после летаргического сна.


 -Ты, моя девочка, что то путаешь, он самый завидный жених в нашей округе, а твоя дочь прямо таки, по, нем сохнет.
- Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но Изабель с ним никогда не будет, и я этому даже рада.-
- На этом разговор был окончен, княгиня, сославшись на усталость, пожелала, чтоб няня ее оставила одну.

 глава10
   В имении Георга остались ночевать только крестьяне из отдаленных деревень, боязнь замерзнуть в степи была сильнее привидения. Зато все помещики, исключая Порфирия, поспешили покинуть по их словам это нечистое место, даже страх перед волками их не мог удержать.

    Молодой князь, сидя у жарко горящего камина, утверждал, что привидение живая женщина.
 Георг замотал головой: - Подумай трезво, откуда ей тут взяться?
     -А я утверждаю женщина с живой кровью и плотью, и, если обыскать все потайные места в замке, то ее можно найти. Я видел ее так близко, как вижу тебя, мой друг. Не могу забыть ее человеческих глаз. –

     Георг тоже не мог избавиться от глаз, которые на него смотрели из гроба, его покойной супруги. Он тогда здорово перетрусил, панически бежал, а, если она была живой? - Мелькнуло у него в голове, а я ей не помог. А что, если некто другой помог?- И он по настоящему испугался, что его супруга может быть живой, и горячо стал, доказывать, что в замке потайных мест нет, а хода к башням давно завалены, заросли травой, там, мол, никогда не ступала нога человека, по крайней мере, за время его, Георга, проживания в нем.

    Порфирия поразила горячность, с которой хозяин замка не хотел признавать свою жену живой, и в то же время он его почти убедил. Он уже не с таким убеждением доказывал свою точку зрения, не настаивая на поисках:- Обыкновенные кони не летают на размашистых крыльях, распушив хвост, а женщины с кровью и плотью не царапаются светящимися ногтями. А этот сатанинский хохот, в конце концов, сходство с Изабель? Если бы я не видел собственными глазами Изабели на белом коне, я бы подумал, что это она меня разыгрывает. Ладно, так, пусть будет так, но на всякий случай можно проследить за привидением в эту ночь, устроив засаду у гроба в усыпальнице, проверить гроб.-

    Но привидение не беспокоило своим появлением, Георг даже думать не хотел о том, чтобы проверить гроб, а на утро Порфирий покинул замок, не простившись с Изабель. Она не спустилась к завтраку, и он поспешил уехать. В замке все затаились, каждый придерживался своего мнения, не пытаясь высказаться.

    Изабель все дни проводила взаперти, не желая никого видеть. Она окончательно поняла, что полюбила раз и, на всегда, а то, что ее перестала посещать Нинель и не весть, куда запропастилась Гульнара еще больше угнетало. Она страшно мучилась от душевной боли, не зная как справиться с нахлынувшими на нее чувствами.
    А в это время няня обеих девочек, боролась за жизнь старшей своей воспитанницы Нинель. Дело в том, что волнение, риск быть пойманной, бешеные скачки в трескучий мороз с ледяным ветром не прошли даром для ослабленного организма княгини, и она тяжело заболела, мечась в бреду.
     Верная няня фактически второй раз вернула ее с того света, и за это время никто не мог похвастать, что видел привидение.

Глава11
   Когда Нинель уже могла обходиться без Гульнары, то та измотанная за время ее болезни, уснула в своей каморке мертвецким сном, где и нашла ее Изабель.
   Гульнара, проснувшись, удивилась, что Нинель нашла ее потайное место, о котором она ей не рассказывала, дабы иметь уголок для отдыха на крайний случай, когда уж очень одолевает усталость.
 Но Изабель вывела ее из замешательства, бросившись ей на шею с упреком:
- Няня, где ты пропадала, оставив меня одну, и мама давно меня не навещает.-
- Это ты, девочка, иди ко мне, я по тебе тоже соскучилась. Почему ты дрожишь, тебя кто ни будь, обидел?-
- Няня, ты еще спрашиваешь, да я сама себя обидела, полюбила человека, не предназначенного мне в мужья папенькой, а это такой большой грех,- и заплакала, вытирая ладошками слезы, как бывало в детстве. - Я не могу ни о чем думать, как о Порфирии, хоть и понимаю что это большой грех. Я даже папеньке рассказала о своей любви, просила съездить к нему.

      -Девочка моя, какой же ты еще ребенок, разве так можно, а вдруг у него есть невеста, а, может быть, и того хуже, он женат.-
- Нет у него ни невесты, ни жены, папенька об этом сам мне говорил, и пообещал съездить к нему, поговорить насчет меня, ведь, няня, у нас так принято и ты это прекрасно знаешь. Если отец не позаботился об этом при моем рождении, то пусть это сделает сейчас, когда я уже стала взрослой.-

- Гульнара ничего не могла возразить на ее веские доводы, только сильнее прижала к себе, желая защитить ее от самой себя, она бедная не понимает, что у народа, к которому принадлежит Порфирий другие обычаи, другие нравы, да и любит ли он ее. Ведь как бывает, мы любим и даже представить того не можем, что нас могут не любить.

     Что касается Георга, то он вполне серьезно отнесся к просьбе своей дочери, и засобирался с дружеским визитом к своему новому другу со странным для того предложением, даже не предполагая, что по русским обычаям  князь может воспринять его предложение, как навязывание ему своей дочери. В среде, откуда вышел Георг, так принято, и он не видел ничего постыдного в том, что первым сделает предложение, жениху своей дочери, считая, что тот должен принять это, как за большую честь для себя.

     И вот в конце марта, когда весна робко вступала в свои права, Георг велел оседлать ему коня и отправился к Порфирию, с целью устроить судьбу своей единственной дочери, а потом подумать и о, своей с Найдой.

   Утро выдалось прохладным, дул холодный ветер, пасмурное небо сеяло снегом, но откормленный, хорошо подкованный конь шел упругим шагом, то вихрем мчался в галоп. В мглистом небе летели стаи воронья, навстречу всаднику плелись костлявые крестьянские клячи, таща возы с соломой, перегноем, хворостом, даже повстречался шикарный тарантас, крытый брезентом, на облучке которого важно восседал бородатый, широколицый купчина в меховой шапке, теплом овчинном тулупе, рядом с ладной бабенкой с лицом, хранившим следы былой красоты. На дне тарантаса, укрытые меховой попоной копошились трое детишек: мал, мала, меньше.

     Встретившись с глазастой бабенкой взглядом, Георг оторопел, настолько она ему кого - то, напомнила.
   Она тоже заметно смутилась, повернувшись к ребятишкам, принялась их укутывать. Ее смущение не ускользнуло и от сидящего рядом, видимо отца детишкам, потому что он, глядя ей в лицо, спросил:- Никак ты знакома с этим басурманом?-
- С чего ты взял?- Вспыхнула бабенка. - Я его впервые вижу, выдумаешь еще.-
- Прости, дорогая, мне показалось, что ты излишне засуетилась, при встрече с ним.-
- Мало ли что...
Я же сказал, прости, - обнял ее за плечи, привлек к себе.

     Меланья, спрятав лицо в тулупе супруга, злорадно подумала в адрес Георга:
- Он почти не изменился с тех пор, как постыдно бежал, оставив меня брюхатую,- и жгучей ненавистью закипела ее душа, желая отомстить, по - больнее, своему обидчику. Но вскоре ее лицо, покрытое мрачной тайной, засветилось ясной улыбкой на полных, еще упругих губах, и она казалась спокойной.

    Георг все силился вспомнить, кто эта смазливая бабенка, видимо одна из тех, кого любят использовать богатые баловни судьбы в своих низменных интересах, но так и не смог. Смущало то обстоятельство, что ему были знакомы ее губы, нос, все ее уже потрепанное временем лицо, но откуда ?  И он махнул рукой, словно отгоняя назойливый образ. А тут и показались сторожевые вышки имения Порфирия, и он позабыл, о смутившей было, его спокойствие, встрече.
 
   С вышек его заметили, и три добрых молодца на откормленных конях неслись ему на встречу. Ему это страшно льстило, и он попытался придать себе важности.

    Порфирий встретил гостя в палисаднике, занимаясь обрезкой роз. Он любил поработать в саду, не считая это зазорным для своего княжеского сана.

   Дебелые дворовые девки с толстыми задами рыхлили еще промерзшую почву, маленького росточка мужичок, с острой рыжей бородкой, собирал колючие побеги роз, укладывая горкой. Двое неуклюжих мальцов, мальчишек залазили на деревья, устанавливая скворечники. Во всем чувствовалось приближение весны.

Смущенный Порфирий, внезапным наездом гостя, вытирая о передник испачканные землей руки, вышел на встречу, гостю, приветливо улыбаясь.

    Георг молодцевато спешился, ласково погладил круп уставшего коня, пошел на встречу, Порфирию: - Здравствуй, друг, вижу, не ожидал? –

Порфирий кивнул в знак согласия, и радушно обнял гостя.
   Вокруг забегали вездесущие мальчишки, с интересом разглядывая настоящего живого джигита, но хозяин к их огорчению увел гостя в покои.

      Георг был в восторге от замка Порфирия, восхищаясь его толстенными стенами, узкими щелями для пушек, крутыми лестницами, ведущими на головокружительную высоту.
 В зале, куда провел его хозяин, засмотрелся на пожелтевшие от времени портреты его предков.
   Порфирий , видя его интерес к юной красавице в белом кружевном платье с веером в изящной руке, пояснил:- Моя бабушка, а вон та с глазами горной газели, моя кузина, утонувшая вместе с моими родителями.. .А вот сестренка,- указал он на розовощекую, как бутон розы, девочку, лет семи, и тяжело вздохнул.- А это мои родители, видишь, усатого молодцеватого гусара и белокурую красавицу, вот какими они были, царствие им небесное.-

   Георг все рассматривал портретные лица, то ли они ему были действительно интересны, то ли ради приличия, чтоб не обидеть хозяина.

   Порфирий терпеливо ждал и, заметив его блуждающий взгляд, предложил пройти в столовую, извиняясь за старинный уклад жизни:
- Я живу по законам своих предков, не могу придумать ничего нового, разве, что разрушить замок, а на его месте возвести современный дворец.-
- Нет, только не это, эти старинные замки и придают истинное очарование этим полудиким местам. Стоит прислушаться и услышишь голоса тех, что давно ушли, проникнешься духом того далекого времени,- и указал на усатого гусара в эполетах, гордо смотрящего с портрета:- Присмотрись к этому усачу, разве один его вид не заслуживает того, чтоб проникнуть в тайны его жизни.-

   Порфирий, улыбаясь , не мог с ним не согласиться, но в то же время увлекая его к накрытому столу. Блюда были простыми, но Георг отметил про себя, что давно так вкусно не ел. Вино тоже было отменного качества, давалось пить, что даже никогда не хмелевшему Георгу развязало язык. Между мужчинами завязался непринужденный разговор, но, когда хозяин взялся за бутылку с вином, то гость взмолился:
- Погоди, дружище, не за тем я к тебе пожаловал, чтоб напиться, дело у меня к тебе особой важности, можно сказать, даже очень деликатное.
- Дело не убежит,- заулыбался Порфирий, но видя, каким стало серьезным лицо гостя уже другим тоном:- но, если это так важно, то я слушаю.-

   Георг вмиг протрезвел, неестественно подтянулся, посерьезнел, начал неестественно тихим голосом:
- Прошу тебя, Порфирий, выслушай меня с пониманием, пойми, что здесь может быть задета гордость отца и честь его дочери. Прошу не пойми мое предложение превратно, ведь помимо того, что я мужчина, я еще и отец прелестного создания и отвечаю за судьбу этого создания.

- Куда он клонит, причем тут отец, причем дочь, - подумал молодой князь. А он ,глядя ему в глаза, продолжал:
- Думаю, вы поняли, что я говорю о своей дочери, о Изабель,- по непонятной причине, перейдя, на вы. - Она моя единственная радость, наследница моего не малого состояния, моя продолжательница рода.

