Голоса из прошлого. Островитянка

Надя Вафф
               
                Когда  исчезнет  свет
                И  выпадет  роса,
                Я  слышу  голоса,
                Которых  уже  нет.

                От  них  спасенья  нет,
                Они  с  собой  зовут,
                И  обещают  свет,
                И  в  мир  иной  ведут.

                Там  нечего  терять,
                И  нечем  дорожить,
                Там  можно  умирать
                И  новой  жизнью  жить.

                Но  выбор  за  тобой,
                И  если  мир  земной
                Тебе  дороже  снов -
                Не  слушай  голосов…
                (автор  неизвестен)   



               

25  мая

          10.00.    Начинаю  вести  дневник.  Не  потому  что  мне  больше  нечем  заняться,  а  потому  что…. Однажды  я  уже  вела  дневник.  Это  было  тогда,  в  далекой   юности,  когда  я  была  молоденькой  несмышленой  девушкой.  Все  мы  знаем, как  это  бывает. Когда   накопится  в  душе  много  разного (гадостей  всегда  больше),  а  поговорить  об  этом  не  с  кем.  Все  живут  своей  жизнью,  а  до  тебя,  в  самый  критический  для  тебя  момент,  никому  нет  дела.  Вот  и  пишешь  все  огульно  в  тетрадь,  называемую  дневником,  жалуешься,  плачешься,  делишься  радостью  и  непомерным  счастьем,  а  потом  вдруг  начинаешь  замечать,  что  родители  как-то  косо  на  тебя  поглядывают.  Вот  именно  через  все  это  я  уже  однажды  прошла.  Заметила  косые  взгляды  мамы,  и  чтобы  подтвердить  или  опровергнуть  свои  подозрения,  написала  в  дневнике  такое,  что  потом  очень  долго  сама  удивлялась  собственной  изобретательности.  Зато  в  дальнейшем  наверняка  знала,  мама  читает  украдкой  мои  записи,  и  просто  стала  хранить  все  свои  тайны  и  переживания  в  себе.  Так  было  надежнее. 
           Стала  ли  теперь  по  прошествии  времени  я  доверять  своим  родным  больше,  чем  тогда  в  юности?  Нет,  не  стала.  Просто  тайн  с  годами  становится  все  меньше  и  меньше.  А  память  все  хуже  и  хуже.  Это  одна  из  причин,  почему  я  решила  снова  вести  дневник.  Есть  и  другая.  Сегодня  я  начинаю  новую  жизнь.  Мой  милый  маленький  домик,  в  котором  прошли  детство  и  юность,  в  котором  я  вышла  замуж,  в  котором  родился  мой  сын,  пошел  под  снос.  И  вот  сейчас,  я  сижу  на коробках  с  вещами  в  новой  квартире,  и  растерянности  моей  нет  предела.  Кажется,  жизнь  раскололась    пополам.  По  гороскопу  я  -  Близнец,  поэтому  этот  переезд  для  меня,  как  революция               
17го  года.   Когда  одной  моей  части  буржуйской  -  грустно  до  слез,  а  пролетарской  -  весело.
            Итак,  решено,  начиная  жизнь  заново,  буду  описывать  ее  в  своем  новом    дневнике.  На  сегодня  все.  Иду  разбирать  вещи.
            
           22.00 …Ну  не  могут  три  человека  и  один  кот  пользоваться  таким  количеством  вещей.  Интересно,  где  все  это  умещалось  в  той  маленькой  комнатке,  в  которой  мы  жили  раньше?  На  сегодня  -  устала.  Ложусь  спать.  Забыла,  что  надо  сказать,  когда  спишь  не  там,  где  всегда.  Зачем  мне  все  это?  Да  просто  так.  Сейчас  скажу  своим  мальчикам:  «Спокойной  ночи»  и….

                ЛОЖУСЬ  НА  НОВОМ  МЕСТЕ,  ПРИСНИСЬ  ЖЕНИХ  НЕВЕСТЕ …



26  мая

Ни разу  в  своей  жизни  я  не  страдала  от  бессонницы.  У  меня  сон  младенца.  Как
только  моя  голова  касается  подушки,  я  уже  сплю.  И,  в  отличие  от  мужа  и  сына,  которые  почти  не  видят  снов,  я  вижу  сны  всегда.  Ярко-цветные  или  черно-белые,  радостные  или  тревожные,  они  наполняют  ночь  тем  неповторимым  шармом,  который  отсутствует  в  жизни.
             Сегодняшняя  ночь  была  на удивление  пустой  и  безликой.  «Суженный»  мне  так  и  не  приснился.  Картинка  сна  отсутствовала  вообще,  мне  пришлось  слушать  ночь.  Что  значит  «слушать  ночь»?  Попробую  объяснить.  Вы  заходите  в  темную  комнату  (во  время  сна).  Тьма  настолько  непроницаема  и  густа,  что  пытаться  что-либо  разглядеть,  не  имеет  смысла.  Вам  остается  только  стоять  среди  темноты  и  слушать  звуки,  которыми  наполнено  пространство.  В  моем  сне  сегодня  ночью  я  слышала  плач  женщины,  шум  волн,  гул  толпы.  Мой  слух  вырывал  куски  этих  звуков  из  неистового  завывания  ветра.  Ближе  к  утру  наступила  тишина,  а  потом  зазвенел  будильник.  Первый  раз  в  жизни  мне  показалось,  что  будильник  звенел  очень  тихо. 




27  мая

              …Я  иду  по  лесу.  Скорее  это  даже  не  лес,  а  березовая  роща.  Я  не  знаю,  куда  и  зачем  иду.  Я  не  одна.  Рядом  со  мной  -  женщина.  Я  слышу  изредка  ее  голос.  Приятный  бархатный  голос,  но  говорит  она  не  со  мной.  Вернее,  со  мной,  просто  я  не  могу  различить  слов. Мы  выходим  на  поляну.  Подходим  к  небольшому  озеру,  и  когда  я  хочу  подойти  к  воде  поближе,  она  берет  меня  за  руку  и  говорит:  «Вольная  вода  для  тебя  -  зло.  Ты  рождена  птицей,  а  птица  никогда  не  станет  рыбой.  Там,  в  рыбьем  царстве,  птица  умрет».  Я  отхожу  от  озера,  и  мы  направляемся  в  другую  сторону.  Почему-то  мне  кажется,  что  там  должна  быть  дорога.  Спустя  некоторое  время,  мы  действительно  выходим  на  дорогу.  Она  хорошо  укатана  и  пустынна.  Моя  спутница    озирается  по  сторонам.  Я  чувствую,  как  мое  спокойствие  начинает  сменяться  тревогой.  «Мы  заблудились?»  -  спрашиваю  я.  Мой  вопрос  остается  без  ответа.  Пристально  вглядываюсь  вдаль,  за  горизонт.  Мне  кажется,  я  вижу дым.  Интуиция  подсказывает,  что  мне  нужно  идти  по  дороге  именно  в  том  направлении.  «Нет!  Тебе  нельзя  туда,  Габра!»   Я  вопросительно  смотрю  на  свою  спутницу,  но  она  отводит  глаза.  Так  и  не  дождавшись  ответа, я  делаю  несколько шагов и...
          …Просыпаюсь.  Сегодня  предстоит  сделать  много-много  дел.  Жизнь  на  удивление  никак  не  хочет  стоять  на  месте,  даже  если  тебе  очень  хочется  остановить  ее хоть  ненадолго.
                Не  дает  покоя  сон.  Он  какой-то  чужой,  хотя  место  мне  кажется  очень  знакомым.  Этот  лес, эта  дорога.  И  почему  она  назвала  меня  «Габрой»? Сегодня,  если  будет  время,  надо  полистать  уже  прочитанные  книги,  может  имя « Габра»  пришло  в  мой  сон  оттуда?



29  мая

                Я  видела  тот  же  самый  сон.  Как  будто  в  день  сурка.  Все  повторялось  с  точностью   до  мелочей.  И  что  самое  удивительное,  как  только  я  сделала  несколько  шагов  в  сторону    города, (который,  как  мне  кажется,  должен  там  быть)  чья-то  невидимая  сильная  рука  взяла  меня  за  шиворот  и  вышвырнула  из  сна  на  мой  диван.  Где  найти  объяснение  всему  этому?   
               В  течение  дня  ничего  особенного  не  происходило.  Все  было  мило,  буднично  и  спокойно.  Я  даже  почти  забыла  про  свои  сны.  Вспомнила  о  них  уже  вечером,  когда  за  ужином  слушала  радио.  Ведущий  поставил  новую  песню  группы  «Сплин» и  вкрадчивый  голос  Александра  Васильева  попал  в  нужную  точку  моего  воспаленного  головного  мозга.  Он  дал  мне  подсказку,  указал  нужное  направление.   

                Иди  через  лес
                Иди  через  ягоды,  сосновые  иголки
                К  радуге  на  сердце…   
               
  Я  посмотрела  на  часы.   Скоро  полночь.  Что-то  я  записалась,  пора  ложиться  спать.



1  июня


              …Я  снова  в  том  же  лесу.  Сейчас  ночь.  Очень  темно.  Я  иду,  не  видя  тропинки,  переступая  ватными  ногами  по  мокрой  траве.  Страх  и  холод  сковывают  все  мое  тело.  Я  не  «Габра».  Я  настоящая,  об  этом  свидетельствует  мобильный  телефон,  который  я  сжимаю  в  руке.  Связи  нет,  часы  тоже  не  работают.  Я  останавливаюсь,  и  в  гробовой  тишине  слышу  гулкие  удары  собственного  сердца.  «Успокойся» -  говорю  я  сама  себе,  и,  спустя  короткое  время,  действительно   успокаиваюсь.  Я  стою  одна,  в  темноте  возле  озера,  и  лес  уже  не  кажется  мне  зловещим.
               В  следующее  мгновенье  я  слышу  голос.  Он  льется  потоком  с  неба,  он  волнами  поднимается  из  озера,  эхом  проносится  над  верхушками  деревьев,  он  всюду.  Этот  голос  спрашивает  меня:
        -  Зачем  ты  здесь?  Чего  хочешь?
       -  Не  знаю,  -  я  стараюсь  отвечать  максимально  честно.
       -  Ты  хочешь  знать  значение  своих  снов?  Хочешь  заглянуть  за  них?
       -  Хочу,  - тихо  отвечаю  я.
       -  Ты  хочешь  заглянуть  в  прошлое?  Не  боишься  разочароваться?
       -  Нет, -  произношу   уже  более  уверенно  -  это  же  мое  прошлое?!!
               
       -  Тогда  запоминай.  Прежде  чем  заснуть,  произнесешь  это  заклинание
                Когда  ночь  земли  коснется
                Душа  с  телом  разойдется,
                Пусть  прошлое  ко  мне  вернется!
                А  под  утро  пусть  уходит  прочь.
                В  ночь….
             Запомнила?  Если -  нет,  то  другого  шанса  у  тебя  не  будет.  До  встречи….
             Не  дав  мне  ответить,  голос  умолк.  Его  сменили  другие  звуки.  Они  были  неотчетливы.  Плакали  дети;  причитали  женщины;  шумели  волны,  вспененные  штормом;  стоял  дикий  гвалт  какого-то  бедствия;  трещал  огонь;  стонали  люди;  гремела  гроза.  И  на  фоне  всей  этой  стихии,  меня  звал  за  собой  другой  голос.  Он  был  такой  желанный  и  трепетный,  что  мне  захотелось  идти  за  ним  не  только  через  лес, а  гораздо  дальше.
         
             Что-то  холодное  прикасалось  к  моему  лицу.  Я  проснулась  и  поняла,  что  это  мой  кот  Баррель,  услышав  видимо  исходящие  от  меня  непонятные  звуки,  стал  своим  холодным  мокрым  носом  будить  меня.  Я  долгое  время  еще  сидела  на  диване,  гладила  трясущимися  руками  кота  и  повторяла,  боясь  забыть « …Когда  ночь  земли  коснется…».  Потом  встала,  на  цыпочках  прошла  на  кухню,  нашла  какую-то  ненужную  бумажку  и  записала  заклинание.  После  этого  только  и  успокоилась.  Потом  до  утра  лежала  с  открытыми  глазами  и  не  могла  уснуть.  Звон  будильника  показался  мне  спасением.  Квартира  сразу  наполнилась  шумом.
            За  завтраком  решила  рассказать  мужу  и  сыну  о  своих  снах.  Сын  ничего  не  сказал  (ну,  он  еще  вставит  свои  комментарии),  а  муж  пробурчал:  «Хорошо  хоть  не  Фреди  Крюгер  нас  посещает».
             
22.00.       Приходится  писать  по  несколько  раз  в  день.  Не  могу  справиться    с  собственными  эмоциями,  а  поговорить  не  с  кем.  Жду  чего-то,  что  перевернет  мою  жизнь,  а  если  и  не  перевернет,  то  хотя  бы  взбудоражит.  Иду  спать.  Всем  спокойной  ночи.



2  июня

               Всюду  огонь  и  дым,  даже  не  знаю  чего  больше.  Стоны,  хрипы  и  треск  горящего  дерева.  Я  вижу,  как  по  всему  этому  аду,  бежит  женщина.  Она  подбегает  к  одному  из  горящих  домов  и  что-то  кричит.  Из  окна  этого  дома  чьи-то  белые  женские  руки  протягивают  ей  ребенка.  Руки  дрожат  и  на  мгновенье  замирают,  словно  прощаясь  с  этим  маленьким  существом.  Женщина  забирает  ребенка,  держа  его  в  одной  руке,  она  другой  описывает  над  домом,  некий  магический  знак  и  уходит.  Я  вижу,  как  она  идет  дальше,  мне  кажется,  что  дым, огонь  и  жар  от  огня,  даже  не  трогают  ее.  Ее  фигура, облаченная  в  черные  одежды, словно  плывет  по  этой  бурлящей  огненной  реке.  Я  не  могу  разглядеть  ее  лица,  потому  что  оно  прикрыто  капюшоном.

                Сон  внезапно  оборвался.  Я  лежала,  не  открывая  глаз,  хотя  точно  знала,  что  не  сплю.  Мне  казалось,  что  эта  женщина,  невидимая  глазу,  сидела  у  меня  в  ногах.  Мне,  казалось,  что  это  она   разбудила  меня, чтобы  спросить:  «Помнишь?»  Я  ничего  не  помнила,  но  ощущала  запах  гари  и  тепло  огня  на  своем  лице.  Мне  было  очень  жарко.  Сделала  над  собой  усилие,  и  открыла  глаза.  Никого  не  было.  Под  окном  подростки  вели  ночную  жизнь.  Шумели и  жгли  костер.  Так  вот  откуда  взялся  запах  дыма.  Встала  и  закрыла  форточку,  с  надеждой,  что  избавлюсь  от  назойливого  запаха  и  шума.  Долго  лежала  потом,  уставившись  в потолок.  Наконец  заснула...               

                Та  же  женщина,  только  теперь  она  в  лесу.  Она  передает  ребенка  мужчине  и  говорит  ему:  «Это  твое  прощение».  Мужчина  принимает  ребенка,  с  какой-то  особой  нежностью,  всматривается  в  лицо  младенца,  и  бережно  прижимает  его  к  себе.  «Я  позабочусь  о  ней!»  -  обещает  он  и  уносит  ребенка  в  лес.

                Ничего  не  могу  понять.  Если  я  -  это  та  женщина  в «черном»,  то  почему  я  ничего  не  чувствовала?  В  конце  концов,  когда  мне  сняться,  например,  собаки,  чувство  страха  просто  разрывает  меня.  Или,  когда  мне  сняться  небо  и  высота.  Этот  пьянящий  запах  свободы,  ощущение  крыльев  за  спиной,  и  непомерная  радость,  распирающая  грудь.  Я  даже  просыпаюсь  со  вкусом  воздуха  на  губах.  Но  почему  сейчас  я  ничего  не  чувствую?  Может,  в  прошлой  жизни,  я  была  бесчувственным  чурбаном?



3  июня

                -  Так  вот,  где  ты,  моя  беглянка!  -  восклицает  Марика.  -  А  ну, пойдем  домой!
                -  Марика,  смотри,  что  там  есть,  -  я  встаю  на  четвереньки  и  приглашаю  ее  сделать  то  же  самое.  Она  нагибается,  и  мы  вместе  смотрим  под  куст.  -  Там  кукла,  Марика.
                -  Она  спит,  Ангелочек!  -  говорит  Марика  очень  серьезно,  -  Ее  нельзя  будить.
                -  Но  мы  не  можем  ее  здесь  оставить,  -  протестую  я.
                -  Ангелочек,  пойдем  домой.  Дома  тебя  ждут  твои  куклы. 
                -  Ну,  давай  возьмем  ее,  пожалуйста,  -  я  уже  готова  заплакать.  -  У  меня  никогда  не  было  такой  нарядной  куклы.
                -  Понимаешь,  Ангелочек,  -  Марика  поворачивает  меня  к  себе  лицом,  садиться  передо  мной  на  корточки,  и,  утирая  мне  слезы,  продолжает  меня  уговаривать  -  это  чужая  кукла.  Хозяйка  рано  или  поздно  придет  за  ней.  Она  очень  расстроиться,  не  найдя  ее  на  месте.  Тебе  не  будет  жалко  ту  девочку?
                -  Не  будет!  -  решительно  отвечаю  я.
                -  Почему  ты  такая  жестокая?  -  вздыхая,  спрашивает  Марика.
                -  Я  не  жестокая.  Я  хорошая.  Но  мне  совсем  не  жалко  ту  растеряшу,  которая  теряет  своих  кукол.  Если  она  смогла  потерять  такую  куклу,  значит  она  ей  не  очень-то  и  нужна.  Я  бы  такую  куклу  ни  за  что,  никогда  не  потеряла  бы,  -  я  прикасаюсь  к  ее  щекам  своими  ладошками  и  пристально  смотрю  ей  в  глаза.  -  А  тебе  меня  не  жалко?
                -  Подлиза,  -  она  сдается,  -  бери  куклу,  и  пойдем  домой.
                Мы  идем  домой  молча.  Марика  не  произносит  ни  слова,  я  тоже  помалкиваю.  Я  прижимаю  к  себе  куклу,  словно  кто-то  хочет  у  меня  ее  отнять.   По  дороге  домой  нам  встречается  Демер.  Первым  делом  он  тоже  обращает  внимание  на  мою  куклу.
                -  Откуда  она  у  тебя?  -  спрашивает  он.
                -  Я  ее  нашла.  Вон  там,  под  кустом  возле  тропинки,  -  я  показываю  пальцем  в  ту  сторону,  откуда  мы  пришли.  Демер  обращается   уже  к  Марике:
                -  Эту  куклу  надо  отнести  обратно. 
                -  Я  ее  не  отдам, -  вмешиваюсь  я.
                -  Почему?  -  не  слыша  меня,  спрашивает  Марика  у  Демера.
                -  Потому  что  ее  хозяева….  Ее  надо  выбросить.  Давай  ее  сюда,  -  обращается  он  на  этот  раз  ко  мне.  Я  держу  куклу  очень  крепко,  я  даже  чувствую,  как  у  меня  начинают  затекать  пальцы.  Заметив  это,  Марика  говорит:
                -  Пусть  поиграет  немного,  а  потом  мы  ее  вернем.  Правда,  Ангелочек?               
                -  Нет,  не  правда.  Эту  куклу  мне  послали  Боги  за  то,  что  я  хорошо  себя  веду.  Это  они  положили  ее  под  куст,  зная,  что  я  там  гуляю.  Она  лежала  и  ждала  именно  меня.  Значит  это  наша  судьба  -  быть  с  ней  вместе.
                Я  смотрю  на  Марику  и  Демера.  Демер  все  еще  хмуриться,  а  Марика,  слушая  меня,  улыбается.  Главное,  что  они  больше  не  спорят  со  мной.          
   

