"Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: "Я ЗНАЮ, КАК НАДО!""
Меня всегда завораживали своей точностью стихи Галича, но здесь точнее не смог бы сказать и Христос. А если б смог - то это бы стало первой заповедью человечества. Ибо, где вольно, а где невольно, но "знающие" обычно использовали окружающих для своих социальных экспериментов, как биолог использует лабораторных мышек. И им всё равно, какой нынче "опыт" ставится – балдеют они от самого процесса. Ещё совсем недавно в глазах рябило от лозунгов "Партия - наш рулевой". Но как только коммунистическая идея окончательно обанкротилась, сочинители лозунгов моментально кинулись создавать свежачёк типа: "Бей жидов - спасай Россию!", или что либо аналогичное, если требовалось придать национальный колорит. В Израиле можно было б жидов заменить на русских, а в Латвии популярен стал: "Чемодан, вокзал, Россия!". Причём патриотизмом прикрывалась бы примитивнейшая цель - русский уедет, а я в его квартиру вселиться смогу. Перед войной по такой схеме удалось выдавить из Риги остзейских немцев, которых в десятках поколений уже с Германией связывал только общий язык. Озлобленные уезжали они с Родины, за гроши продавая еще их прадедами построенные дома понаехавшим с хуторов уже "серым баронам". И в ослеплении, только с национал-социализмом находили возможность отомстить несправедливому миру:
"Кровь и ненависть - вот наш стяг
Кровь и ненависть - вот наше знамя ..."
А ведь германская нация всегда считалась самой культурной в мире, но плутократы смогли ожесточить до невообразимой крайности даже этот трудолюбивый и разумный народ.
Тогда под раздачу ограбленного Версальским миром, и потому обезумевшего до ярости народа попали совсем не грабители. Великобритания закончила получать репарационные платежи с Германии за первую Мировую почти через век, а в печах немецких концлагерей сгорели неповинные еврейские портняжки. И за то, чтобы выгнать из своих рижских домов вернувшихся туда немцев своей кровью платили в основном русские, хотя на национальность никто не смотрел - с фашизмом, как с чумой, расправлялись все здоровые силы. Но ведь для того, чтобы эпидемия не повторилась вновь - следует разобраться с причиной заболевания. И выводы делать! Главным из которых должен стать: "Над побеждённым глумиться нельзя!" Без разницы, в честной ли войне народ повержен, или в подлой - холодной. Каждому человеку в одно ухо ангел праведности шепчет, а в другое - чёрт обратное. Причём последний - красноречивей. Потому нацистским мороком одурачить легче, тем более, когда не трудясь с этого и выгода проглядывается. У добропорядочного бюргера из Эберсвальде в 33-ем это была мыслишка законно и безнаказанно грабануть лавочку соседа-еврея. А в 91-ом у хуторянина из Гулбенского района - вселиться в квартиру русского рижанина, а может и чиновничком заделаться - ведь их так много потребуется в комиссиях по гос. языку, оттенкам гос. флага, и прочим - прочим - прочим. В ТОЙ жизни, при сокращении населения на четверть, чиновничество разрослось в шесть раз, причем и жалование они себе устанавливали совсем не как в нищих советских исполкомах. И это в стране, где после выпилки леса больше ничего не производилось, и жили только кредитами ЕС.
