Заседание проводилось в небольшом конференц-зале с мини-амфитеатром. Марша посчитала, всего было шесть рядов. Они расставили планшеты, макет водрузили на стол. В зал принесли еще один макет. Марша догадалась, что это первоначальный вариант. Работа Виталика, действительно, была ювелирная, а белая миниатюрная копия театра казалась фантастической и невероятной.
Антон сидел в первом ряду. Марше он показался каким-то слишком бледным. «Наверное, волнуется», – подумала она и села на соседнее кресло.
Присутствующие расположились островками по всему залу. Сначала выступал высокий лохматый человек, с красивым лицом и добрыми глазами. Он кратко осветил историю вопроса. Антон наклонился к Марше и прошептал на ухо:
– Это главный архитектор города, его фамилия Друг.
Марша не смогла сдержать улыбку и прикрыла губы ладонью.
– …сейчас уважаемый Антон Григорьевич расскажет нам о ситуации на стройке и в проектном бюро.
Антон встал и медленно прошел на сцену. Говорил он негромко, каким-то чужим голосом, касался многих вопросов, но коротко, в двух-трех предложениях.
– А теперь Мария Шарова, архитектор, вам все расскажет о проекте гостиницы.
Марша не ожидала подобного поворота событий, вот так Антон Григорьевич! Попросту подставил, хоть бы уж предупредил. Как же так сразу, без подготовки! Она вышла на сцену и вопросительно взглянула на Антона. Лицо его побелело. Рука, лежащая на подлокотнике, дрожала. Марше стало страшно. Но он невероятным усилием поднес указательный палец к губам, едва улыбнулся и кивнул ей.
Марша рассказала все, что знала, по двум вариантам. Все-таки выступать и агитировать она умела. Номер с отклеиванием почтовой бумаги прошел как по маслу. Никто толком ничего не понял, но эффект был достигнут и зрители даже зааплодировали.
Марша взглянула на Антона, ей хотелось успеть схватить его реакцию.
– Антон Григорьевич! – Марша сама испугалась своего голоса. Она кинулась к нему, чуть не свалившись на ступеньках сцены. Антон сидел, склонив голову, рука безжизненно свисала вниз.
Срочно вызвали скорую. Антона положили прямо на покрытие сцены.
– До чего дело доходит, Илья Дмитрич, ваши архитекторы на работе сознание теряют. Может, хватит с нас Савицкого. Срочно в центральную больницу. Мне отчитаться. Потом в отпуск, в санаторий.
Марша выбежала к машине скорой помощи вместе с санитарами:
– Мне можно?
– Вы родственница? Тогда нет!
Водитель Антона вышел из машины и махнул Марше:
– Скорее, мы за ними следом. Доконали парня! С утра вижу, что он еле живой.
– Это я виновата, я допустила ошибку, – Марша разрыдалась, – от меня одни беды.
– Да нет, деточка, от своей судьбы не уйдешь. Уж сколько кому отмерено.
– Ну, вы что, он же молодой совсем, тридцати нет!
– Ничего, подлечат, будет, как новенький, хватит шмыгать. На вот салфетку.
Настоящая девушка всегда без носового платка.
– Да я сумку там оставила, не до нее было.
Марша с водителем поспешили в приемную. Врач оказался занят, и они долго ждали, когда он уделит им внимание.
– Круглов Антон Григорьевич, 1962 года рождения, сердечный приступ. Увезли в кардиологию. Покоя нет от вашего Круглова, телефон оборвали. Идите, возьмите в раздевалке халат, вот пропуск.
– Ты уж давай сама, – засмущался водитель, – я тут останусь. Буду ждать, пока не выйдешь, домой тебя отвезу.
– Спасибо вам!
Марша на законных основаниях поднялась в кардиологию. Постучалась в ординаторскую. На вопрос, кто она? ответила строго: «Сотрудница, архитектор. Родным пока не сказали, боимся волновать жену и дочку, – для солидности и чтобы исключить двусмысленность ситуации, добавила, – на заседании Обкома плохо стало, когда доклад читал».
Врач взял ее под локоть и провел по коридору.
– Сердечный приступ сняли. Молодой организм, но это первый сигнал. Сказалось переутомление и недосыпание. Все на фоне стресса и кофе, давление поднялось. Ну и дальше, по списку...
