Не подумайте, что я из того большинства живущих ностальгией по прошлому. Отнюдь. Я отдаю себе отчёт в том, что жизнь моя проходит исключительно в настоящий момент. И им именно поэтому до сих пор не могу понять, каким образом в тот день я оказался у стен университета.
Дело в том, что в системе образования я разочаровался достаточно давно, не закончив и трёх курсов вуза. Почему? Пожалуй, эта тема требует более детального обсуждения и имеет с описываемыми мной событиями мало общего. Поэтому, с вашего позволения, опускаю подробности.
По дороге, сонно вглядываясь в картины мира, проплывающие по другую сторону окна автобуса, я почти не обратил внимания на то, что по мере моего приближения к пункту назначения, цветовая гамма меркла. Цивилизация, со всей её пестротой торгово-развлекательных центров, новостроек, дорогих автомобилей сменялась старой доброй разрухой. Но, как уже мной было сказано, замечал я смену красок с трудом. Внимание моё привлекло другое: посреди остатков, то ли недостроенного и давно заброшенного, то ли так же давно обрушившегося здания лежал ствол необычного дерева. Сперва мне показалось, что то была осина. Однако тот факт, что толщиной дерево было с молодой дуб, ставил мою уверенность под сомнение. Да и что бы ему там делать? Нет, безусловно, в наши дни принято валить деревья в городской черте. Но кому понадобилось корячить эту громадину, чтобы бросить посреди никому не нужных развалин? Впрочем, уже вскоре моё внимание переключилось на нечто иное.
Отворив тяжело поддавшуюся дверь университета, я был потрясён. Никогда ещё здесь не было так людно. Я бы сказал, в столице, в выходные дни в самых публичных местах, не доводилось мне видеть такой толпы, как теперь. Я даже не был до конца уверен, что это именно мой бывший учебный корпус. Слишком многое внутри изменилось. Серость снаружи контрастировала с изяществом капитального ремонта. Краска ещё не слезла со стен, зеркала ещё никто не разбил, ни единой перегоревшей лампочки в коридорах. Некоторые детали интерьера меня удивили. Например, решётки на лестничных клетках, замедляющие и без того неспешное передвижение оравы студентов. А также количество охранников в форме и с оружием. На одном первом этаже я насчитал уже пять человек.
Говорят, будто с возрастом окружающий мир становится всё более тесным. Мне же показалось теперь, что площадь всех помещений увеличилась, по меньшей мере, раза в два. Тесноту я ощутил чуть позже.
Напирающая толпа в один миг подхватила меня и затащила вместе с собой в одну из студенческих аудиторий. Я не узнавал, да и не мог узнавать никого из окружавших меня людей. Аудитория была заполнена настолько плотно, что ещё чуть-чуть, и пришлось бы сидеть друг на друге, в самом прямом понимании этого выражения. Я же был благодарен судьбе за то, что до этой крайности всё-таки не дошло.
Спустя пару минут зашёл преподаватель. Я не запомнил ни его лица, ни голоса, ни роста, ни комплекции, ни формы одежды. Возможно, оттого, что мне он показался слишком безликим, недостойным запоминания. А возможно, и потому, что я его не видел и не слышал. Таким образом, следующие полтора часа можно абсолютно справедливо считать добровольно выкинутыми из жизни.
Затем история повторилась. Та же толпа точно таким же образом, как и до этого, занесла меня в другую аудиторию, к другому преподавателю. Разницу между первой и второй парой мне уловить, увы, так и не удалось.
Наконец студенческая толпа наконец-то выпустила меня из своих прочных лап. Наступило время большого, двадцатиминутного перерыва. Часть студентов отправилась на улицу – утолить никотиновый голод, другая же часть – в столовую, с целью укрощения голода обыкновенного. Я же сомневался, в какую сторону двинуться: с одной стороны, привычки к курению у меня нет, с другой – желания есть и лишних денег на тот момент также не было. Решение за меня вновь принял кто-то другой. Чья-то толстая рука схватила меня за плечо и уволокла за собой.
– Боже мой, как я рад видеть моего любимого студента, Вы даже не представляете! Столько лет, столько лет…
Роберт Александрович был плотный лысеющий мужчина лет сорока, носивший большие квадратные очки на крючковатом носу. Ростом он был выше меня головы на две.