4  июня

                Я  дома.  Здесь  мы  живем  с  Марикой.  Она  ушла  в  лес,  за  ягодами,  а  меня  с  собой  не  взяла.  Вот  поэтому,  я  и  сижу  одна  дома.  Я  рисую  свои  рисунки.  Марика  говорит,  что  они  очень  красивые.  Это  значит,  что  я  умею  рисовать.
                Марика  ушла  в  лес  на  рассвете.  Мне  становиться  страшно  оттого,  что  она  так  долго  не  возвращается.  Я  одеваюсь  и  иду  ее  искать.  Я  знаю,  что  она  всегда  ругается,  когда  я  ее  не  слушаюсь,  но  я  все  равно  пойду  и  найду  ее.
                Я  иду  по  хорошо  знакомой  мне,  лесной  тропинке,  в  сторону  озера.  Там  есть  ягодные  поляны.  Там,  где  расступается  лес,  не  растет  ничего,  кроме  спелой  ароматной  земляники.  Марика  говорит,  что  только  очень  ленивый  человек  не  соберет  здесь  ягоду.  Я  прохожу  мимо  одной  из  «звериных»  ям  и  вдруг  слышу  тихий  стон,  доносящийся  из  нее.  Яма  открыта,  решетки,  сделанные  жертвенниками  из  сухих  прутьев,  сломаны.  Это  значит,  что  в  яму  попал  зверь.  Но  почему  тогда  стон  зверя  так  похож  на  стон  человеческий?  Я  становлюсь  на  четвереньки  и  осторожно  подползаю  к  краю  ямы.  Страх,  смешиваясь  с  любопытством,  толкает  меня  вперед.  Я  заглядываю  внутрь  ямы.  «Ох!»  -  невольно  вылетает  у  меня  испуганный  вопль.  Там,  внизу,  на  самом  дне,  лежит  Марика.  Я  склоняюсь  над  ямой  еще  раз  и  тихонько  зову  ее:
             -  Марика,  -  с  первого  раза  она  не  отвечает,  и  я  зову  ее  снова -  Марика,  это  я!
             Она  беззвучно  шевелит  губами,  и  еле  заметно  кивает  головой.  Я  обхожу  яму  вокруг,  нахожу  пологий  край  и  спускаюсь  по  нему  вниз.  На  дне  сыро  и  прохладно,  то  тут,  то  там,  из  земли  торчат  небольшие  вбитые  колышки.  Они  такие  острые,  что,  не  дай  Бог,  на  них  наступить.  Очень  осторожно,  обходя  эти  колья,  подхожу  к  Марике  и  сажусь  возле  нее  на  колени.
                -  Вставай,  пойдем  домой,  -  прошу  я.
                -  Чуть  позже,  Ангелочек,  -  шепчет  она 
               -  Ты  кого-то  ждешь?  -  не  понимаю  я.  -  Ты  что,  хочешь  сама  поймать  зверя?
                -  Нет,  это  зверь  поймал  меня,  -  произносит  она,  а  по  щекам  ее  текут  слезы.
                -  Не  плачь,  Марика!  -  уговариваю  я  ее.  -  Я  знаю,  как  бывает  обидно,  когда  у  тебя  чего-то  не  получается.  Не  надо  плакать,  пожалуйста!
                -  Обними  меня,  -  просит  Марика.
                -  Конечно,  конечно,  -  я  обнимаю  ее  за  шею,  хочу  прижаться  к  ней  всем  своим  телом,  она  целует  меня  и  берет  за  руку.  И  вдруг,  я  замечаю,  что  ее  руки  все  в  крови.  Вокруг  Марики,  на  земле  тоже  кровь.  Мне  становиться  страшно,  и  я  тоже  начинаю  плакать.  Она  гладит  меня  окровавленной  рукой  по  волосам,   притягивает  мою  голову  к  себе.  Она  шепчет  мне  на  ухо:
                -  Иди  к  Демеру,  скажи  ему,  что  я  здесь.
                -  Я  никуда  не  пойду  без  тебя,  -  реву  я.
                -  Ступай,  -  она  смотрит  мне  в  глаза.
                -  Я  не  брошу  тебя  здесь  одну!
                -  Быстро  иди,  а  не  то,  я  отшлепаю  тебя,  бестолковая  девчонка!  -  Марика  вложила  последние  силы  в  эти  слова.  Я  не  могу  ее  ослушаться,  особенно,  когда  она  злиться.  Ведь  она  взрослая,  и  она  знает,  как  будет  лучше.  Я  выбираюсь  из  ямы,  но  прежде,  чем  идти  к  Демеру,  я  опускаю  свой  взгляд  вниз:               
                -  Я  побежала,  Марика.  Я  скоро.  Я  быстро.  Я  буду  бежать  очень  быстро,  клянусь  тебе.  Вот  увидишь,  ты  еще  будешь  мною  гордиться.
   
               
      
6  июня


              Марики  больше  нет, зато  появились  какие-то  злые  дядьки, они  схватили  меня  и  куда-то  тащат.  Один  из  них  отнял  у  меня  куклу,  которую  я  нашла  недавно  в  зарослях  можжевельника.  Он  ее  не  выбрасывает,  он  несет  ее  в  своей  огромной  руке.  Я  сопротивляюсь,  я  даже  укусила  его, но  у  него  такая  толстая  кожа, что  он   не  заметил.  Теперь  другой  взваливает  меня  на  плечо,  и  несет.  Мы  идем  недолго,  выходим  из  леса  и  я  вижу  город.  Я  все  еще  плачу  и  зову  Марику.  Мы  входим  в  городские  ворота,  и  дядька  ставит  меня  на  землю.  С  обеих  сторон  от  меня  стоит  толпа  народа  и  все  почему-то  кричат:  «Воровка,  воровка».  Я  их  почти  не  слышу,  я  заворожено  смотрю  по  сторонам.  Я  была  в  городе  всего  один  раз.  Тогда  к  нам  в  хижину  пришел  Демер  и  сказал:  «Голубь  приказал  собрать  весь  народ,  поймали  какого-то  заезжего  вора.  Он  понесет  справедливое  наказание  и  это  должны  видеть  все».  Марика  возмутилась,  она  считала,  что  я  еще  маленькая,  что  бы  видеть  казнь,  но  Демер  посоветовал  ей  вместе  со  мной  отправляться  в  город,  чтобы  потом  «не  было  еще  хуже».  Так  мы  с  Марикой  оказались  в  городе.
              Один  из  моих  стражников  берет  меня  за  руку  и  ведет  через  толпу.  Толпа  народа  как  по  команде  выстраивается  в  живой  коридор,  по  которому  мы  продолжаем  свое  шествие.  Все  шумят,  галдят,  слышна  брань.  Я  наконец-то  понимаю,  куда  меня  ведут.  Мы  движемся  к  «Жертвенному  камню».  «Жертвенный  камень»  -  это  очень  большой  камень,  который  лежит  посреди  города  на  площади.  Сама  площадь  по  отношению  к  городу  находится  на  возвышенности.  Я  слышала  от  Демера,  что  однажды  Боги  сильно  разгневались  на  наш  город,  тогда  они  и  спустили  с  небес  этот  камень,  положили  его  в  центре  города,  и  с  тех  пор  там  казнят  всех  преступников.  Мы  добираемся  до  «Жертвенного  камня»,  кто-то  толкает  меня  в  спину,  и  я  падаю.  Богато  одетый  мужчина,  подходит  ко  мне  и,  тыча  в  мою  сторону  пальцем,  произносит:  «Эта  девочка  бродяжка  и  воровка.  Мы  нашли  ее  в  лесу,  она  живет  там  одна,  у  нее  нет  даже  имени.  У  нее  была  кукла  пропавшей  дочери  нашего  уважаемого  Правителя».  Он  говорит  что-то  еще,  еще  и  еще,  но  я  уже  не  слышу  его.
              Я  не  понимаю,  почему  он  сказал,  будто  бы  у  меня  нет  имени.  Я  не  понимаю,  почему  он  сказал,  что  я  бродяжка  и  живу  в  лесу  одна.  Разве  он не  знает,  что  мы  живем  с  Марикой?
            Немного  успокоившись,  снова  прислушиваюсь  к  голосам.  Толпа  ревет  и,  кажется,  ждет  моей  смерти.  «Наказать  воровку!»  -  это  про  меня.
            Я  лежу  на  камне,  он  все  еще  теплый,  хотя  солнце  спряталось  за  тучи.  Я  смотрю
на  свои  руки,  они  у  меня  очень  грязные.  Сейчас  придет  жертвенник  с  топором  и  отрубит  мне  руки.  В  тот  страшный  день  справедливого  суда  над  афинским  вором  я  видела,  как  ему  отрубали  руки.  Как  сначала  толпа  неистово  кричала:  «Наказать  вора!».   А  потом  его  окровавленные  конечности  катились  с  горы,  на  которой  находится  «Камень»,  как  собачник  спустил  своих  страшных  злых  псов,  как  они,  рыча,  рвали  эти  кровавые  обрубки  рук.  Я  тогда  крепко-крепко  пыталась  закрыть  глаза,  но  Марика  каким-то  ледяным  голосом  прошептала  мне  прямо  в  ухо:  «Ты  должна  это  видеть,  чтобы…»  Она  тогда  не  договорила,  надеясь,  что  я  все  пойму, когда  вырасту.  Пойму  и  прощу  ее,  за  то,  что  она  не  смогла  уберечь  от  этого  страшного  зрелища.  А  сейчас,  когда  я  лежу  на  «Камне»,  мне  страшно.  Мне  так  страшно,  что  я  даже  не  могу  плакать.  Вдруг  меня  накрывает  чья-то  огромная  тень.  Это  солнце  выползло  из-за  тучи,  и,  наверно,  ко  мне уже  подошел  мой  палач.  Тень  поднимает  руку,  а  я  закрываю  глаза.  «Мой  народ,  я  прошу  у  вас  тишины!  -  я  слышу  голос  Голубя  –  правителя  города.   -  Я  лишился  дочери  и  жены.  Но  эта  девочка  не  имеет  к  этому  никакого  причастия.  Этот  бедный  ребенок  живет  в  лесу  один  не  потому,  что  бродяжничает.  Она  не  виновна  в  своей  судьбе.  Виноваты  все  мы,  что  бросили  ее  на  погибель.  Узнав  об  этой  девочке  от  Аргольды,  я  сам  отдал  ей  куклу.  Она  не  крала  ее,  она  не  воровка.  Я  теперь  одинок  также  как  и  она.  Я  приказываю  вам  отныне  считать  эту  девочку  моей  дочерью.  Проводите  ее  во  дворец!».
               Голову  мне,  что  ли  напекло.  Я  еще  раз  смотрю  на  свои  грязные  руки.  Пора  бы  их  вымыть,  ведь  теперь  я  дочь  Правителя  города.
         
           Когда  проснулась,  увидела  яркое  солнце  за  окном.  И  прежде  чем  спустить  на  пол  ноги,  вытащила  из-под  одеяла  свои  руки  и  внимательно  их  осмотрела.  Про  себя  отметила:  «Все  нормально.  Руки  целы.  Сон  помню,  значит,  смогу  описать  все  в  деталях».

 

9  июня

              7.00  часов.  Сегодня  ночью  вообще  ничего  не  снилось.  Наверно,  от  сильного  переутомления  днем,  к  ночи  у  меня  не  остается  сил.  Или  мне  все-таки  что-то  сниться,  но  моя  память  от  усталости  не  может  приподняться  и  нажать  кнопочку  «REC»,  поэтому  утром,  когда  тело  поднимается  с  постели,  мне  нечего  перемотать  назад  и  воспроизвести.
             
              21.00  часов.  Сегодня  снова  разбирала  вещи,  вернее  расставляла  и  раскладывала  их  по  местам.  Мне  кажется,  это  никогда  не  закончится.  Дело  не  в  том,   что  у  моей  семьи  большое  количество  вещей,  дело  явно  в  чем-то  другом.  Сегодня,  например,  все  разборки  пришлось  поставить  на  паузу,  когда  я  добралась  до  старых  альбомов  с  фотографиями.  В  нашем  доме  (так  уж  повелось)  все  фотографии  разложены  по  разным  альбомам.  Когда  я  была  совсем  маленькая,  у  мамы  было  два  альбома.  В  одном  хранились   фотографии  семьи,  ближайших  родственников,  знакомых.  А  в  другой  мама  вставляла  только  те  снимки,  на  которых  была  я,  тщательно  сортируя  их  по  годам  и  датам.   Потом,  когда  я  стала  подростком  и  у  меня  появились  свои  друзья  и  интересы,  а  вместе  с  ними  и  новые  фотографии,  был  открыт  новый  альбом,  который  принадлежал  только  мне.  На  нем  я  и  остановила  сегодня  свое  внимание.  Несколько  часов,  я  сидела  на  полу,  разглядывая  фотки  и  предаваясь  воспоминаниям.  Время  в  тот  момент  для  меня  остановилось,  его  просто  не  существовало.  Но  вот,  в  середине  альбома  я  нашла  странную  фотографию.  Почему  странную?  Попробую  объяснить.  Во-первых:  она  не  была  вставлена  в  альбом,  как  все.  Во-вторых:  она  была  сделана  на  очень  старой  бумаге,  я  бы  даже  сказала,  что  это  вовсе  не  бумага  для  фотографий.  В-третьих:  это  был  кусок  от  очень  некачественного  снимка,  на  котором  был  изображен   незнакомый  мужчина.  Мужчина  (хоть  рассмотреть  это  было  весьма  трудно  из-за  расплывчатости  изображения)   показался  мне  очень  привлекательным.  И  я  решила  узнать  кто  это.  Пошла  к  маме,  потому  что  посчитала,  что  это  фотография  случайно  выпала  из  ее  альбома  и  попала  в  мой.  Когда  я  показала  ей  этот  кусочек  снимка,  то  она  лишь  удивленно  пожала  плечами.
               -  Мама,  ну  вспоминай,  пожалуйста,  кто  этот  мужчина,  -  просила  я.
               -  Странно,  -  она  крутила  фотографию  в  руках  -  а  где  вторая  половина?
               -  А  зачем,  по-твоему,  я  к  тебе  пришла?  -  задала  я  вопрос
               -  Давай  попробуем  найти  вторую  половину  -  предложила  мне  она  и  достала  свой  альбом.  Мы  долго  разглядывали  застывшие  на  бумаге,  фрагменты  из  прошлого,  мама  вздыхала  об  ушедшей  молодости,  но  ничего  нужного  мы  так  и  не  нашли.
               -  А  знаешь,  -  вдруг  сказала  она,  -  рискну  предположить  следующее:  когда  ты  была  еще  девчонкой,  т.е.  до  замужества,  ты  собирала  эти  картинки  из  журналов,  газетные  вырезки  и  плакаты  с  портретами  артистов.  Помнишь,  ими  были  увешаны  все  стены  у  нас  в  комнате.  Я  сначала  сопротивлялась,  а  потом  разрешила  тебе  клеить  их  прямо  на  обои.  Может  быть,  это  кто-нибудь  из  актеров,  который  когда-то  красовался  у  тебя  над  кроватью?  Смотри,  мне,  кажется,  она  долго  пробыла  на  солнце  и  поэтому  выгорела.   А  вообще  советую  тебе  ее  выбросить  и  не  ломать  голову.  Иди,  занимайся  делами.
                -  Наверное,  ты  права,  -  ответила  я,  но  все  же  спрятала  фотографию  в  альбом. -  Пусть  лежит,  она  ведь  никому  не  мешает.
                Дальше,  день  был  похож  на  другие  дни.  Ничего  особенного. 



10  июня

                Меня  моют.  Мое  тело  сплошь  покрыто  какой-то  белой  пахучей  пеной.  Я  не  могу  сказать,  что  мне  это  не  нравиться,  просто  со  мной  еще  ни  разу  такого  не  было.  Женщины  (их  двое)  все  время  о  чем-то  перешептываются  между  собой.  «Ну,  вот  и  все!»  -  произносит  одна  из  них  и  окатывает  меня  теплой  водой  из  таза.   В  дверь  входит  Олия,  это  теперь  моя  нянька.  Она  несет  в  руках  очень  красивое  розовое  платье  с  ленточками.  Волна  радости  уносит  меня  в  море  счастья,  ведь  теперь  в  таком  платье  ходить  буду  я.  Теперь  это  мое  платье.
                -  Одевай  его  на  меня  скорее,  -  я  хлопаю  в  ладоши.
                -  Тебе  нравиться?  -  спрашивает  Олия,  и  улыбается.
                -  Очень,  очень!!!
                -  А  вот  и  твоя  кукла,  -  говорит  Олия,  когда  я  уже  кручусь  в  новом  платье,  и  протягивает  мне  ту  самую  куклу,  из-за  которой  я  сюда  попала,  -  ее  тоже,  как  и  тебя  помыли  и  причесали.
                -  Это  не  моя  кукла,  -  говорю  я  настороженно.
                -  Она  была  не  твоя,  а  теперь  ты  ее  хозяйка.
                -  Нет,  -  говорю  я,  немного  поколебавшись,  -  я  уже  не  буду  любить  ее.
                -  Ну,  тогда  положи  ее  у  себя  в  комнате.  Ведь  у  тебя  теперь  есть  своя  комната.
                -  Зачем?  Чтобы  завтра  ее  кто-нибудь  увидел  и  назвал  меня  воровкой.  Я  не  хочу!  -  протестую  я.  В  комнату  заходит  Голубь.  Он  берет  куклу  в  руки,  рассматривает  ее  и  говорит:
                -  Ну,  тогда  мы  ее  выбросим.
                -  Нельзя!  -  возмущаюсь  я.
                -  Почему?  -  удивляется  Правитель.  -  Она  же  тебе  не  нравиться?
                -  А  вдруг  ее  опять  кто-нибудь  найдет,  а  потом  этого  человека  обвинят  в  воровстве  и  потащат  его  на  «Жертвенный  камень».  Или  Вы  кого-то  еще  хотите  удочерить?  Вам  что,  меня  мало?  -  Я  вопросительно  смотрю  на  него,  и,  не дождавшись  ответа,  продолжаю,   -  Нет  уж,  пусть  сидит  в  каком-нибудь  шкафу,  где   ее  никто  не  увидит.  Жаль  ее,  бедняжку.  Придется  самой  о  ней  позаботиться.
                Когда  Голубь  уходит,  я  спрашиваю  у  Олии:
                -  Можно  я  пойду  гулять?
                -  Иди,  -  разрешает  она,  -  поиграй  в  саду.
                Я  брожу  по  саду,  который  растет  вокруг  дома.  Там  очень  много  различных  диковинных  цветов.  Один  из  них  даже  испачкал  меня.  Я  сунула  нос  в  его  бутон,  чтобы  понюхать  аромат,  как  вдруг  из  самой  середины  на  меня  посыпался  какой-то  желтый  порошок.  Я  испугалась,  и  больше  стараюсь  не  подходить  к  растениям,  растущим  в  саду.  Мой  новый  дом  стоит  на  самом  краю  Эшвера,  за  ним  растет  лес,  тот  самый  лес,  который  совсем  недавно  был  моим  домом.  И  именно  поэтому  меня  туда  сильно  тянет.  Но  сад  огорожен  от  леса  высоченным  каменным  забором.  Я  никак  не  могу  найти  дверь  в  этом  заборе,  чтобы  пойти  гулять  в лес.  Я  возвращаюсь  в дом,  нахожу  Олию  и  спрашиваю  ее:
                -  Где  тут  у  вас  дверь?               
                -  Какая  дверь?  -  не  понимает  она.
                -  В  заборе,  чтобы  пройти  через  нее  в  лес,  -  объясняю  я.
                -  А  зачем  тебе  такая  дверь?
                -  Я  пойду  гулять  в  лес.
                -  Послушай  меня,  Габра,  -  Олия  берет  меня  за  руку,  и  мы  выходим  с  ней  в  сад,  -  маленькие  девочки  не  могут  гулять  в  лесу  одни.
                -  Почему  не  могут.  Я  всегда  гуляла  одна.  Я  даже  жила  одна,  правда  недолго,  -  вздыхаю  я.
                -  Больше  так  не  будет.  Теперь  все  изменилось,  ты  будешь  всегда  находиться  под  моим  присмотром  и  присмотром  Голубя.  Всегда,  пока  не  вырастешь.
                -  Тогда  пойдем  в  лес  вместе,  -  живо  реагирую  я  на  ее  слова.  -  Я  буду  там  гулять,  а  ты  будешь  за  мной  присматривать.  Договорились?
                -  Я  не  знаю  даже,  -  говорит  Олия  нерешительно,  -  хотя.…  Договорились.  Только,  давай  пойдем  в  лес  завтра,  а  сегодня  просто  погуляем  в  саду.
                -  Ладно,  -  соглашаюсь  я,  а  про  себя  думаю  о  том,  что  придется  самостоятельно  искать  лаз  в  заборе.  Я  догоняю  Олию,  когда  она  уже  входит  в  дом,  хватаю  ее  за  руку  и,  отдышавшись,  спрашиваю,  -  Олия,  а  почему  Марика  не  идет  за  мной?
                -  Как  бы  тебе  это  объяснить?  -  смущается  она.  -  Марика  не  придет  за  тобой  никогда.
                -  Она  обещала,  она  не  может  бросить  меня.  Думаешь,  она  обиделась  за  то,  что  я  бросила  ее  одну  в  «звериной»  яме?
                -  Нет,  Габра.  Дело  не  в  этом.
                -  Тогда  в  чем?
                -  Марики  больше  нет.  Она  умерла.
                -  Это  как?  Как  та  мертвая  птичка,  которая  вчера  лежала  на  садовой  дорожке?
               -  Да,  -  вздыхает Олия,  -  как  та  мертвая  птичка.
               -  Нет,  моя  Марика  не  может  умереть.  Я  тебе  не  верю.
               -  Послушай  меня,  Габра,  умереть  могут  все.  На  все  воля  Богов.  У  Голубя  тоже  умерла  жена  и  маленькая  дочь.  Его  девочка  была  твоего  возраста.  Он  тоже  не  хотел  верить  в  их  смерть,  считал  это  большой  несправедливостью.  Так  что,  у  тебя  и  у  твоего  нового  отца  одинаковая  беда.
               -  Мой  отец  -  Демер!  -  возражаю  я.
               -  Не  упрямься,  Габра!  -  уговаривает  меня  Олия,  -   Не  обижай  нашего  Правителя.  Скоро  ты  к  нему  привыкнешь  и  полюбишь  его.    
               