     Порфирий все пытался уловить суть разговора, не мешая гостю. Тот же, продолжал: - дело вот в чем, буду с вами откровенен. Я человек южных кровей, живу по правилам своего народа. Понимаешь, ты меня пойми правильно, ведь ни для кого не секрет, что ездишь в мой дом около года, что не является секретом для моих соседей, крестьян, в конце концов, моей дворовой челяди. Вот я приехал узнать, какие у тебя намерения насчет моей дочери,- закончил он обращением на, ты.

       Порфирий непонимающе уставился на своего собеседника:- не понимаю при чем, тут твоя дочь? Что ты хочешь этим сказать, - но встретившись с суровым взглядом гостя, чуть не поперхнулся, в мозгу блеснула догадка, на душе стало тоскливо, и разговор стал не интересным. Как мальчишка, пойманный с поличным, замямлил:
- у меня и в мыслях не было компрометировать вашу дочь.-
- Я этого не говорил.-
- Тогда объясните, как вас понимать? Уже Порфирий перешел на вы.
- А так и понимай, ты моей дочери небезразличен, даже более того. Положа руку на сердце, ответь, ты хотел бы стать ей мужем?-
    Порфирий так растерялся, что не мог слова вымолвить, а Георг, превратившись весь в слух, ждал ответа. Тогда Порфирий ответил :- мне ваша дочь нравится, - а сам подумал:
- зачем он так торопит события, ведь я мог бы даже ее полюбить, - и продолжил:- но ведь она еще ребенок, куда торопиться?-
- Это не ответ, моя дочь вполне зрелая барышня.-
- Согласен, я все понял, но прошу дать мне время подумать, скажем, хотя бы до осени, ведь это так неожиданно для меня, тем более, что от Василия Ивановича пришло письмо, где он пишет, что собирается приехать в свое имение на все лето, при чем не один, а со своей семьей. В связи с этим у меня будет много дел, я практически не буду иметь свободного времени.-

- Георг сурово посмотрел своими ястребиными глазами в его синие, как васильки, и сурово произнес:

- Говоришь, до осени, ну что ж пусть до осени, но надеюсь, ты хозяин своего слова. Изабель будет ждать. Наши женщины ждать, умеют, - и вышел из за стола, считая разговор оконченным, засобирался в обратный путь.

     По спине Порфирия побежали мурашки, ему стало казаться, что он попал в западню и с этой минуты не вправе распоряжаться сам собой, точно его пленили арканом, даже забыл о гостеприимстве, не стал упрашивать гостя погостить хотя б часок, другой. Когда же тот скрылся в гуще леса, воскликнул:
- Ну и влип, ты, браток!- успокаивая себя тем, что до осени еще далеко, а там видно будет. Занявшись повседневными делами, позабыл о странном на его взгляд предложении  Георга.

    Совсем по – другому, смотрел на вещи Георг, считая дело решенным, думал, что сделал для своей дочери все, что в его силах. Беспокоило только то, что Порфирий просил подождать с женитьбой до осени:
 - Глупец, не думает, что его судьбой некому заняться, ведь ни отца, ни матери,- а о том, что у того же глупца, могут быть свои планы на жизнь, даже мысли не допускал. Дочь свою он считал вполне созревшей для замужества, а когда застал ее в слезах, то и вовсе в этом удостоверился.

Глава12
    Почти девочка, юная Изабель не умела скрывать своих чувств, и Георг не был бы отцом, если бы не понял ее сердечных страданий. Нежно обнял ее, поцеловал в бархатный лоб, погладил, как маленькую, по головке,
заботливо спросил:- Доченька, что тебя тревожит, почему глаза на мокром месте? Твои страдания лишают меня покоя, доверься мне и тебе станет легче.-
Qт его заботливого сочувствия из ее дивных глаз слезы полились ручьями и она только и прошептала: - сама, отец, не пойму, что со мной, меня пожирает непонятный огонь из нутрии, и все из за Порфирия, лучше б мне не знать его.-

    Георг, насупившись, молчал, он, то знал, каков огонь гложет его дочь, и тут его словно током прошило, он вздрогнул:
- Боже, до чего ж она похожа на Нинель! Те же глаза, ryбы и ему стало страшно, а вдруг это она встала из гроба, но, взяв себя в руки, назидательно произнес:
- Дочь моя, послушай, что я тебе скажу. Я говорил с Порфирием, он предлагает подождать до осени. Придется нам смириться с этим, он обещал.-
   Но девушка дальше не слушала его, вспыхнув, как маков цвет, прижалась лицом к его груди, заплакала счастливыми слезами.
   Георг взял ее пылающее лицо в свои ладони и, глядя в глаза, увещевал :
- наберись, дочь, терпения, как я уже говорил, до осени, и с данной минуты, знай, что ты нареченная невеста Порфирия,- после чего покинул горницу счастливой Изабель.
     С этого дня никто не видел ее заплаканной. Веря словам отца, она верой и правдой ждала осени, мечтая о том дне, когда они с ее возлюбленным пойдут к венцу. Испытывая в мечтах уже в который раз свой первый поцелуй и то,  как они обменяются кольцами, как их объявят мужем и женой, а дальше терялась в догадках, горя всепоглощающим огнем.

         Нинель страшно беспокоилась за судьбу дочери, то, что она влюбилась, ее даже радовало. Но ее угнетало другое обстоятельство: именно то, что в прекрасном облике дочери сквозила тень скорой кончины, неумолимо скользившая по лицу, телу юной красавицы, как скользит туча по ясному небу, угрожая пролиться дождем. Она материнским чутьем угадывала неотвратимую силу, плетущую паутину смерти ее дочери, но не могла понять, откуда исходит эта опасность, и, наконец, поняла, что от самой дочери, то ли она намеренно примет на себя гнев судьбы, то ли сама лишит себя жизни. Она просто изводила себя страхом за дочь, пытаясь при посредстве Гульнары уберечь ее от нависшего рока.

 Гульнара, наоборот, журила Нинель, советуя не пытаться держать Изабель под стеклянным колпаком, тебе, мол, мало твоего затворничества, дай ей идти по жизни так, как ей назначено судьбой, дай испить чашу, предназначенную ей, ведь от судьбы не уйти.
Несчастной матери, не имевшей возможности, что - либо, изменить в судьбе дочери, ничего не оставалось, как уповать на бога.


   Георг же считая, что выполнил свою миссию по отношению к дочери, предавался любовным утехам с Найдой, все больше склоняясь к тому, чтобы оформить свои с ней отношения брачным союзом. Он даже во снах грезил наследником и страстно желал, чтоб его подарила ему Найда, представляя красавицу со здоровым малышом на руках. Его сердце в такие минуты чуть не разрывалось от полноты чувств, он любил ее так, как любят только мужчины в последний раз, всем сердцем, всеми своими помыслами, всеми силами души и тела. Свой первый брак он считал ошибкой молодости, стараясь не вспоминать о нем и о своей первой жене, не виня себя в ее раннем уходе из жизни, не изводя себя угрызениями совести по этому поводу.

       Найда купалась в роскоши любовного огня, будучи не только страстно любимой, но и любя всем сердцем, всей душой, своего возлюбленного, отдавая ему всю себя, свою красоту, свою молодость, сгорая от неистовой страсти.

  Георг не мыслил жизни без ее ласк, без прелестей ее страстного тела, дивясь ее неистовству в постели, ее ненасытности, огню, горевшему в ней. Не в силах пресытиться ее неземными ласками, в глубине души понимая, что она его счастье, его горе, любовь, жизнь, посланная самими небесами, но она и его неминуемая погибель. - Пусть будет так, но я ни о чем не жалею, ведь я был просто глупцом, когда считал женщину священным сосудом материнства, я только теперь понял, что женщина греховный сосуд наслаждений. Ведь, когда мы с Найдой сливаемся, становясь клубком нервов, огненным шаром лавы, то отрываемся от земли, парим в клубах розового тумана, скользя по волнам вечности, я становлюсь равным Богу. Ведь только он мог сотворить такое прекрасное тело, наполнить его божественной негой, и не уберечь от дьявола, который влил в это тело дьявольскую страсть. Ведь она настоящая дьяволица, вышедшая из преисподней на мою погибель, на мое горе и на мое счастье. И, любуясь ее распростертым телом, в страстной неге, в который уж раз восхищался изгибом дивной шеи, округлыми плечами, упругой грудью с сосками нераспустившихся бутонов розы, ее лоном не тронутым зачатием, не знавшим деторождения, горевшим неугасимой страстью, сводившим его с ума. Он с замиранием сердца поцеловал белокурый треугольник, под которым тлел вулкан, готовый извергнуться огненной лавой, трепетно провел рукой по округлому бедру, ощутив мягкий бархат кожи, трепет каждой жилки ее тела и взмолился со слезами на глазах
:- Господи, благодарю за счастье, посланное самими небесами! Что может быть прекраснее женщины? Разве ты ее создатель? Женщина твое творение, созданное по твоему образу. Ты подарил нам ее для неземных наслаждений, чтобы мы хоть на время почувствовали себя равными тебе. Ведь стоит женщину разбудить, всколыхнуть тлеющий вулкан в ее недрах, и она одарит тебя неземными радостями, даст почувствовать себя равным тебе, - и стал неистово покрывать горячими поцелуями свою единственную любовь, горя любовной лихорадкой.

 Глава13
 Но оставим Георга с Найдой, пусть они предаются неистовым ласкам, а мы отправимся в стольный город, в столичный дворец Василия Ивановича, где он проживает со своей семьей, посмотрим, что там происходит. Чем там живут, чему радуются, к чему стремятся.
 А там готовились к приятному путешествию в загородное имение Василия Ивановича, затерявшееся в лесной глуши, на берегу горной дикой реки, за тысячи верст от столицы. В доме царило радостное оживление, всем не терпелось хоть на время покинуть пыльный, душный город и насладиться жизнью на дикой природе.

   Ольга Алексеевна молодая княгиня, супруга Василия Ивановича с замиранием сердца ждала от этой поездки чего - то из ряда вон выходящего, сердцем чуя, что с нею должно случиться нечто такое, что и в добром сне не приснится. Стоя у окна, прислушивалась к биению своего сердечка, которое то сладостно замирало, то словно пускалось в галоп, предчувствуя не то счастье, не то беду, а, может быть, и то, и другое. Чтоб уйти от самой себя, она уходила в детскую, проводила время со своей трехлетней дочуркой, стараясь быть подальше от своего супруга.

     Василий Иванович покрякивал от удовольствия, радуясь, что, наконец, уедет из города и все лето проведет в своем родовом имении, вдали от городской суеты. Удручало лишь одно, как ему будет удаваться дурачить свою половину в лице Ольги Алексеевны, и начинал злиться, что она вздумала ехать с ним:

- Зачем ей это нужно, сидела бы себе дома, так, видите ли, ей нужны новые впечатления. Ну, я скажем, это другое дело, - и предавался воспоминаниям о прелестях своих дворовых подружек, млея, восторженно восклицал:
- Вот где женщины, настоящие в соку, в теле, не то что моя ненаглядная, вобла, сушенная со своими правилами семейной жизни. Откуда это в ней? В ее, то годы. Тьфу! Глаза бы мои ее не видали. Ничего , как ни будь, приспособимся. Может, Порфирия привлечь на свою сторону?- Но тут он засомневался, уж очень был большим чистоплюем, его бывший подопечный.
- Думаю, как мужчина мужчину он поймет меня.-

    Слуги укладывали необходимые вещи Ольги Алексеевны, дочурки Натальи. Кузнецы подковывали лошадей, путь то был неблизким, а дороги разбиты после весенней распутицы.

     Когда уже все было готово, то Ольге Алексеевне сообщили, что у дочурки поднялась температура, что чуть было, не сорвало ее отъезд. Но домашний лекарь сообщил, что у девочки режутся очередные зубки, и лучше ее оставить дома, зато княгине посоветовал, не упустить шанса, поправить свое здоровье, и Ольга Алексеевна, скрипя сердце, поехала к большому негодованию супруга.
 Одну из карет, заняла Ольга Алексеевна со своими приближенными. Другую, Василий Иванович со своими близкими.

