21.05.2044
Он был совсем не такой, как остальные. Понимаете? Ну, то есть, не сумасшедший. Просто другой.
Мы познакомились, когда он был еще курсантом. Я бегала на КПП, ждала его. Каждый вечер. И он приходил – каждый вечер, когда не сидел на гауптвахте за самоволки. Он ведь ради меня шел на эту самую гауптвахту. А потом отшучивался, что это был курорт. Но каждый раз опять сбегал ко мне. Что бы вы все ни говорили, а он любил меня.
В университетском общежитии у меня была соседка, Вера. Она тогда встречалась с его однокурсником Андреем. Такой высокий, смуглый, с фиксой золотой. Так вот, он все говорил, что Сашка не от мира сего – замкнутый, умеет на ходу и стоя спать. Конспектов не ведет – сразу все схватывает. К экзаменам даже не готовится – отсыпается, и все. А потом без подготовки, с ходу, словно предмет глубже преподавателя знает. Сдает на «отлично». Представляете? Я сама закончила универ, но такого ни у кого из нашего потока не видала. А это гражданский ВУЗ. Он же – военный, будущий летчик. Там же все, ну, немного… Простите, но на мой взгляд, все военные немного отстали эволюционно. Им бы пещеру потеплее да топор каменный потяжелее. А Сашка совсем не такой был. Его однокашник с фиксой, чуть ни увольнение, с Верой кошачий концерт закатывает, а мы с Сашкой все по аллеям да паркам. Да все о Пушкине, Достоевском. О Прусте и Сартре. Это будущий-то летчик?! Зачем ему?
16.05.2044
Регламентные работы. Да уж, это не для «багажных». Они себе в жилом отсеке отдыхают. С домом треплются. Хьюстон теребят на тему проблем со связью. Вот ведь трагедия – с YouTube ролики по полчаса загружаются! А что ж они хотели, крысы трюмные? До матушки-Земли и ближайшего сервака уже с двадцать миллионов километров. Оптику никто и не думал тянуть, разумеется. Так что довольствуйтесь, господа первопроходцы, радиоканалом.
Мы с Алексом – технари. Живое топливо всего полета. Вот странно, но тот же док Хэммил, хотя и соотечественник, даже земляк – мы оба из Алабамы – а все ж груз, колонист, и от меня чисто психологически дальше, чем этот русский парень. Почему так? Не пойму.
Алекс, он молодец. Я на него положусь, как на самого Иисуса. Себе так не доверяю, как ему. Вот ткнет пальцем: здесь, мол, Шон, прозвони провод. Так и есть – искрит контакт. Или вообще обрыв, не прозванивается. Пневматика травит на уровне отдельных молекул просто - так он ее, как летучая мышь слышит, на ультразвуке.
А ведь русский. Я ему про медведей и балалайки, а он в хохот. Чего смешного? Ну, это я поначалу думал. А потом…
- Ты, - говорит, - Шон, лошадь хоть видал?
- Нет, - я тогда честно сказал, как у пастора на исповеди.
- А я медведя - только по телевизору, и то мельком, - этак он меня осадил, - Видишь, в чем проблема? Для русских – вы все поголовно ковбои и жиртресты. Русские для вас – дикари косматые из леса. Только с ядерной дубиной, для охоты на себе подобных. Похож я на дикаря, Шон?
- Да ты вообще Эйнштейн с Эдисоном в одном флаконе, - отшутился я, хотя, положа руку на Библию, так оно и есть на самом деле. Алекс с любой техникой, будто в симбиозе.
- Вот и ты не ковбой, - резюмировал Алекс, помахивая плазморезом: он как раз трубки гидросистемы пропаивал, - Но, заметь, я – не Евпатий Коловрат, ты – не Клинт Иствуд, но мы оба летим на Марс. Повод задуматься, не находишь?
Да, регламентные работы. Алекс все проверил, я – перепроверил. Четвертая панель – «дельта» - не хотела разворачиваться. А это – минус четверть к мощности, плюс четверть к длительности полета. И без того уже вторую неделю на деметабололе – кислород и жратву экономим. По кораблю, будто мухи осенние, ползаем. В полусне таком стремном – этим умникам из НАСА самим бы пожрать эти пилюли. Ощущение форменного похмелья. Шестнадцать часов сна – шесть часиков активной жизни. У нас корабельные сутки теперь таблетки определяют – никак уж не Солнце.