 

11  июня

                Прямо  передо  мной  за  столом  сидят  жертвенники,  и  все  как  один  смотрят  в  мою  сторону.  Я  стою  в  дверном  проеме  и  тоже  не  свожу  с  них  глаз.  Наконец  Демер  первым  подает  голос:
                -  Ангелочек,  что  случилось?  Почему  ты  здесь?
                -  Я  соскучилась  по  тебе  и  по  Марике  тоже,  -  плаксивым  голосом  отвечаю  я.
                -  Марики  сейчас  здесь  нет,  -  подает  голос  кто-то  из  жертвенников.  -  Когда  она  придет,  то  мы  скажем  ей,  что……
                -  Марика  никогда  не  придет  сюда,  Марика  умерла,  -  перебиваю  я  его.
                -  Голубь  обидел  тебя,  Ангелочек?  -  Демер  берет  меня  за  руку  и  ведет  в  глубь  своего  убогого  жилища.
                -  Нет,  -  отрицательно  качаю  я  головой.
                -  Тогда,  что  случилось?
                Я  долго  молчу,  словно  проглотила  язык,  слезы  текут  у  меня  по  щекам,  я  шмыгаю  носом  и  размазываю  их  по  лицу  руками.  Я  не  знаю,  что  ответить  Демеру,  которого  до  сих  пор,  я  считала  своим  отцом.  Наконец,  чуть  успокоившись,  говорю:
              -  Я  не  хочу  быть  дочерью  Правителя  города.  Я  хочу  жить  в  нашей  с  Марикой  хижине,  ведь  там  остались  мои  куклы.  Они  ждут  меня.
             -  Хочешь,  я  поговорю  с  Голубем?
             -  Что  ты  ему  скажешь?  -  любопытствую  я.
             -  Я  попрошу  его  удочерить  всех  твоих  кукол.
             -  Вряд  ли  он  согласиться,  -  вздыхаю  я,  -  зачем  ему  эти  тряпичные  оборвашки.   
               В  это  время  на  пороге  появляется  женщина  в " черном".  Она  долго  стоит  молча,  даже  не  шевелясь,  словно  хищник,  который  караулит  свою  жертву.  Мне  кажется,  что  я  где-то  видела  ее  раньше,  но  я  никак  не  могу  вспомнить,  где  и  когда.  Я  прижимаюсь  к  Демеру  сильнее,  мне  становиться  страшно.  Я  мучаюсь  вопросом:  «Зачем  она  пришла  сюда?»  В  доме  воцаряется  тишина,  даже  мухи  своим  полетом  не  решаются  ее  нарушить.  Наконец,  Демер  начинает  говорить:
              -  Здравствуй,  Аргольда.
              -  Я  видела,  как  Габра  зашла  в  ваш  дом,  -  произносит  она  вместо  приветствия.
              -  Не  называй  меня  этим  именем!  -  почти  кричу  я  в  отчаянии,  и  уже  тише  произношу.  -  Пожалуйста.
             -  Пойдем  со  мной,  Ангелочек,  -  зовет  меня  Аргольда,  а  я  вопросительно  смотрю  на  Демера.  Он  одобрительно  кивает  мне  головой. 
               Мы  идем  с  Аргольдой  по  лесу.  Останавливаемся  возле  поваленного  дерева,  которое  лежит  недалеко  от  тропинки.   Аргольда  сажает  меня  к  себе  на  колени,  а  я  спрашиваю  ее:
              -  Демер  шепнул  мне  на  ушко,  что  ты  моя  бабушка.  Это  правда?
              -  Правда,  Ангелочек.
              -  Здорово.  Значит,  теперь  я  буду  жить  с  тобой?  -  с  надеждой  спрашиваю  я.
              -  Нет,  пока  ты  будешь  жить  у  Голубя.
              -  Но,  я  не  хочу!  -  я  начинаю  сердиться. -  Я  лучше  буду  жить  одна!
              -  Маленькие  девочки  не  могут  жить  одни.  У  них  должны  быть  родители,  -  уговаривает  меня  Аргольда,  но,  разочарованная,  я  не  слушаю  ее.
              -  У  меня  есть  отец.  Это  Демер.
              -  Твой  отец  -  Голубь,  пойдем  к  нему.
              -  Ты  врешь.  Все,  что  ты  говоришь  мне  -  это  неправда!  -  я  вырываюсь  из  ее  рук  и  бегу  по  тропинке.  Пробежав  немного,  останавливаюсь,  оборачиваюсь.  Аргольда  не  догоняет  меня,  она  все  еще  сидит  на  поваленном  дереве.  Я  кричу  ей.  -  Ты  мне  не  бабушка!  Если  бы  ты  была  моей  бабушкой,  то  ты  не  отдала  бы  меня  никому!  Я  никогда  не  стану  называть  тебя  своей  бабушкой!  Я  ненавижу  тебя!

                Сон  оборвал  звон  будильника.  Все  спали,  на  улице  было  еще  темно.  Можно   было понежиться  в  кровати  еще  минут  пятнадцать,  но  я  предпочла  встать  и  записать  свой  сон  в  дневник,  пока  он  был  свеж  в  памяти.
       
         


20  июня

                Сегодня  у  меня  день  рождения.  Бедная  моя  Олия,  ей  больше  всего  досталось  при  подготовке  к  празднику.  Говорят,  что  во  дворец  прибудет  много  гостей,  чтобы  поздравить  меня  и  отца  с  праздником.  Сегодня  мне  исполняется  шестнадцать  лет.   Последнее  время  я  стала  все  чаще  и  чаще  задумываться  о  своем  пребывании  здесь.  Я  помню,  как  вошла  в  этот  дом  первый  раз.  Я  чувствовала  себя,  как  птенец,  отбившийся  от  своей  стаи,  переломавший  крылья  и  заботливо  подобранный  людьми.  Спустя  десять  лет,  я  вдруг  поняла, что  не  помню  свою  стаю,  но  очень  грущу  по  ней.  Крылья  срослись, а  лететь-то  оказывается  некуда.  А забота  людей,  проявленная  ко  мне  тогда, оказалась  страхом  перед  моим  названным  отцом.  Я  же  слышу,  как  в  народе  меня  называют  «бродяжкой»,  а  вся  знать  относится  ко  мне  хорошо,  только  лишь  для  того,  чтобы  не  рассориться  с правителем.  Тогда  для  кого,  позвольте  спросить,  сегодняшний  праздник?
               -  Пора  выходить  к  гостям,  Габра,  -  говорит  мне  Олия.   «Ну  что  же  пора,  так  пора»,  -  я  собираюсь  с  силами,  и  начинаю  свое  шествие.  Стараюсь  идти  как  можно  медленнее,  моя  голова  гордо  поднята,  взгляд  надменен.  Легким  кивком  головы приветствую  гостей.  Спускаюсь  с  лестницы,  ступаю  на  красную  дорожку.  На  другом  конце  дорожки  стоит  отец.  Его  руки  спрятаны  за  спину,  так  он  прячет  от  меня  подарок.  В  зале  стоит  небольшой  шум.  Как  же  мне  хочется  скинуть  эти  тесные  туфли,  добежать  до  отца  и,  прыгая  вокруг  него,  постараться  заглянуть  к  нему  за  спину.  И  весело  щебетать  при  этом:  «Покажи,  ну  покажи,  что  ты  мне  принес!»   К  черту,  глупые  мысли.  Я  покажу  им  всем  царскую  стать,  пусть  зарубят  у  себя  на  носу:  «Я  ИХ  ГОСПОЖА!»   Только  я  собралась  с  духом,  чтобы  проделать  этот  жизненно  важный  для  меня  путь,  как  вдруг  шепот  в  зале  стих  и  воцарилась  гробовая  тишина.  Рядом  с  отцом  стоит  Аргольда.  Отец  хочет  что-то  сказать,  но  она  жестом  останавливает  его.  Чувство  непомерной  радости  от  ее  прихода  накрывает  меня,  словно  я  ждала  ее  все  эти  годы.  Наконец,  Аргольда  заговорила.  Она  говорит  со  мной,  словно  в  этой  огромной  зале  нет    никого  кроме  ее  и  меня:   «Здравствуй,  девочка  моя!  Я  пришла  тебя  поздравить  с  днем  Огня  в  твоей  жизни.  Детство  осталось  позади,  мне  удалось  сохранить  его  чистым.  Скоро  придет  Огонь,  и  я  знаю,  что  ты  готова  его  встретить.  Я  даже  чувствую,  как  ты  тоскуешь  по  нему.  Будь  мудрой,  тогда  ты  сможешь  пронести  Огонь  через  себя.  В  дар  от  себя  я  принесла  тебе  «Сонный  камень».  Храни  его,  он  будет  помогать  тебе  в  поисках  твоего  Огня».  Аргольда  сама  подходит  ко  мне  и  надевает  мне  на  шею  кожаный  шнурок.  На  этом  шнурке  висит  кулон,  сделанный  в  форме  клетки,  в  которую  заключен  кремового  цвета   шарик.  Ее  уход  незаметен,  так  же  как  и  появление.  Он  лишь  оставляет  после  себя  непонимание  в  глазах  гостей.

                Мой  сон  прервал  ночной  телефонный  звонок.  Звонили  настойчиво  и  долго,  потом  долго  молчали  и  дышали  в  трубку,  а  затем  на  другом  конце  провода  послышались  короткие  гудки.  Я  посмотрела  на  часы.  Было  три  часа  ночи.  Спать  больше  не  хотелось.  Вытащила  из-под  подушки  дневник  и  стала  записывать  то,  что  увидела   во  сне.  Так  и  не  уснула  до  утра.

               
21  июня

                9.00.   Ну,  никак  мне  дает  покоя  вчерашний  сон.  Существует  ли,  в  самом  деле, этот  бесценный  «Сонный  камень»?  Если  да,  то,  что  в  нем  такого  бесценного?  Хорошо,  что  сегодня  у  меня  есть  свободное  время,  хотя  если  бы  у  меня  его  не  было,  пришлось  бы  его  выкроить.
              Мои  сны  затягивают  меня.  Не  могу  сказать,  что  я  все  это  вспоминаю,  но  уверена,  что  все  это  правда.  Те  чувства,  что  я  испытываю  во  время  сна,  лишний  раз  подтверждают  это.  Но  остаются  некоторые  неясности,  которые  я  пытаюсь  для  себя  прояснить.  Поэтому  сейчас  буду  копаться  в  Интернете,  с  надеждой,  что  всемирная  паутина  поможет  мне  в  моих  поисках.

                16.00 Ничего  определенного  о  «Сонном  камне»  я  не  прочла,  зато  выяснила удивительный  факт.   Атланты  вообще  не  видели  снов.  Тогда  это  объясняет  бесценность  этого  «Камня». 

               

23  июня

                Я  бегу  по  коридору,  ведущему  из  моей  комнаты  в  комнату  моей  няньки.  Я  в  смятении.  Мне  кажется,  что  только  что  я  видела  то,  что  Аргольда  называет  сном.  Меня  это  почему-то  очень  напугало.  Нет,  это  не  было  ночным  кошмаром,  это  не  было  чем-то  ужасным  или  кровавым.  Это  было….  Я  не  знаю,  что  это  было!  Я,  не  стучась,  врываюсь  в  комнату  Олии,  закрываю  за  собой  дверь.  Ничего  не  понимающая   Олия,    спросонья   хлопает  глазами,  в  которых  оживает  страх. 
                -  Габра,  что  случилось?  -  спрашивает  она  меня  шепотом.
                -  Я  не  знаю,  -  так  же  шепотом  отвечаю  я.
                -  Да,  ты  вся  дрожишь.  Кто  тебя  так  напугал?  -  она  поднимает  меня  с  пола,  ведет  к  своей  кровати,  укладывает  на  нее  и  укрывает  одеялом.
                -  Я  не  знаю,  -  повторяю  я.
                -  Ну,  раз  ты  не  знаешь,  тогда  укладывайся  поудобней  и  спи.  А  я  посижу  с  тобой  рядом.  Хочешь,  я  буду  держать  тебя  за  руку,  как  в  детстве?  -  она  улыбается.
                -  Не  сейчас!  -  я  откидываю  в  сторону  одеяло  и  встаю  с  постели. -  Я  должна  идти.
                -  Куда?  -  испуганно  смотрит  на  меня  Олия.
                -  Большая  вода  ждет  меня.
                -  Ах,  Большая  вода.  Ничего,  она  подождет  тебя  до  утра,  -  Олия  пытается  вернуть  меня  в  постель,  но  я  сопротивляюсь.
                -  Нет,  мне  нужно  сейчас.
                -  Значит  так,  -  командным  голосом  изрекает  Олия,  -  либо,  ты  мне  все  рассказываешь  по  порядку,  либо  я  сейчас  пойду,  разбужу  твоего  отца  и  тогда……..  тогда  можете   идти  на  все  четыре  стороны.
                -  Не  шуми,  пожалуйста!  -  прошу  я.  -  Я  сейчас  попробую  все  тебе  рассказать.  Только  пообещай,  что  как  только  я  закончу,  мы  все  же  пойдем  к  морю.
                Она  молчит,  нарочито  громко  вздыхает,  но  я  знаю,  что  она  ни  за  что  не  бросит  меня  одну.  И  я  начинаю  свой  сбивчивый  рассказ:
               -  Я  легла  спать,  и  сразу  заснула.  Все  как  всегда,  но  я  не  проснулась  утром.  Я  начала  проваливаться  в  черную  глубокую  яму.  Мгновеньями  мне  было  страшно  оттого,  что  я  не  чуяла  земли  под  ногами,  а  потом  мне  казалось,  что  я  лечу.  Я  летала  как  птица,  как  большая  птица,  только  не  чувствовала  крыльев  за  спиной.   И  вдруг  мою  голову  разорвал  шум,  и  голос  в  моей  голове  произнес:  «Большая  вода  ждет  тебя.  Все  твои  беды  и  радости  спрятаны  в  Большой  воде,  связаны  с  ней  неразделимо».  И  тогда  я  проснулась,  и  поняла,  что  я  должна  идти  к  морю.  Мне  страшно  идти  туда  одной,  ты  ведь  не  оставишь  меня? 
               -  …
               -  Забудь,  что  я  тебе  рассказала.  Спокойной  ночи,  Олия.
               Я  очень  тихо,  чтобы  не  разбудить  отца  и  охрану,  выскальзываю  за  дверь,  и  бегу  по  пустынной  улице.  «Только  бы  не  заблудиться»  -  молю  я  Богов.  Я  никогда  не  ходила  в  сторону  пристани.  Я  хорошо  знаю  лес,  ведь  он  был  моим  домом.  Площадь,  что  распростерлась  в  центре  города,  храм  с  колокольней,  все  это  исхожено  мною  не  раз.  А  вот  дорога  к  началу  Эшвера,  к  главным  городским  воротам,  что  отделяют  сам  город  от  прилегающей  к  нему  прибрежной  части,  мне  незнакома.  Я  никогда  туда  не  ходила,  у  меня  даже  никогда  не  возникало  желания  увидеть  место,  где  суша  встречается  с  водой.  Местные  жители  говорят,  что  когда  Бог  морей  и  океанов  гневается,  то  очень  сильно  пришпоривает  своего  конька.  Конек  от  боли  бьет  хвостом,  и  вокруг  острова  огромные  волны  начинают  плясать  свой  адский  танец.  А  однажды  афиняне  хотели  пойти  войной  на  атлантов,  тогда  Посейдон  просто  рассвирепел.  Видели,  будто  из  воды  показался  его  трезубец,  и  много  афинских  кораблей  затонуло  в  морской  пучине.   Я,  не  чуя  ног,  иду  по дороге  вниз,  и  вдруг  слышу  сзади  шаги.  Мне  становиться  еще  страшнее,  мне  кажется,  что  за  мной  кто-то  бежит.  А  вдруг  этот  «кто-то»  меня  догонит.
               -  Габра,  -  слышу  я  голос  Олии.  -  госпожа,  остановитесь.
               -  Что,  не  спиться?  -  язвлю  я,  все  еще  до  конца  не  отдышавшись.
               -  Я  так  испугалась,  когда  зашла  к  тебе  в  комнату  и  увидела,  что  тебя  нет,  -  оправдывается  она.
               -  Я  же  сказала,  что  должна  пойти  к  воде.  Чего  же  удивляться?  Естественно,  что  я  не  могу  одновременно  находиться  в  двух  местах.
               -  Я  не  думала,  что  ты  отважишься  ночью  пойти  туда,  куда  и  днем-то  ни  разу  не  ходила.  Ты  же  могла  заблудиться  и  попасть  не  к  пристани,  а  к  обрыву.
               -  Что  с  того?  Как  ты  не  понимаешь,  Олия,  я  должна  видеть  Большую  воду.  Какая  разница,  с  какого  места.
                Мы  молча  идем  дальше.  Петляем  среди  темных  улочек,  часть  пути  проходим  даже  по  опушке  леса,  наконец,  выходим  на  бескрайний  луг.  Я  решаюсь  прервать  молчание:
               -  А  что,  нельзя  было  по  дороге  идти?  Вон,  платье  все  уже  от  росы  мокрое.
               -  Нельзя.  По  дороге,  конечно,  ближе,  -  рассуждает  Олия,  -  но  там  нельзя  пройти  сейчас.  Ночью  городские  вороты  закрывают,  а  до  утра,  моя  Госпожа,  ждать  не  пожелала. Она  специально  называет  меня  «моя  Госпожа»,  чтобы  я  почувствовала  себя  виноватой  перед  ней.  Всем  своим  видом  Олия  хочет  показать  мне,  что  она  сердиться,  хотя  кто,  как  не  я,  знает,  что  она  самая  добрая  нянька  в  мире.
                Еще  немного  и  перед  нами  открывается  Ее  Величество  Морская  Гладь.  У  меня  просто  захватывает  дух  от  восторга.  Я  стою  в  немом  оцепенении  и  не  могу  оторвать  от  воды  глаз.  Я  даже  не  заметила,  как  небо  стало  понемногу  светлеть.  Я  очарована.  Все  это  мое  дивное  состояние  вновь  прерывает  голос  в  моей  голове: 
                -  Смотри  вправо.  Он  придет  оттуда. -  Едва  я  успела  про  себя  произнести  «Кто?»,  как  голос  ответил  на  мой  вопрос    -  Огонь!
               -  Габра,  -  окликает  меня  Олия  -  смотри,  солнце  встает!
                Я  поворачиваю  голову  направо  и  вижу,  как  из  водной  глади  начинает  подниматься  небесное  светило.  Восход  окрашивает  морские  воды  в  алый  цвет,  золотой  нимб  становиться  больше,  растет  на  глазах.  Ночь  отступает.  И  уже  при  свете  утра,  я  начинаю  вглядываться  вдаль.  Море  огромно,  но  мне  кажется,  что  я  вижу  силуэт  материка,  находящегося  за  ним.  Предчувствие,  что  Огонь  придет  именно  с  материка,  настолько  велико,  что  я  уже  вижу  тень,  которую  этот  Огонь  отбрасывает.  Хотя  даже  не  представляю,  о  чем  мне  хотел  сказать  таинственный  голос.  Огонь  -  что  это,  или  кто? 
                -  Тебе  пора  возвращаться  домой,  Габра,  -  шепчет  Голос,  который  начинает  казаться  мне  очень  знакомым.
                -  Это  же  Аргольда,  -  говорю   я  сама  себе.
                -  Да,  это  я,  -  тут  же  подхватывает  мои  мысли  Аргольда,  -  разве  кто-то  еще  может  таким  образом  общаться  с  тобой?  Но,  давай  поговорим  об  этом  позже,  а  сейчас  иди  домой.  Голубю  не  понравиться  твоя  прогулка,  да  и  Олии  перепадет  на  орехи,  если  вы  слишком  задержитесь.
                Я  вздыхаю,  и  мы  направляемся  с  Олией  домой.  Идем  теми  же  тропами,  что  и  добирались  до  берега  моря.  Городские  ворота  до  сих  пор  еще  закрыты  на  засовы,  да  и  незачем  нам  показываться  людям  в  столь  ранний  час.  Я  не  хочу,  чтобы  отец  обвинил  Олию  в  слепом  потакании  моим  капризам.  За  всю  дорогу  мы  с  нянькой  не  проронили  ни  слова.  Но  с  самого  начала,  когда  я  повернулась  спиной  к  Морю  и  пошла  прочь  от  него,  я  чувствовала  на  себе  чей-то  обжигающий  взгляд.  Мне  очень  хотелось  обернуться,  но  я  этого  не  сделала.  Там  за  моей  спиной  оставалась  неизвестность  и  я  знала,  что  мне  стоит  чуть-чуть  подождать,  когда  она  обратиться  встречей.               
               