  Весна в этом году по неизвестным причинам запаздывала, ночи стояли прохладные, но в утепленных каретах было тепло. Путешественники целый день находились в пути, и только к вечеру останавливались, готовили пищу, задавали корм лошадям, выставляли телохранителей, боясь нападения разбойников. Страшно обрадовались, когда, наконец, показались на горизонте макушки лесистых гор. Весна уже вступила в свои права, лес глянцевито блестя, зеленел, полнясь соловьиными трелями. А вскоре кареты очутились под сводами вековых деревьев, проехали мостом бурную реку, а там уже было рукой подать до усадьбы, куда они и держали направление. А вот и засверкала в лучах солнца скала колокольня, высясь над нагромождением пурпурных скал белой свечой, уходящей в заоблачные дали. Все из окон карет с интересом разглядывали это природное чудо. Белокаменный замок на ее фоне, казался приземистым и серым, Хмуро глядя узкими бойницами окон на окружающий мир. Кареты приветствовали всадники на добротных конях, сытые кони гарцевали под ними на радость приехавшим горожанам. Первой во двор въехала карета Василия Ивановича. Уставшие лошади, понося запыленными боками, остановились, понуро опустив головы.

    Радостно высыпала дворня встречать своего кормильца. На их лицах сияли радостные улыбки, все радовались приезду хозяина, предвкушая веселье, игры, панибратство. Но к их великому огорчению Василий Иванович выбрался из кареты, разминая отекшие ноги, чопорно по - хозяйски поздоровался с дворовой челядью. Что это? Улыбки исчезли, дворня раболепно склонила головы перед хозяином. В толпе пронесся шепоток:- Хозяин не один. С ним пожаловали его молодая супруга, княгиня Ольга Алексеевна. Лица у всех погрустнели, зато мучило любопытство, какая та женщина, что сумела прибрать к рукам весельчака, балагура Василия Ивановича?
 Все, сгорая от любопытства, ждали прибытия кареты с молодой хозяйкой; И, когда, наконец, показалась изящная карета, с золотым княжеским гербом, запряженная тройкой породистых лошадей, то толпа благоговейно расступилась, в знак уважения к хозяйке. За княжеской каретой скромно последовал возок с охраной.

    В белоснежной, нараспашку рубашке, радостно улыбаясь, Порфирий на правах хозяина встречал дорогих гостей. Среди фрейлин Ольги Алексеевны он не мог понять - кто из них княгиня? Порфирий так и не понял. Если б его спросили, какая она из себя? Он бы не смог ответить.

     К карете прекрасного пола важно подошел Василий Иванович, поддерживая белокурую красавицу, на вид почти девочку, помог выйти из кареты. Она, с любопытством оглядываясь вокруг, оперлась на его руку и , не дожидаясь своих попутчиц, ушла с ним сквозь толпу, глазевших на нее, девок, впервые видевших Василия Ивановича таким чопорно важным. Зная, каким он бывал балагуром, весельчаком, когда приезжал один, без жены, недоуменно пожимали плечами.

Важный старикан с седым коком густых волос, подпоясанный шелковым шнурком поверх сатиновой рубахи, цыкнул, на задастых девок, и они мигом бросились, врассыпную.

     Когда хозяева заняли свои покои, а приехавшие с ними были размещены в комнатах для гостей, Василий Иванович по - отцовски обнял Порфирия, по русскому обычаю трижды расцеловал, спрашивая, как, мол, тебе показалась моя вторая половина?
    Порфирий растерянно захлопал глазами, затрудняясь ответить на поставленный перед ним вопрос, т.к., абсолютно не помнил какая собой княгиня, промямлил, так, чтоб не молчать
:- Поживем, увидим, и уже к Василию Ивановичу:
- Да вы располагайтесь, ведь домой приехали, я вас просто не узнаю.-
 Василий Иванович согласно закивал головой, соглашаясь, что надо располагаться, но радости, мол, это ему не доставляет.

   Порфирий, глядя ему в след, беспокоился - не заболел ли, а может, устал с дороги? Но Василий Иванович, повернулся к нему, и, грустно глядя в глаза, разъяснил ситуацию:
- Ты, сынок, лучше, чем кто другой, знаешь, как я люблю тут проводить время, а тут тебе соглядатай, приехал.

   Порфирий так и залился смехом :
 - так вот оно что, он не доволен приездом жены, не мешало бы присмотреться к ней, слышал непростая особа.-

    Василий Иванович постоял еще немного, заохал почти по - стариковски, и направился на свою половину. За ним последовал его личный слуга, за время разговора хозяина, разглядывавший украдкой Порфирия.
 Молодой князь тряхнул головой, точно избавляясь от надоедливой мухи, снова подумал об Ольге Алексеевне, укоряя себя в том, что не удосужился выделить ее из среды ее приближенных.

   В замке было шумно. Гости устраивались на новом месте. Всем не терпелось увидеть скалы вблизи, побывать на речной набережной, ознакомиться с лесными угодьями, но усталость брала свое, вскоре все отдыхали. Слышался только стук ножей, работали повара, им работы изрядно прибавилось.

   Ужинали в столовой, в семь вечера. Во главе стола восседал сам хозяин Василий Иванович, рядом его супруга на его фоне, казалась, простоволосой девочкой подростком, напоминавшая больше сельчанку, нежели столичную графиню.

    Порфирий, сидя напротив супружеской четы, незаметно наблюдал за княгиней, удивляясь, что при всем своем казавшемся изяществе, она обладала пышным бюстом, округлыми широкими бедрами, что делало ее талию визуально еще тоньше. Ее лицо ему показалось маловыразительным, постным, весь ее облик вызывал, не понятно, почему похотливые мысли.
 - Да она просто плебейка, - подумал он, и ее персона перестала его интересовать. Но, когда она заговорила, и ее мелодичный с хрипотцой голос привел его в восторг, то он невольно стал присматриваться к ней и не мог не отметить красоты ее изящных, с длинными, тонкими пальчиками рук, с узкими ухоженными ноготками.

    Барышни из ее окружения проявляли нескрываемый интерес к молодому красавцу князю, а он видел только ее одну. Ему все нравилось в ней: и тонкий профиль ее лица, и высокий гладкий, слегка выпуклый, лоб и, большие с слегка с косым разрезом, глаза. Когда она смотрела на собеседника, то они казались черными, только в глубине вспыхивали зеленые искорки, а, если поворачивала их в сторону, то становились изумрудно зелеными. Широковатый рот и округлый подбородок придавали ее лицу тяжеловатость на первый взгляд, но стоило ей засмеяться , как иллюзия тяжеловатости исчезала и, казалось, прекраснее лица не сыскать. Аппетитом она не страдала, ела с удовольствием и не мало, восхваляя каждое блюдо.
 
     Василий Иванович тоже ел больше обычного, поэтому Ольга Алексеевна посматривала на него с укоризной, покачивая головой, но он даже бровью не повел, продолжая насыщаться, создавалось впечатление, что он все делает ей, назло.

    После ужина, хоть время уже было позднее, Порфирий уехал к себе в имение, сославшись на неотложные дела. Он не мог объяснить себе, что взбудоражило его душу, и решил побыть наедине с собой, разобраться в своих чувствах, понять, что с ним происходит.

   Все ужинавшие разбрелись кто куда. Ольга Алексеевна, оставшись одна, заскучала по дочурке, стала жалеть, что уехала, оставив ее на попечении нянек. Сидя в углу гостиной, чуть не плакала, думая, что я, мол, тут буду делать целое лето, просто умру от скуки, вспомнила мельком о Порфирии. Он ей показался настоящим сухарем, но так, мол, ничего:
- Многих столичных красавцев за пояс заткнет,- терялась в догадках, куда он исчез? Как звать его? Вспомнила Порфирием, ну и имя, нарочно не придумаешь, но зато оригинальное, редко встречающееся, - так она посидела, поразмышляла и ушла к себе.

 елава14
    Порфирий, уезжая в свою усадьбу, рассчитывал, на другой день вернуться. Но дома накопилось столько неотложных дел, что пришлось задержаться больше чем на неделю. Только по этой причине, когда приехал в имение своего бывшего опекуна, то был поражен перемене в нем. Веселье прямо перло из него, да он сам не замедлил рассказать Порфирию, что прекрасно проводит время, а присутствие Оленьки, так он назвал свою жену, только делает его времяпрепровождение более пикантным, рискованным что ли?

Порфирий притворился, что рад за него и спросил, а как, мол, Ольга Алексеевна, не понимая, почему так хочется ее увидеть.

- Ты про Оленьку? Знаешь, ее увлекла рыбалка и она целыми днями пропадает на реке, с удочкой в руках. Сходи к ней, она, между прочим, много раз справлялась о тебе, никак не может понять, куда ты, запропастился. Иди, сынок, она будет рада тебя видеть. Найдешь ее на тихой заводи, на мостках.-

Порфирий заколебался:
- Одному неловко, идем вместе-
- Неловко? Скажешь еще, какая там к черту неловкость, ведь мы, так сказать, родня, хоть шита белыми нитками, но родня, так, что не чуди. Иди, говорю, она тебе обрадуется,- и повернул его лицом к набережной, подтолкнул в спину.

- Тому ничего не оставалось делать, как уступить, и он отправился к реке, весело шагая под кронами вековых лип. Василий Иванович, посмотрел ему в след и направился в сторону конюшен, улыбаясь, чему то, своему, сокровенному.


      Чем меньшее расстояние отделяло молодого князя от того места, где отдыхала Ольга Алексеевна, тем больше его одолевали сомнения - правильно ли он поступил, что уступил просьбам ее супруга. Было такое впечатление, что он нарочно толкает его к своей молодой супруге, и ему стало казаться, что они с Василием Ивановичем заключили негласный заговор против Ольги Алексеевны. Но, в то же время не испытанное им до сих пор чувство подталкивало его к ней. Ноги его сами несли на набережную, где находилась она. Вот он уже свернул в заросший лещиной пролесок, тянувшийся широкой лентой вдоль песчаного берега, где впереди просматривались мостки, и на одном из них во весь рост стояла Ольга Алексеевна с удочкой в руках. Освещенная, щедрыми лучами весеннего солнца, она казалась золотым самородком на фоне серой водной глади. Золотистый шелк ее платья, выгодно облегал ее безупречную фигурку, а соломенная шляпка, с букетиком фиалок подчеркивала цвет покрытого первым загаром лица. Волосы легким шелком шевелились под дуновением ветерка.

     Увидев ее такую реальную и так близко, Порфирий растерялся и вновь пожалел, что уступил Василию Ивановичу, но отступать было поздно. Дебелая девка, сидящая лицом к пролеску, доложила о нем графине.

    Ольга Алексеевна повернула зарумяненное весенним солнцем, личико и встретила его сияющим взглядом своих зеленых глаз. Он снова услышал ее мелодичный голос:- Это вы? Не стыдно вам покинуть нас на столь длительный срок? Я уже устала справляться о вас. Это просто нечестно с вашей стороны,- а потом унылым голосом:
- Скучно здесь, нечем заняться, вот рыбачу, - и дернула удочку, там клевало.

    - Во - первых, разрешите вас поприветствовать и поздравить с уловом, напрасно вы так отзываетесь об этих дивных местах, где никак нельзя соскучится. Здесь столько таких расчудесных мест, каких вы и во сне не видели.-

    Она ловко сняла с крючка трепещущую рыбешку, опустила в ведерко с водой, закинула подальше удочку и ласково взглянула на Порфирия, да так по домашнему, что ему, показалось, что он знает ее с пеленок. В это время в кустах треснул сучок, тоненьким голоском не, то заблеяло, не то замекало, девка, было, задремавшая, продрав глаза, испуганно ойкнула.
- Не бойся, Фекла, это всего на всего дикая козочка,- восхищенно прошептала Ольга Алексеевна, глядя в пролесок.
   Козочка, изящно выгнув шею, выставила рожки, казалось, собралась не весть с кем по бодаться. Ее большие агатовые глаза отражали глянцевитую листву, цветущие кусты, а шерстка золотом сияла в лучах полуденного солнца. Мгновение, потоптавшись на месте, вихрем умчалась прочь.