– Как прекрасно, что Вы мне встретились! До сих пор с упоением вспоминаю наши с Вами литературные беседы. Как неумолимо течёт время! Нынче нечасто удаётся встретить умного человека. А если уж где и искать таковых, то вовсе не в университетах. Печальное время нынче, все интеллектуалы – свободные художники. Что ни говорите, а этот мир мы с Вами проиграли.
Манера речи его была всё та же эмоциональная, преисполненная восхищения, и в то же время, негодования. Но что-то в нём изменилось. Как будто бы говорил он не со мной, а сам с собой, почти не глядя на меня. Мне захотелось поскорее покинуть его общество. Я развернулся, объяснив сей поступок неотложностью дела, ведомого лишь мне одному. Его толстые руки вновь стиснули мои плечи, не дав ступить и шага.
– Столько воды утекло, друг мой, столько воды, – он сделал вид, будто и не заметил моего стремления сбежать. – Видели бы Вы, что теперь пишут в курсовых работах эти бездари! Это было бы воистину смешно, если бы не было столь печально, – Роберт Александрович чуть не плакал.
В порыве профессиональной страсти, он почти силой потащил меня в сторону кафедры. Отперев дверь и затолкнув меня внутрь, профессор принялся копаться в своих папках, пытаясь найти чьи-то курсовые и дипломные работы, бездарность которых собирался долго обсуждать со мной. Как только он полез на верхнюю полку шкафа, находившегося в другом конце комнаты, я воспользовался моментом и тут же интеллигентнейшим образом удрал.
Вновь смешавшись с толпой, я решительно направился в столовую, в надежде, что там Роберт Александрович уж точно меня не найдёт. И был прав: в таком скоплении людей порой непросто самого себя различить, не то что кого-то другого.
Вся выпечка в буфете к тому времени уже благополучно разошлась, поэтому не пришлось тратить лишние деньги, которых у меня, к слову, и не было. Я пытался рассматривать лица студентов. И мне начинало казаться, что все эти люди не больше студенты, чем я сам. В них я никак не мог найти эту вечную студенческую суету и беспокойство, чередовавшиеся с безудержным весельем. Никто не перелистывал конспекты, готовясь к семинару, никто не обсуждал учебные предметы. Словом, ничего из того, чем были переполнены будни моего студенческого прошлого. Это были уже внешне спокойные, самореализовавшиеся люди. Не обнаружилось и красных глаз – признаков регулярного мучительного недосыпания. Вновь всплыл на поверхность главный вопрос дня: а что здесь делаю я?
К моему удивлению, через два стола от меня сидел знакомый мне человек. Насколько я знал, закончил он обучение в этом университете ещё до того, как я поступил. И теперь, подобно мне, снова оказался здесь. Спустя минуту, его взгляд нашёл меня. Но друг мой не удивился. В выражении его лица читались одновременно и недоумение, вызванное его собственным внезапным присутствием в этих стенах, и спокойствие человека, смирившегося с тем, что это произошло. Ни один из нас не пытался докричаться до другого или подобраться поближе, тем более, что любая попытка была бы тщетной в таких условиях. Но по его взгляду мне было понятно, что лишь мы двое не чувствуем себя естественно в этой обители хаоса.
Расписание гласило, что впереди ещё одна пара. Казалось бы, откуда у меня такая уверенность? Ведь я это расписание в глаза не видел. И в то же время, оно будто висело у меня в голове. Словно само здание стало живым, и было способно внушить мне любую мысль, показать мне всё, чего я прежде не видел, сказать то, чего я прежде не слышал. Что-то здесь изменилось, и это гораздо больше, чем капитальный ремонт.
На выходе из столовой я столкнулся со старой подругой, которую не видел уже больше года. Некогда мы были хорошими друзьями. Нет, никакой романтики между нами и в помине не существовало, мне в этом плане всегда не везло. Теперь я и не знал, что ей сказать. Стоя с ней лицом к лицу с полминуты, вспомнил, что совсем забыл поздравить её с днём рождения позавчера. И тут же, хоть и с опозданием, исправил эту оплошность. Она ничего не ответила, но улыбнулась по-доброму. После поток толпы разлучил нас, и я уже не видел её.
Меня вновь несло в очередную аудиторию. По пути мне на ум пришло вот что: моя старая подруга ведь действительно ещё учится здесь, в этом здании. А это не стыковалось с моей теорией о том, что среди присутствующих нет ни единого студента. Видеть признаки чьего-то глобального заговора не так страшно, как замечать вместе с этим доказательства его отсутствия. При этом, я принял решение выяснить до конца, что здесь происходит.