               

28  июня

                Отец  лежит  на  полу,  возле  своей  кровати.  Лицо  его  очень  бледное,  но  он  находится  в  сознании.
                -  Отец,  что  случилось?  Где  болит?  Лежи,  не  шевелись,  я  сейчас  кого-нибудь  позову,  я  говорю  все  это,  почти  не  останавливаясь  на  знаках  препинания.  Страх  подстегивает  меня  к  действию,  но  я  безвольно  опускаюсь  рядом  с  отцом  на  колени.  Слезы  душат  меня.
                -  Испугалась,  глупышка  моя?  -  говорит  он  очень  ласково.  На  его  бледном  лице  появляется  улыбка.  Страх  отступил  и  я  разревелась.  А  отец  все  еще  пытается  успокоить  меня,  -  Ничего  страшного  не  случилось,  Габра!  Неудачно  оступился  и  подвернул  ногу.  От  острой  боли  потерял  сознание,  но  сейчас  уже  в  норме.  Не  надо  никого  звать,  я  сейчас  сам  встану,  а  ты  мне  немножечко  поможешь.  Правда,  поможешь?
                Он  пытается  подняться,  но  снова  падает.
                -  Ну,  твоя  взяла,  зови  помощь,  -  вздыхая,  произносит  он,  и  я  пулей  вылетаю  в  коридор.  На  мой  зов  прибегает  Олия,  и  нам   вдвоем  удается  поднять  отца  и  уложить  его  на  кровать.               
                Спустя  некоторое  время,  приходит  лекарь  и  я,  убедившись,  что  жизни  отца  ничего  не  угрожает,  окончательно  успокоившись,  ухожу  к  себе  в  комнату.  Но  беда  никогда  не  приходит  одна.  Через  час  примерно,  Голубь  зовет  меня  к  себе  и  говорит:
                -  Сегодня  должен  состояться  Высший  Совет,  я  должен  быть  там,  ты  знаешь…
               -  И…  -  я  вопросительно  смотрю  на  него.
               -  Ну,  ты  же,  видишь,  в  каком  состоянии  я  пребываю. 
               -  Ты  хочешь  сказать…?
               -  Ты  не  ошиблась,  Габра,  -  он  смотрит  на  меня  взглядом,  который  не  терпит  возражений.  -  У  меня  нет  другого  родства  ни  с  кем.  Ты  -  совершеннолетняя,  в  такой  ситуации  только  ты  можешь  отдать  свое  слово  в  Совет.  И  твой  Голос  будет  решающим.  Сегодня  право  казнить  или  миловать  я  отдаю  тебе.  Ты  не  можешь  отказаться.
                Я  хочу  очень  много  ему  сказать,  но,  зная,  как  я  умею  возражать,  отец  прерывает  наш  разговор  словами:
               -  Иди,  я  хочу  отдохнуть!  -  и  словно  выстрел  в  спину,  он  добавляет,  -  Помни,  твое  решение  должно  правильным.

               ...И  вот  я  уже  в  Высшем  Совете.  Народу  на  площади  собралось  необычайно  много.  Отец  так  и  не  сказал  мне  над  кем  сегодня,  будет  Высший  Суд.  Но  мне, почему- то  кажется,  что  замышляется  что-то  очень  кровавое.  Ох, как  мне  все  это  не  нравиться!  Но  делать  нечего.  Придется  выпрямить  спину,  поднять  повыше  подбородок  и...   В  конце  людского  коридора,  по  дороге  Смерти,  начинают  медленно  двигаться  два  человека.  Мужчина  постарше  идет  сквозь  эту  людскую  толпу  с  низко  опущенной  головой,  совсем  иначе  ведет  себя  молодой  мужчина.  От  его  стати  и  взгляда  веет  дерзостью.  Толпа  невольно  затихает  и  расступается,  когда  он  проходит  мимо  нее.  Я  смотрю  на  него,  как  завороженная,  не  могу  оторвать  взгляд.  Я  точно  знаю,  что  навстречу  мне  сейчас  идет  моя  Судьба.  Из  оцепенения  меня  выводит  голос  Аргольды,  который  звучит  в  моих  ушах  (с  тех  пор,  как  Аргольда  подарила  мне  «Камень  сна»,  я  часто  слышу  ее  голос).  Она  шепчет:  «Это  Огонь,  Габра».  «Я  уже  сама  все  поняла» -  мысленно  отвечаю  я,  и  ее  голос  умолкает.  А  в  это  время  зачитывается  обвинение,  которое  звучит  приблизительно  так:  «…пробравшись  в  город  обманным  путем,  римляне  сеяли  смуту  среди  населения  и  переманивали  на  сторону  афинян….  Чужие... чужие….  народ  Эшвера  просит  для  чужаков  смертной  казни».  Я  не  очень-то  вслушиваюсь  в  эту  долгую  речь,  потому  что  мои  мозги  сейчас  работают  в  другом  направлении.  Я  точно  знаю  одно,  что  бы  римлянин  ни  сделал,  его  все  равно  приговорят  к  смерти,  потому  что  он  «чужой».  С  надеждой  смотрю  на  небо,  оно  чистое  и  ясное.  Это  значит  только  одно:  Зевс  будет  молча  наблюдать  за  казнью,  спасения  ждать  неоткуда.  И  тут  на  ум  приходят  слова  отца,  с  которыми  он  меня  отправлял  на  Совет:  «Сегодня  право  казнить  или  миловать  твое.  Твой  голос  будет  решающим».  Как  же  я  забыла,  оказывается,  сегодня  все  зависит  от  меня.  Значит, сегодня  мой  «миролюбивый»  народ  Эшвера  останется  без  зрелища.  В  это  время  мне  в  ребра  впивается  локоть,  сидящего  рядом,  советника  и  я  вижу,  как  ввысь  взметнулся  целый  ряд  рук.  Все  они  голосуют  «За».  Я  продолжаю  сидеть  без  движения.
        -  Госпожа  Габра,  народ  Эшвера  не  видит  Вашей  воли,  -  это  говорит  тот,  кто  сегодня  ведет  Совет,  в  его  глазах  застыло  недоумение.  -  У  Вас  другое  мнение,  отличное  от  других? Тогда  Вам  придется  озвучить  его.
           Он  слегка  кланяется  мне,  приглашая  подойти  к  «Жертвенному  камню»  и  огласить  свое  мнение  для  народа.  «Конечно,  я  думаю  по-другому,  болван!»  -  отвечаю  я  ему  мысленно,  но,  подойдя  к  «Жертвенному  камню»,  вслух  произношу  другие  слова:
        -  Мой  народ  просит  казни  римлян?  -  вижу,  как  толпа  одобрительно  кивает,  и  задаю  им  следующий  вопрос  -  Тогда  чем  мы  лучше,  чем  они? Как  вы  думаете,  зачем  они  послали  к    нам  чужаков?  Я  скажу  вам.  Они  послали  чужаков  к  нам,  потому  что  знают,  что  мы  поймаем  их  и  приговорим  к  смерти.  Это  будет  сигналом  к  началу  войны.  Вы  хотите  воевать?  Если  нет,  тогда  эти  люди  должны  остаться  в  живых.  Я  обещаю  своему  народу,  что  уже  завтра  скажу,  какое  наказание  понесут  чужаки.  Но  сегодня  никто  не  будет  казнен,  сегодня  мы  разойдемся  с  миром.
           Я  смотрю  в  глаза  толпе  и  вижу  в  них  непонимание,  но  народ  молчит,  значит,  казни  не  будет.  Завтра,  все  соберутся  снова,  и  будут  ждать  от  меня  решения,  но  это  будет  завтра.  У  меня  есть  день,  чтобы  подумать.  И  я  обязательно,  что-нибудь  придумаю,  чтобы  сохранить  чужаку  жизнь.  «Что  ты  делаешь,  Габра?»  -  это  голос  Аргольды.  «Спасаю  свою  Судьбу»  -  отвечаю  я,  ей.  «Осторожно,  Габра!  Огонь  может  обжечь!» -  ее  голос  превращается  в  шелест  листьев  и  затихает.
            Возвращаюсь  домой,  и  сразу  отец  зовет  к  себе.  Не  произнося  ни  слова,  он  просто  смотрит  мне  в  глаза.  Уж  кто  как  ни  я  знаю,  что  обозначает  этот  взгляд.  Вот  так  же  в  далеком  детстве,  отец  смотрел  на  меня,  когда  я  тайком  убегала  в  лес  к  Демеру.  Он  никогда  никому  не  разрешал  меня  наказывать,  он  и  сам  никогда  не  повышал  на  меня  голоса  и  не  поднимал  руку,  но  этот  взгляд  был  громче  Иерихонских  труб  и  бил  больнее,  чем  плеть.  Молчание  висит  в  воздухе,  и  я  решаюсь  его  нарушить:
           -  Я  приняла  единственно  верное  решение.
           -  Не  сомневаюсь,  но  я  хочу  быть  уверен  в  этом.
           -  Что  бы  сделал  ты,  если  бы  афиняне  или  римляне  убили  меня?  Только  не  говори,  что  простил  бы.  Я  не  поверю  в  это.
          -  Я  никогда  не  отправил  бы  тебя  в  логово  врага! -  это  был  ожидаемый  ответ,  поэтому  мне  ничего  не  остается,  как  кивнуть  в  знак  согласия. 
          -  А  тебе  никогда  не  приходило  в  голову,  что  дети  не  всегда  спрашивают  разрешения  у  родителей.  И  почему  этот  мужчина  должен  понести  наказание? Что  он  сделал  такого,  за  что  его  должны  лишить  жизни?  Разве,  появившись  на  острове,  придя  в  наш  город,  он  кого-то  убил?  Он  плел  заговор?  А  где  свидетели?  Почему  никто  не  вышел  к  «Жертвенному  камню»,  чтобы  подтвердить  то,  в  чем  его  обвиняют?  -  я  чувствую,  что  не  могу  больше  скрывать  свое  раздражение.
          -  Сколько  еще  вопросов  ты  хочешь  задать  мне?  -  отец  внешне  кажется  очень  спокойным.
          -  Дело  не  в  количестве.  Все  дело  в  том,  что  у  тебя  нет  ответов  на  мои  вопросы.  Я  хочу  попросить  тебя  спасти  его.  Не  спрашивай  меня  о  том,  почему  ты  должен  сделать  это.  Лучше  спроси  себя  о  том,  зачем  ты  спас  меня?  Ты  же  до  сих  пор  не  знаешь  «своя»  я  или  «чужая»! -  мне  больше  нечего  ему  сказать,  я  поворачиваюсь  к  нему  спиной  и  иду  к  двери,  а  он  произносит  мне  вслед:
          -  Когда  ты  получишь  ответы  на  все  вопросы,  то  прошу  тебя,  не  проклинай  меня.

               
                Будильник  звенел  как-то  очень  деликатно,  словно  просил  прощение  за  то,  что  невольно  своим  звоном  прервал  нашу  беседу.  Я  проснулась  с  легким  ощущением  вины  и  чувством  тревоги  за  судьбу  «чужака».

               
               
29  июня

                Ясное   солнечное   утро.  Я  нежусь  в  своей  кровати.  В  спальню  ко  мне  заглядывает  Олия.  «Госпожа  проснулась», -  то ли  спрашивает,  то ли  утверждает  она.  Я  киваю  ей  головой  и  сладко  потягиваюсь.  Она  подходит  ко  мне  совсем  близко  и  шепчет:  «Бог  всех  Лесов  велит  Вам  прогуляться  по  его  владениям  как  можно  скорее».  Она  кланяется  и  уходит.  «Демер» -  мелькает  у  меня  в  голове,  и  я  быстро  соскакиваю  с  кровати.  Как  кошка,  крадусь  по  дворцу,  никого  не  встретив,  выхожу  в  сад,  перемахиваю  через  изгородь  и  вот  уже  птицей  лечу  по  лесу.  Мокрая  трава  хлещет  по  моим  голым  ногам,  но  я  не  замечаю  этого.  На  бегу  я  повторяю  только  одну  фразу,  как  будто  заученную  из  учебников:  «Демер,  миленький,  подожди,  я  скоро!»  Наконец-то  добираюсь  до  хижины.  Демер  очень  бледный  лежит  на  лавке  возле    окна,  взор  его  устремлен  к  верхушкам  деревьев.  Я  с  облегчением  вздыхаю:  «Успела».  Я  встаю  на  колени,  утыкаюсь  лицом  в  его  плечо,  плачу  и  прошу:
              -  Демер,  не  умирай,  пожалуйста!  У  меня  никого  нет  на  этой  Земле  кроме  тебя!
              -  Ты  ошибаешься,  Габра, -  он  говорит  очень  тихо,  -  ты  просто  многого  не  знаешь.  Я  просил,  чтобы  ты  пришла,  не  потому  что  боялся  умереть  один,  я  должен  многое  рассказать  тебе,  прежде  чем…
            -  Не  произноси,  пожалуйста,  -  прошу  его  я,  но  он  продолжает
            -  Пришел  мой  час.  Я  не  боюсь  умирать.  Я  всегда  был  готов  встретиться  со  старухой  Смертью.  Она  всегда  была  где-то  близко,  она  жила  неподалеку  от  меня,  следила  за  мной.  Я  не  отпускал  ее  ни  на  минуту,  потому  что  всегда  жил  не  по  Закону.  Первый  раз  я  нарушил  Закон  еще  в  молодости.  Я  должен  был  умереть,  но  Смерть  не  захотела  прижать  меня  к  своей  груди.  Во  время  моей  казни  началась  сильная  гроза,  и  Высший  Совет  решил,  что  это  гнев  Богов.  Но  народ  не  оправдал  меня,  он  придумал  мне  другое  наказание,  он  сделал  меня  Жертвенником.  Я  не  осуждаю  их.  Я  -  преступник,  а  преступнику  нет  места  среди  народа.  Я  молил  у  Богов  прощения, и  оно  пришло.  Так  мне, по  крайней  мере,  казалось.  Много  лет  назад,  разгневанный    Посейдон  так  раскачивал    остров,  что  наш  испуганный  Правитель  приказал  принести  в  жертву  целую  деревню.  Это  была  самая  страшная  работа  в  моей  жизни.  Я,  вместе  с  другими  Жертвенниками,  ходил  от  дома  к  дому  и  заколачивал  окна  и  двери.  Люди  оставались  внутри.  Они  не  старались  бежать,  они  не  кричали,  не  звали  на  помощь,  не  уговаривали  отпустить  их.  Они  молчали.  Мне  даже  показалось,  что  это  они  жалели  нас,  когда  мы  начали  живьем  сжигать  их.  Мне  тогда  хотелось  умереть  вместе  с  ними,  но  Смерть  даже  не  глянула  в  мою  сторону.  Зато,  когда  вся  деревня  была  охвачена  огнем,  вдруг  появилась  Аргольда.  Она  протянула  мне  младенца,  и  сказала:  «Это  -  твое  прощение».  И  тогда  я  еще  раз  переступил  через  Закон.
              -  Ты  спас  младенца?  Значит,  у  тебя  есть  названный  сын  или  дочь?  -  спросила  я,
когда  он  на  время  замолчал.  Демер  немного  подумал  и  наконец-то  снова  заговорил:
             -  Нам,  Жертвенникам,  нельзя  иметь  никого,  тем  более  детей.  Но,  я  знал  хорошую
девушку.  Я  отдал  ребенка  ей.  Этим  ребенком  была  ты,  Ангелочек, -  он  посмотрел  мне  прямо  в  лицо  и,  прочитав  в  моих  глазах  множество  вопросов,   продолжил,  -  я  отдал  тебя  Марике  и  не   ошибся.  Но  и  это  еще  не  все.  Было  еще  одно  преступление  против  воли  Закона.  Народ  и  Высший  Совет  принесли  в  жертву  Богам  жену  и  маленькую  дочь  Правителя.  Их должны  были  убить  публично. Но Голубь обманул  всех,  привел  их  в  лес.  Я  их  встретил,  но  не  довел  до  пропасти.  Я  взял  на  себя  еще  один  грех,  я  ослушался  воли  народа.  Я  посчитал,  что  это  я  -  Высший  Совет.  Я  принял  решение  сохранить  им  жизнь.  Они  живы.
               Я  не  знала  что  сказать.  Я  была  в  смятении  и  растерянности.  Демер  почувствовал  это.  Из  последних  сил  он  взял  меня  за  руку.  «Прости  меня,  девочка  моя.  Без  твоего  прощения  Смерть  не  пустит  меня  на  порог  своего  дома.  Ты  мой  Ангел-Хранитель» -  он  уже  не  говорил,  он  шептал.  Я  сжимала  его  холодеющую  руку  и  слезы  лились  из  моих  глаз:  «Я,  конечно,  прощаю  тебя  Демер.  Я  прощаю  тебя  от  чистого  сердца  мой  Жертвенник-Бунтарь!»   
      
               
2  июля


                Прошло  две  пустых  и  темных  ночи.  Сегодня  я  видела  сон,  но  не  запомнила  его. Было  там  что-то….   Утром  долго  лежала  без  сна  и  никак  не  могла  вспомнить  хоть  что-нибудь.  «Пора  вставать,  сейчас  зазвенит  мой   голосистый  будильник  и  еще  одна  ночь  останется  позади!»  -  подумала  я  и,  нехотя  взяв  дневник,  пошла  с  ним  на  кухню.  Не  зажигая  света,  в  темноте  на  ощупь  нашла  вилку  от  радиоприемника  и  включила  его.  Раздались  знакомые  голоса  «шизгариков».  Включила  свет,  на  «автомате»  стала  готовить  кофе.  И  вдруг  застыла  на  месте  под  первые  аккорды  песни  «Алисы»:

                Когда тень превратится в дух,
                Когда пламенем станет взор,
                На заре промолчит петух,
                Принимая зарю в укор.
                Успокоится плачем страх,
                Растворится в любви вина,
                И оттает душа в слезах,
                Понимая, что прощена.               
               