- Вот видите, - указал Порфирий в сторону убежавшей козочки. - А вы говорите - скучно. Да здесь места нетронутой природы, может, желаете ознакомиться?- Спросил он, глядя ей в глаза.
-   Правда? Я не прочь, хотелось бы увидеть нечто особенное, окунуться в живую природу, почувствовать себя ее частичкой.

     Порфирий, глядя на нее, не мог не отметить красоты ее коралловых губ, чуток косивших глаз, манеры говорить, ее милого, почти детского облика, ласковой доверительной улыбки, поинтересовался:- Верхом ездите?
- Давненько не приходилось, но говорят, что это с годами не забывается.-
-
- Какие там годы, да вы еще с юношеского возраста не успели выйти, - сделал он ей неожиданно комплимент и страшно сконфузился.
- Но она, казалось, вовсе не заметила его смущения, весело засмеялась, глядя на него зелеными с золотыми искорками глазами , опушенных густыми темными ресницами, что его еще больше сконфузило.

- Он не понимал, что с ним происходит, пытаясь взять себя в руки. А она чему то радовалась и не пыталась скрывать своей радости, любуясь его статью, его по мужски сильным здоровым телом, тронутым загаром, с правильными чертами, лицом, его упругими губами. От него исходил здоровый мужской дух, и это не могло ей не нравиться. Она с удовольствием втягивала его своими узкими, трепещущими ноздрями. А ее на редкость простое умение обращаться с людьми, неприкрытая радость от встречи с ним, снискали его доверчивость, сделали смелее, и он посмотрел ей в глаза своими синими глубокими глазами, от чего она чуть не задохнулась от нахлынувшей радости. Удочка была заброшена, а они все говорили, говорили, прогуливаясь по набережной, рука об руку, радуясь общению, друг с дружкой, не могли наговориться, словно давние знакомые, бывшие в долгой разлуке. Ему приходили на ум все новые и новые истории, и он удивлялся, что так их искусно рассказывает, что она не перестает смеяться.

    Фекла, уныло сидя в сторонке,  про которую они совсем забыли, наблюдая за ними, прогнусавила: - Пора бы и пообедать, страсть, как жрать охота. –

     Ольга Алексеевна встрепенулась, ведь совсем забыла про обед, с сожалением огляделась вокруг, стиснула руку своему новому другу. От ее дружеского пожатия его прошиб пот, появилось желание защитить ее, прижать к себе, но он только посмотрел на нее печальнее обычного. Они еще с минуту понаблюдали за пенистыми барашками, набегавшими на пологий берег и направились к липовой аллее, ведущей к замку. Он не смело предложил ей руку, и она непринужденно оперлась на нее, по - девичьи гибким телом.

     В столовой уже все были в сборе и Василий Иванович о чем то, весело подтрунивал над молодыми официантками, а, обращаясь к супруге и своему, бывшему воспитаннику только и произнес: - Я рад, что вы весело провели время, надеюсь, Оленька, теперь перестанете скучать? –

    Она в ответ засмеялась, склонила голову в знак согласия, взглянула на своего спутника, игриво произнесла: - Это будет зависеть от нашего семейного друга, если ему в скором будущем не надоест мое общество. И, глядя Порфирию прямо в глаза:
- Надеюсь, вы не откажете мне в любезности, ознакомите со здешними достопримечательностями.-
 Порфирий немного стушевался, но тут нашелся: - С превеликим удовольствием, можете мной распоряжаться, как вам заблагорассудится.-

- Ну и ну! Глядите у меня!-  ласково, как стареющий отец, пожурил он молодых, качая седовласой головой, изображая сплошную доброту, а сам лукаво подмигнул Порфирию.
- От такой очевидной наглости у молодого человека мурашки побежали по телу, и он поклялся в душе отомстить старому сластолюбцу за Ольгу Алексеевну, к которой в его душе зрело неиспытанное до, селе чувство.

  Обед прошел, как обычно, Василий Иванович много пил, ел. Ольга Алексеевна казалась погрустневшей, совсем не пила, к пище почти не притрагивалась, грустно поглядывая в сторону своего все больше добревшего с годами супруга.

      Порфирий был удручен тем, что не мог понять их семейных отношений, думая, что Ольга Алексеевна любит Василия Ивановича, а с ним была любезной, считая его желторотым юнцом.

     Как только Василий Иванович, поикивая, покинул столовую, желая отдохнуть часок другой, Оленька повеселела, изъявив желание покататься верхом, не откладывая знакомства с новыми местами в долгий ящик. Обратившись к Порфирию, произнесла: - Я только переоденусь, - направилась легкой, пружинистой походкой на свою половину.

     Порфирий в свою очередь велел оседлать лошадей. Для себя своего любимца Вороного, для Оленьки Красотку, черную , агатовую кобылу, с на редкость белой гривой и хвостом. Кобыла славилась веселым нравом, резвостью, что не мешало ей слыть послушной, покладистой.

     Лошади были поданы, и Порфирий ожидал свою спутницу, переодевшись в темное, в обтяжку трико и белоснежную рубаху с отложным воротником.

    Ольга Алексеевна спустилась в сопровождении своей служанки, в сером крепдешиновом платье, которое так шло к ее слегка тронутому загаром лицу. Волосы тяжелым узлом, уложенные на затылке, оттягивали ее прелестную головку слегка назад, что придавало ей чуть ли не задиристый вид. Наряд дополняли, такого же цвета, как платье, мягкие башмачки, обтягивая ее миниатюрные ножки.
 
     Порфирий кинулся к ней, желая подсобить, взобраться на лошадь, но она к большому его удивлению, ловко уселась в седло без чьей либо помощи, обвела сияющими глазами присутствующих и умело направила Красотку в липовую аллею.
    Ее гибкое тело слегка покачивалось, а за спиной белым облаком развевались концы шарфа, который она обвила вокруг головы.

    Вороной нагнал Красотку, и всадники поехали рядом, огибая цветочные клумбы, выехали на широкую просеку весеннего леса, затененную кронами вековых деревьев.

     Солнце уже перешагнуло зенит, клонясь к западу, лесной воздух бодрил, вливаясь целебным бальзамом в легкие, солнечные лучи яркой рябью падали на счастливые лица всадников.
 
    Ольга Алексеевна уверенно держалась в седле, серый крепдешин платья, серебром переливаясь под лучами солнца, ласкал мягкими волнами ее стройные ножки по самые щиколотки. На слегка разрумянившемся лице изумрудные глаза горели счастливым огнем, а маленькая ручка в прозрачной перчатке умело правила лошадью, точно молодая женщина родилась в седле. Она давно не чувствовала себя такой счастливой.

    Порфирию, казалось, что ему еще никогда не было так легко, и в тоже время так тревожно. Любое сказанное слово, движение, поворот головы, покачивание тонкого стана его спутницы вызывали замирание его сердца.

   Она же, не замечая его состояния, заговорила о музыке, искусстве, литературе, поинтересовалась к какому веку относится замок Василия Ивановича.

     Он слушал ее с замиранием сердца и всегда отвечал невпопад, за что злился в душе на себя. Но лошади вынесли их на обширную лужайку, освещенную солнцем, и Порфирий понял, что это то место, откуда, как на ладони, виден замок Георга. На ум пришла Изабель, он в своем воображении представил ее, как живую. Вспомнил приезд в свое имение Георга с предложением ее руки и сердца и, что, как мальчишка, упросил тогда его дать, ему подумать до осени, честно признавшись, что еще не думал о женитьбе, и ему стало неуютно на душе. Но, какое то мгновение спустя, забыл о Георге и его дочери.

     Спешившись, они с Ольгой Алексеевной восхитились открывшейся панорамой на реку, а из лесу неслось томное: ку-ку! ку- ку!, да из ущелий посвисты соловья. Лес полнился птичьим гомоном, точно оркестровая музыка, заполнила все уголки его. Это пела весна, обновленная земля, радуясь солнечному теплу. Из реки доносились страшный шум и грохот, а вскоре Ольга Алексеевна увидела, как воды реки, пенясь, несутся по каменным ступеням и с головокружительной высоты обрушиваются вниз, создавая неумолчный грохот, эхом отдаваясь в высокогорьях леса.

     Она, наслаждаясь запахом ландышей, преподнесенных ее кавалером, казалась речной русалкой, впитывая всем своим естеством красоту первозданной природы, ничего не ускользнуло от ее взгляда: ни темные бурлящие валы воды, ни птицы стаями кружившиеся над ними. Не хотелось покидать это благодатное место, но солнце уже ушло за верхушки деревьев, с реки повеяло прохладой и они, не сговариваясь, забрались на своих лошадей, и отбыли в направлении замка, боясь, чтоб ночь не застала в лесу.

 Глава15
    Дома уже ужинали, но Ольга Алексеевна, сославшись на усталость, ушла к себе, и спустилась только к завтраку на следующее утро.

    Порфирий наскоро поужинал и тоже ушел к себе, только дотронулся головой до подушки, как тут же погрузился в глубокий сон, проспал до утра.
Следующий день выдался солнечным, но ему пришлось отлучиться по делам и целый день не видеться с Ольгой Алексеевной.

    Она, не зная чем себя занять, слонялась по замку, рыбачить не хотелось, и к своему удивлению поняла, что скучает без общества молодого князя, ей не хватало его общения, его улыбки, его ласкового тембра голоса.

    Проведя день порознь, они оба поняли себе на горе, что не могут друг без дружки, и с этого дня стали неразлучны, прогуливаясь верхом на лошадях, они удалялись подальше от людских глаз, наслаждаясь, обществом друг дружки.

     Ольга Алексеевна часто ночами просыпалась в поту, оттого, что ей снилось, что Порфирий невесть куда исчезает. Тогда она, лежа в постели, вспоминала каждое слово сказанное им, и только тогда вновь засыпала.

     Он, не в силах бороться с нахлынувшими на него чувствами, и что кроме Ольги не может ни о чем думать, корил себя в предательстве по отношению Василия Ивановича, давая себе слово, держаться от его жены подальше, но, как только новый день вступал в свои права, все повторялось вновь. Они, укрываясь под сенью леса, все больше привязывались друг к другу.

     Однажды они уехали в лес раньше, чем обычно. Погода стояла тихая, безветренная, день обещал быть жарким. Их лошади так свыклись, что при встрече, соприкасаясь мягкими губами, приветствовали друг друга.

    На своем обычном месте Ольга с Порфирием гонялись друг за дружкой, и стоило соприкоснуться хотя бы кончиками пальцев, как всеобъемлющая дрожь охватывала их тела. Как вдруг Ольга обратила внимание, что дамба почти вышла из воды, обнажив острые камни, настолько река обмелела.

- А ведь теперь смело можно перейти на противоположный берег, - обратила внимание Ольга. Стоя по колени в густой траве, она зорко вглядывалась в просторные степи на противоположном берегу реки, где одиноко возвышался каменный замок, и Порфирий при виде замка вновь вспомнил Изабель, в который раз уж виня себя в том, что он тогда так легкомысленно дал понять ее отцу, что не прочь жениться на ней.

- Занятые своим, они не заметили, как из лесу вышла старуха вся в черном, как монахиня. И, оставаясь незамеченной Ольгой Алексеевной, сунула Порфирию записку.
 
- Он машинально взял ту злополучную бумажку, не успев даже опомниться, как старуха скрылась, словно провалилась под землю.

- Записка оказалась от Изабель. Она писала, что ждет, скучает, любит, что вызвало новую волну раскаяния и стыда за свою легкомысленность, мягкотелость что ли.
- Он понял, что это Гульнара и от нее так легко не отделаешься, и это подтвердилось, кусты вновь зашевелились, она ждала ответа.