Моя группа волокла меня на третий этаж. В этот момент я вдруг осознал, что это вовсе не моя группа. За три часа незнакомые мне ранее лица уже успели примелькаться. Эти же – совершенно чужие. Я ослабил хватку окружавшей меня толпы и вырвался. Теперь мне нужно было, во что бы то ни стало, найти мою группу. В последний раз «своих» я видел на втором этаже, после чего мы и разминулись. Следовательно, логичнее всего было бы искать их именно там.
Я преследовал одно за другим скопления людей, которых засасывали в себя аудитории. Двери захлопывались, не давая на ближайшие полтора часа никакой надежды всем, кто загнан внутрь. Я был уверен, что успел осмотреть до этого момента половину этажа. Выходит, теперь вся проблема в том, как вычислить из нескольких аудиторий в противоположной половине здания нужную.
Я решил, что стучаться во все двери подряд было бы, по меньшей мере, невежливо. Не спорю, некогда мне приходилось довольствоваться и таким подходом. Но время идёт, и я уже не тот, что раньше.
Решение нашлось почти сразу. Оказалось, сквозь замочную скважину любой двери можно увидеть достаточно, чтобы опознать часть присутствующих. Благодаря этому методу, три аудитории отбросил разом.
У четвёртой я задержался. Кто-то показался мне знакомым, но я не был уверен. Пока мой взгляд вовсю погружался в исследовательскую деятельность, дверь неожиданно приоткрылась. С достаточной силой, чтобы я смог получить ей по лбу.
Из аудитории вышла, закрыв за собой дверь, светловолосая молодая девушка. По всей видимости, одна из «студенток». Я не нашёл её внешность достойной того, чтобы считаться красивой, но что-то в ней было яркое, отличавшее от остальных. По крайней мере, она мне запомнилась. Девушка стояла прямо передо мной, глядя в упор.
– Что же Вы стоите? – спросила она. – Проходите скорее, профессор не жалует опаздывающих.
– Нет, нет… – я был в замешательстве, не зная, что ответить. – Я ошибся дверью, извините. Пожалуй, пойду.
Девушка рассмеялась, когда я рванул прочь, и бросила мне вдогонку:
– Тогда передавай привет от Даши!
Кому привет, подумал я. От какой Даши? А главное, почему это ей понадобилось выходить из аудитории точно в тот момент, когда я вполне себе культурно заглядывал в замочную скважину? Придётся мне смириться с тем, что посетить третью пару сегодня не судьба.
И только теперь, направляясь к выходу, я обратил своё внимание на пустоту коридоров. Все студенты забились в душные аудитории, а остальное пространство принадлежало мне одному.
В продолжение тематики странностей университета, я сделал ещё одно наблюдение, взглянув на пол. Он был идеально чист! Тысяча человек только что безжалостно топтала его ногами, волоча грязь с улиц. Можно, конечно, предположить, что на работу теперь принимают только уборщиц высшей квалификации, если бы не одно «но». Пол был сухой. Я устал ломать себе голову и решил отправиться домой, отдохнуть, а потом уже обдумать всё произошедшее.
Невдалеке от выхода обнаружил, что среди зияющей пустоты коридоров я не один. Охранники, вооружённые автоматами, обходили здание. Тогда я и стал свидетелем разговора следующего содержания:
– Как там, готово уже?
– Ты же знаешь, лучше перестраховаться. По команде начнём.
– Гранаты хоть есть, на крайний случай?
– Что, очко заиграло? Не боись, братан, прорвёмся.
– А пёс его знает! Всякое бывает.
Нет, меня скорее удивило не содержание беседы, а тот факт, что охранники вели себя, будто меня совсем нет. Возможно, это и верно. Ведь я уже давно не студент. Меня здесь быть не должно. Мне уже было решительно всё равно, защищаться они собираются или нападать. Я изменил своё предыдущее мнение и теперь с идентичной твёрдостью решил не участвовать более во всей этой чертовщине. И вышел за дверь.
Автобусная остановка располагалась прямо через дорогу. Во дворе я встретил пятерых незнакомых мне парней, которые, по всей видимости, добросовестно решили проигнорировать третью пару. Причины, по которым они не спешили в сторону единственной остановки поблизости, мне неведомы. Но когда я проходил мимо, один из них, спортивного телосложения, легко одетый, остановил меня.