                «Мама,  у  тебя  кофе  убегает»  -  раздался  возле  уха  голос  сына.  «Доделай  тут  все, пожалуйста»  -  попросила  я  его,  схватила  дневник  и  закрылась  с  ним  в  спальне.  Я  вспомнила,  я  все  вспомнила… 


                .... Я  сижу  возле  окна  и  любуюсь  на   звезды.  Тишина.  Отец  еще  не  проснулся, Олия  на  кухне  готовит  завтрак,  потому  что,  вчера  приболела  кухарка.  Отец  не  доверяет  готовить  пищу  другим,  последнее время  он  очень  подозрителен.  И  вдруг  эту  тишину  нарушают  голоса.  Я  прислушиваюсь.  Кого  это  в  такой  ранний  час  к  нам  принесло?  И  почему  охранники  пустили  их  в  дом?  Чтобы  ничего  не  упустить,  на  цыпочках  подхожу  к  двери.  Люди  в  коридоре  шепчутся,  но  я  узнаю  голоса  Жертвенников.  Скрипит  дверь,  (отца  очень  раздражает  ее  скрип)  слышу  шаги  отца.  Один  из  Жертвенников  просит  разрешения  отзвонить «заупокойную»  по  Демеру.  Отец  зовет  Олию  и  приказывает  ей  идти  на  колокольню.  Жертвенники  уходят.  Я  все  еще  стою  возле  двери,  не  в  силах  сдвинуться  с  места,  меня  душат  слезы.  Наконец  в  коридоре  раздаются  легкие  шаги  Олии.  Когда  она  проходит  мимо  моей  комнаты,  я  приоткрываю  дверь,  хватаю  ее  за  руку  и  затаскиваю  к   себе. 
           -  Я  думала,  что  ты  спишь,  Габра,  -  изумленно  хлопает  глазами  Олия,  но  я  не  даю  ей  закончить.
            -  Олия,  слушай  меня  внимательно.  Я  сама  пойду  на  колокольню.  Если  отец  спросит  тебя,  почему  ты  здесь,  а  не  там,  куда  он  тебя  отправил,  то  свалишь  всю  вину  на  меня. Скажешь,  что  я  вернула  тебя  с  половины  дороги.  Расскажешь,  как  будто  бы  я  видела  ночью  дурной  сон,  а  утром,  ни  свет,  ни  заря,  пошла  помолиться.  А  когда  встретила  тебя  и  узнала  об  отцовом  распоряжении,  то  вернула  тебя  домой,  решив,  что  обо  всем  позабочусь  сама.
           -  Снова  твои  непонятные  капризы.  Голубь  меня  убьет  за  тебя,  -  бурчит  себе  под  нос  Олия,  но  не  сопротивляется.  Да  и  понятно,  кому  охота  с  утра  пораньше  идти  на  колокольню,  а  потом  еще  всю  работу  по  дому  делать.  Воспользовавшись  этим,  я  выскальзываю  за  дверь.  Быстро  проделываю  весь  путь.  Вот  уже  передо  мной  раскрывает  свои  ворота  храм.  Останавливаюсь  перед  его  дверями  в  некотором  замешательстве  и  пытаюсь  рассуждать.  Чтобы  сделала  Олия,  будь  она  сейчас  на  моем  месте?  Все  очень  просто,  она  бы  подошла  к  старшему  служителю  и  передала  бы  ему  приказ  отца.  И  ловлю  себя  на  мысли,  что  пришла  сюда  совершенно  за  другим.  Мне  нужно  передать  приказ  отца  лично  Лари.  Зачем?  Я  хочу   его  увидеть.  При  этой  мысли,  я  чувствую,  как  мое  лицо  начинает  заливать  румянец.  Но   нужно  действовать  пока  темно,  так  мне  легче  будет  пробраться  на  колокольню  незамеченной,  да  и  колокольный  звон  должен  отпустить  душу  моего  бедного  Демера  на  заре.  Таков  порядок.  Вдыхаю  в  легкие  побольше  воздуха  и  на  цыпочках  пробираюсь  мимо  еще  спящего  служителя.  С  облегчением  вздыхаю  только  когда   оказываюсь  за  массивной  дверью,  за  которой  скрывается  бесконечно  длинная  винтовая  лестница,  ведущая  на  колокольню.  Словно  птица,  взлетаю  на  самый  верх  башни  и  останавливаюсь  в  нерешительности  лишь  перед  дверью,  за  которой  находятся  колокола.  Эта  обшарпанная  скрипучая  дверь  прикрывает  собой  сердце  колокольни.  Осторожно  приоткрываю  ее,  и  замираю.  На  колокольне  горит  фонарь,  в  его  тусклом  свете  я  вижу  спящего  мужчину.  Его  красивое  тело,  крепкие  руки,  бронзовые  мышцы,  непослушные  волосы,  лицо  -  все  это  вызывает  у  меня  непонятную  внутреннюю  дрожь.  Мне  не  холодно,  скорее  наоборот,  меня  бросает  в  жар.  Я  не  чувствую  страха  перед  ним,  я  хочу  прикоснуться  к  нему.  Я  вдруг  ловлю  себя  на  мысли,  что  я  -  женщина.  Из  оцепенения  меня  выводит  его  голос:
            -  Ну  что  смотришь?  Жалеешь,  что  сделала  меня  богоугодником?  -  Лари  усмехается  -  А  ты  оказывается  маленькая  похотливая  сучка.
            -  Ты  ненавидишь  меня?  -  я  смотрю  ему  прямо  в  глаза,  но  не  вижу  в  них  ненависти  или  злости. 
           -  Нет,  просто  обожаю,  Госпожа!  -  он  снова  язвит.  -  Говори,  что  надо  и  пошла  вон  отсюда.  Мне  нельзя даже   разговаривать  с  женщинами.
           -  Надо   отпустить  душу  Жертвенника.  Сейчас,  на  заре,  -  я  поворачиваюсь,  чтобы  уйти.  Внутри  меня  бурлит  злость.  Я  злюсь  не  на  Лари,  я  злюсь  на  себя.  И  все-таки  решаю  поставить  нахала  на  место.  -  Ты  слишком  дерзок.
         -  В  таком  случае,  ты  слишком  милосердна.  Ничего,  что  я  на  «ты»,  Госпожа?
         -  Я  прощаю  тебя  еще  раз.  Люди  часто  бывают  неблагодарными,  и  ты  видимо  не  исключение.  Неужели  ты  не  понимаешь,  что  если  бы  не  мое  вмешательство   Высший  Совет  приговорил  бы  тебя  к  смерти!
         -   А  это  ты  считаешь  жизнью?  В  тот  день  ты  была  похожа  на  маленькую  девочку,  которая  пожалела  бедного  слепого  котенка.  Она  не  стала  его  топить,  она  сохранила  ему  жизнь  и  бросила  его  в  кусты.  И  теперь  он  должен  выживать  в  этих  кустах.  Знаешь,  о  чем  он  думает?  Лучше  бы  его  тогда  утопили.
          Мне  больше  нечего  было  ему  ответить.  Мне  остается  только  уйти.  На  улице  -  тишина  и  полумрак.   Эшвер    еще  спит,  значит,  меня  никто  не  увидит,  никто  не  остановит.  Пришла  в  себя  от  пережитой  боли  и  стыда,  только  в  своей  комнате.  У  меня  ощущение,  что  мне  залепили  звонкую  пощечину.  Это  был  хороший  урок.  Я  спасала  Лари,  потому  что  уже  тогда  любила  его.  Жаль,  что  мои  чувства  так  одиноки.  А  над  городом  плывет  колокольный  звон.  И  каждый  слышит  в  нем  свои  ноты.



               
3 июля               

              Я  сижу  на  подоконнике  в  своей  комнате  и  смотрю  в  окно.  Там,  собственно,  ничего  не  происходит,  поэтому  ничто  не  отвлекает  меня  от  моих  мыслей.  А  они  у  меня  невеселые.  У  меня  не  идет  из  головы  рассказ  Демера  о  том,  что  жена  и  дочь  Голубя  живы,  и  прячутся  где-то  в  лесу.  Это  значит,  что  я,  живя  здесь,  в  этом  доме,  попросту  занимаю  чужое  место.  Я  должна  рассказать  об  этом  отцу.   Но  как?  Да  очень  просто:  «Папочка,  а  ты  знаешь,  что  твоя  семья  жива?».   Да  нет,  чушь  какая-то.  Так  нельзя,  надо  его  как-то  подготовить.  Я  знаю,  надо  сделать  ему  подарок.  Нужно  пойти  в  лес,  отыскать  семью  Голубя  и  привести  их  домой.  Все  будут  счастливы.  А  я?  А  что  я?  У  меня  тоже  все  будет  хорошо.  Если  они  решат,  что  я  не  могу  больше  жить  в  их  доме,  значит,  я  пойду  на  службу  в  храм,  и  найду  приют  там.  При  мысли  о  храме,  меня  охватывает  такое  сильное  волнение,  что  я  решаю  пока  об  этом  не  думать.  Пусть  все  будет  так,  как  должно  быть.  Итак,  решено,  я  иду  на  встречу  с  семьей  отца.  Но  где  же  мне  их  искать?
                Я  у  озера.  Здесь  всегда  так  тихо  и  спокойно,  что  я  готова  никогда  не  покидать  это  волшебное  место.  Я  зову  Аргольду,  жду  ее,  но  ее  появление  всегда  является  для  меня  полной  неожиданностью:
                -  Ты  не  должна  этого  делать?
                -  Откуда  ты  все  знаешь,  Аргольда?  Я  никак  не  могу  привыкнуть  к  этому.
                -  Об  этом  потом,  -  говорит   она,  -  сейчас  я  должна  убедить  тебя,  что  ты  совершаешь  большую  ошибку.
                -  Я  так  не  думаю.
                -  Иногда  мне  кажется,  что  ты  вообще  неспособна  думать!  -  сердиться  Аргольда.
                -  Ты  злишься?  Тебе  не  нравиться  то,  что  я  хочу  подарить  людям  счастье?
                -  Нет,  ты  ошибаешься,  ты  хочешь  еще  раз  убить  их.
                -  То  есть,  ты  хочешь  сейчас  убедить  меня  в  том,  что  возвращение  домой  для  них  подобно  смерти? 
                -  Да. 
                -  Но  почему?  -  не  понимаю  я.
                -  Потому,  что  толпа  решит,  что  Боги  не  приняли  жертву.  Она  разорвет  их  на  части.  Все  считают  их  мертвыми  уже  много  лет,  не  надо  менять  ход  истории.  Не  надо  приносить  Голубю  новые  страдания.  Он  уже  пережил  их  смерть,  он  уже  отпустил  их. 
                -  Но  он  должен  знать,  о  том,  что  они  живы.  Надо  ему  сказать.  Пусть  сам  решает,  что  ему  делать.  Ведь  он  Правитель.
                -   Габра,  оставь  все  как  есть.  Не  надо  напоминать  отцу  еще  раз  о  его  трусости.  Не  будь  такой  жестокой.
                -  Ты  думаешь,  я  смогу  с  этим  жить?  -  не  унимаюсь  я.
                -  А  что  ты  сделала  такого  страшного,  что  будешь  мучиться?
                -  В  том-то  и  дело,  Аргольда,  если  я  сейчас  промолчу,  то  выйдет,  что  я  ничего  не  сделала.  Кстати,  ты  сама  учила  меня,  что  «если  ты  что-то  сделала  неправильно,  то  тебе  простят  твою  ошибку,  бездействие  нельзя  простить».  А  теперь,  когда  я  собираюсь  действовать,  ты  меня  отговариваешь?  Прости,  но  я  ничего  не  понимаю.
                -  Допустим,  что  ты  отчасти,  права,  -  соглашается,  наконец-то,  Аргольда.
                -  Я  пойду  к  ним.  Где  они  прячутся?  -  Аргольда  молчит.  Меня  это  начинает  раздражать,  и  я  предупреждаю  ее.  -  Не  хочешь  помочь  мне?  Не  надо.  Но  знай,  что  я  все  равно  найду  их.  Это  вопрос  времени:  сегодня  или  завтра,  или  через  неделю.
                Я  ухожу  от  озера.  Аргольда  стоит  и  лишь  смотрит  мне  в  след,  не  произнося  ни  слова.  Чем  дальше  я  ухожу  от  нее,  тем  сильнее  хочется  мне  вернуться  и  просить  ее  о  помощи.  С  каждым  шагом  чувство  тревоги  нарастает,  но  я  не  дам  ей   взять  надо  мной  верх.  Я  сама  найду  семью  отца.  Отойдя  на  порядочное  расстояние,  в  отчаянии  присаживаюсь  на  старый  пень,  поросший  мхом  с  северной  стороны.  Внезапно,  голос  Аргольды  в  моей  голове  шепчет:
                -  Если  идти  на  север  от  домика  Жертвенников,  то  вскоре  наткнешься  на  убогое  сооружение.  Оно  напоминает  нору.  Не  бойся,  спускайся  вниз.  Там  и  живет  Диодора  с  Габриэллой.  Иди,  и  постарайся  не  наделать  глупостей,  упрямая  девчонка.
                -  Я  обожаю  тебя,  Аргольда!
                Смотрю  на  солнце,  оно  находится  над  самыми  верхушками  деревьев.  Это  значит,  что  сейчас  -  полдень.  Будем  надеяться,  что  меня  не  будут  искать,  и  никто  не  заметит  моего  отсутствия.  Решаюсь  и  отправляюсь  в  путь.   Вскоре  на  моем  пути  появляется  хижина  Жертвенников.  Останавливаюсь  перед  ней  на  мгновение  и  замираю.  С  тех  пор,  как  не  стало  Демера,  я  ни  разу  не  входила  в  это  жилище.  Оно  как  будто  бы  умерло  для  меня  вместе  с  ним.  Но,  каждый  раз,  когда  приходиться  проходить  мимо  или  видеть  этот  дом  издали,  кто-то  незнакомый  из  прошлого,  начинает  просыпаться  во  мне.  Вот  тогда  мне  особенно  хочется  снова,  как  прежде,  войти  в  этот  дом,  вобрать  в  себя  часть  его  воздуха.  И  вот  сейчас,  как  всегда,  я  опускаю  глаза  на  тропинку,  и  прохожу  мимо.  По  густоте  кроны  определяю,  куда  мне  нужно  двигаться.  Иду  на  север  до  тех  пор,  пока  не  начинаю  понимать,  что  заблудилась.  Тогда  опускаюсь  прямо  на  землю,  облокачиваюсь  на  ствол  дерева,  закрываю  глаза  и  слушаю  тишину.  В  эту  тишину  вторгается  голос  Аргольды:
                -  Почему  ты  остановилась  у  цели?
                -  Потому  что,  я  потеряла  ее.
                -  Посмотри  вперед.  Габра,  неужели  ты  не  видишь?  -  насмехается  Аргольда,  а  я  открываю  глаза,  и  прямо  перед  собой,  обнаруживаю  небольшой  земляной  холм,  с  дырой  посередине,  очень  похожий  на  нору  крупного  зверя.  Холм  замаскирован  так,  что  при  беглом  осмотре  местности  его  не  заметить.  Я  смотрю  на  него  не  двигаясь,  и  мне  становиться  как-то  не  по  себе.  Я  вдруг  начинаю  сомневаться  в  правильности  принятого  мною  решения.  Аргольда   идет  в  наступление:
                -  Что-то  случилось,  девочка  моя?
                -  Ничего,  что  может  меня  остановить,  -  решительно  отвечаю  я.
                -  Значит,  показалось,  -  вздыхает  Аргольда -  а  почему  ты  не  заходишь? 
                -  Аргольда,  почему  ты  всегда  хочешь  меня  уколоть?
                -  Сейчас,  я  хочу  научить  тебя  не  менять  своего  решения.  Научить  тебя  идти  до  конца,  даже  если  на  последнем  рубеже,  страх  и  неуверенность  сковывают  ноги.  Я  хочу,  чтобы  ты  всегда  выходила  победителем  в  борьбе  с  собой.  У  тебя  тяжелый  характер,  и  если  Дух  твой  не  будет  крепок,  ты  погибнешь  от  собственной  глупости.
А  теперь  иди,  поздно  возвращаться  назад.
                Чего  я  так  испугалась?  Сама  не  знаю.  На  ватных  ногах  подхожу  к  отверстию  в  холме,  заглядываю  внутрь,  вижу  лестницу,  которая  ведет  вниз.  Значит,  мне  туда.  Спускаюсь.  Передо  мной  дверь,  открываю  ее легким  нажатием  и  попадаю  внутрь  небольшой  комнаты.  В  ней  царит  полумрак.  Ловлю  на  себе  взгляд  немолодой  женщины. 
                -  Кто  ты  и  зачем  ты  здесь?  -  спрашивает  она.
                -  Я  пришла  с  миром,  -  подаю  я  голос.
                -  Я  не  спрашиваю,  с  чем  ты  пришла,  я  хочу  знать  кто  ты?
                -  Ваш  муж  и  отец….
                -  У  нас  нет  мужа  и  отца!  -  перебивает  она  меня.  -  Он  умер  много  лет  назад.
                -  Кто  вам  это  сказал?  -  улыбаюсь  я.  -  Вас  обманули.  Голубь  жив  и  здоров,  он  думает,  что  вас  нет  в  живых.  Вы  должны  пойти  со  мной,  он  будет  очень  рад  вас  видеть.  В  вашей  смерти  он  винит  себя,  ему  так  не  хватает  вашей  близости.
                -  Дура,  -  она  кричит  мне  это  в  лицо,  -  ты  ничего  не  знаешь.  Или  ты  пришла  сюда  поглумиться  над  нами?  Вы  придумали  это  с  ним  вместе?   Так  вот  иди  и  передай  Голубю,  что  мы  с  дочерью  желаем  ему  смерти.  Что,  единственное,  чего  я  прошу  у  Богов,  это  позволить  мне  увидеть,  как  его  мертвое  тело  будут  рвать  шакалы,  как  вороны  будут  выклевывать  ему  глаза.  Это  все,  о  чем  я  молю  каждый  день.               
                Она,  проноситься  мимо  меня,  словно  вихрь,  и  скрывается  за  дверью,  а  я  стою  окаменелая,  пытаясь  понять  то,  что  сейчас  произошло.
                -  Не  ищи  оправдания  ее  агрессии,  его  нет,  -  я  вздрагиваю  от  внезапно  брошенной  кем-то  фразы.  «Это  Габриэлла»  -  догадываюсь  я.
                -  Это  ты,  Габриэлла?  Где  ты?  -  спрашиваю   я.  Прикроватный  занавес  отодвигается  на  моих  глазах,  и  я  вижу  девушку,  находящуюся  за  ним.  Я  улавливаю  ее  скованные  движения,  замечаю,  что  с  ней  что-то  не  так,  но  не  могу  понять  что.  Я  подхожу  к  ней,  она  берет  меня  за  руку  и  усаживает  рядом  с  собой  на  кровать.  Мне  хочется  сказать  ей  очень  многое,  но  я  молчу,  словно  потерявшая  дар  речи.  Причина  моего  шока  заключается  в  том,  что  Габриэлла  слепа.  Она  все  понимает,  поэтому  дает  мне  время,  переварить  все  происходящее.  После  долгого  молчания,  она  заговаривает  первая:
                -  Я  очень  любила  отца,  когда  была  маленькой  девочкой.  Он  был  всегда  очень  добрым  по  отношению  ко  мне.  У  меня  было  самое  счастливое  детство,  самые  лучшие  игрушки  и  одежда,  и  самый  хороший  отец.  Я  запомнила  его  именно  таким,  слепота  не  смогла  убить  во  мне  его  образ.  Я  его  и  сейчас  очень  люблю,  не  меньше,  чем  в  далеком  детстве.  В  отличие  от  матери,  я  не  пустила  ненависть  в  свое  сердце.  Но  ее,  я  не  могу  осудить,  ведь  у  каждого  свой  порог  прощения.  Ей  было  тяжелее,  чем  мне.  Я  страдала  за  себя,  а  она  -  за  нас  двоих,  -  вздыхает  она.
                -  Габриэлла,  я  хочу,  чтобы  ты  с  Диодорой  вернулась  домой. 
                -  Это  невозможно,  -  она  кладет  свою  руку  мне  на  грудь,  -   ты  тоже  знаешь  об  этом,  послушай  свое  сердце.  Да,  и  поздно  уже...
                -  Почему  поздно?  Ты еще  такая  молодая,  ты  же  моя  ровесница.
                -  Боги  отняли  у  меня  дар  видеть  картинки  окружающего  мира,  но  взамен  они  дали  мне  другой  дар.  Я  вижу  картинки  будущего.  Они  радужные  и  светлые,  но  их  немного.  Свет  от  них  уходит  в  воду.  А  дальше  только  тишина  и  мрак.
                Из  ее  закрытых  глаз  текут  слезы.  Я  держу  ее  за  руки,  поэтому  чувствую,  как  ее  руки  дрожат.  Это  состояние  передается  мне. 
                -  Беги  отсюда,  -  шепчет  Габриэлла,  -  не  оборачивайся  назад.  Забудь  обо  всем  и  постарайся  прожить  оставшееся  время  как  можно  лучше.  Я  хочу,  чтобы  ты  была  очень  счастлива.  Стань  счастливой  за  нас  двоих  -  за  себя  и  за  меня.  Пообещай  мне!
                -  Я  обещаю  тебе,  Габриэлла!   
               