     Сославшись на нужду, Порфирий и злой, и потерянный, удалился в гущу леса, где его ждала недружелюбная Гульнара, ехидно хихикнув, прошипела:- Нельзя, милок, играть на терпении влюбленной девушки. Не к добру это, ой, не к добру, ведь вы дали слово, да еще не кому ни будь, а ее отцу.-

     Бедный молодой человек чуть было не поперхнулся, но, поняв, что с ним не шутят, взяв себя в руки, заверил, что будет в замке, как только гости Василия Ивановича отбудут в столицу.

     Гульнара, испытующе посмотрела ему в глаза, и от ее взгляда мороз продрал, по коже. Была в ней неизъяснимая колдовская сила, что подчиняла несведущих в этом деле людей. Она скрылась в лесу, а он, справившись с волнением, вышел к Оленьке невозмутимым.

      Она в белом кисейном платье, с распущенными волосами смотрелась юной девчонкой, приоткрыв рот, разглядывала очередную козявку, и так увлеклась, что при его появлении вздрогнула, выронив свою жертву в траву.

     Он засмеялся, любуясь ее непосредственностью, подумал:- Что же меня так к ней тянет? Ведь Изабель красавица, почему же меня не волнует ее красота?- Их глаза встретились, и он понял, что полюбил замужнюю женщину, да еще кого, жену своего лучшего друга и наставника, и тут же позабыл о Гулбнаре и записке от Изабель.

    Оленьку, как он про себя называл ее, до глубины души трогала красота цветов, пение птиц, шелест листвы, шум дождя, она все воспринимала, как настоящее чудо, даже в грохоте водопада находила особое очарование.

     Ему тоже стало казаться все необыкновенным, особенно в ее присутствии. Теперь для них время летело катастрофически быстро, им его постоянно не хватало. Они не успевали насладиться обществом друг друга, как уже надо было возвращаться.
Она возмущалась: - Почему здесь дни короче, чем в городе?-
Он, как ни странно, соглашался с нею, что действительно дни стали короче, и они нехотя возвращались.

     Еще не день и не два провели они вместе, тем более, что Василий Иванович смотрел на их отношения, как на детскую шалость, во всем им потакая.

 Глава16
    Что в это время творилось в вотчине Георга уму непостижимо. Изабель с высоты высотной башни замка увидела пару лошадей на просторной прогалине леса. Ей захотелось разузнать, кто те счастливчики, что там проводят время. Не откладывая в долгий ящик, она сопроводила туда свою верную няню разузнать кто они?

    Няня исполнила ее просьбу, но соврала, что там часто Василий Иванович с Порфирием играют в карты. Тогда Изабель решила послать с той же няней записку Порфирию, где изливала свои переживания, свою любовь к нему, но т.к. ответа от него не получила в письменном виде, только со слов няни, то страшно мучилась ревностью, зная, что в замке живет много красивых столичных барышень.

    Ее любимым занятием стало наблюдение за влюбленной парочкой, чувствуя оголенностью своих нервов, что ее нареченный не с Василием Ивановичем там играет в карты, а проводит время с женщиной. Эта догадка ее чуть чувств не лишила, и она, устав от подозрений, оседлала коня и тайком от своих домашних перебралась на противоположный берег реки. Упрятала коня в горном ущелье, а сама незамеченной добралась до того места, где, как обычно проводили время Порфирий со своей возлюбленной, спряталась в зарослях, откуда вся местность просматривалась, как на ладони, и стала ждать.

     Порфирий с Ольгой Алексеевной не заставили себя ждать, не подозревая, что за ними наблюдают, были ближе друг дружке, чем обычно.
    Оленька уселась в траву, а ее воздыхатель забросал ее ворохами живых цветов, из которых она связала ему венок на голову.
    Высокий статный красавец с венком из цветов на голове, походивший на лесного бога, подхватил ее на руки и закружился в вихре танца, после чего усадил свою возлюбленную на охапку цветов, в нежном порыве поцеловал ее хорошенькую округлую пятку.
     Ольга Алексеевна запустила свои хорошенькие пальчики в его шевелюру, хохоча до визга.
    Но, когда они обедали, нежно засовывая лакомства, друг дружке в рот, она почувствовала, негативную энергию, направленную против нее, оттолкнув его руку, резко вскочила с насиженного места, и бросилась в сторону, пугливо, оглядываясь. Это и спасло ей жизнь.

     Снедаемая ревностью Изабель готовилась, запустить в ее хорошенькую головку увесистый булыжник, и очень огорчилась, что не сделала этого, когда увидела, как влюбленная парочка скрылась в лесу, верхом на лошадях.

    Вся в слезах с камнем на сердце отправилась домой, где закрылась в своих покоях, отказываясь от пищи. Любовь к Порфирию завладела всеми ее помыслами, поработила ум, совесть, она ни о чем не могла думать кроме него одного. Жизнь для нее стала в тягость, ей хотелось умереть. На мольбы близких она отвечала молчанием, не признавая никаких авторитетов, привязанности.

     Проходили дни и ночи, она таяла на глазах, превращаясь в старуху. Как вдруг самовольно покинула свою добровольную тюрьму. Никто не узнавал ее, принимая за привидение, даже подумать, было нельзя, что можно из цветущей красавицы превратиться в тень, с темными впадинами вокруг потухших глаз на бледном, как пергамент, лице.
     Но это была она, попросила Гульнару приготовить для нее ванну. Та обрадовалась, что девочка, наконец, взялась за ум, мигом принялась готовить ароматизированную воду, мягкий березовый веничек, все как всегда.

     Все, радуясь за барышню, разошлись. Она отказалась от помощи няни, ссылаясь на то, что той самой не мешало, бы отдохнуть, заперлась в ванной комнате.

     Гульнара, слыша, как заплескалась за дверью вода, уселась по - удобнее, решила чуток отдохнуть, пока барышня моется и видимо бессонные ночи, постоянное беспокойство за барышню и ее мать дали о себе знать, тут же уснула беспробудным сном, постоянно не досыпавшего человека, сама, не поняла, как проспала до утра следующего дня. Радостная, на славу отдохнувшая, взглянула на всходившее солнце, и испугалась - на него с быстротой молнии двигалась черная зловещая туча:
- С утра гроза, ничего подобного я за свой век не помню,- и отправилась в покои Изабель. Господи, что это? Постель пуста, где же барышня? И тут только вспомнила про ванную комнату, куда накануне вечером отправилась несчастная.

      Сердце ее оборвалось, чуя беду, ватные ноги еле держали ее, но несли к ванной комнате, и то, что ей там пришлось увидеть не входило, ни в какие рамки человеческого бытия: на дне ванны в кроваво красной воде плавало, обрамленное черными волосами бледнее полотна лицо Изабель. Черные дуги бровей , веера ресниц еще больше подчеркивали его неестественную белизну.

    Гульнара вскрикнула и, хватая воздух, упала, скребя ногтями каменные плиты пола. На крик сбежалась челядь замка. При виде случившегося несчастья, все застыли в немом ужасе. Но делать было нечего, их красавица княжна была мертва, а няня находилась в глубоком обмороке. Не стоять же в вечном ступоре, привели в чувство няню и стали вытаскивать из ванной тело княжны, что вызвало еще более удручающую картину: запястья рук ее продолжали кровоточить еле розовой кровью.
 Она наложила на себя руки, порезав вены. Большой страх у собравшихся людей вызвало то, что глаза Изабель резко раскрылись, словно отыскивая жертву.
    Было чему испугаться, ведь в народе есть такая примета, если покойник откроет глаза, то непременно надо ждать следующего за ним трупа.
    Под общее причитание вырядили представившуюся красавицу в свадебный наряд и уложили в обитый белым атласом гроб, который стал ей и домом, и женихом.
      Люди притихшие, напуганные нежданной смертью, ждали главу семейства князя Георга, находящегося в отъезде.

      В это время страшно исхудавшая, похожая на тень вся в белом появилась в княжеских покоях Нинель, вызвав такой ужас у присутствующих, что они, давя друг друга, спешили покинуть зал с гробом покойницы.
     Она же отрешенная постояла над гробом дочери и, напоминая покойницу, как две капли воды, медленно пошла к выходу.

      Одни думали, что Изабель встала из гроба, другие считали, что видят привидение, осеняя себя крестным знамением, не смели ни заговорить с ней, ни подойти к несчастной княгини матери, что дало ей возможность покинуть замок, войти в конюшню, вскочить на, спину своего коня. И, спустя мгновение, как ветер,  нестись степью к реке.

    Слившись со спиной своего верного друга, она вихрем неслась с одной только мыслью: - Жить не зачем! Изабели больше нет,- и истошно закричала:- Изабель, я иду! Я здесь, дочка! Твоя мать с тобой!-

   Ольга Алексеевна с Порфирием, как обычно, были заняты друг дружкой, как вдруг увидели летящую над степью всадницу. Забегали, закричали, маша руками, пытаясь привлечь ее внимание к своим особам, но она ничего не видела и не слышала.

    Порфирий вдруг закричал: - Это она, она, женщина привидение! Я узнал ее, я ее видел на охоте, только она тогда была вся в черном, вопреки нынешнему дню. Я тогда ни секунды не сомневался, что она живая кровь и плоть, а не привидение, - и, считая, что близок к разгадке тайн замка, вскочил на спину своему Вороному. Что есть мочи, помчался ей наперерез, рискуя свернуть себе шею, просто летел над землей, желая опередить всадницу, несшуюся с иллюзией полета над землей.

    Но все было напрасно, когда он достиг берега реки, ее конь нес ее над дамбой. Она сама повернула своего коня в глубокую пучину, вал воды подхватил коня с всадницей и, как щепку, нес к грохочущему водопаду.

     Порфирий суетился, кричал и, совершив неправильное движение, сам с Вороным угодил в водную пучину, несся вслед всаднице.

    Ольга словно разбитая параличом, торчала бледным изваянием, онемев от страха, не в силах изменить ситуацию.

    Вдруг, всадница, мелькнув белым пятном на гребне вала, скрылась в вихре водопада, а за нею вверх тормашками полетел вниз головой Вороной с Порфирием, который чудом удержался в седле, и когда выплыл на берег, то увидел коня загадочной всадницы, ее же нигде не было видно.

    Конь ее долго метался, ржал, зовя свою хозяйку, но все в природе было спокойно, ничего не говорило о трагедии случившейся с несчастной.

     Порфирий в каждом клубке пены видел ее белое одеяние, но так никого и не нашел. Река хранила молчание, охраняя тайну всадницы.

    Порфирий привязал осиротевшего коня к уздечке Вороного и поехал лесными тропами, где его ждала, ни жива, ни мертва Ольга Алексеевна. Он удивлялся, что не получил даже царапины, как говорится, вышел сухим из воды.

   Когда его увидела Ольга, то так обрадовалась, что бросилась ему на шею и призналась что любит его, и полюбила впервые, и, кажется, на всю жизнь. Он был ошеломлен ее признанием, говорил, что любит ее с первого дня их встречи, но в глазах застыла грусть.

- Что же вас смущает? Почему глаза грустные?-
- Я просто не имею права любить вас, ведь вы принадлежите моему лучшему другу, это предательство ... она зажала ему рот рукой, а потом невольно потянулась к его губам, которые ее так давно дразнили мужской красотой.

     Смеркалось, а они стояли в объятьях друг друга, обретя самое большое счастье, какое подарил нам Господь, любовь. В эту ночь они принадлежали друг другу. Эта ночь, проведенная в лесу, связала их судьбы тугим узлом. Принадлежа друг другу, они забыли обо всем на свете, существовали только он и она, все остальное было простой суетой.
    Многие люди не могут того понять, что самый богатый человек тот, которого любят, и он любит, все остальное простой хлам. Ведь человек приходит в мир нагим и таким же уходит, нажитое им имущество отходит к другим. Любящие же души и в потустороннем мире найдут друг друга, ведь они бессмертны.

 Глава17
      Тело Изабель покоилось в семейной усыпальнице, рядом с пустым гробом Нинель. Когда вскрыли гроб Нинель, то вместо ее праха обнаружили восковую куклу, которая привела всех в неописуемый ужас, только дед Онуфрий был спокоен: - Я же говорил вам, что по замку скитается живая графиня, а не привидение. Упустили мы ее голубушку, а ведь, можно, было,... и запнулся, что махать кулаками после драки,-  выбежал вон.