В общем, «дельта» нужна была, как новая печень алкашу. Даже еще нужнее. Колонистам-то привольно: мы им модуль сбросим, они там распакуются, как бойскауты на пикнике. Водяная станция, кислородная станция, электро-мать-ее-станция. А нам, грешным, назад, к Земле чапать. Это, почитай, еще месяцев восемь валандаться. На трех панелях рискуем вообще родную планету не догнать.
Алекс, правда, совсем не нервничал: он из запчастей дрона собрал на кабеле. Четыре запасных ионника по ноль-пять ньютон каждый и две здоровенные панели. Выбрасываешь такого за борт – и кормишься от него вольтами. Но это все-таки крайний случай.
Нет, вы поймите правильно. Я не из этих… ну, сейчас они в моде, эти ребята… те, что тусуются исключительно в мужской компании. Но Алекс, он как… мама, что ли? Ко всем подход найдет, что поломалось – исправит. Покумекает, испишет, бывало, пол-отсека монтажным маркером – прямо на переборке, да на люке, да на скафандре…
У него, к слову, самый запущенный скафандр. Воняет, весь в какой-то копоти, царапинах. Где он копоть в космосе нашел, вот скажите мне? Не понимаю… У нас ведь и от движков выхлоп не коптит. Если на тросе подальше отлететь, так в выхлопах маршевых двигателей очень приятно купаться… Серферам в Пенсаколе такое и не снилось: ловить ботинками реактивную струю, да на ней кататься.
…Ага, это Алекс придумал: он безбашенный. Он первым на струе прокатился. И за бортом флюгер оставил. Вы не поверите, он флюгер для солнечного ветра смастерил! В условиях невесомости!
…Нет, вы поймите: Алекс, он вообще, хоть и не от мира сего, с прибабахом, но с хорошим таким прибабахом. К примеру: пристегнулся он к переборке, извлек на свет Божий «простыню»…
... «Простыня» - это пользовательский интерфейс такой. Агромадная клавиатура с еще более агромадным экранищем. «Простыня» - это наше все…
… Да, блин, не о «простыне» же речь, да? Об Алексе. Конечно же… Вот, кто-то на «простыне» в игры играл, кто-то фильмы гонял – Хэммил, так он смертельно задолбал «Форреста Гампа» крутить, патриот Алабамы, блин – а Алекс вечно формулы раскидывал, схемы какие-то…
… Ага, у него в порядке вещей после знака интеграла нарисовать рожицу, а потом проинтегрировать функцию мимики рожицы по приращению щетины. С ним не соскучишься, в общем…
21.05.2044
Сашка… да что о нем скажешь? Я горжусь им.
Вечная головная боль, расстройство одно – он всегда был какой-то… неустроенный, что ли? Но все равно – замечательный. Ему два годика только-только исполнилось, а он меня уже теребит: «Мам, ну мам, а из чего вода состоит? А молекула из чего? А атом? А протон? А кварк? А почему трибрана?»
Это в два-то года!
Ему отец все пытался экономику привить, право. Говорит, без этого никуда сейчас. Деньги нужно зарабатывать, а квантовая механика – это «с деньгами в противофазе», так он говорил, отец Сашкин.
Сашка-маленький упрямый был, вот прямо упертый. Мальчишки во дворе поколотят, а он даже защититься не пытается. Просто встает – и стоит, будто статуя. Как будто и не его бьют. Потом придет домой, уткнется в подушку – плачет украдкой. Думает, что я не вижу. Да вижу, конечно же. А зайдешь в комнату к нему, так он поспешно мордашку зареванную утрет, шмыгнет носом – и улыбку до ушей распускает. И вместо жалоб – опять «мам, а я врубился, почему зыбучий песок зыбучий. У него песчинки друг с другом не сцепляются, вот он и работает как жидкость. Правильно?»
Социально Сашка нежизнеспособен был. И в садике, и в школе. Потом в училище. За себя постоять? Нет, это не его профиль. Тверд был, как кремень, но сдачи дать – нет уж. Били его, шпыняли, а он – ну, ему, как с гуся вода все тумаки. В девятом классе, помнится, избили его из-за девчонки. А он в ответ никого и пальцем не тронул. Просто каждый раз вставал, падал, и снова вставал. Такой вот характер. Гнет упрямо свою линию, хоть убей. А какую линию, никто понять не мог.