 
6  июля

                Мы  с  Олией  выходим  из  леса  на  дорогу,  ведущую  в  город.  Олия  ведет  себя  очень  странно,  она  не  хочет  возвращаться  домой.  Я  смотрю  в  сторону,  где  находиться  город  и  вижу  черные  клубы  дыма,  поднимающиеся  в  облака. 
                -  Олия,  кажется  в  Эшвере  пожар.  Нам  нужно  поскорее  добраться  домой.  Ну  что  же   ты  стоишь,  как  неживая?  Пошли  быстрее. 
                -  Нам  нельзя  в  город,  -  тихо  говорит  она.
                -  Бред.  Что  это  значит?
                -  Они  пришли  за  тобой.  Отец  велел  мне  увести  тебя  подальше  от  города.
                -  Они.  Это  кто?  -  допытываюсь  я.
                -  Я  не  знаю,  Габра.  -  она  видит,  что  я  не  верю  ей,  и  продолжает  оправдываться.  -  Голубь  несколько  дней  назад  получил  какое-то  странное  послание.  Оно  пришло  с  материка.  Я  не  знаю,   о  чем  шла  речь  в  той  бумаге.  А  сегодня,  когда  ему  сказали,  что  афиняне   причалили  к  берегу,  он  позвал  меня  к  себе  и  просил  увести  тебя  в  лес,  подальше  от  города.  И  еще  сказал,  чтобы  мы  не  возвращались,  пока  все  не  утихнет.
                -  Так  нельзя.  Мы  должны  вернуться  в  город!  -  говорю  я,  направляясь  в  сторону  горящего  Эшвера.               
                -  Габра,  стой!  -  кричит  она  мне  в  след,  потом  поднимает  руки  к  небу.  -  Боги,  за  что  мне  все  это?
                -  Олия,  -  оборачиваюсь  я  -  Ты  идешь  или  остаешься?
                -  Ну  почему,  ты  никогда  никого  не  слушаешься? 
                -  Олия,  миленькая,  ну  перестань,  пожалуйста!  -  прошу  я  ее.  -  Эшвер  горит.  Там  сейчас  отец  и  Лари.  Ты  же  сама  только  что  сказала,  что  им  нужна  я,  что  это  из-за  меня  горит  город.  Я  обязана  все  это  остановить.
                Мы  больше  не  разговариваем.  Быстро  движемся  по  дороге.  На  подходе  к  городу  слышаться  людские  стоны  и  крики.  Возле  одного  из  домов,  располагающихся  на  самой  окраине  Эшвера,  я  вижу  афинских  воинов.  Прячусь  за  угол  дома  и  наблюдаю  за  ними.  Вот  они  выходят  из  дома  и  направляются  к  следующему.  Скорее  всего,  если  верить  Олии,  ищут  меня.  Мои  ноги  становятся  ватными,  я  не  могу  передвигаться.  Сползаю  по  стене  и  долго  сижу,  охваченная  страхом.  Уговариваю  себя  встать  и  попробовать  добраться  до  храма.  И  в  тот  момент,  когда  я  уже  готова  начать  действовать,  чья-то  сильная  рука  закрывает  мне  рот,  и  тащит за  дом,  в  глубь  сада.  Я  пытаюсь  сопротивляться,  но  понимаю,  что  это  бесполезно.  Дальше  все  происходит  слишком  быстро  для  понимания.  Человек  в  маске  и  плаще  вдруг  отпускает  меня  и  жестом  велит  мне  идти  за  ним.  Я  иду,  слепо  подчиняясь  его  воле.  Мне  очень  хочется  оглянуться  назад,  но  я  не  могу  этого  сделать.  Тайком,  словно  воры,  мы  пробираемся  по  тропинкам  заросшего  сада, потом  он  сажает  меня  на  лошадь  и  везет  в  лес.  Скачем  недолго,  возле  небольшого  навеса,  сделанного  из  сухих  веток,  конь  останавливается,  мой  спаситель  помогает  мне  слезть  с  лошади,  указывает  на  навес  и  уезжает.  Я  ничего  не  понимаю.  Но  в  то  же  время,  у  меня  масса  вопросов.  И  мне  очень  хочется  найти  на  них  ответы,  но  я  сижу  и  жду.  Вечереет,  на  землю  опускается  тьма.  Неожиданно  тишину  пронзает  стук  копыт,  и  я  чувствую  сильное  волнение.  «Это  за  мной»  -  думаю  я.  Так  и  есть,  тот  же  самый  мужчина,  который  сегодня  вывез  меня  из  горящего  города  и  укрыл  здесь,  останавливает  свою  лошадь  у  навеса  и  слезает  с  нее.  У  него  в  руках  я  вижу  кусок  хлеба  и  бутыль  молока.  Он  все  это  протягивает  мне.  Я  беру,  и  начинаю  есть.  Когда   чувство  голода  проходит,  я  задаю  ему  вопрос:  «Кто  ты  и  что  все  это  значит?»  Он  молчит.  Сидит  чуть  поодаль  от  меня  и  молчит.  Я  понимаю,  что  не  дождусь  от  него  ответа.  Мне  становиться  немного  не  по  себе,  от  мысли,  что  я  нахожусь  одна  в  незнакомом  мне  месте,  с  незнакомым  мужчиной.  Он  немой,  он  прячет  свое  лицо  под  маской.  А  вдруг  он  выкрал  меня,  чтобы  отвезти  к  афинянам?  Может  это  условное  место,  и  скоро  они  придут  сюда  за  мной,  и  он  передаст  им  меня?  Про  себя  решаю,  что  мне  надо  от  него  сбежать.  Все  еще  сидя  под  навесом,  размышляю  о  том,  как  обмануть  немого  и  потихоньку  улизнуть.  А  он  тем  временем  поднимается,  подходит  ко  мне,  легко,  словно  пушинку,  берет  меня  на  руки,  сажает  впереди  себя  на  лошадь,  и  мы  пускаемся  в  обратный  путь.
                В  доме,  во  всех  комнатах  горит  свет.  Только  окно  моей  спальни  зияет  чернотой.  Значит,  нас  ждут.  Он  слезает  с  лошади  сам,  затем  помогает  мне  сойти  на  землю,  и  пока  я  стою  в  нерешительности  перед  воротами  собственного  дома,  он  тихо  исчезает  в  темноте.  Моя  нерешительность  улетучивается  моментально,  как  только  я  замечаю  Олию.   Она  идет  мне  навстречу  и  улыбается:
                -  Добро  пожаловать  домой,  моя  Госпожа!  -  говорит  она,  -  Не  тревожься,  все  обошлось.
                -  И  что  это  было?  -  интересуюсь  я.
                -  Поговори  с  отцом.
                Голубь  ждет  меня  в  большой  зале,  там,  где  обычно  устраивают  приемы.  Я  вижу,  что  он  сильно  взволнован.  Я  сажусь  за  накрытый  стол,  но  есть  не  начинаю.  Неясное  ощущение  беды,  и  наспех  съеденный   кусок  хлеба,  заглушили  во  мне  чувство  голода.  Я  жду,  когда  отец  заговорит  первым,  и  он  начинает  свою  речь:
                -  Габра,  доченька,  ты  стала  совсем  взрослой.  Сегодня  к  тебе  приезжали  свататься.  Они,  конечно,  немного  переборщили,  понаделали  немного  шума...               
                -  Я  не  верю  своим  ушам…  -  подаю  голос  я.
                -  Не  дерзи,  пожалуйста,  -  прерывает  меня  Голубь,  -  выслушай  до  конца.  Так  вот,  Александр,  конечно,  немного  погорячился,  но  мы  разошлись  с  миром.  Он  просил  у  меня  прощения,  просил  так  же  кланяться  тебе,  и  готов  признать  свою  ошибку  публично  перед  нашим  народом.  Он  скоро  приедет  к  нам  на  остров,  чтобы  просить  твоей  руки.  Что  скажешь?
                -  Я  очень  устала  и  хочу  спать.  Можно  я  пойду  к  себе?
                Я  покидаю  залу  под  недоуменным  взглядом  отца.  Он  молчит,  когда  я  прохожу  мимо  него.  Я  нарочито  громко  закрываю  за  собой  дверь.  Потом  очень  быстро  бегу  по  освещенному  коридору,  вбегаю  в  свою  комнату  и  в  полной  темноте  валюсь  на  кровать.  Обида  и  отчаяние  душат  меня,  я  плачу.  Меня  предали  все,  включая  отца  и  Олию.  Они  тоже  в  заговоре  против  меня.  Они  хотят  отдать  меня  замуж  за  какого-то  хама,  который  налетел  на  город  со  своим  войском,  как  волк  на  косулю.  Устроил  пожар  и  мордобой,  потом  попросил  прощения  и……  его  простили.  А  меня  даже  никто  не  спросил.
Так  и  засыпаю  обиженная  и  никем  не  понятая.

                Проснулась  от  назойливого  писка  комара  над  ухом.   За  окном  уже  брезжил  рассвет.  Небо  уже  приобрело  сероватый  оттенок,  но  звезды  все  еще  продолжали  дарить  земле  свой  холодный  зеркальный  блеск.  Спать  больше  не  хотелось,  а  вставать  было  рано.  Я  лежала  в  постели,  и  в  полной  тишине  сонной  комнаты  слушала  музыку  Евгения  Гришковца   в  своей  голове:
               
                Нет-нет, я уже знаю, я знаю, что юность закончилась,
                Теперь я могу только вспоминать, а я помню:
                Тогда и там, в юности, я не чувствовал себя счастливым,
                Мне казалось наоборот, что все сложно:
                Меня не понимают, меня не слышат.
                Но теперь-то я знаю, что там и тогда - было счастье...
                А тогда я ничего не знал, зато я так всего хотел,
                Как же я ждал тогда чего-то.
                Но мне казалось, и я слышал, что меня зовут...
                На заре голоса зовут меня... 
               
               
               

7_июля

             Я  бегу  по  лесу,  не  разбирая  дороги.  Мне  кажется,  что  за  мной  кто-то  гонится.  И  если  я  вдруг  остановлюсь,  этот  невидимый  кто-то  схватит  меня  и  больше  никто  и  никогда  не  увидит  меня,  не  услышит  моего  голоса,  потому  что  я  пропаду.  Я  цепляюсь  за  корягу  и  падаю.  Лежу,  не  открывая  глаз,  но  никто  меня  не  хватает.  Только  в  ушах  слышен  голос  Аргольды:  «Вставай,  Габра!»  Я  зову  ее.  Я  кричу  ее  имя,  и  она  появляется.  Аргольда  идет  сквозь  бурелом  очень  легко,  не  ломая  ни  единой  веточки.  Мы  садимся  с  ней  на  сухой  ствол,  сваленного  в  грозу,  дерева.
              -  Почему  ты  молчишь,  Габра,  ведь  ты  хотела  о  чем-то  рассказать  мне?  Или  я  ошиблась?
             -  Спаси  меня!  -  шепчу  я.
             -  От  кого?
             -  От  того,  заморского.  Аргольда,  ты  же  знаешь,  о  ком  я  говорю.  Он  скоро  прибудет.  Все  ждут  его  сегодня.
             -  Все  девушки,  Габра,  должны  выходить  замуж.  В  этом  нет  ничего  страшного,  так  чего  же  ты  боишься?
            -  Ты  же  все  знаешь,  Аргольда.  Разве  мне  нужно  что-то  тебе  рассказывать,  -  я  смотрю  ей  в  глаза. -  Что  мне  делать?
            -  Пококетничай,  покапризничай,  скажи  что  подумаешь.  Не  кричи  сразу  «нет»,  а  дальше  видно  будет.  Расскажи  все  отцу,  Голубь  любит  тебя.    А  сейчас  беги  обратно,  да  поторапливайся.  Не  очень-то  красиво,  заставлять  ждать  себя.
           -  А  что  будет  потом?
           -   Потом,  мы  что-нибудь  придумаем!  Время  само  подскажет.
           -    Я  обожаю  тебя,  Аргольда!  -  я  чмокаю  ее  в  щеку,  она  улыбается  -  Вот  только  не  надо  постоянно  зудеть  в  моих  мозгах,  когда  я  уверена  в  своем  решении.  Хорошо?
           -  Ты  неисправима,  девочка  моя!  -  говорит  она  мне  вслед.  -  Ну  почему  тебе  всегда  кажется,  что  ты  права?    
               Стоило  мне  только  выйти  из  леса,  как  меня  захлестнула  всеобщая  истерия  и  кутерьма.  Мне  показалось,  что  я  попала  в  водяную  воронку,  в  некий  слив,  который  тебя  засасывает  со  страшной  силой,  а  вырваться  из  него  невозможно.  Все  перестало  мельтешить  перед  глазами  только  тогда,  когда  меня  разодетую  и  разукрашенную  вывели  на  площадь  и  посадили  рядом  с  отцом.   
               Я  смотрю  на  отца  и  отмечаю,  что  Голубь  весь  сверкает,  как  начищенная  до  блеска  монета.   «Народу  на  площади  собралось  больше  чем  на  казнь»  -  думаю  я  про  себя.   Вдруг  шум  толпы  стихает,  и  я  вижу  своего  заморского  жениха.  «Смотри,  Габра,  какой  красавец»  -  шепчет  Аргольда  в  моей  голове,  и  я  впервые  с  ней  соглашаюсь.   Жених  тем  временем  отвешивает  поклоны:  народу,  мне,  отцу,  и  говорит:
               -  Меня  зовут  Александр.  Сегодня  я  пришел  к  вам  с  миром.  Прежде  чем  озвучить  цель  своего  визита  к  вам,  я  хочу  попросить  у  вас  прощения.  Простите  меня  за  прошлое  мое  вторжение,  за  драку  устроенную  на  площади.  Если  я  заслуживаю  наказания,  то  накажите  меня.  Я  готов  к  любому  приговору,  потому  что  я  мужчина,  я  воин.
               «Аргольда,  мне  кажется  он  просто  хвастун»  -  думаю  я.  Та,  кому  я  посылаю  свои  мысли,  отвечает  мне:  «Хвастун  -  это  конечно  минус,  но  надо  отдать  ему  должное  -  он  храбрец.  Не  каждый  мужчина  способен  ответить  за  свои  поступки».  Я  снова  начинаю  прислушиваться  к  словам  Александра:
              -  В  знак  моей  безграничной  любви  к  тебе,  Габра,  я  хочу  подарить  тебе  эти  жемчужные  бусы.  Позволь,  я  сам  надену  их  на  тебя?
              Я  киваю  ему  в  ответ.  «Интересно,  а  я  могу  отказаться?»  -  спрашиваю  сама  себя,  но  отвечает  почему-то  Аргольда:  «И  не  смей  думать  об  отказе!».  Александр  надевает  на  меня  бусы,  потом   склоняется  к  моей  руке,  поднимает  на  меня  взгляд,  наши  глаза  встречаются:  «Я  хочу,  чтобы  ты  стала  моей  женой»  -  шепчет  он.  Я  чувствую  себя  кроликом  под  гипнозом  удава,  я  растворяюсь  в  его  глазах,  мне  очень  хочется  прямо  сейчас  ответить  ему  «Да»  и  мне  кажется,  что  он  знает  об  этом.  Из  оцепенения  меня  выводит  колокольный  звон,  который  раненой  птицей  начинает  биться  над  площадью,  и  я  слышу  слова  отца,  обращенные  к  Александру:  «Некрасиво  слишком  долго  держать  девушку  за  руку,  она  пока  не  жена  Вам».  Отец,  увидев  мое  смятение,  встает  со  своего  места  и  обращается  к  народу  и  моему  жениху:
               -  Для  нас  это  большая  честь  породниться  с  таким  доблестным  воином.  Народ  Эшвера  наслышан  о  Ваших  многочисленных  боевых  победах.  Но  моя  дочь  растеряна,  поймите  ее.  Еще  вчера  она  была  беззаботным  ребенком  и  ничего  не  знала  о  замужестве.  Дайте  ей  время,  немного  времени,  всего  несколько  дней.  В  душе  она  уже  согласна  стать  Вашей  женой,  но  в  сердце  пока  царит  испуг  и  смятение.
              -  Я  все  понял,  -  подает  голос  Александр,  -  я  готов  ждать,  сколько  понадобиться.
              -  Приезжайте  дня  через  три  -  четыре,  поговорим  о  свадьбе.
                Пока  сильные  мира  сего  договариваются  о  моей  судьбе,  я  слушаю  плач  колоколов.

               
               Солнечный  луч  резанул  по  глазам.  Я  проснулась  и  долго  не  могла  понять,  почему  я  все  еще  слышу  этот  колокольный  звон.  Прислушалась,  звук  доносился  из  соседней  комнаты.  Я  позвала  сына.  Когда  открылась  дверь  его  комнаты,  «Мельница»  волшебным  образом  отправила  меня  обратно  в  мой  сон,  а  я  не  сопротивлялась.  Я  лежала  с  закрытыми  глазами  и  слушала.

                Обернули  жемчужины  шею
                В  три  ряда,  в  три  ряда
                Говорил,  ты  будешь  моей  иль  ничьею
                Никогда,  никогда
                Ты  был  львом  и  оленем,  ты  из  гордого  племени
                Живущего,  там, у  небесной  черты
                Где  ночи  крылаты,  а  ветры  косматы
                И  из  мужчин  всех  доблестней  ты.
 
«Ой!»  -  вздохнула  вместе  Хелависой,  и  спустила  ноги  с  дивана.  Впереди  был  целый  день.  15  часов,  которые  отделяют  меня  от  прошлого.