Больше никто не встречал привидения, оно исчезло не только из замка, но и из тех мест, где его часто видели, что подтверждало слова Онуфрия.

      Прошло некоторое время после всех этих событий,  Георг успокоился, все больше отдаваясь любовным утехам с Найдой. Так и в этот день, лежа с нею рядом, не мог наглядеться на нее спящую, не мог вместить того счастья, что каждый раз испытывал от близости с ней. Она даже спящая вызывала в нем вожделенное желание, пышные формы ее тела вызывали кипение в крови. И как раз в этот момент потревожили его созерцание своей возлюбленной, принесли письмо прямо в спальню.

    Он злился на непутевую горничную, но письмо, почему то, жгло руки, требуя, чтоб его прочли. Он поцеловал Найду в округлое плечо, страстно прижался всем собой к ее горячему телу, и с сожалением, что должен тратить время по пустякам, вскрыл конверт, извлек лист не первого качества бумаги, исписанный каракулями, стал нехотя читать, думая, что какой то из крестьян решился просить у него денег на свои нужды. Но что это? Пот прошиб его, с первых строк злополучного
письма он почувствовал не ладное.

    Вот его содержание:- Георг! Мир тебе. Ты, наверное, давно забыл о моем существовании. Ох, как, наверное, злишься, что я посмела нарушить твой покой. Ну, теперь узнал? Узнал, свою Мотрю? - Георг, вспыхнул: - Как она смеет? Ведь я ей возместил за свой проступок, - и стал читать дальше: - Хоть поздно тебе об этом сообщаю, но, думаю, ты должен знать, что, у нас с тобой тогда родилась дочь. Помнишь, ты тогда дал мне денег, чтоб отвязаться от меня. Ты поступил, как поступают, все сластолюбцы, а вот я поступила, по - другому. На те, деньги, что ты пытался откупиться от нас, купила нашей дочурке дорогие пеленки, чепчики, распашонки, одеяльце, все, как и подобает княжеской дочери. Одела ее, поплакала над ее и своей судьбой, поцеловала на прощанье и отнесла, положила на порог дома твоей невесты, кажется, Нинель ее величали. Вот в доме ее матери и выросла наша дочь, как и подобает княжескому дитяти. Только имя ей присвоили совсем не княжеское, назвав Найдой. Не забывай, что ты ей родной отец, тебе и заботиться о ее дальнейшей судьбе, тем более, что ты осиротел, твоих Нинель, и дочери Изабель уже нет в живых. Твоя Мотря.-

     Ознакомившись с содержанием письма, Георг находился в бешенстве и первое, что ему пришло в голову:
- Так вот кого я тогда встретил. Это она находилась в тарантасе с купцом, я тогда еще не мог вспомнить, где, я ее мог видеть? Но, придя в себя, он в ужасе вертел лист бумаги и так, и эдак, надеясь найти опровержение написанной в нем страшной истине, но больше не было даже простой точки. Его сердце сжал кто - то железными тисками, мир вокруг потух, все стало чужим и враждебным, вся жизнь кадриками промчалась перед глазами, а из груди вырвалось:
- Господи, покарай меня за мой грех! Я был, слеп, не увидел в дочери черт ее матери. Моя дочь! Найда моя дочь! О, Господи, не молчи, покарай меня своим справедливым гневом!-
Он рвал волосы на голове, рыдал так, что стены замка сотрясались.

     После чего надолго впал в невменяемое состояние, машинально натянул на себя одежды, горестно посмотрел на спящую свою не по земному любимую женщину :- Прости, дочь, если сможешь,- в груди, что - то ухнуло, и он выбежал из спальни, закрылся в том помещении, где впервые принимал Порфирия, долго там пробыл, как вдруг громкий звук выстрела потряс замок, и наступила зловещая тишина.

       Когда на звук выстрела прибежали слуги, то нашли дверь в помещение запертой из нутрии. Когда ее взломали, то увидели тело своего хозяина распростертым на полу, в луже крови. Выстрел был совершен в висок, рядом с его телом лежало написанное им в спешке завещание, где он все движимое и недвижимое имущество, нажитое им, завещал своей единственной дочери Найде.

глава18
       Найда проснулась от страшного кошмарного сна, она видела много крови, а ее возлюбленный Георг попирал эту кровь ногами, молодая крестьянка злорадно смеялась над ним, поощряя его к этому. Но самым удивительным было то, что эта крестьянка была ее матерью, которой она никогда не видела. И тут она увидела на постели скомканный лист бумаги. Предположив, что Георг оставил для нее записку, принялась читать, все больше бледнея, но, то, что Георг приходится ей отцом вызвало негодование в душе. Ее душа противилась это признавать, ведь она его действительно любила, но не, как отца, а, как любимого мужчину. В отчаянии закричала: - Нет! Нет! Только не это! Это так жестоко по отношению ко мне! Кто тот злой человек, что писал это? Но из письма было понятно, что писала ее родная мать. Мать ее плебейка, значит, во мне, по мимо, княжеской крови течет еще и плебейская.

    В этот миг дверь распахнулась, и вошли слуги во главе с управляющим делами имения хозяина. Если раньше он смотрел на Найду, как на любимую хозяином рабыню, то теперь подобострастно кланяясь, преподнес ей на золотом блюде завещание хозяина, где она признавалась полновластной хозяйкой его имущества на правах дочери.

    То, что Георг мертв, Найда приняла, как должное, но его завещание на нее подействовало магически.
     Ознакомившись с ним, она встала во весь рост, и голосом хозяйки произнесла:
- Ведите меня к отцу, я намерена его увидеть!
 Слуги, опустив головы, молчали, ведь она была нагой.

    Управляющий украдкой взглянул на нее и понял, что хозяйкой она будет отменной, понял и то, что ей придется подчиняться беспрекословно.

     Когда Найда одетая, как подобает дочери покойного отца, в сопровождении слуг вошла в кабинет Георга, то ее глазам предстала удручающая картина. Ее возлюбленный, теперь отец, лежал отрешенно в гробу, не имея ничего общего с тем, кем он был в жизни. Его заострившееся лицо хранило полное безразличие к этому бренному миру. Из зияющей раны капала кровь на подушку.

   Найда, молча, всматривалась в его лицо ставшее чужим и только произнесла:
- Перевяжите покойнику рану,- удалилась шатающейся походкой.

    Местный священник отказался служить панихиду по самоубийце, и Георга похоронили не отпетым, по крестьянскому обычаю. Гроб с его телом пополнил семейную усыпальницу, где покоился гроб его дочери и пустой гроб жены Нинель.

     Гульнара, верный страж княжеской семьи, невзлюбила Найду больше прежнего, но прощала ее, считая ее жертвой обстоятельств, зато не простила Порфирию, считая его виновником смерти Изабель.   Будучи потомственной турчанкой, она владела тайнами колдовства и решила их использовать против Порфирия, чтобы отомстить за свою воспитанницу Изабель. Долго пришлось ей придумывать кару, как ей, казалось, потенциальному убийце ее любимицы Изабель, подбирать проклятья на его голову, и, когда все было готово, месть и проклятья подобраны, она больше похожая на выходца из того света, нежели на живого человека, проникла в высотную башню, где обитала до своей кончины ее госпожа Нинель, подальше от людских глаз, стоя коленями на платке из натурального шелка, вздымая руки к небесам, призывала все беды на голову несчастного Порфирия. После чего заговоренный платок скрутила жгутом и через потайной ход вышла к дамбе, перебралась на противоположный берег, затаилась в кустах, наблюдая за тем, как проводят время, ничего не подозревавшие, о надвигавшейся беде Ольга Алексеевна с Порфирием, которые, по настоящему любили друг друга. Оленька уже носила под сердцем плод их любви, и только боясь, как бы он не счел, что она ему себя навязывает, не признавалась ему в этом.

   Ее беременность протекала с тяжелым токсикозом. Ее рвало, постоянно тошнило, и ей становилось просто невмоготу это постоянно скрывать. В этот злополучный день ей было особенно тяжело, она была полностью разбитой, поэтому, когда Порфирий уснул, забралась в седло своей Красотки, и уехала в имение, тем более, что она его так оставляла не в первой.

 Глава19
     Порфирий спокойно спал в траве, а рядом пасся его верный конь.

Стоило Ольге Алексеевне скрыться в лесу, как Гульнара вышла из засады. Приближаясь к спящему князю, она колебалась в душе, не слишком ли большую кару придумала ему? Тем более, что он во сне выглядел таким беспомощным, но в это время пришла на ум Изабель, ее преждевременная смерть, и ее лицо стало неумолимо суровым, точно окаменело. Черной вороной торчала она над спящим князем, даже не, подозревавшем о той участи, что его ждет.
 Склонившись над ним, она залюбовалась его безмятежностью, но тут, же по его лицу прошла судорога, и это решило его участь. А ему снилось, что он превращается в волка.

     Гульнара хладнокровно продела руку под его затылок, обвила шею жгутом платка и его концы туго завязала под подбородком, шепча проклятье на его голову:
- Стань волком, испытай, волчий голод, холод, ненависть, гнев, ярость, животный страх, унижение. Убивай все живое. Режь скот, выращенный твоими слугами, разори свое имение, не знай людей до тех пор пока твоя голова не покроется сединами, пока не истлеет шелк платка, повязанного на твоей шее, пусть он служит тебе ошейником,- произнеся проклятья, она тенью растаяла в лесных дебрях.

     С Порфирием стало твориться нечто невообразимое. Он забился в страшных конвульсиях, из горла вырвался неистовый храп, лай, стон, плач, но он не просыпался, как, вдруг, страшная гримаса, исказила его лицо: рот растянулся до ушей, нос вырос, соединился с верхней губой, лицо вытянулось в длину, приняло форму волчьей морды, уши стали длинными, встали торчком. Тело и уже волчья морда стали обрастать шерстью. Руки, ноги превратились в волчьи лапы с длинными острыми когтями. Он пружинисто вскочил, глаза загорелись волчьим огнем, в них таилась злость, ненависть, животный страх. Он стал щерить клыкастую пасть, рвать с остервенением на себе одежду, желая сорвать с себя шелковый ошейник, стягивающий шею. Но его страшно беспокоило нечто, по мимо, ошейника, и он, ворча, стал рвать на себе брюки, закрутился волчком, как, вдруг, сквозь образовавшуюся в брюках прореху вывалился длинный увесистый хвост.
     Князь успокоился, уселся по - волчьи, задрал голову к небу и тоскливо завыл:- а-а-а! а- ай- ай- ая яй!- вой то затихал до не слышимости, то возвышался до воя сирены. Казалось, сама природа ему сопереживала, все живое затаилось, замерло в страхе, а он все выл, выл, жаловался, плакал. Его мучил голод, страх, беспокоили запахи. Втянув ноздрями воздух, уловив запах конского пота, забесновался, в глазах появилась злость, жажда крови.

     Стреноженный Вороной, учуяв запах волка, тревожно заржал, но, уловив родной знакомый запах хозяина, успокоился.
     Матерый волк, что только минуту тому назад был его хозяином, напряг все мышцы своего великолепного тела, пружинисто вскочил на все четыре лапы, втянул в себя аппетитный конский запах, прыгнул Вороному на спину. Свалив его с ног, вспоров брюхо, стал жадно пожирать живую, трепещущую плоть своего друга. Вороной бился в агонии, кося глазом на своего бывшего хозяина, испытывая невыносимую боль, силился встать на ноги.   Волк мощным ударом лапы проломил ему череп, яростно перегрыз горло.
     Кровь животного с храпом стекала в траву. Верный Вороной затих. Еще долго насыщался волк Порфирий кровью и плотью своего друга, а, насытившись, властно прижал мощными лапами его останки, победоносно завыл, сзывая других волков на трапезу.

     Из лесу раздался ответный вой, а вскоре серые разбойники заполонили лесную прогалину, где только недавно так любила отдыхать влюбленная парочка, принадлежащая к людям.