В казарме старшекурсники устроили дедовщину. Даже не его хотели избить, а парня из его взвода. Так он проснулся, зашел в этот их умывальник, где обычно разборки устраивали – Сашка еще рассказывал, что умывальник для таких дел популярен, потому что с кафеля кровь быстро смывается – вот, зашел он, молча заслонил собой этого парня, руки раскинул, и стоит живой стеной. Один против шестерых, как потом выяснилось. Ему тогда страшенно досталось – меня начальник курса, подполковник, даже вызвал за тысячу верст. Вместе с начальником ходили в госпиталь. Мой сынишка лежит, едва шевелится. Весь Сашка – сплошной синяк. Комэск, ну, то есть, командир эскадрильи, начальник курса, тот самый подполковник, ему руку жмет, меня все благодарит за воспитание сына – а я реву, как девчонка. Невдомек бывалому подполковнику, что я его даже и не воспитывала – Сашка сам таким получился, сам себя так воспитал…
16.05.2044
В общем, регламентные работы, мать их. Мы с Алексом упаковываемся в «Орланы» - это, к слову, скафандры. Ладные штучки - в этом русские сто вперед форы парням из НАСА дадут.
Я еще, помнится, Алекса спросил, а что это такое – орлан. Он мне и объяснил, посмеиваясь: это, мол, ваш родимый американский лысый орел. Надо же, как наши символы в России уважают. Мы их так не уважаем, как русские…
Ну, это лирика. В общем, Шигара Йодзи, наш япошка-геолог-сейсмолог, проводил нас, задраил люк шлюза – все, как обычно. Разве что Алекс немного занервничал. Прислушивался, принюхивался, постучал по трубкам монтажным стеком – потом кивнул, улыбнулся и опустил забрало. Тут я успокоился: если Алекс улыбается, значит, все в порядке, проблем не будет.
Ага, вышли на корпус. Шли связкой, Алекс в ранце, я – с плазморезом. «Дельта», она уже не в первый раз капризничает: нелады с гидравликой.
Щелк, щелк – карабинами за скобы. Полсотни метров преодолели, добрались. Так и есть: сквозит манжета, вокруг манжеты масло коричневой блямбой уже намерзло. Алекс вручную развернул панель, я – манжету поменял, пропаял стыки для пущего спокойствия.
Потом, как водится, прозвон главной шины. Дело долгое, но зато постоянного внимания не требует: воткнул тестер, запустил процедуру, и жди, пока все линии в сопротивлении не покаются.
Мы с Алексом принайтовались понадежнее, да и воспарили на тросах – хоть какая-то развлекуха. Кругом звезды – ровные, колючие. Впереди Марс – уже не точка, полноценный кругляш. Если постараться, можно даже кое-что из марсианского рельефа разглядеть.
А Алекс, он же без башни, рассчитанный лимит топлива в ранце сэкономил – и на развлекуху. Включил движки, отпустил рукояти – и вперед! Меня в детстве катали на карусели, сажали на приторно-пряничных лошадок. Ввех-вниз, вверх-вниз – сынок, ты не ушибся? не тошнит? Эти обрюзгшие тела, с ног до головы обеспеченные пенсией, гарантированным трудоустройством, дантистом, ортопедом, ортодонтом, адвокатом, приходящим поваром, нянькой из студентов… Эта панкуха с пирсингом и татуировками - охрененная замена тебе, мама!
Так вот, ваши диснейлендовские лошадки – отстой! Вот зажечь на реактивном ранце вокруг корабля, летящего на Марс… Простите за прямоту, мама-папа, но вы не сделали за всю свою абсолютно правильную жизнь ничего и на жалкий один-ноль-ноль процент похожего.
Мы обнялись, как Ромео и Джульетта – и нарезали головокружительные спирали, эллипсы, а разок Алекс, искусно работая тросом, провел нас по идеальному квадрату. Погрешность – пять сантиметров! «Простыня» подтвердила! А он – на глаз! Черт, один такой пилот у противника, и войну в воздухе мы продули. Даже если он на биплане.
Даже если биплан – педальный, черт возьми!
Лады, тестер прозвонился, квакнул. Две линии барахлили. Алекс приземлил нас на корпус, взялся за плазмотрон сам. Обе линии запаял – и сразу же предупредил борт о возможном перегреве мест спая. Там кабель в труху разошелся, пришлось почти сантиметр наращивать припоем. Ахтунг, в общем.
