На фото: Фулик.Рафаил Давидович Хитрик, 1927 года рождения.
Настоящих александровских двориков перешагнувших из девятнадцатого века в двадцать первый почти не осталось. И живут там сегодня люди, зачастую даже не догадывающиеся о бурной истории минувших дней.
Старые дома ветшают, превращаясь в зловонные трущобы, а, поди, отреставрируй. Вспотеешь от десятков согласований и утверждений. Многократно пожалеешь, что ввязался в безнадёжную борьбу с чинушами. Власти легче ждать пока жильё придет в окончательную негодность и освободит место для уродливых, но доходных офисных центров и банковских зданий
…НА УГЛУ ПОКРОВСКОЙ И НИКОЛАЕВСКОЙ,
напротив лечебницы Бера, неподалёку от некогда полноводной Московки располагался большой каменный дом, где проживал ломовой извозчик Товья Сигалов с женой Басей и сыновьями – Тувой, Борисом и Лазарем.
А весь квартал по соседству занимали конюшни и сараи с принадлежавшими им «биндюхами» и «площадками» – извозными телегами, перевозившими до ста пудов грузов.
В Александровске имя Сигаловых было хорошо известно. Конечно, от их семейного бизнеса не пахло, как из окон кондитерской. И к числу местной элиты причислить их было трудно. Однако, место в городской социальной иерархии они занимали достаточно высокое.
Грузовой извоз – занятие нужное. А как вложение капитала – дело хоть и суетное, но чрезвычайно надежное. На долгую перспективу. И собственность серьёзная. По крайней мере – пара лошадей, большая телега, фургон и прочий необходимый инвентарь. Короче, как говаривал один острый на словцо современник, – отнюдь не капцан-оборванец, хотя, конечно, и не вот тебе грамотей.
Революция мало, что изменила в жизни Сигаловых. Биндюжники нужны при любой власти. Сигаловы сумели, хотя и не без потерь и реквизиций, сохранить промысел и часть имущества. Со временем главным в семейном деле стал Борис.
Расхожее мнение гласило: ломовые извозчики – горькие выпивохи и матерщинники.. Только все, кто знал Сигаловых неизменно отмечал их вежливость и доброжелательность. И водки они в рот не брали. Лишь немного сладкого вина в весёлый праздник Пурим. Так это не грех, а исполнение заповеди.
Впрочем, умели они при необходимости, и настоять на своём. Борис, разговаривал тихо, всегда улыбался, глядя прямо в глаза собеседнику, но был при этом так убедителен, что с ним всегда соглашался и уличный хулиган, и фининспектор.
В начале прошлого века от улицы Базарной и до самой Вознесенки в каждом дворе чуть ли не половина домов были еврейскими. Да и Сигаловы ещё с начала двадцатых годов нарезали от своего большого участка на перекрёстке улиц, получивших в те времена имена героев революции Свердлова и Артёма, землю для приезжих единоверцев из местечек. Среди своих жить ведь всегда сподручнее. И синагога рядом. А Сигаловы её до тех пор, пока власти в двадцать девятом культовые здания не прикрыли окончательно – посещали регулярно. Биндюжники – люди верующие. И молились усердно, и десятину-цдаку давали без лишних разговоров. И на школу №8, что на улице красноармейца Анголенко, бывшей Базарной, в четвёртом доме находилась, деньги жертвовали. Своя ведь школа, хоть и не еврейская, – для ребятишек с окрестных улиц.
Все в округе, евреи и неевреи, знали друг друга, ходили друг к другу в гости. Вместе веселились, вместе горевали. Хотя разговаривали, а порой и шумно ругались на разных языках.
Мужчины сообща мастерили сараи и общественные уборные, а хозяйки, словно сговорившись, варили в медных тазах вишнёвое варенье с розовыми пенками, дружно «штопали» к праздникам задыхающихся от жира гусей и фаршировали огромных днепровских щук. От печей и коптящих керосинок поднимался вверх дымок. В воздухе сливались божественные ароматы украинского борща, печёных баклажанов, отварной картошки с жаренным постным маслом, рубленной с луком селёдки, абрикосы-дички, сохнущей на расстеленной мешковине, и свежего яблочного штруделя.
Во дворе Сигаловых во флигеле ютилось семейство Хитрик. Тихий и незаметный Давид, его жена Фира, и дети – Рафаил, или попросту – Фулик, и Любочка, появившаяся на свет через двенадцать лет после брата, в тридцать девятом. Жили Хитрики бедно. Когда-то, до тридцать седьмого года, родной брат Фиры был большим начальником на «Запорожстали», приезжал порой во двор с гостинцами на блестящей черной «эмке». Но потом его имя перестали вспоминать.