– Ты это…
– Чего? – спросил я.
– На остановку? – речь давалась моему собеседнику с явным трудом.
– В точку.
– Тогда, – произнёс он после небольшой заминки, – крикнешь, когда наш автобус подойдёт?
– Договорились.
Я пошёл дальше. Темнело.
Но почему темнело-то? Вторая пара должна заканчиваться в полдень. Сейчас, в лучшем случае, должен быть час дня. Предположим, не лето, и темнеет несколько раньше. И всё равно странно. Я взглянул на часы. Часовая стрелка убеждала меня, что уже семь часов вечера. Автобусы проходили мимо, но своего я не мог дождаться вот уже полчаса, и это добило меня окончательно.
Я вспомнил про парней, которые всё ещё стояли и разговаривали по ту сторону дороги. Они ведь просили дать им знать, когда подойдёт их автобус, но не назвали при этом даже его номера. Хоть и с опозданием, а следовало уточнить.
– Какой номер-то? – крикнул я им.
Стремительно приближался одиннадцатый автобус, когда я заметил, что воздух над головами парней как будто вибрирует. Никогда ранее ничего подобного не видел. Тот, который обращался ко мне ранее, что-то прокричал в ответ, но я не услышал ни звука. Только еле различимое эхо, которое отдавалось где-то вдалеке.
Автобус остановился. Из него вышла невысокая женщина, одетая в зелёный плащ, с короткими тёмными, седеющими волосами. Как только автобус отъехал, вновь открыв обзор, вибрация воздуха на той стороне уже исчезла, вместе со всей пятёркой студентов-прогульщиков…
Через минуту женщина подошла ко мне и спросила:
– Не иначе как восьмой автобус ждёте?
– Именно его.
– Плохо дело, – её лицо поразила гримаса разочарования. – Похоже, сегодня его не будет.
– С чего бы ему не быть? – я еле скрывал раздражение. Мало с меня этих дьявольских проделок в университете, так теперь ещё пытаются убедить в отсутствии шансов добраться домой. Спасибо тебе, добрая тётенька, подумал я, а вслух произнёс:
– Он обязательно придёт
Женщине, похоже, моя уверенность не показалась убедительной, но спорить она не стала. Лишь с беспокойным видом отошла на несколько метров.
Забыл ранее отметить, что прямо за остановкой начинался лес. В годы моей учёбы он пользовался чрезвычайной популярностью у студентов, предпочитающих вместо пар осушить рюмку-другую на свежем воздухе. Сохранил ли лес эту функцию – мне неведомо, но подобные традиции, как правило, нерушимы.
Восьмой автобус не пришёл ни через десять, ни через пятнадцать минут. Женщина, тяжело вздохнув, хотя и не проронив ни слова, двинулась в сторону леса. Я не стал следить за ней. Но когда спустя время, не было видно, ни её, ни автобуса, забеспокоился. Я направился вслед за ней, но вскоре обнаружил, что не вижу ни саму женщину, ни каких-либо признаков её присутствия. Перспектива бродить по лесу в тёмное время суток не прельщала, и я вернулся к остановке.
Там меня встретил сидящий на скамейке тощий блондин. Волосы его были острижены коротко и до безобразия неаккуратно. Его белая рубашка и джинсы покрывались пятнами грязи. Ростом, пожалуй что, ниже меня на полторы головы. Глаза его были мутные настолько, что я не смог даже распознать их цвет. Скорее всего, пьяный, обкуренный или и того хуже.
– Человек, – пробормотал он. Язык его заплетался, но я понял, что обращались ко мне.
– Человек, – повторил мелкий. – Иди отсюда.
Я проигнорировал, сделав вид, что погружён в свои размышления. Блондин с трудом поднялся на ноги и устремился в мою сторону. Когда он столкнулся со мной, я отошёл на пару шагов, всем своим видом показывая, что не желаю иметь с ним общего. Мелкий был настойчив.
– Иди отсюда, человек, – повторил он.
Я не выдержал.
– А что я, по-Вашему, здесь делаю? Жду автобус, чтобы уехать отсюда. Если Вам противно моё общество, могу отойти в сторону.
Я уже был готов сесть на любой автобус. Хоть бы и на другой конец города, лишь бы подальше от этого сумасшествия, кое успело меня изрядно доканать.