Кабель наш, «белловский». Мне даже стыдно стало за державу. Ладно бы в атмосфере - окисление, там, влажность, ветер, усталость материала. Так он в вакууме разошелся, этот гребаный кабель. Как?!
Я тогда только руками развел: мол, сорри, Алекс, наши смежники – упыри и вурдалаки. Бабло-с рулит этим грешным миром.
В общем, закончили с рутиной, поползли к шлюзу. Карабинами – щелк-щелк по скобам…
21.05.2044
Мы поженились, как только он лейтенантские звездочки получил. Был месяц после выпуска – так он был для нас медовый. Без понтов, без роскошностей – взяли палатку, спальники, и махнули дикарями на Байкал. Лучший месяц в моей жизни, кстати…
А потом… Сашка служил честно, никогда не унывал. Его однокашники – кто в службу ГСМ, кто уж эскадрилью свою получил, а Сашка как был пилот-истребитель, так и остался. Почему? Да он идиот. Патологически честный идиот, влюбленный в небо. Я его ненавидела за это. Потом за то же самое полюбила, будто бы заново. Вот проснулась в одно утро, дома – сто рублей до хрен знает, когда, Сашка в комбез тихо облачается. А я открываю глаза, вижу его, такого, какого-то неуместного, несвоевременного – и понимаю, что за него хоть умру.
Такой вот он был, мой Сашка… Перманентный лузер и… ну, представьте, что ночь, лес, шорохи и страхи. И вдруг – лучик света. Сперва пугает, а потом – нет его ценнее, и лишь бы не гас. Лучик ведь не накормит, не обогреет. Он просто светит, и ничего другого не умеет в принципе.
Так и Сашка – весь в своих идеях, замыслах, теориях – мы с ним три года жили в казарме, за занавесочкой. За забором военного городка – «мерсы» и «бентли», подруги с потока повыходили замуж, на курорты каждое лето, рождество в Праге. А Сашка – вечный дежурный офицер, и на рождество – тортик из тушенки и плавленых сырков. В казарме, с орущей солдатней за занавеской. Мне говорили: ты дура, а он – лох со штампом во все лицо. Дипломированный такой лох.
Но в итоге на Марс полетел именно Сашка, а не Веркин Андрей с фиксой. Наверное, это символично, это что-то да значит… Хотя, Верка, она уже четвертый год на Мальдивах отдыхает – Капустин Яр, он, знаете ли, предприимчивому человеку много возможностей предоставляет. И я случайно даже знаю, сколько стоит тонна керосина, окислителя, диметилгидразина, ага… А Сашка, вот, не знал – он летал, и не думал, сколько рубликов через сопла в атмосферу выбрасываются.
Даже не знаю, что лучше. Еще вчера знала – а теперь, пожалуй, завидую Верке… У меня ведь сын. Сан Саныч. И я не верю в пенсии, уж извините…
16.05.2044
Так вот: заползаем в шлюз. Он просторный, светлый. Терминал с выходом на «Простыню», скамейки откидные с ремнями – пристегнулся, и отдыхай.
Алекс дергает рычаг – внешний люк задраить. А люк – пшик – и ноль внимания! Торчит стремным таким лепестком наружу, и обратно – ни на дюйм!
Я испугался. Алекс – нет. Даже не дернулся. Проверил рычаг, потеребил – никакого результата. Припомнил словечко «мазафака», подтянулся ко мне, упихал на скамеечку, пристегнул. Сиди, говорит, смирно.
Ну, я и сидел смирно. А Алекс – за терминал. Связь с «Простыней» - ноль. Интерком умер. Из средств связи только стеки монтажные – в корпус морзянкой побарабанить. Алекс, не долго думая, SOS и отстучал: три точки, три тире, три точки.
Отсек шлюзовой, даже, мать его, с логотипом: «Дженерал Дайнемикс». На чем эти суки сэкономили?
- Не дрейфь, - говорит мне Алекс, - Прорвемся, ковбой.
А куда прорвемся-то? Внутренний люк блокируется намертво, если внешний открыт. Там стопорный штырь из титанового сплава дюйма полтора в диаметре. Плазморез его разве что поцарапает, а вручную его вывести – вообще Геркулесов подвиг. Стопор на три с половиной тонны-силы рассчитан, то есть, на взрывную разгерметизацию шлюза. Мы, если даже в штаны навалим, больше полутонны не выжмем.
Ну, у меня в голове все это крутилось, а о чем думал в тот момент Алекс – одному Богу известно. И то не уверен, что известно.