Но все равно, пистолеты-пулеметы запихнули ребята под бушлаты – благо, машины компактные. Еще два ствола было на руках у проживающих уже двое суток в Риге снайперов, там, правда, из себя революционеров изображающих. Сняли они в «старушке» себе комнаты на красивые виды, расчехлили свои «удочки» и настроили «Спидолы» на нужную волну. Отдельно сказать следует об их винтарях. Конечно, «Вал» и «Винторез» машины недурные, но в те поры не было их еще, и даже СВД для выполнения задания не годилась - пуля бы хозяина выдала. Соорудили ребятам в мастерских «монстров». К стволу от ДШК приладили приклад, глушак (какой получился) и ночной прицел. И к этому противотанковому ружью ещё и патронов напортили, заменив их стандартную пулю на отлитый по калибру шарик. Мягкий птомбум при встрече с «препятствием» деформироваться должен был настолько, что следы от резьбы обнаружить бы не удалось и самому ушлому эксперту. Правда, канал ствола подобное «улучшение» пули засрало бы быстро, но нам не сражение под Прохоровкой предстоит – выстрелил, забрал железо и уходи. Тех провокаторов, которым приказано было стрелять по ОМОНу из толпы, чтобы вызвать ответный огонь, устранить требовалось за секунду до их выстрела. И убить их должен был кусок свинца, не отличимый от пули охотничьего ружья, коих у «мирных демонстрантов» прихвачено было изрядно. Затребовалась провокация для провокаторов – по пьяни де повздорили.
Еще трое толковых ребят из местных уже неделю тусовались у костерков, и один даже дослужился там до комода. Но у них всем оружием был только заправленный снотворным шприц. Чтоб было возможно ценных «языков» не калечить. Перед телекамерами затейщиков смуты предъявить надлежало без фонарей и шишек – время «кровавой гэбни» в прошлом, нынче же химия далеко продвинулась и незачем на обвинения в пытках нарываться.
Остальному же личному составу, как срочной службы, так и подошедшему батальону, работавших на РАФе «партизанов с десантными душами», надлежало засунуть в свои сидоры тривиальные трехлитровые баллончики углекислотных огнетушителей, правда, как и всё прочее оборудование фабрики – немецкие, с резиновым шлангом, заканчивающимся раструбом. Эта торчащая из вещмешка «змея» выглядела весьма загадочно, а людям ведь свойственно пугаться того, что они не могут объяснить. В сидоре у каждого покоилось и по десятку пластмассовых «наручников» общей стоимостью 20 центов. Для завершения антуража на строительные каски натянули камуфляжные чехлы, которые скрыли «штатское» происхождение средств защиты и нестандартными очертаниями добавили «спецвойскам» загадочности.
Надо уточнить, что незаметно пропажа батальона из Вильнюса не прошла. Каких только слухов не ходило по стране, вплоть до «забрали марсияне». Моё фотогеничное фото с супругой и без мелькало на телеканалах всего мира – розыск Интерпола и рядом не стоял. «Журналистские расследования» обмусоливали и герцогские корни Эммы и легитимность приобретения ею у Григория Кирилловича Романова пращуровской Курляндии и Лифляндии до кучи. Так что внимания мировой общественности переключились с либерастов на темы более романтичные и загадочные, даже потратиться на этот PR пришлось незапредельно. «Борцы за свободу» от зависти скрежетали зубами, но похоже, что их сценаристы из Стокгольма на профессиональных пиарщиках экономили. Да и вообще меня прям умиляло, насколько малобюджетными старались сделать различные наци и демо… свои шоупротесты. Но понять их можно – зачем тратиться, когда всегда найдется достаточно баранов, которые поведутся и идеей. В ТОЙ жизни дорвавшиеся до власти так и не сподобились остальным «кострунам» даже медальки раздать. Железный кругляшек да коробочка ведь целых шесть лат по себестоимости тянули. Потому хватило только на «слуг народа», а народу как всегда: «Хочешь - сей, а хочешь – куй…!»
Зная, что предстоит нелегкий бой, а тяжелая битва, и готовил я многоэшелонированную оборону. Не полагаясь только на какое-либо средство сдерживания обезумевшей толпы. Казалось бы, власть давно должна была набить руку в вопросах манипуляции этими процессами, но практика показала, что огромный аппарат, пожирающий уйму денег, на деле оказался способным только на ловлю блох. Осознавая свое бессилие, шестеренки этой ужасной машины устрашения и подавления, сообразили в момент, что дальнейшая их кучерявая жизнь возможна только на стороне той силы, с которой до того они как бы боролись.