– Автобус…не придёт, – продолжал бормотать мой вынужденный собеседник. – Иди…пешком.
– Вот ещё что! Далековато мне пешком, спасибо. Автобусы до десяти вечера. Дождусь ближайшего, и больше ты меня, дружок, не увидишь.
– Ты…дурак! Тебя здесь…убьют!
– Убьют? Меня? Кто? – я, желая поиздеваться над блондином, говорил с такой интонацией, будто мне поведали страшную тайну. – А это точно?
– Тебя убьют…упыри! Они… придут!
Я с трудом сдержал смех и выговорил:
– Нет, я не спорю, Анна Анатольевна – плохой педагог, да и человек так себе. Но чтобы уж так-то…
Мои насмешки, похоже, вывели мелкого из себя. Он разжал кулак, и я увидел в нём деревянный колышек, на вид острый.
– Упырь убивает…троих в день. Беги, человек…я остановлю его. Спасайся…
– Ах, вот как ныне выглядят благородные рыцари-спасители! Увы, никакая я не принцесса, даже по половому признаку. Хотя, если Вы из…этих, тогда спешу Вас огорчить…
Блондин прервал меня резким и невероятно громким криком. Руками он схватился за голову, его лицо исказилось ещё больше, чем до этого. Я хотел было вызвать скорую, но судороги его вскоре прекратились.
Он оскалил кривые гниющие зубы, глаза его загорелись жёлтым светом. Он схватился крепче за деревянный кол, замахнулся и пошёл на меня. От его преобразовавшегося грозного вида, меня охватил ужас, и я принялся бежать, как не бегал никогда в жизни. За спиной я ощущал смрад, сравниться с которым мог, разве что, трупный запах. И дыхание. Это было невероятно, но я на бегу слышал, как он дышал мне в спину.
Перебегая через дорогу, я чуть было не попал под машину, водителю удалось затормозить в самый последний момент. Стоило мне отойти с проезжей части, как он спустя миг двинулся дальше, лишив меня шанса попросить о помощи. Тем временем, мелкий не отставал, несмотря на то, что двигался крайне неуклюже, размахивая руками, будто вот-вот упадёт. Он не падал.
Я плохо знал тот район, поэтому бежал, куда глаза глядели. Таким образом, мы оказались посреди каких-то старых развалин. Не найдя иного пути, я рванул вверх по бетонной лестнице. Таким образом, оказался на высоте двух этажей. Теперь стоило лишь оступиться, и меня ждало болезненное приземление.
В конце концов, место, в котором я оказался, было тупиком. Дальше – только вниз. Я оглянулся. Похоже, блондин отстал. Есть шанс, что он побежит в другую сторону, не найдёт меня и успокоится. По крайней мере, я рад был возможности перевести дыхание. Вниз смотреть было страшно. Я боюсь высоты.
На минуту стало тихо. Я больше не ощущал никакого запаха, не слышал ни единого звука. Когда закрыл глаза, показалось, будто меня и вовсе не существует, и всё вокруг – одна большая выдумка. А вся беготня, суета – лишь оттого, что мы сами этого хотим. Никто ничего не должен. Если мы находимся там, где мы есть, то исключительно по нашему собственному желанию. Стоило мне захотеть исчезнуть – и вот, я ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не чувствую. Целую минуту…
А потом я снова услышал этот резкий нечеловеческий крик, и мёртвый запах переполнил ноздри. Перемена состояния оказалась столь резкой, что я потерял равновесие и спустя мгновение уже летел вниз.
***
Когда я очнулся, было тихо. Яркий лунный свет струился на землю. Мне было легко и спокойно. Возможно, впервые в жизни.
Стоило мне пошевелиться, как послышался шелест, прямо подо мной. Я лежал наверху большой кучи высушенных листьев. А рядом со мной расположился ствол толстого дерева – тот самый, что я заприметил утром, глядя в окно автобуса. Тогда он казался мне чем-то невероятным. Теперь же я понимал его судьбу. Мы во многом похожи. Возможно, именно поэтому он и спас мне жизнь.
Я взглянул на часы. Воцарилась полночь. И как меня раньше не удивляло, что именно ночью наступает новый день. И именно после смерти, пусть даже совсем маленькой и незаметной, начинается новая жизнь.
Была полночь.
– Что ж, – подумал я. – До утра ещё полно времени.
Я подложил ещё немного листьев под голову, в качестве подушки, и быстро уснул.
13 августа 2012