И даже убрали со стены карточку, на которой он рядом с сёстрами Фирой и Екатериной.
…Когда началась война, Борис Сигалов сдал инвентарь для армейских нужд, отправил жену Геню с сыном и дочкой в Кисловодск к тётке, а сам ушёл на фронт. Добровольцем.
Принесли повестку и Давиду. Фира словно чувствовала беду, долго не отдавала клочок бумаги адресату. Даже пыталась спрятать. Но от судьбы не убежишь. И не спрячешься. Проводила, проплакала всю ночь, а когда немцы подошли к городу, с узелком носильных вещей и детьми втиснулась в переполненную теплушку состава, уходящего на Кавказ.
Оказалось, попасть в эшелон, который шёл в тыл – не гарантировало спасение. На станции Виноградная «юнкерсы» разнесли в пух и прах военный эшелон, идущий к фронту. Досталось и встречному из Запорожья. Летчики особо не делили цели на военные и гражданские. И бомб не жалели.
Люба и Фулик выжили. Фира закрыла их собой от осколков. Её тело положили на насыпи, и Любочка никак не могла понять, почему мама неподвижно лежит в пыли с широко открытыми глазами и не замечает её. И почему брат громко кричит, обнимая маму за шею. И тогда она тоже начала плакать. Её унесли от мамы и от Фулика. А потом поместили в детский дом…
…Про то, как было до войны, она очень скоро забыла. Но, слушая взрослых ребят, по ночам также мечтала, что очень скоро, когда наши возьмут Берлин, вернётся с фронта отец и приедет за ней .Обязательно вместе с мамой и с Фуликом. Только бы узнать их. Ведь дорогие лица расплывались перед глазами, виделись нечётко, словно сквозь дымку. Или во всем были виноваты слёзы, пропитывающие насквозь тощую подушку?
Разве же знала она о судьбе мамы и о том, что отец, рядовой Хитрик Давид Рафаилович, умер от ран в госпитале ещё 11 января 1943 года.
В конце сорок четвертого, после ранения, позвякивая медалями на выцветшей гимнастёрке, вернулся в Запорожье в свой двор Борис Сигалов. Привёз жену и детей. В сорок пятом в роддоме №1 на Артёма появился на свет его третий ребёнок. Сын – Анатолий Борисович.
Вскоре из эвакуации потянулись домой обитатели двора. Те, кто остался жив. Вернулась и сестра Фиры Екатерина
А в сорок девятом демобилизовалась её старшая дочь Рива. Ещё летом сорок первого она безо всякой повестки пришла в военкомат и потребовала, чтобы её отправили на фронт. Закончила курсы. Стала санинструктором. Дошла до Берлина. На маленькой фотографии сделанной двадцать восьмого мая сорок пятого года в Германии в городке Гюстров, милая улыбающаяся девушка с медалью «За боевые заслуги». Уже не в форме – в простеньком тёмном платьице с отложным воротничком. Война закончилась. Хотелось мира, любви, семьи.
Вот только замуж выйти было не за кого: ровесники остались там, на войне, в наспех выкопанных братских могилах. А те, кто помладше засматривались на молодых девчонок. Вон их сколько подросло за военные годы. И ребёнка своего завести не получилось.
Рива с братом Михаилом забрали Любочку из детдома и отвезли в Запорожье. Почему тогда не нашли Фулика? Может быть, тётка, у которой было на иждивении четверо, побоялась, что не сможет прокормить лишний рот? Времена были тяжелые. Только-только закончился страшный сорок седьмой. Да и Рива сидела без работы – разгоралась компания борьбы с «врачами убийцами».
Любочка вспоминала, как в дом приходила девушка с дорожным чемоданом в чёрной шинели ремесленного училища с молоточками в петлицах искала её и предавала привет от Фулика. Сама она с этой девушкой не разговаривала, но почему-то была уверена, что брату передали, что она, его сестра Люба, умерла. Кто это сделал, откуда уверенность, что это было именно так, она объяснить не могла. Даже много позже, когда стала взрослой. Но была уверенна, что Фулик знал, что она умерла. А поэтому и не искал её. И не возвращался домой в Запорожье.
Она всю жизнь искала брата. Писала в разные организации, обращалась в Красный Крест. Сначала сама, потом, вместе с мужем, Анатолием Сигаловым, – мальчиком из двора её забытого детства. И с дочкой, когда та стала взрослой. Но, к сожалению, всё тщетно.
Это только в сказках счастливые концы. Но… ведь обязательно кто-то знает о судьбе маленького мальчика Фулика. Рафаила Давидовича Хитрика, 1927 года рождения. Не может быть, чтобы человек исчез бесследно. Тем более, когда его до сих пор ищут и ждут.