Он распахнул дверь палаты:
– Больной от дальнейшей госпитализации отказывается, чуть отпустило, сразу домой засобирался.
Антон лежал с закрытыми глазами. Рука была подключена к капельнице. Он повернул голову, услышав голос врача.
– Марша! Марша, забери меня отсюда!
– Ладно, забирайте, пусть два часа после капельницы полежит. Дома обязательно вызвать терапевта по месту жительства, лечение я пропишу, медсестра из поликлиники будет приходить, ставить уколы, и врач с кардиографом через два дня снимать показания. Если что, сразу в стационар. Берем на себя ответственность и даем послабление, что делать – не рядовой больной. Я понимаю, дома стены лечат и дети… И питание привычное, хотя у нас замечательные повара, я лично тут обедаю. Надеюсь на ваше благоразумие, Антон Григорьевич. На этот раз инфаркта удалось избежать. Потом побудете в санатории, уже договоренность есть. Санаторий больше для отдыха сейчас нужен, чем для лечения. Считаю необходимым смену приоритетов. Вот как вы всех, Антон Григорьевич, напугали, из городской администрации через час звонят. Машина есть или перевозку заказать?
– Нет, мы сами, еще не хватало, чтобы меня на носилках в дом затащили. Вот для Лейлы будет событие!
– Да, есть машина служебная, с шофером.
Доктор ушел. Марша осталась с Антоном, присела на краешек кровати, больше некуда было. Он заставил ее отчитаться, как прошло заседание: «Я сам плохо помню, все в тумане».
Марша с улыбкой, в лицах, описывала впечатления от обсуждения, от своего выступления и пережитый ужас от происходящего с Антоном:
– Я вообще не понимала, как себя вести, когда вас бледнющим увидела, вернее, понимала, но этот жест, чтобы я продолжала, почему-то меня остановил. Вот бестолковая, так мы могли вас прозевать. А кроме меня никто не замечает, что с вами творится, они, как в театре, сели на верхние ряды и смотрят представление.
Антон улыбнулся:
– Значит, все хорошо, нововведения одобрили! Вот видишь, ты же счастье приносишь, талисман, я это сразу понял, и немедленно взял на работу. Ты настоящая фронтовая подруга!
Марша засмеялась:
– Я так рада, что все обошлось! И с проектом, и с вами!
Прошли отведенные после капельницы два часа, а врач все не шел. Марша заволновалась, не уедет ли водитель с машиной. Отпросилась у Антона предупредить его. Антон передал с ней бутылку минеральной воды и булочку, из тех, что принесли вместо обеда.
– Пусть Михалыч перекусит немного. Скоро мы спустимся, я надеюсь.
Марша нашла шофера, передала ему «сухой паек», а он протянул ей сумочку, приговаривая:
– На вот, вызволил. Не хотели отдавать. Спрашивают, что в сумке лежит? А я почем знаю, что там у барышень? Платок носовой, говорю, ключи. Спасибо, знакомого увидел, я их с Антошей часто подвозил на планерки. Он похлопотал перед вахтером, сумка-то на вахте была, когда я приехал. Так вот, он за меня поручился, они паспорт его записали. Ты глянь, все там в целости? Я не копался, но открыл для порядку, вижу ключи, блокнот, кошелечек. Ты, смотри, смотри, деньги-то на месте?
– Ой, ключи, спасибо вам, Семен Михайлович! Я ведь, и правда, в дом не смогла бы попасть! Да и деньги на месте и блокнот с рисунками Лейлы.
– Дочка ихняя, Лейла? Да хороша девчушка! Я ведь ее из роддома забирал, махонькую. Еще в «Граждане» работали. Покойный Николай Олегович попросил для Антоши. Антон Григорьевич – настоящий мужик, хоть и начальник, а о простом человеке помнит! – Михалыч понюхал булочку, – давай, беги, а то дело уже к вечеру, приедем поздно, Сашу напугаем.
Марша вернулась в палату, когда там был врач, они что-то обсуждали касательно строительства дачи и смеялись.