Средств, чтобы скрыть свою прошлую деятельность, у рыцарей плащей и кинжала, действующих на внутреннем фронте, заготовлено было с избытком. Ведь всякий репрессивный аппарат работу свою начинает с оборудования «путей отхода», и на всем протяжении своей деятельности значительную часть усилий направляет на сохранение себя родимого, во все времена и в любых условиях.
Разумеется, своевременно контора успела сунуть нос и в деятельность частной охранной фирмы «Курляндия» и созданного на базе ее резерва союза ветеранов-десантников. С целью, как и перед старой властью успеть выслужиться, и еще косточку ею под стол кинутую, успеть словить, так и власти будущей в зубах информацию поднести, свою незаменимость демонстрируя.
Но и мы отбор в свои структуры проводили не менее тщательно, да и всю деятельность направляли исключительно на поддержание «здоровья тела». А ведь известно, что в здоровом теле…. Происходящее в стране люди не видеть не могли, но вот националистическим мороком одурманить их было нельзя – на войне они прикрывали друг другу спины, не спрашивая какого роду-племени.
Официально же «компетентные органы» ничего порочащего изыскать не могли, как и предоставить альтернативную замену.
Бензин ведь вещь очень легковоспламенимая и нести ответственность за его производящий завод в стране, где постоянно то пароходы тонут, то атомные электростанции взрываются, дурных не было. А западная сторона так застраховала свою часть акций, что ни на какой форс-мажор в случае несчастья закосить было бы нельзя, как не удалось бы и на шестерку-стрелочника потом бы все перевести. Откуда растут ноги, международная комиссия профессионалов обнаружила бы полюбому, и, осознавая это, контора наблюдала за нами только с безопасного для себя расстояния. Только криминала обнаружить было невозможно – ибо были мы не политическим кружком, собирающимся поразглагольствовать о благе народном, а уж если и случались разговоры о и так очевидном, то только естественным путем. Никакой промывки мозгов на политзанятиях не проводилось, хотя попытки извне ввести таковое периодически случались.
В разбушевавшемся на просторах разваливающегося Союза океане политических страстей, эта группа уже успевших хлебнуть лиха крепких парней, довериться решила не разномастным обещалкиным, которые, сменяя окрас, постоянно мельтешили перед глазами, а тому, от кого видели реальную заботу и кто всегда видел в них людей. Горе хлебая всеми вровень, ловя пули и осколки также, как и «солдатское быдло».
Но если сложить фактически дезертировавший из Вильнюса батальон, состоящий в основном из срочников с «дедовско-партизанским» батальоном, собравшимся из «курляндцев» и резерва, все равно назвать это военное образование крутой военной силой было бы смешно. Тем паче, что и вооружение огнестрельное оно применять планировало в крайнем случае, только чтобы избежать еще большую кровь.
В основном же «курляндским стрелкам» (из огнетушителей) предназначалась роль статистов. Ну и функция «мягкой зачистки» после привлечения более действенных средств, о которых ни они, никто другой даже не догадывались.
Этим секретным оружием, о действии которого знал только я один, была микроволновка. Правда, не бытовая, способная вместить из живых существ максимум кошку (кстати, очень не советую эксперимент такой проводить, да и Гринпис не одобрит), а огромную промышленную, весящую почти полтонны. В моих скитаниях в ТОЙ жизни по чужбинам с этой дурью мне познакомиться пришлось очень близко. Вообще-то на таком принципе работающая печка в Штатах еще задолго до войны была изобретена, но в ту пору там простая бытовая стоила более пяти тысяч ТЕХ баксов. Мне столкнуться пришлось с агрегатом, стоившим в десятки раз дороже. Ибо трудоустроиться удалось на небольшое предприятие, занимавшееся хранением глубокозамороженного мяса.