 

8  июля

                -  Габра,  доченька,  с  тобой  все  в  порядке?  -  спрашивает  меня  отец  во  время  ужина.  Я  долго  смотрю  в  пол,  не  зная,  что  лучше  ответить  ему.  Солгать  или  сказать  правду?  Лгу:
                -  Я  в  полном  порядке,  отец.
                -  Наверно,  старею,  -  бурчит  он,  -  а  ведь  я  подумал,  что  ты  приболела.  Или  тебе  не  понравился  Александр?
                -  Мне  понравился  Александр,  -  говорю  я,  и  краска  заливает  мое  лицо.
                -  Тогда  в  чем  дело?  -  чувствую,  что  моя  ложь  начинает  его  раздражать,  в  голосе  отца  появляются  стальные  нотки.  «Боги!  Как  же  мне  ему  все  объяснить?»  -  задаю  я  вопрос  сама  себе,  и  не  нахожу  ответа,  еще  и  вездесущая  Аргольда  куда-то  пропала.   А  отец  тем  временем  не  унимается,   -   Габра,  я  требую  объяснить  мне,  в  чем  дело?
               -  Я  не  пойду  замуж  за  Александра?  -  наконец  решаюсь  я.
               -  Ты  должна.  -  после  долгого  молчания  произносит  Голубь. -  Мы  с  тобой  подневольные  люди.  Мы  не  принадлежим  сами  себе.  Нами  правит  воля  народа,  а  народ  сейчас,  твой  народ,  желает  породниться  с  афинянами.  Народ  устал  от  войны.  Если  сейчас  ты  откажешь  Александру,  то  войны  не  избежать.  Ты  сама  должна  понимать  это.  Александр  -  воин,  он  очень  хороший,  доблестный  воин.  Для  него  честь  и  достоинство  не  пустые  слова.  Своим  отказом  ты  нанесешь  удар  по  его  достоинству,  и  он  вынужден  будет  пойти  на  Атлантиду  войной,  чтобы  отомстить.
               -  А  мне  всегда  казалось,  что  понятия  «доблестный  воин»  и  «месть»  лежат  в  разных  плоскостях.  Или  нет?  -  подаю  голос  я.
              -  Добрый  воин  будет  добрым  мужем,  ты  будешь  гордиться  им  и  чувствовать  себя  за  мужем,  как  за  каменной  стеной,  -  продолжает  отец,  оставляя  мой  вопрос  без  ответа.  Я  встаю  из-за  стола,  подхожу  к  окну.  Весь  вид  из  окна  загораживает  высокий  каменный  забор.
              -  Посмотри,  отец,  -  он  подходит  ко  мне  и  становится  рядом.  -  Видишь  этот  забор?  Сколько  раз  ты  хотел  разобрать  его  по  камешку?  Он  ведь  всегда  мешал  тебе  наслаждаться  видом  деревьев,  ты  сетовал  на  то,  что  из-за  него  не  слышно  пения  птиц.  Что  мешало  и  мешает  тебе?  Чего  ты  боишься?  Или  ты  полагаешь,  что,  если  вдруг  начнется  война,  этот  каменный  забор  убережет  тебя  от  врагов?   
              -  Ты  хочешь  сказать  мне,  что  дело  не  в  Александре,  а  в  тебе?  Тогда  что  с  тобой?
              -  Я  не  выйду  замуж  за  Александра,  я  люблю  Лаэрта,  -  когда  я  назвала  имя  Лари,  отец  просто  рассвирепел.   Я  никогда  раньше  не  видела  его  таким.  Он  весь  покрылся  багровыми  пятнами,  руки  его  затряслись,  голос  стал  громок,  словно  раскаты  грома.
             -   С  меня  достаточно!  -  закричал  он.  -  Ты  сделаешь  так,  как  я  скажу,  так  как  хочет  твой  народ.
             -  Это  не  мой  народ!  -  я  тоже  кричу.  -  Этот  народ  перестал  быть  моим  лет  восемнадцать  назад,  а  может,  никогда  им  и  не  был.  Разве  мог  мой  народ  желать  смерти  маленькой  несмышленой  девчушке?  Молчишь?  Я  отвечу  за  тебя.  Да,  мог,  потому  что  не  знал,  что  эту  маленькую  грязную  самозванку  им  придется  называть  своей  Госпожой.  Я,  к  сожалению,  помню  огромную  толпу,  кричащую  «Смерть  воровке»,  и  ни  у  кого  тогда  не  было  ни  капли  жалости  в  глазах.  А  сегодня  ты  требуешь  спасти  их?  Нет,  уволь! 
             -  Ты  выйдешь  замуж  за  Александра,  -  повторяет  он,  глядя  мне  в  глаза,  -  а  не  то…
             -  А  не  то,  что?  -  я  выдерживаю  его  суровый  взгляд.  -  Ты  отведешь  меня  в  лес?
               Он  все  также  смотрит  мне  в  глаза.  Я  вижу,  как  меняется  его  взгляд.  Гнев  и  раздражение  сменяются  на  ужас.  В  мгновение  ока  отец  превращается  в  ссутулившегося  старика.  Он  отворачивается  от  меня,  отходит  к  столу  и  садится  на  стул.  Долго  сидит,  не  произнося  ни  слова,  не  двигаясь.  Я  вижу  только,  как  вздрагивают  его  плечи,  он  плачет.  Я  подхожу  к  нему  сзади,  обнимаю  его  и  шепчу:
             -  Прости  меня,  папочка!  Прости  меня,  пожалуйста! 
             -  Как  давно  ты  все  знаешь?  -  подает  он  голос.
             -  Давно,  очень  давно.
             -  Почему  ты  никогда  не  говорила  со  мной  об  этом?  Я  думал,  что  у  нас  нет  секретов  друг  от  друга?  -  он  все  еще  боится  смотреть  мне  в  глаза.
            -  Зачем  ворошить  прошлое?  Его  все  равно  не  вернуть,  ошибок  не  исправить.
            -  Ты  презираешь  меня?  -  в  его  голосе  нет  ни  капли  надежды.
            -  Я  люблю  тебя.  Ты  мой  отец  и  я  люблю  тебя.  Не  казни  себя  сильно,  ты  все  сделал  правильно,  -  он  хочет  что-то  возразить,  но  я  не  даю  ему  сделать  этого.  -  Выслушай  меня  сейчас.  Я  тоже  виновата  перед  тобой.  Виновата  в  том,  что  скрывала  от  тебя  правду.  Я  скрывала  ее  от  тебя,  потому  что  это  была  чужая  тайна.
            -  О  чем  ты?
            -  Твоя  семья  жива,  -  мне  кажется,  что  он  испугался.  -  Демер  прятал  их  в  лесу.  Они  и  сейчас  там.  Но  я  хочу  попросить  тебя:  не  нужно  искать  их.  Я  понимаю  твои  чувства,  но  и  ты  должен  понять  их.  Они  много  пережили,  они…   желают  тебе  смерти…
            -  Как  ты  нашла  их?
            -  Демер  не  хотел  уносить  эту  тайну  с  собой,  он  хотел,  чтобы  его  душа  очистилась  перед  смертью.  Он  мне  все  это  и  рассказал.  Я  -  дитя  леса,  мне  не  составило  труда  найти  их.      
           -  Я  должен  забрать  их  оттуда.  Их  место  здесь,  в  этом  доме.  Мы  будем  жить  здесь,  все  вместе.  У  тебя  будет  сестра.  Габриэлла  очень  милая  девочка.  Я  посмотрю  ей  в  глаза,  и  она  без  слов  поймет  меня,  как  раньше,   -  он  встает  и  начинает  ходить  по  комнате,  переставляет  вещи  с  одного  места  на  другое,  превращая  тем  самым  порядок,  так  тщательно  хранимый  Олией  в  хаос,  его  движения  суетливы  и  мелочны.  -  Я  должен  увидеть  их  прямо  сейчас.  Ты  отведешь  меня?
          -  Я  отведу  тебя,  отец,  но  не  сейчас.  Для  начала  ты  успокоишься  и  все  взвесишь.  Продумай  все  слова,  что  ты  им  скажешь.  Они  ненавидят  тебя,  и  у  них  есть  на  это  право.  И  еще,  -  комок  подкатывает  к  моему  горлу,  но  теперь  я  должна  рассказать  ему  все  до  конца,  до  самого  конца,  -   ты  не  сможешь  посмотреть  Габриэлле  в  глаза, потому  что  она  ослепла.
            Я  поворачиваюсь,  что  бы  уйти.  Мне  не  хочется  оставлять  Голубя  в  таком  состоянии,  но  я  знаю,  что  сейчас  ему  лучше  побыть  одному.  На  пороге,  я  все-таки,  оборачиваюсь:
          -  Как  только  соберешься,  позови  меня.  И  помни:  я  не  осуждаю  тебя,  потому  что  люблю.   
       
               

9  июля

             Я  стою  возле  окна  в  башне  и  оглядываю  улицу.  Уже  вечер.   Возле  нашего  дома  начинает  собираться  народ.  Здесь  все:  мастеровые,  торговцы  и  даже  кое-кто  из  знати.  Они  держаться  чуть  поодаль,  но  видно,  что  в  любую  минуту  готовы  подойти  ближе.  Отец  не  выходил  еще  из  своей  комнаты.  Вчера  он  предупредил  меня,  что  сегодня  ожидает  бунта.
           Мне  страшно.  К  воротам  нашего  дома  подъезжает  лошадь.   Всадник,  одетый  как  будто    собрался  на  карнавал,  лихо  соскакивает  с  нее  и  достает  какую-то  тряпицу.  Мое  внимание  от  окна  отвлекает  крик  Олии.  Она  бежит  по  коридору  и  громко  зовет  отца.  Отец  выходит  из  своей  комнаты  и  направляется  вниз  к  парламентеру.  Вижу,  как  он  быстрым  шагом  проходит  через  двор  на  улицу.  Всадник  бросает  к  ногам  отца  кусок  черной  ткани.  Это  значит,  что  народ  больше  не  верит  своему  Правителю  и  лишает  его  последнего  решающего  слова  в  Высшем  Совете.  Отца  отводят  в  сторону,  и  я  вижу,  как  двое  здоровенных  мужиков  направляются  к  нам  в  дом.    Крик  Олии  заставляет  меня  отойти  от  окна:
            -  Госпожа  Габра,  бегите!  Они  идут  за  Вами.  Они  хотят  отвести  Вас  на  Высший  Совет!
          -  Они  ничего  мне  не  сделают,  Олия  -  уговариваю  я  ее,  хотя  сама  в  это  не  верю.  -  И  отца  не  тронут,  не  посмеют.  Он  очень  много  сделал  для  них.
            В  это  время  я  уже  слышу   шаги  на  лестнице,  в  мрачной  тишине  башни  они  звучат  тяжело  и  угрожающе.  И  вот  уже  передо  мной  и  Олией  встают  двое  мужчин.  Это  те  самые,  которых  я  видела  во  дворе,  когда  они  направлялись  к  дому.  Олия  начинает  плакать.  Один  из  мужчин  хочет  схватить  меня,  но  я  уворачиваюсь.
          -  Руки  убери.  Я  пойду  сама,  -  говорю  я  ему,  он  что-то  мычит  мне  в  ответ,  кажется  смущаясь.  Я  вспоминаю  свой  шестнадцатый  день  рождения.  Конечно,  я  понимаю,  что  сейчас  не  до  внешнего  вида,  но  мне  очень  хочется,  чтобы  те,  кто  считает  меня  виноватой  в  их  бедах  и  желает  мне  смерти,  чтобы  они  запомнили  меня  спокойной,  величественной  и  невозмутимой.    Наивные,  темные  люди.  Они  полагают,  что  если  они  избавятся  от  меня,  их  жизнь  станет  лучше.  Мы  идем  к  площади.  Мы -  это  я,  Олия,  два,  сопровождающих  нас  амбала  и  толпа  народа.  Точно  такая  же  толпа  уже  ждет  нас  на  площади,  кажется,  весь  город  собрался,  чтобы  увидеть  суд  над  «бродяжкой»,  которую  Правитель  Голубь  навязал  им  в  качестве  своей  дочери  много  лет  назад.  «Моя  Госпожа,  вы  должны  спуститься  и  пройти  по  людскому  коридору  до  «Жертвенного  камня».  Таков  обычай»,  -  тихо  говорит  мне  один  из   мужчин,  идущих  рядом. Я  поднимаю  на  него  глаза:  «С  ума  сойти,  он  все  еще  называет  меня  своей  Госпожой». Только  сейчас  замечаю,  что  мы  с  Олией  находимся  в  кольце  из  охранников.  «Наверное,  это  правильно,  -  думаю  я,  -  иначе  обезумевшая  толпа  уже  разорвала  бы  нас  на  части».  Вот  мы  и  спустились.  Я  останавливаюсь  у  начала  своей  последней  дороги.  Почему  последней?  Да  потому  что  глупо  было  бы  надеяться  на  чудо.  Народ  в  этот  раз  настроен  очень  решительно.  Я  только  вчера  отказала  в  брачных  узах  тому  дикарю  с  континента,  а  сегодня  они  уже  успели  не  только  Высший  Совет  собрать,  но  и  отца  из  него  вывести,  чтобы  не,  дай  бог,  не  помешал  им.  А  чудес  в  моей  жизни  итак  было  предостаточно,  ведь  многие  живут,  только  надеясь  на  чудо.  Вспомнилось  детство,  первый  урок  танца.  Я  тогда  забилась  в  угол  и  расплакалась,  потому  что  у  меня  ничего не  получалось.    Греха,  моя  учительница,  обняла  меня  за  плечи  и  как-то  очень  ласково,  но  решительно  сказала:  «Если  бы  передо  мной  сейчас  стояла  Габриэлла,  то  я  бы  разрешила  ей  покапризничать.  Тебе  нельзя  раскисать.  Ты  дочь  Правителя.  Но  ты  не  родилась  с  этим  именем,  тебе  лишь  дали  его,  поэтому  ты  не  должна  ошибаться.  Но  даже  если  ты  ошиблась,  тебе  придется  до  конца  остаться   твердой.  Я  научу  тебя  держать  прямо  спину  и  высоко  подбородок».  Я  научилась  всему  этому  -  и  это  чудо.  Собираюсь  с  духом  и  делаю  первый  шаг.  Оказывается  это не  так  уж  и  страшно.
                Помню,  как  вели  меня  по  людскому  коридору  в  далеком-далеком  детстве,  словно  веткой  по  лицу  било  слово  «Воровка».   Как  много  этих  веток  было  в  тот  день.  Сегодня  толпа  молчит.
              Вот  и  конец  пути.   Становлюсь  на  «Камень».   Зачитывается  воля  народа,  в  ней  проскакивают  слова  «предательство»  и  «смерть»,  толпа  одобрительно  гудит.  Появляется  легкий  ветерок,  становится  прохладно.  «Скорее  бы  заканчивали»,-  думаю  я  и  стараюсь  отыскать  в  толпе  кого-нибудь  из  Жертвенников,  но  никого  не  вижу.   Вдруг  сильный  порыв  ветра  тушит  все  факелы  и   на  площади  становится  очень  темно.  Недолгую  тишину  взрывают  крики.  Суеверный  народ  поддался  панике.  «Бежать?»  -  возникает  вопрос  у  меня  в  голове,  но  в  это  время  чья-то  сильная  рука  снимает  меня  с  «Камня»  и  как  тряпичную  куклу  перебрасывает  через  свое  плечо.  Я  не  сопротивляюсь,  я  теряю  сознание. 
              Слышу  голос  Аргольды,  который  зовет  меня:  «Габра!  Габра!»  Вслед  за  этим  голосом  приходят  другие  ощущения.  Чьи-то  сильные  руки  снимают  меня  с  какой-то  высоты  и  кладут  на  траву.  Не  открывая  глаз,  слышу  шум  прибоя.  Что-то  холодное  прикасается  ко  лбу,  щекам,  груди.  Я  с  трудом  открываю  глаза  и  вижу  перед  собой  мужчину,  того  самого,  который  однажды  уже  спасал  мне  жизнь.  «Мой  милый  немой  спаситель, - думаю  я -  наверняка  он  даже  не  представляет  себе,  насколько  я  ему  благодарна»  Я  не  пытаюсь  его  разглядеть,  да  мне  и  не  хочется  этого  делать.  Человек,  стоящий  сейчас  передо  мной,  тщательно  скрывает  свое  лицо,  он  хочет  оставаться  не узнанным.  А  это  значит  только  одно,  что  который  раз  спасая  меня,  он  не  пускает  меня  в  свою  жизнь.  Почему?  А  разве  это  так  важно?  Мы  стоим  с  ним  возле  обрыва  вдвоем,  и  только  тишина  и  лунный  свет  являются  нашими  попутчиками.  Внезапно  он  берет  меня  за  руку,  поворачивает  к  себе  лицом  и  целует.  Так  ли  я  представляла  себе  первый  поцелуй?  Наверное,  нет.  Порой  мне  казалось,  что  первый  поцелуй  должен  быть  переполнен  страстью,  такой  сильной,  чтобы  тело  стонало  от  желания.  Или  он  должен  был  быть  романтическим,  с  легким  головокружением  и  музыкой  в  ушах.  А  может  -  таинственным,  слетевшим  с  губ  украдкой.  Он  должен  был  быть  любым,  не  похожим  на  этот.  Но  я  ответила  на  него,  я  вложила  в  него  всю  душу.  Пусть  кто-нибудь  осудит  меня  за  это,  но  я  не  могла  иначе.  Я  не  могла  оттолкнуть  своего  ангела-хранителя,  потому  что  при  лунном  свете,  я  прочитала  боль  в  его  глазах.  Наш  недолгий  поцелуй  оборвал  короткий  свист.  Свист  исходит  снизу,  из  моря.  Я  понимаю,  что  это  сигнал.  У  моего  спасителя  сразу  же  в  руках  появилась  веревка,  один  конец  которой  он  прикрепил  к  чему-то  в  темноте.  Второй  конец  этой  веревки  был  тут  же  сброшен  вниз.  Я  стою  на  краю  обрыва,  вдыхаю  влажный  морской  воздух  и  представляю,  что  я  птица.  Меня  ничуть  не  страшит  высота,  лишь  временами  захватывает  дух  от  предвкушения  полета.  Но  на  деле  оказывается  все  совсем  не  так.  Пока  я  мечтаю,  незнакомец  тряпкой  перематывает  мне  руки.  «Значит,  я  буду  спускаться  по  веревке» -  наконец  понимаю  я.  И,  действительно,  мне  в  руки  незамедлительно  вкладывается  веревка.
              Он  целует  меня  еще  раз,  но  уже  по-отечески,  в  лоб  и  мне  кажется,  что  я  слышу,  как  он  произносит:  «Не  бойся».   А  я  и  не  боюсь,  я  же  знаю,  что  пока  этот  человек  в  маске  находится  рядом,  со  мной  ничего  не  может  случиться.  По  крайней  мере,  ничего  плохого.
               Внизу  меня  ждет  лодка.  В  ней  я  вижу  двух  человек  в  рыбацких  плащах.  Капюшоны  скрывают  от  меня,  их  лица.  Как  только  я  сажусь  в  лодку,  один  из  рыбаков  начинает  грести.  Мы  держим  путь  в  сторону  континента.  Я  оборачиваюсь  назад  и  вижу  на  залитом  лунным  светом,  утесе   темную  фигуру.  Она  отдаляется,  превращается  в  точку  и  вскоре  пропадает  совсем.  Я  не  могу  сдержать  слез.  «Я  же  предупреждала  тебя,  что  Огонь  жжется»  -  раздается  в  ушах  голос  Аргольды,  но  его  перебивает  другой  голос,  голос  Олии.  «Бедная  моя  девочка»  -  вздыхая,  произносит  Олия  и  укладывает  мою  голову  себе  на  плечо.  И  только  сейчас  я  понимаю,  под  одним  из  рыбацких  плащей,  скрывается  моя  нянька.  Теперь  я  не  сдерживаю  своих  слез,  а  она  ласково  гладит  меня  по  голове,  приговаривая  при  этом:  «Мы  скоро  вернемся  домой,  мы  обязательно  туда  вернемся.  Надо  просто  очень  верить  в  это!»


   

11  июля

           После  долгого  и  трудного  пути,  мы  с  Олией,  наконец-то,  находим  убежище  у  кельтов.   У  нас  здесь  отдельное  жилище,  оно  простое,  без  излишеств.  Племя  это  -  кочующее,  сейчас  остановилось  здесь.  Как  долго  мы  будем  здесь  находиться,  знают,  наверное,  только  Боги.  Олия  молится  каждый  день,  просит  Богов  дать  нам  шанс  вернуться  домой.  Здесь,  в  племени  кельтов,  мы  чужие.  Эти  милые,  добрые  люди,  пригрели  нас  из  жалости.  Хотя  сейчас  я  уже  начинаю  в  этом  сомневаться.  Жалость  здесь  ни  при  чем,  скорее  из-за  сочувствия.  Кельты  гонимы,  они  гонимы  афинянами,  как  и  мы.  Много  времени  назад  народ  Афин  начал  захватывать  кельтские  территории.  Смирившись  с  участью  «слабых»,  многие  кельтские  племена,  сдались  на  милость  победителям.  Наше  племя  пока  держится,  но  думаю,  что  осталось  недолго.  Они  и  сами  знают  это,  поэтому  каждый  день  ждут.  Мужчины  настроены  воинственно,  они  не  намерены  сдаваться,  женщины  беспрекословно  исполнят  волю  своих  мужчин,  у  них  нет  другого  выбора.  Мы  с  Олией  почти  не  понимаем  их,  они  говорят  на  своем  родном  «кельтском»  языке,  нас  они  тоже  не  понимают.  Но  есть  среди  них  одна  женщина,  благодаря  которой  мы  и  смогли  объясниться  в  день  нашего  приезда  сюда.   Нам  с  Олией  не  разрешают  выходить  из  жилища,  потому  что  старые  кельты  до  сих  пор  думают,  что  мы  -  враги.  Я  не  осуждаю  их,  ведь  для  них  каждый  чужой  -  враг. 
           Я  сижу  на  соломенной  подстилке,  возле  входа  в  наше  жилище,  и  смотрю  на  небо.  Там  в  божественной  синеве,  летают  птицы.  Глядят  на  меня  с  высоты  и,  наверное,  удивляются: «Вот, дура!  Тепло  ей  и  сытно,  чего  еще  надо?»  А  наперегонки  с  птицами  носится  ветер,  свободный,  неистовый.  Он  может  быть  сильным,  порывистым,  нежным  и  ласковым,  он  может  обидеться  и  перестать  дуть  вовсе.  Он  может  позволить  себе  все,  ведь  он  свободен.
          Я  мысленно  представляю  себе  Лари.  Его  слова,  бьющие  как  плеть.  Его  взгляд,  словно  целительный  бальзам,  который  прикладывают  к  ранам.  Сейчас  я  понимаю  его  как  никогда  раньше.  Прости  меня,  мой  Ветер,  за  то,  что  я  лишила  тебя  твоей  свободы.  Я  закрываю  глаза  и  чувствую  сильную  головную  боль.  Надо  что-то  делать,  иначе  можно  сойти  с  ума!