– Быстрее поправляйтесь, Антон Григорьевич, и мы с вами придумаем мне дачку. Чтобы небольшой, душевный домик. А я уж в долгу не останусь. Стану вашим личным доктором.
– Давайте, я как раз пока в санатории буду, смогу этим заняться.
– Да вы что, ни в коем случае! Только отдыхать! Никакой нагрузки.
– Да придумывать – разве это работа, это же настоящее счастье! Думаете, так легко целый месяц ничего не делать? Вы подготовьте документы на участок с координатами, напишите техзадание на дом. Что надо в результате получить, размеры, этажность, из какого материала.
Врач все выписки отдал Марше:
– Вы курьер, вам доверяю. Тут и телефон мой, а бумаги для дачи я тогда сам завезу через пару дней, заодно проверю, как Антон Григорьевич режим соблюдает.
Медсестра проводила их до самой машины.
Марша поменялась с Антоном местами, ехала впереди, рядом с водителем, чтобы он мог прилечь. Но Антон сидел прямо, слегка облокотившись на спинку сидения.
– Антон Григорьевич, а вам правда лучше?
– Конечно, лучше, ничего не болит, голова свежая, единственное, ноги плохо держат. Слабоват стал.
Машина подъехала к обыкновенной пятиэтажке, которая находилась почти в центре, только с другой стороны от дома Марши. На двери подъезда была надпись:
«посторонним В». Марша сразу вспомнила Винни-Пуха.
Водитель помог Антону выбраться из машины и взял его под руку. С другой стороны подоспела Марша и подставила плечо. Потихоньку они пошли к подъезду. Антон все время крутил головой, кого-то высматривая во дворе, в один момент своей щекой коснулся Маршиных волос.
– А знаете, кто написал: «посторонним В»? Это я. Для Лейлы, специально, на спор.
Квартира Антона находилась на первом этаже. Дверь была не заперта. Раньше всех эту компанию увидела Лейла. Она округлила глаза и закричала:
– Мама, папочку привели!
Со стороны кухни выбежала Саша, с выражением крайней тревоги на лице. Марша уже успела высвободиться из объятий Антона. Она протянула ей документы, объясняя:
– На заседании плохо с сердцем стало. Сознание терял. Вот выписка из стационара. На словах велели передать, чтобы соблюдал строгий постельный режим. Вроде сейчас состояние стабильное. Неделю должен полежать дома, из поликлиники будут приходить. Потом в санаторий, на месяц.
Саша слушала, но все время держала в поле зрения Антона, хотела собственными глазами убедиться в том, что его состояние «стабильное».
Водитель повел Антона в комнату. Марша осталась в коридорчике. Маленькая Лейла, наконец, осмелившись с ней заговорить, тихо, по-дружески пообещала: «Буду за папочкой ухаживать. И играть».
Марша решила незаметно уйти. События сегодняшнего дня вкупе с предыдущими переживаниями из-за ошибки и бессонная ночь совершенно вымотали ее. До этой минуты не думала о себе, а сейчас вдруг почувствовала крайнюю усталость. Она открыла дверь и машинально обернулась. Антон сидел на кресле и смотрел на нее.
Встретившись с ней глазами, он подмигнул и улыбнулся своей фирменной улыбкой.
Марша еще раз окинула взглядом помещение. Прихожая переходила в коридор, который частично был виден от входной двери. В простенке на специальных креплениях висели две электрогитары: черная и синяя с белым. Рядом огромная фотография в черно-синих тонах. На ней гитарист в дыму и лучах софитов. Длинные волосы развеваются.
«Очень знакомый музыкант», – подумала Марша, мысленно прокручивая названия известных ей групп. И тут она узнала этот взгляд. На фотографии был Антон, с другой прической, еще более худой, но сомнений у нее не оставалось. Это стало последней каплей, сердце у нее стучало, она поняла, что больше уже невозможно в это не верить – она влюблена.
Марша оставила водителю записку, чтобы он не искал ее, и пошла пешком. Осень была просто чудесная. Самая красивая ее пора, когда еще совсем тепло и очень разноцветно. На тротуарах разбросаны ветки деревьев от ночной бури. Все промыто и свежо. В лужах отражался сиреневый закат.
Продолжение (глава 13):http://www.proza.ru/2012/12/17/1278