Со всего мира поступали туда контейнера – рефрижераторы, заполненные картонными коробками с малазийскими куриными ножками, датскими окороками или бразильским говяжьим карбонатом. Шустро перегрузить огромные замерзшие кирпичи, балансируя по обледеневшему полу, уже было делом непростым и нелегким. Да и сутки были разбиты только на две смены, каждая соответственно по 12 часов, так что выдержали такой ад только гости из Восточной Европы. Но перегрузка была частью работы – в розницу мясо должно было поступать уже размороженным, и на этот процесс основные наши усилия и тратились. Наши - это мои и еще двух крепких поляков нашей вечно ночной смены. Вот наша старенькая, построенная еще в 1990 году в Германии, микроволновка, работающая в режиме оттаивания и делала из ледяных глыб, замороженных несколько лет назад, «МЯСО СВЕЖЕЕ ОХЛАЖДЕННОЕ». Древний аппарат из-за преклонного возраста отрегулировать было сложно, а на новый наш хозяин-бабай, жался. Вот и получалось, что на выходе мясо то совсем не размораживалось, то напротив – шло уже жареным, и картонные коробки горели, а за брак и невыполненную норму отвечали материально, разумеется, эмигранты. В дневной смене, где работали англики, полагался еще и наладчик.
Если «мои» ишаки на такую несправедливость тихо роптали и подумывали, как бы и тут «солидарность» организовать, то русский военный инженер вспомнил еще в школе ученое правило Буравчика, несмотря на категорические запреты вскрыл стенд, на котором для кошмарности даже знак радиационной опасности изображен был. Для того, кому приходилось «оживлять» технику под минометным обстрелом, ничего особо сложного, кстати, и не было. Но этим и отличается русский от культурных эуропэйцев, что рюмочной не ограничивается, когда бутылка только почата.
В нашей общаге, куда я отсыпаться приходил, проживал и классический Плюшкин, нашедший работу по зову души – на свалке. Чего он только оттуда не тащил – и его комната, и сарайчик на заднем дворе прямо трещали от массы «ценностей, спасенных им от уничтожения». За денежку малую мне позволено было в этом хламе копаться, и вскоре я все же наткнулся на фигню, которая по моему разумению должна была процесс размораживания значительно ускорить. Улучшения немецкого чуда русским умельцам с первого раза, разумеется, не вышло – все ж тевтоны крепко технику ляпают. Но ведь предки мои даже Тигры ихние жгли, и преисполненный национальной гордостью я с пятого захода аппарат все-таки модернизировал. Кстати, и «приставка» не очень-то громоздкой получилась – вполне в сумку с ланчем умещалась, но вот ускоряла процесс более чем вдвое. Когда начальство уходило домой спать, я подсоединял свою рацуху, и мы, быстренько прогнав свою ночную норму, также погружались на этих же коробках в крепкий, здоровый сон, не забыв, разумеется, настроить таймер на нашей кормилице. За полчаса до пересменки микроволна врубалась (будя и нас), я снимал свое ноу-хау и полный сил шел домой. Но творческой мысли преград не бывает. Пошарив в «свежачке», притащенным Плюшкиным, меня очень заинтересовали еще две очень интересные фигни, и я припаял их к схеме «приставки», бормоча: «Прекрасному предела нет».
Увидев ночью действие этого «прекрасного», мне того котика из микроволновки почему-то стало очень жаль. Как и коллегам-полякам, с которыми я в ужасе несся среди ночной мглы, не разбирая дороги куда подальше. Благо, что таймер на выруб заведен был на пять минут – больше трех километров убежать не удалось. Правда, удалось, наконец, познать, насколько богат польский язык. Все мои предыдущие знания русского армейско-разговорного, коими я весьма гордился, казались на этом фоне лепетом дошколят.
Так паны больше к машине и не подошли, поутру уволившись, не вдаваясь в прояснения, почему у всей бригады штаны мокрые. Кстати, мне, как оставшемуся и тут же приведшему замену «дезертирам», накинули фунт в час, как супервайзеру ночной смены. Но «улучшение» я все же отпаял, и более моя «малышка» зелененьким не светилась. А поляки и крысы никогда не приближались более к этому проклятому месту.
Теперь же привезенная Рихардом на РАФ «волна» покоилась в кузове неприметного каблучка с будочкой, склеенной из прозрачного для излучения стекловолокна. На машину, правда, пришлось электрогенератор посильней поставить, но лошадиных сил ИЖ-Москвича для микроволновки вполне хватало – прожорливостью она не отличалась.