    Волки, прибежав на зов, выражали свою признательность и покорность новому волку, подползая к нему на брюхе, подставляли для укуса самое свое, уязвимое место - шею.

     Волк Порфирий тщательно их обнюхивал, а когда пришла очередь их вожака, грозно зарычал, что тотчас решило его участь. Его подопечные разорвали его в клочья, таким образом, беспрекословно признав своим вожаком нового волка, в лице бывшего человека. Тогда он уже в роли вожака позволил стае приступить к трапезе.
     Сытые волки, взъерошив загривки, жались к лесу, с опаской поглядывая на вновь явленного вожака. Но он не терпел не ясности, задав, то одному, то другому хорошую трепку, показал, кто есть кто. После чего властно завыл, приглашая стаю следовать за ним, увел ему одному известными тропами к нагромождению скал.

       В имении Василия Ивановича уже привыкли, было к тому, что за последнее время Ольга Алексеевна часто возвращалась с прогулок без Порфирия. И только по этой причине никто не обратил внимания на его отсутствие. Она сама, тоже не переживала, что его нет, так, как считала, что он уехал к себе в имение, ведь накануне он об этом заговаривал, что, мол, надо бы на денек, другой отлучиться.
Так прошло несколько дней, все считали, что он у себя дома, тем более что в этом всех заверила его молодая спутница по верховой езде, как, вдруг, в имение Василия Ивановича пожаловал управляющий делами имения Порфирия и заявил, что возникла необходимость увидеться с хозяином, конечно, Порфирием.
- Как? Разве Порфирий не у себя дома? Вот уже несколько дней, как он уехал домой?- Удивился Василий Иванович.
    Но управляющий уверял, что молодой хозяин уже давно в имении не появлялся. Пригласили Ольгу Алексеевну, но она страшно удивилась, что он не в имении, забеспокоилась, растерянно оглядываясь. - Что же могло случиться, я не знаю, когда он уехал домой, я так считала, когда он не приехал из лесу. Он там остался спящим.
- Где он остался? - Обеспокоено спросил Василий Иванович. - Почему вы уехали одна?-
- Я себя за последнее время не важно, чувствовала, поэтому это делала не в первой. Он так любил поспать под шум водопада. Неужели стряслось нечто неотвратимое? Я не перестану себя корить, если с ним, что ни будь случиться.-
- Успокойтесь, дорогая, Порфирий не ребенок себя в обиду не даст. Быстрее всего он сейчас гостит у Георга в имении, во всяком случае, я так думаю.-

- Василий Иванович не знал о том, что произошло с Георгом, считая его живым и здравствующим. О том, что юная княжна покончила с собой, ему тоже не было известно, и причины совершенного над собой насилия тоже не знал, даже предположить не мог, что Порфирий косвенно причастен к этому.

- На всякий случай снарядили к Георгу гонца, желая узнать хоть что то о Порфирии. Но каково было удивление, когда их гонец оповестил, что Георг давно покойник, а в имении его новая хозяйка, которая понятия не имеет, кто такой Порфирий.
- Тогда забеспокоились по настоящему, ведь это уже были не шутки, снарядили отряд работников прочесывать лес. Сообщили в областной город. Ведь пропал не простолюдин, а князь. Но прочесывать лес не пришлось, ведь Ольга Алексеевна указала точное место, где он оставался, а там нашли обглоданные кости Вороного, уздечку, седло и почти рядом клочья одежды Порфирия, конечно, стало ясно, что его разорвали волки.
-
     Ольга Алексеевна, считая себя виновницей трагической смерти своего возлюбленного, слегла. Страшно жалела, что утаила от него в каком она положении, ведь она его любила и теперь не мыслила жизни без него. Но его не было, он исчез с лица земли, и, когда она думала, что его съели волки, то доходила до полуобморочного состояния.

     Василий Иванович стал поговаривать об отъезде, а она даже слышать об этом не хотела, надеясь на чудо: - может быть, его подобрали израненного и он выздоровеет, тогда обязательно придет к ней. Нет, она не поедет, пока точно не убедится, что его нет.- А по ночам под ее окнами страшно тоскливо завывал волк и, как, это не печально, ей в его вое слышался голос ее возлюбленного.
Он так плакал, жаловался, напоминая человека попавшего в беду, и страдавшего от безысходности своего положения, что ее мороз драл по коже.

 Глава20
   Куда же подевалась Гульнара, после того, как своими заклинаниями лишила Порфирия человеческого облика?
 Ей одной известными тропами она добралась до замка Василия Ивановича, совершила над ним проклятья, пожелав ему, зарасти чертополохом, тоже сделала с замком Порфирия, суля ему стать грудой мусора, пристанищем ядовитых змей, удалилась в неизвестном направлении, будто и не жила в этих местах.

    Ольге Алексеевне, как бы она не сопротивлялась, все - таки, пришлось уехать. Одно ее утешало, что ей осталась частичка ее возлюбленного, она носила под сердцем его дитя. Сев с тяжелым сердцем в карету, она сквозь слезы прощалась с местами, где была самой счастливой в своей жизни, а в это время неподалеку раздался вой волка, вызвав ужас у всех присутствующих. Она же снова в волчьем вое уловила нотки голоса Порфирия и безнадежно зарыдала я точно  схожу с ума, что может быть общего между моим Порфирием и волком?-

    Василий Иванович, пытаясь ее успокоить, обнял ее, как дочь, поцеловал в лоб, тем более, что он не знал того, даже помыслить не мог о том, что она носит под сердцем дитя Порфирия, которого он сам любил, как родного сына

      Господа уехали, а в имении поселился страх. Вспомнились россказни про лесовика, уводящего под скалы людей, превращая их там в волков. Тоскливый вой волка дни и ночи напролет, ведь никто не смел его, тревожить, нога человека не ступала под сень леса. А вскоре волчьи стаи стали полновластными хозяевами лесных угодий. С наступлением осени повисли мрачные тучи над лесом, поливая землю холодными дождями. Волкам пока хватало лесной живности и они не забредали, ни в села, ни в помещичьи усадьбы. К вою волка - одиночки все попривыкли, даже беспокоились за него, когда он замолкал. В имениях, как Василия Ивановича, так и Порфирия, все было в порядке, ждали ,что все таки, их хозяин заявится, пожурит их, как они без него несли вахту на своих рабочих местах.

    Но уже и зима в полном разгаре, а от него не было весточки, и волк одиночка замолчал, не подавая, ни звука.
 Зато у скалы колокольни появились горы камней смешанных с землей и песком.
 Люди, видя это, удивлялись, кто, мол, там такое вытворяет? Но, как потом выяснилось, волк одиночка строил себе жилье, с множеством подземных ходов.
 Когда же народ немного успокоился, стал веселее смотреть на житейские проблемы, волк одиночка призывно завыл, созывая волчьи стаи.

    Услышав его властный клич, клич вожака, серые разбойники сразу откликнулись, спеша к скале колокольне, и вскоре заполонили собой ее подножие, настороженно ожидая распоряжений вожака. Каких тут только не было особей, старых, молодых, совсем дряхлых и совсем юнцов. В их суровое сообщество, хоть немного вносили радости миловидные волчицы. Они вели себя с достоинством, не ползая на брюхе перед вожаком, не подставляя ему своих шей, глядя без робости ему в глаза, чем вызывали уважение, особенно у молодежи.

   Вожак, т.е. волк Порфирий, сощурив горящие неугасимым огнем глаза, присматривался к своему войску, остался доволен своими подчиненными, ударил с силой несколько раз хвостом о, землю, призывая серых разбойников ко вниманию, залаял, как обычный дворовый пес.

    Волки страшно сконфузились, подняв загривки. Но, пожившие на свете матерые волки, поняли вожака. Он призывал их охотиться здесь в имении, в его овчарнях, хлевах, конюшнях, псарнях.

    Когда пожилые волки объяснили молодежи, к чему их призывает вожак, те оторопели, не ожидая от этой затеи ничего хорошего, но он заверил их, что знаком с повадками людей, что поведет стаю сам лично, добавив со злостью:- Повеселим свои души, отомстим человекам за наши гонения, за смерть наших соплеменников. –

     Серые трусливо поджимали хвосты, они помнили, как люди по ним стреляли. Скольких волков они тогда не досчитались? Но больше человеков боялись своего вожака, который по их понятиям и на волка, то не походил, почему, же при виде его им хотелось слиться с землей? А, может быть, это и не плохо, он настолько большой, сильный, ловкий, что нам с ним действительно повезет, забудем о голоде, хотя бы на время. Но каждый из них помнил свое позорное бегство от огненной палки, которая издавала оглушительный гром и убивала на расстоянии.

     С этого времени люди потеряли покой. Их жилье подверглось нападению волчьих стай.
 Что только люди не придумывали против них, но по утрам в каждом хлеву, овчарне было зарезано по несколько животных, но главное, что хлева, овчарни, некто разбирал камень за камнем, точно среди волков находился человек, и, зная повадки людей, во время уводил стаю в безопасное место.

    А как то, во время очередного ночного разбоя, когда мужики из засады подстрелили нескольких волков прямо среди взбесившегося от страха скота, волк - вожак, наводя ужас своими размерами, бросился на мужиков, разоружая одного за другим. А когда взял за горло бывшего своего кучера, т.е. кучера князя Порфирия, Кузьму, так посмотрел ему в глаза, что тот после этого умом тронулся, все время, твердя, что волк - вожак не кто, иной, как сам князь Порфирий.

    Его вежливо выслушивали, посмеиваясь над его доводами, но никто с этого времени не осмеливался выстрелить по вожаку
:- А вдруг, чем черт не шутит, еще убьешь князя.-

    Когда наступала передышка от волчьих нападок в имении Василия Ивановича, тогда истреблялся скот в имении Порфирия, вызывая сомнение в вожаке, не может Порфирий разорять свое имение. Но самым удивительным было то, что волки перестали охотиться на людей. Один из крестьян сбился в лесу с дороги, так его волк вывел к человеческому жилью, что вызвало настоящую сенсацию. Просто нельзя было поверить в эту сказку, но это было так. Про волка вожака слагались легенды, а после случая с крестьянином он вырос в глазах народа до размеров слона.

      А между тем в природе происходили перемены, близилась весна, волки, словно сквозь землю провалились.
     Люди, почувствовав передышку от их нападок, не могли понять, что же произошло? Оказалось, волки ушли из стай, т.к. обзавелись волчатами. Зато волк одиночка, оставшись один, выл ночи напролет, и в его голосе проскальзывала человеческая тоска. Он явно, тоскуя, плакал о, чем то, сокровенном, своем.

      А в это время в столичном дворце Василия Ивановича ожидалось прибавление семейства. Его супруга Ольга Алексеевна фактически не появлялась ни на балах, ни на званых обедах, даже отказывалась от посещения театра, за что светские кумушки перемывали ей косточки, возмущаясь, разве, мол, можно ради ребенка хоронить свою молодость? Кто, мол, из нас не был в ее положении?
 Но их пересуды не трогали ее, она сердцем , мыслями принадлежала тем местам, где была такой счастливой. А, когда после рождения ребенка отказалась от кормилицы, предпочитая кормить его своим молоком, то и вовсе упала в глазах света.

     Василий Иванович больше жил за границей, бывая дома, только в качестве гостя, что устраивало его молодую супругу. Она всю себя отдавала малютке, порой забывая о старшенькой дочурке Натальи. Свою вторую дочь она назвала Надеждой, вложив в ее имя некоторый смысл, надеясь, что пройдет время, и она вновь увидит Порфирия, он свою прелестную дочурку.

    Девочка, постоянно находясь с матерью, питала к ней болезненную привязанность, мать же души в ней не чаяла, постоянно рассказывая о горах, покрытых девственными лесами, о горной реке с величественными водопадами, на краю света, где она испытала самое большое человеческое счастье.