Он порхал по отсеку, запустил терминал на автономную работу, прозвонил все линии отсека, провел тест гидравлики… Вот, не верится, а факт – все абсолютно нормально. Как это называется? Гремлин. Вот, тогда против нас играл именно гремлин. Ничем не объяснимый отказ системы.
Внешний люк отключаем от гидравлики, пытаемся вручную закрыть – абсолютный ноль. Только «жабу» сорвали. «Жабой» мы, технари, называем универсальный редуктор. Ну, типа ключа такого: на случай отказа системы в каждом механизме корабля есть приводной вал со шлицами. Накидываешь на него «жабу», крутишь ручку – и в поте лица выполняешь работу за гидравлику, электрику и прочую пневматику.
Так вот: на приводе внешнего люка «жаба» сдохла – раскрошилась шестерня. Облысела на все зубья разом. Прямо заговор какой-то.
Алекс выругался по-русски – и отправил сломанную «жабу» в межпланетное пространство, на околосолнечную орбиту. Сам инерционно отлетел к внутреннему люку и тут же рассмеялся.
- Нос выше, Шонище, - говорит, - На крайний случай, дроп-отсек вскроем.
Дроп-отсек – это корабельная клоака. Тесный, как крысиная нора, шлюз для выброса мусора. Залезать через него в корабль – это сложно. Да невозможно, черт возьми! На Дюймовочку скафандр напяль – и та через дроп-люк не пролезет!
- Тебе виднее, Алекс, - я лишь развел руками, - У меня лично идеи кончились на «жабе».
Тут он подплыл ко мне – так, что наши забрала щелкнули друг о друга – и спрашивает:
- Ты мне веришь?
Не знаю, что и сказать-то.
Ну, он рукастый, он надежный, хотя и не капитан – а вот капитану я б точно не доверился – но не чудотворец же!
С другой стороны, а у меня есть выбор?
- Верю, - отвечаю.
- Тогда верь, - говорит мне Алекс.
И с песней «Из-за острова на стрежень…» начинает суетливо вскрывать внутреннюю обшивку отсека.
Увидев, как Алекс шурует в корабельном нутре, я и впрямь в него поверил – если не он, то кто еще меня отсюда вытащит?
Сильно так поверил.
- Вот она, зараза злая, - прошипел в наушниках Алекс, видимо, что-то там нащупав. Понатужился, уперся башмаками в обшивку – и что-то там с силой потянул.
Я сидел, будто завороженный, и лишь упрашивал: пусть получится, пусть все получится…
И тут откуда-то прямо из-под рук Алекса выскользнуло такое пятно, навроде солнечного зайчика от зеркальца из пудреницы. Проскакало по панелям обшивки и утонуло в космической темени.
Показалось мне, или оно и в самом деле было? Не поклянусь. Зубную щетку не поставлю в заклад. Но в тот момент мне это пятнышко казалось реальнее даже собственного скафандра.
Алекс обессилено и с облегчением выдохнул, весь как-то обмяк и сполз на то, что мы привычно называли полом. Щелкнул карабином по скобе – закрепился. Повис на фале.
- Алекс, - позвал я, - Эй, Алекс, ты чего это удумал?
- Стопор вывел, - не своим каким-то голосом произнес Алекс, - Задраивай вручную, ось люка свободна. Внутренний откроется. Обо мне не беспокойся.
И тут я увидел манометр на его запястье. Увидел – и понял: не потороплюсь, Алексу, говоря по-русски, капец. Дышать ему осталось от силы минут пять.
Отстегиваюсь, плыву к наружному люку. Тот послушен, как девчонка-католичка на причастии: проворачивается «от пальца». Ставлю на место люк, заворачиваю стопорные кремальеры до упора. Буквально прыгаю через голову Алекса к кнопке воздушного клапана. Клапан не подвел, и уже вскоре мои ноль-семь в скафандре сравнялись с ноль-семь в отсеке. Я откинул забрало, вдохнул, рванул к Алексу.
Он был без сознания. Внутри скафандра углекислота – семь процентов. Срываю забрало – Алекс синюшно-бледный, прямо как свежий зомби из киношки. Дышать даже не пытается.
Открываю внутренний люк, вталкиваю туда Алекса, сам плыву следом и ругаюсь, на чем свет стоит.
Этот парень только что вытащил меня с того света, и если я его теперь подведу – грош мне цена и не место на высотах выше крыши амбара…