К затратам на PR можно было причислить и весьма солидную группу кинодокументалистов с DEFA, также ожидавших событий в Елгаве, кстати, решением горсовета, называвшегося теперь по-старому- ратом, переименованной обратно в Митаву – имя, с которым город был заложен и с гордостью носил долгие века. Также поступил и рат Вентспилса, вернув городу древнее название – Виндава, став тем самым в один ряд с Венецией и Веной – городами также заложенными неспокойным славянским племенем с берегов Балтики. Кстати, процесс возвращения к корням кинодокументалистами был тщательно зафиксирован, и новостные каналы всего мира на сей счет соответственно прогудели. Теперь для них германские операторы заготавливали очередную порцию хавки – фиксируя на пленку, как к небольшому вокзалу, чтобы сесть на рижскую электричку, стекались «рабочие дружины». Но до отправки прибывшие построились для краткого митинга. Прежде всего такое потребовалось для морального духа ребят – после Вильнюса, где услышать о себе им довелось много нехорошего, лечить подобное возможно было только подобным. Замполит, правда, успел немного порасчистить души от той грязи и гадости, куда им окунуться довелось еще неокрепшими. Но нынешняя операция должна была окончательно очистить их от гнета поражения и бессильной злобы. Да и то, что действовать на сей раз придется в спайке со своими старшими и много более опытными товарищами, к которым срочников как бы придавали, души грело. Подобно настрою пацана, знающего, что на драку с ним идет и его старший брат. Кстати от «вильнюсцев» подошедшие «литавчане» и «виндавцы» отличались как принцесса от золушки. Наконец-то их шкафов были извлечены тщательно хранимые ими парадки, в своё время любовно укомплектованные отличными значками и различными аксельбантами и голубые береты. Несмотря на хоть и теплый, но январь, бушлаты «партизаны» брать не стали, предпочтя поддеть под тельняшки столько джемперов, что при одевании поверх этого капустного изобретения мундиров, те слегка потрескивали. Как говаривали щеголяющие капроном красотки в Сибири: - «Понты морозов не боятся!» Да и фигуры после тех манипуляций смотреться стали так, что Шварценеггер увидев, удавился бы от зависти. Надеюсь, такая возможность ему еще представится – стройные ряды красавцев запечатлело множество кинокамер, что, кстати, тоже было удачным психологическим ходом – повышенное внимание вселяло в ребят ощущение борцов со злом, а не обратное, как было неделю назад в другой балтийской столице.
В своей речи опасность я несколько преувеличил, но от истины все ж старался не уклоняться – врать перед кинокамерой дело неразумное. Начал с того, что ОМОН в Риге уже вступил в бой с десятикратно превосходящими силами очень хорошо вооруженной милиции, волею генералов переведенной на сторону наци. Уточнять тот факт, что сельские урядники, свезенные с весей и пагостов, и впервые в жизни наряженные в бронники и каски, облачением, мягко говоря, сильно тяготились, я не стал - к калашам ведь им выдали полный боекомплект. Но даже «группа поддержки» из тысяч орущих «болельщиков», с кем эти вояки недавно по хуторам самогоночку кушали, не смогли специалистам несколько иного профиля воинский дух поднять. 15 омоновцев разогнали полторы сотни охраны здания МВД и взяли зам. министра в «плен». Не потеряв из своих ни одного человека. Но это были мои послезнания, раскрывать которые я не мог. Среди толпы тоже пряталось немного стрелков – провокаторов. С охотничьими ружьями, школьными мелкашками, да и порой с вполне приличными стволами, настроены они были постреливать из «безоружной» толпы, чтобы вызвать ответный огонь.
Я же своим людям раздал только огнетушители – костры гасить, хотя трехкилограммовым баллоном загасить возможно было при нужде и что другое. Да и у углекислотного струя у раструба ну очень сильно охлаждена – 70 градусов С даже самые горячие головы гарантированно остужают.