    С возрастом, для девочки, этот, из слов матери, благодатный край, стал одним из любимейших уголков на земле. Впечатлительная по натуре Наденька столько про него слышала от матери, что, казалось, впитала к нему любовь с ее молоком. А тем временем эти места приходили в упадок: лес все больше дичал, имение Василия Ивановича почти разорилось, дворня разбежалась под натиском волчьих стай.
 Удивляло всех то, что вожак волков перебрался из своего логова в те места, где жил князь Василий Иванович и где был съеден волками.

    Он положил свою лохматую голову на вытянутые лапы, пытаясь вспомнить от чего ему так дорого это место, и принимался выть, сея ужас в среде лесных обитателей.
 Волки его соплеменники старились, умирали, а он оставался молодым, пышущим здоровьем, обладая недюжинной силой. Шелковый ошейник все также обвивал его шею.

  Глава21
    Люди покинули эти места, зато волки все множились. Лес стал настоящей волчьей вольницей.
Кучи мусора напоминали о том, что здесь еще не так давно жили люди, играли детишки, справлялись свадьбы, грелись на солнышке почтенные старики.
Процветало только имение Найды, по неизвестной причине ее имение волки обходили стороной. Она явно находилась под чьей - то защитой.

    В народе пошли слухи, что Найда знается с волками, может быть, даже руководит ими. Ведьма, да и только. На самом же деле она сама не понимала, почему волки так лояльны по отношению к ней ? Под чьей защитой находится ее имение? Ведь это сущая правда, что ее хозяйство процветает, тогда, как хозяйства других помещиков пришли в запустение. Но самым ярым нападкам подверглись усадьбы Василия Ивановича и убитого волками Порфирия.

    Всем известно, что давно уже только ветер гуляет в тех местах, где только в недавнем времени кипела жизнь, люди рожали, старились, умирали. Казалось, все в мире осталось по - прежнему, так же светит солнце, река мчит свои воды, лес зеленеет, только с той разницей, что теперь все эти блага для волков, весь трудовой люд покинул эти места, испытав ужас перед волчьими стаями и волком оборотнем, вожаком этих свирепых стай.

     Самым страшным было то, что каким бы ни был властным волк вожак, как не старался всех держать в узде, его подчиненные ухитрились ослабить его власть, образовали независимые сообщества, стали делить между собой лесные угодья.
   Многие вожаки этих сообществ, стали захватывать участки леса, отделились, выйдя из подчинения главного вожака.

    А лес, все больше дичая, зарастал лианами, старые деревья, сгнивая на корню, падали под, своей тяжестью, образуя завалы.

    Волки, получив свободу, образовали банды, в лесу процветала преступность. Бандитские шайки волков нападали на честно охотившихся волков, отнимали у них добычу.

    Лес, поделенный на отдельные волчьи вотчины, стал бандитским притоном, чтобы пройти с одной вотчины на территорию другой, надо было дать ягненка, козленка или зайца. А, т.к. буреломы были фактически не проходимы, то проникнуть с одной вотчины на другую стало возможным только специальными лазами, где и поджидали волки - взяточники, требуя дань со своих бывших братьев.

     Вожаки отдельных вотчин, радуясь, что волк вожак с годами теряет силы, стали объединяться, подумывая, о его смещении с волчьего главного престола.

     Главный же вожак, питавший болезненное пристрастие к винной ягоде, теперь и вовсе без нее не мог обходиться, наедался ее вдоволь и терял разум, еле ворочая языком, что еще больше подстегивало вожаков образовавшихся стай, и они грезили тем днем, когда сместят его с престола.

     Но главный вожак цеплялся за власть бульдожьей хваткой, не желая уступать господства. Время шло, силы становились неравными, он попытался удержать власть тем, что отдал на разграбление алчным волкам все богатства леса, это его спасло на некоторое время.

     А между тем междоусобицы в лесу продолжались, теперь уже бастовали простые работяги, обманутые в своих лучших ожиданиях, требуя его смещения с престола.
 Но он и здесь проявил мудрость, стал искать себе преемника, т. е. волка, благосклонно относящегося к его персоне.

    Многих волков пришлось ему возвеличить, а в последствии, отдалить от себя. Никто из них не подходил ему в наследники.
    Наконец, обратил он внимание на одного молодого волка. Этот светлой масти поджарый волк часто выручал его тем, что приносил шпионские сведения о вожаках волчьих вотчин, находящихся в материальной зависимости от главной вотчины во главе с ним, главным вожаком.
 Его то, он и назначил впоследствии своим преемником.

      И вот однажды, после долгих раздумий и колебаний, во время очередной лежки в своем логове, когда было особенно много съедено пьяной ягоды, он решился:
- К концу года, когда зима вступила в свои права, волк вожак всего леса объявил, что передает власть в лапы своего преемника, после чего ушел в лес, наслаждаясь вволю винной ягодой, к  этому времени случилось то, что  и должно было случиться, все помещичьи поместья превратились в груды мусора.  Наступил полный развал в них жизнедеятельности.

    А в это время жизнь в столичном городе текла по своему руслу. Вот, уже несколько лет, как не стало Василия Ивановича. Ольга Алексеевна осталась молодой вдовой с малолетней дочерью на руках, которая в настоящее время стала взрослой, превратившись в писаную красавицу, как две капли воды, похожую на свою мать в молодости. Это, как ты понял, милый мой читатель, Наденька, просто бредившая имением своего отца, не переставая упрашивать маменьку, совершить в это отдаленное поместье путешествие. Поездка в имение отца стала главной целью ее жизни, и состарившаяся раньше времени Ольга Алексеевна уступила просьбам дочери, хотя уже не надеялась на встречу с Порфирием.

    Покинули они столицу весенним днем. Добираться до столь отдаленной местности пришлось на перекладных, от одного постоялого двора к другому, так что дорога не заняла много времени, но, когда цель уже была так близка, то их никто не понимал, куда они требуют экипаж, услышали в ответ:
- Бог с вами! Какое еще имение Василия Ивановича и кто он такой? Такого имения просто не существует.-

   Но, Ольга Алексеевна оставалась непреклонной, отстаивая свое мнение. Она, то знала, что существует, не могло оно исчезнуть с лица земли. Заплатив вдвое больше положенной суммы, она получила в свое распоряжение экипаж, но уже кучер заупрямился ехать в лесную глухомань, и ему пришлось дать на лапу.
 
    Наконец, с горем, пополам, добрались до моста, от времени пришедшего в полную негодность, он прогнил, прогнулся. Но, они все - таки перебрались на противоположный берег реки, теперь предстояло по грунтовой дороге доехать до имения. Но дорога заросла бурьянами, жимолостью, ежевикой, кроны деревьев шатром высились над ее полотном, приходилось продвигаться по живому тоннелю.

    Ольга Алексеевна не узнавала знакомых мест, настолько здесь все изменилось. Вдобавок разрушение довершали оползни, завалы, обвалы. Но ориентиром служила скала колокольня, возвышаясь, как и прежде, над лесными угодьями, глухо вызванивая, словно похоронный гимн, по бьющей ключом в прежние времена здесь жизни. Ольга Алексеевна благоговейно перекрестилась при виде этого чуда природы. Наконец, изнуренные дорожной тряской, искусанные кровососами, они въехали на то место, что служило в былые времена двором процветающего имения.

     При виде столь страшного разрушения обе женщины с опаской покинули экипаж, ступая по грудам строительного мусора, что остался на месте великолепных построек. Сиротливо зияя прорезями бойниц, возвышался остов, столь, когда то, величественного замка. Летом зной и дождь, зимой холод и ветер довершали разрушение.

    Ольга Алексеевна, молча, утирала платком не прошенные слезы.
Наденька в ужасе жалась к матери, не меньше чем мать, переживая трагедию этих благодатных мест, а еще больше сожалея о том, что не довелось увидеть того былого великолепия, о котором с таким упоением рассказывала ей мать.

      Обе женщины насторожились, из буйных зарослей донесся душераздирающий вой зверя, а вскоре они его самого увидели, он бешеными скачками несся прямо к ним, а из пасти вылетали звуки то ли волчьего воя, то ли собачьего лая. Так обычно лают очень старые собаки.
     При виде лесного чудища с шаровидной головой, своим обликом напоминавшего человека, их объял ужас.
     А зверь с телом, заросшим грязной шерстью, несся к ним, то на двух, то на всех четырех лапах, издавая нечленораздельные звуки, напоминавшие собачий лай.

     Их возница в ужасе заскочил на облучок кареты, они обе еле успели скрыться в ее нутре, как лошади понеслись во весь дух.
 
    А случилось то, что когда волк вожак передал власть своему приемнику, то сам ушел в лес, дав себе волю, наелся винных ягод до отвала. И, когда под действием съеденного спиртного зелья, стал падать, то зацепился ошейником, бывшим шелковым платком, заговоренным Гульнарой, повязанным на шею молодому князю Порфирию.
     Истлевший от времени, платок прахом опал с его шеи, и Порфирий точно проснулся от длительного кошмарного сна, вспомнил тот день, когда еще, будучи человеком, провел со своей возлюбленной на их излюбленном месте. И надо же такому случиться, как раз в этот момент увидел ее, свою Оленьку в компании пожилой дамы. Бежал к ней, крича ее имя, а на самом деле его гортань, привыкшая к волчьему вою, издавала неразборчивые звуки, напоминавшие собачий лай.

     Он не понимал, что так могло напугать его любимую, что она бежит в страхе от него, обвиняя в душе пожилую даму, втолкнувшую ее в карету. Откуда ему было знать, что пожилая дама и есть его возлюбленная, а та, которую он принял за нее его родная дочь.

     Расстояние между ним и его возлюбленной увеличивалось, и он понял, что теряет ее навсегда, бежал до полной потери сил, упав лицом в пыль, в негодовании забился в страшных конвульсиях. Сколько пребывал в таком состоянии, сам не знал, но, когда пришел в себя, то стояла глубокая ночь.   Обнюхав дорожное полотно дороги, он по запаху пыли, понял, что это та самая дорога, что ведет к мосту, стоило пробежать через мост, а там к его имению рукой подать.

     К нему вернулось человеческое мышление, и беспокойство, как его встретят такого запущенного, обросшего грязью,  и это мучило его. Ведь он был нагим, голова сплошные колючки, репьяхи. Усевшись по - собачьи, как выработал привычку за долгие годы, будучи в волчьей шкуре, заплакал горькими слезами, скуля по- щенячьи.

     Выплакавшись, встал во весь рост, хотя очень хотелось встать на четвереньки, побрел к мосту, втягивая по волчьи ноздрями воздух, желая уловить запах человеческого жилья. Но к его негодованию пахло затхлостью, сырой пылью, грибами только не человеком и его жильем.

    Он так страшно волновался, надеясь увидеть сторожевые вышки своего имения, замок, что нечто похожее на радость впервые за долгие годы всколыхнуло его душу. Он с наслаждение представлял, как примет горячую ванну, оденется во все чистое, отдохнет, но при виде своей усадьбы, вернее того, что от нее осталось, чуть не лишился чувств.

      Его глазам предстали груды камней, да мусора, поросших чертополохом. Негодуя, он закричал:
- Чья злая воля разрушила мое жилье? Кто уничтожил мой сад, пруд, эту благодатную водную чашу? - И запнулся на полуслове, вспомнив, как, будучи вожаком волчьей стаи, собственноручно уничтожил все нажитое еще его предками.

      Обескураженный увиденным, упал лицом в мусор, завыл волком, встал на четвереньки, обежал одичалый сад, обмелевший, заросший водорослями, пруд. Запыхавшись от бега, страдая от голода, уселся на груды камней, что некогда были величественным замком, выл и выл, уже не надеясь, стать человеком.

         В этот момент некто шершавым языком лизнул ему пятку. Он вздрогнул, уставился подслеповатыми глазами в темноту ночи и смутно увидел своего приемника, худенького поджарого волка, подобострастно облизывавшего ему пятки. Их взгляды скрестились, и он понял, что в лице своего приемника обрел настоящего, верного друга, который не оставит его на произвол судьбы. Преданный взгляд молодого волка обещал ему полную сохранность и приличное пропитание.