           Как  же  долго  я  проспала  сегодня.  Открыв  глаза,  увидела  яркий  солнечный  свет.  От  утра  не  осталось  и  следа,  день  был  в  разгаре.  Головная  боль,  пришедшая  из  моего  сна,  не уходила.  На  кухне  играло  радио.  Я  прислушалась,  это  была  песня  Юты:


                … И  сегодня  и  завтра  снова  в  мыслях  о  тебе
                Падают  на  землю  облака
                Позабыв  обо  всем  на  свете,  столько  долгих  лет
                Все  еще  надеюсь,  а  пока…


               
12  июля

              Олия  подружилась  с  женщиной,  приносящей  нам  еду.  Она  рассказала  ей  о  том,  что  скоро  нам  разрешат  выходить  из  нашей  «тюрьмы».  Женщина  оказалась  на  редкость  разговорчивой,  знающей  язык  «Афин».  До  сегодняшнего  дня  она  молчала,  а  сейчас,  наблюдая  за  тем,  как  они  щебечут  с  Олией,  у  меня  сложилось  впечатление,  что  поток  их  речи  прорвал  плотину  молчания.  Я  ловлю  себя  на  мысли  о  том,  что  я  им  просто  завидую.  И  это  естественно,  ведь  я  по-прежнему  одинока.  Мое  одиночество  даже  удвоилось,  потому  что  Олия  сейчас  не  со  мной.
            Наконец-то  наша  кормилица  собирается  уходить.  Проходя  мимо  меня,  она  бросает  в  пустоту  слова:  «Какой  чудный  сегодня  вечер,  ночь  будет  очень  теплой,  самое  время  гулять».  Я  ничего  не  могу  понять  из  того,  что  она  сказала,  а,  может,  я  просто  ничего  не  хочу  понять,  ведь  ее  слова   никак  не  могут  относиться  ко  мне.  Разве  может  пленница  думать  о  красоте  ночи  или  тепле  вечера?  Я  возвращаюсь  в  жилище,  сегодня  мне  больше  не  хочется  смотреть  на  бегущие  облака.  Пора  ложиться  спать.  И  вдруг  я  обнаруживаю  возле  изголовья  своего  лежака  темный  балахон  с  капюшоном.  Он  лежит  так  не  приметно,  как  если  бы  его  кто-нибудь  небрежно  бросил  в  этот  угол,  а  потом  забыл.  Я  вопросительно  смотрю  на  Олию.  Она,  заметив  мой  взгляд,  перестает  причесываться  и  удивленно  спрашивает:  «Что-то  не  так,  Габра?»  Я  смотрю  на  нее  еще  некоторое  время  и,  наконец,  отвечаю:  «Нет,  не  обращай  внимания!»  Для  себя  делаю  вывод,  что  Олия  ничего  не  знает.
              Долго  лежим  в  темноте  и  не  можем  уснуть.  У  каждого  из  нас  свои  мысли.  Я  не  сплю,  потому  что  теряюсь  в  догадках:  «Зачем  кормилица  оставила  мне  чужую  одежду?  Куда  я  должна  пойти  этой  ночью?  Кому  это  нужно?  А  может,  я  действительно  схожу  с  ума?»  Олия  не  спит,  потому  что  находится  во  взвинченном  состоянии,  зная  ее  болтливость,  я  представляю  себе,  как  ей  сейчас  трудно  молчать.  И  Олия  все-таки  не  выдерживает: 
              -  Не  спиться?  -  шепчет  она.
              -  Нет.
             -  А  меня  так  взволновала  эта  девушка,  -  вздыхает  Олия.
             -  Какая  девушка?  -  ее  загадочность  начинает  меня  раздражать, -  Олия,  или  рассказывай,  или  спи.
             Это  была  та  самая  фраза,  которую  Олия  ждала  от  меня  все  последнее  время.  На  одном  дыхании  она  рассказала  мне  о  прокаженной  Хельге,  которая  живет  ближе  к  лесу,  потом  ее  рассказ  перекинулся  в  Афины,  где  живет  некий  Александр,  которого  бояться  все  местные  кельты,  потому  что  он  собирается  захватить  их  и  обратить  в  галлатов.  О  его  завоевательном  походе,  было  рассказано  той  же  Хельгой,  поскольку  у  прокаженной  есть  какой-то  шар,  который  называется  «Око»  и  с  помощью  которого  Хельга  может  заглянуть  в  будущее.  Я  ничего  не  поняла  из  ее  рассказа,  потому  что  он  был  очень  быстр  и  сбивчив,  поэтому  решила,  что  как  только  Олия,  выговорившись,  уснет,  я  сама  навещу  прокаженную  Хельгу.



13  июля

             Ночь.  Я  накидываю  на  себя  чужой  балахон   и,  чтобы  не  разбудить  спящую  Олию,  очень  тихо  выхожу  на  улицу.   Сегодня,  на  редкость  темно.  Про  такие  темные  ночи  отец  всегда  любил  говорить:  «Ночь,  созданная  для  воров».  Я  тоже  сейчас  чувствую  себя  немного  вором.  В  чужой  одежде  я  направляюсь  в  чужой  город.  Хотя,  то,  что  я  вижу,  вряд  ли  можно  назвать  городом.  Не  назовешь  это  и  деревней,  скорее  всего  это  похоже  на  убогое  пристанище  скитальцев,  каким  в  прочем  и  является  данное  племя  кельтов.  Куда  же  мне  идти?  Где  живет  эта  загадочная  Хельга?  Вспоминаю  что-то  про  лес,  его  в  своем  рассказе  упоминала  Олия.  Вспоминаю  так  же,  как  долго  мы  плутали  по  лесу,  прежде  чем  вышли  сюда,  к  кельтскому  поселению.  Если  меня  не  обманывает  память,  то,  как  раз  возле  леса  стоит  сторожевая  вышка.  Сейчас  на  ней  ярко  горят  факелы,  освещая  все  в  округе.  Итак,  мне  надо   держать  курс  на  вышку.  Петляю  среди  жилищ  кельтов,  словно  заяц,  который  путает  следы.  Иду  босиком,  чтобы  скрип  сандалий  не  нарушал  тишину,  каждый  камушек,  встретившийся  на  пути,  больно  ранит  ступни  ног.  И  вдруг,  прямо  передо  мной,  безмолвной  стеной,  вырастает  лес.  Ни  капли  не  сомневаясь,  я  захожу  туда   и  чувствую  огромное  облегчение.  Но  где  искать  жилище  Хельги?  Медленно  иду  по  опушке  леса,  всматриваясь  в  хижины,  которые  видны  отсюда.  Все  они  стоят  недалеко  друг  от  друга,  и  только  одна,  та,  в  которой  горит  свет,  находится  ото  всех  на  почтительном  расстоянии.  Я  начинаю  двигаться  по  направлению  именно  к  этой  хижине,  с  полным  чувством  уверенности  в  правильности  своего  выбора.  Подхожу  вплотную,  и  на  мгновение  останавливаюсь  перед  занавесом,  который  отделяет  внутренний  мир  жилища  от  наружного  мира.  «Будь  что  будет!»  -  говорю  я  сама  себе  и  делаю  шаг  внутрь.
            После  темноты  ночи,  свет  внутри  хижины  кажется  мне  очень  ярким.  Но,  уже  минуту  спустя,  глаза  привыкают,  и  я  вижу,  сидящую  в  углу  фигуру,  в  таком  же  темном  балахоне,  как  и  у  меня.
           -  Хельга?  -  спрашиваю  я.
           -  Я  была  уверена,  что  ты  придешь.  У  меня  есть  то,  что  интересует  тебя.  У  тебя  есть  то,  что  нужно  мне.  И  еще  есть  одно  обстоятельство,  объединяющее  нас  -  мы  здесь  «чужие».  Я  не  спорю,  мы  обе  дороги  этому  племени.  Причем,  каждая  по-своему.  Но  не  надо  ждать  от  них  жалости  и  сострадания.  Сейчас  не  те  времена,  каждый  старается  выжить  по-своему.  И  нельзя  судить  никого  за  это  желание.  Ведь  это  даже  не  желание,  это  -  инстинкт.   
           -  Я  не  понимаю  тебя,  Хельга.
           -  Тогда  -  к  делу.  Женщина,  которая  приносит  вам  еду  -  моя  мать.  Увы,  она  не  может  жить  со  мной,  потому  что  все  считают  меня  «прокаженной».  Но  тебе  я  скажу  -  это  не  так.
          -  Но  почему  тогда...,  -   мои  слова  повисают  в  воздухе,  потому  что  Хельга  не  дает  мне  договорить.
         -  У  меня  есть  «Око».  Это  тот  самый  шар,  из-за  которого  ты  попала  сюда  и  стала  заложницей.  Я  не  знаю  всей  твоей  истории,  но  слышала,  что  ты  -  беглянка.   Не  понаслышке  знаю,  что  когда  человек  обращается  в  бегство,  то  там,  откуда  он  бежал,  остаются  близкие  люди,  -  после  этих  слов,  Хельга  на  минуту  замолчала,  но  потом  заговорила  снова.  -  Ведь,  ты  хочешь  знать,  что  с  ними?
           Чувство  растерянности  овладело  мною,  поэтому  я  молчу. 
        -  Так  хочешь  или  нет?  -  еще  раз  спрашивает  она.
        -  Хочу,  -  я  слышу,  как  дрожит  мой  голос.
        -   Я  так  и  знала,  что  ты  не  откажешься, -  она  смотрит  на  меня  так,  словно  не  решается  о  чем-то  спросить  меня.  Тогда  я  спрашиваю  ее  сама.
        -  Что  ты  хочешь  получить  взамен?
        -   «Сонный  камень».  Я  слышала  о  нем,  а  моя  мать  слышала  от  Олии,  что  он  есть  у  тебя.  Я  никогда  не  видела  сновидений.  Что  это  такое?
        -  Сновидение  -  это  то,  что  возвращает  тебя  в  прошлое.  В  недавнее  прошлое,  в  то  время,  которое  однажды  уже  прошло  у  тебя  перед  глазами.  Многие  считают,  что  бывают  сновидения,  которые  переносят  тебя  в  будущее,  как  ясновидения,  но  это,  увы,  не  правда.  Сновидение  -  это  всего  лишь  кусок  реальности,  однажды  уже  пережитый  тобой.
        -  Я  хочу  узнать,  что  такое  видения  во  сне,  -  ее  голос,  впервые  за  наш  разговор,  «улыбается».  -  Ты  придешь  завтра?
        -  Ты  же  знаешь,  мне  нельзя  выходить  из  хижины,  но  я  постараюсь.
        -  Тебе  нечего  бояться,  мать  не  напрасно  оставила  тебе  мою  одежду.  Когда  эти  людишки  видят  меня,  то  у  них  начинается  настоящая  паника.   «Проказа»  -  заразная  болезнь.   Так  что,  можешь  идти  смело  мимо  любого  кельта,  просто  склони  голову  и  опусти  пониже  капюшон.  Я  уверена,  никому  даже  в  голову  не  придет  окликнуть  тебя.
         -  Хельга!  -  перебиваю  я  ее,  а  она  почему-то  вздрагивает,  когда  я  произношу  ее  имя -  А  почему  ты…
         -  У  тебя  слишком  много  вопросов,  сейчас  у  меня  просто  нет  времени,  чтобы  ответить  на  все.  Но  скоро  ты  обязательно  все  узнаешь.
            Она  гасит  свечу,  и  в  комнате  становится  темно.  Я  понимаю,  что  разговор  окончен.

   

14  июля

            -  Ты  ничего  не  хочешь  мне  рассказать?  Или  ты  считаешь,  что  я  ничего  не  замечаю?  Я  знаю,  что  сегодня  ночью  ты  куда-то  ходила.  Куда?  -  произнося  все  это,  Олия  хочет  казаться  спокойной,  но  у  нее  это  плохо  получается.  Я  смиренно  опускаюсь  перед  ней  на  пол,  ложу  голову  ей  на  колени.                -  Не  сердись,  пожалуйста!  Я  и  сама  хотела  тебе  все  рассказать,  просто  не  знала  с  чего  начать.
          -  Не  надо  ничего  выдумывать,  начни  с  чего  начнется.
          Я  начинаю  свой  рассказ,  и  время  от  времени  поглядываю  на  Олию.  Мне  очень  важно  понять,  сердится  она  или  нет.  Я  рассказываю  ей  про  то,  как  нашла  одежду,  спрятанную  возле  моего  изголовья,  как  долго  ходила  в  ночи  в  поисках  леса,  как  нашла  таки  дом,  где  живет  прокаженная  Хельга  и  про  саму  встречу,  которая  изменила  нашу  жизнь.  Когда  я  заканчиваю  рассказывать  о  своих  приключениях,  Олия  еще  долго  молчит.  В  полумраке  я  не  вижу  ее  слез,  но  знаю,  что  она  плачет.  Потом,  собравшись  с  силами,  она  произносит:
           -  Сегодня  ночью,  я  пойду  с  тобой.
           -  Нет,  Олия,  мы  не  можем  рисковать.  Хельга  сказала,  что  я  здесь  нахожусь  в  качестве  заложницы.  Что  она  имеет  в  виду,  я  не  знаю,  но  сегодня  я  обязательно  выясню.
           -  А  если  с  тобой  что-то  случиться?  Кто  тебе  поможет?  А  если  тебя  поймают?
           -  Олия,  -  я  обрываю  ее  на  полуслове,  -  хватит  «если».  Я  наверняка  знаю  только  то,  что  если  кто-то  ночью  заглянет  в  наше  жилище,  а  оно  окажется  пустым…
          Я  смотрю  на  Олию,  и  вижу,  что  она  все  понимает,  мне  не  нужно  договаривать  до  конца.  За  столько  лет  жизни  рядом,  мы  с  Олией  слились  в  одно  целое,  стали  частью  друг  друга.  Все  человеческие  пороки   замолкают,  если  кто-то  из  нас  оказывается  в  опасности.  Чаще,  это  бываю  я.
          День  прошел  быстрее, чем  обычно.  Вечереет.   Скоро  стемнеет,  и  на  вышке  зажгут  факела.  Я  жду.  Пора.  Сегодня  меня  провожает  Олия.   Она  целует  меня  в  лоб:  «Будь  осторожна».  Потом  я  иду  по  темному  спящему  поселению.  Ни  души.  В  лачуге  Хельги  горит  свет.  Я  захожу  внутрь  и  вижу,  что  Хельга  сидит  ко  мне  спиной.  Не  оборачиваясь,  она  спрашивает:  «Пришла?».  Я  молчу,  она  рукой  показывает  мне  на  место  напротив  себя:  «Садись».  Я  присаживаюсь,  и  гробовая  тишина  повисает  в  воздухе.  Слышно  только  завывание  ветра  да  лай  собак.  Наконец,  Хельга  начинает  говорить:
           -  Ты  принесла  то,  что  я  просила?
           -  Конечно.
           -  Тогда  давай  меняться,  -  она  встает,  медленно  идет  к  куче  какого-то  тряпья,  которое  валяется  в  углу,  и  достает  оттуда  нечто,  завернутое  в  большую  грязную  тряпку.  Разворачивает,  и  я  вижу,  большой  стеклянный  предмет,  по  форме  напоминающий  мне,  кошачий  глаз.  Мягкий  зеленый  свет  горит  у  него  внутри.  Хельга  кладет  его  передо  мной  со  словами:
          -  Это  «Око».  Многие  отдали  бы  все,  чтобы  обладать  им,  поэтому  приходится  тщательно  его  прятать. 
          -  А  ты  не  боишься,  что  я  могу  украсть  его,  или  сказать  кому-нибудь  о  его  нахождении.
          -  Нет!  -  резко  говорит  Хельга,  ее  голос  звенит  в  тишине.
          -  Почему?
          -  Первое:  я  тебе  верю.  Это  неправильно  -  не  верить  всем.  Второе:  я  все  просчитала.  Кельты  никогда  не  войдут  ко  мне  в  дом,  я  «прокаженная».  А  тебе  просто  некуда  идти  с  «Оком»,  не  понесешь  же  ты  его  к  себе  в  жилище.  Это  смешно,  не  находишь?  И  наконец,  третье:  тебе  не  нужен  «Око».  Разве  только  попользоваться  пару  раз.  И  если  в  первом  и  втором  еще  можно  усомниться,  то  третье  -  это  точно.
         -  Тогда  возьми,  -  я  снимаю  с  шеи  и  протягиваю  ей  «Камень  Сна»,  -  и  не  надо  сомневаться  в  первом  и  втором,  они  точны  так  же,  как  третье.   А  теперь  расскажи  мне,  как  работает  эта  штука.
         -  Смотри  не  на  него,  а  в  него.  Представь,  что  перед  тобой  человек,  которому  ты  смотришь  в  глаза.  Думай  об  этом  человеке,  сосредоточься  на  своих  думах  и  «Око»  покажет  тебе,  что  этот  человек  делает  сейчас.  Все  очень  просто.
            Хельга  уходит  в  угол,  чтобы  не  мешать  мне.  Я  испытываю  огромное  чувство  благодарности  по  отношению  к  ней.  Закрываю  глаза  и  вспоминаю  отца.  Боги,  как  давно  я  его  не  видела.  Стоп,  сейчас  не  место  для  воспоминаний,  надо  сосредоточиться  на  образе  отца.  Я  смотрю  в  «Око»  и  думаю  об  отце.  Узкая  черная  щелочка  в  самом  центре,  вдруг,  начинает  разрастаться.  Ох,  не  зря,  я  сравнила  его  с  кошачьим  глазом.  «Габра,  надо  думать  об  отце!»  -  одергиваю  сама  себя,  и  возвращаюсь  внутрь  «Ока».  Щель  по-прежнему  велика,  с  каждой  минутой  она  становиться  больше  и  больше,  но  внутри  ее  пустота.  Я  долго  смотрю  в  эту  пустоту,  и  чем  дольше,  тем  зловещей  она  становиться,  тем  больше  она  меня  пугает.  Наконец,  я  решаюсь  позвать  Хельгу:
            -  Хельга,  я  ничего  не  вижу,  -  зрачок  в  центре  «Ока»  реагирует  моментально,  он  сразу  же  превращается  в  тоненькую  полосочку. 
            -  Что-то  же  ты  все-таки  видела?
             -  Ничего,  -  отвечаю  я.
             -  Такого  не  может  быть,  -   Хельга  уверена  в  своей  правоте.  -  Ты  должна  была  видеть.
            -  Ничего,  -  повторяю  я,  но  уже  не  так  уверенно.
            -  Давай  попробуем  еще  раз,  -  предлагает  мне  Хельга,  -  только  я  буду  стоять  рядом,  если  ты  не  будешь  против.  Я  снова  начинаю  смотреть  в  «Око»  и  думать  об  отце.  И  снова  все  повторяется,  как  в  первый  раз. 
            -  Вот  видишь,  снова  -  ничего.
            -  Тебе  только  кажется,  что  ты  ничего  не  видишь,  -  подает  голос  Хельга,  которая  ходит  по  жилищу  из  стороны  в  сторону,   -  на  самом  деле  ты  видишь  пустоту,  темноту.
           -  И  что  это  значит?  -  подаю  я  голос.  Хельга  молчит,  а  я,  вдруг  все  поняв,  уже  не  хочу,  чтобы  она  отвечала.  Я  поднимаюсь  и  иду  к  выходу.  Я  должна  уйти.  Хельга  все  поняла,  она  даже  не  пытается  меня  остановить.  Уже,  откинув  в  сторону  полог,  загораживающий  вход,  я  поворачиваюсь  к  Хельге:
          -  Прости,  мне  нужно  побыть  одной.  Спокойной  ночи,  пусть  тебе  присниться  самый  лучший  сон.

              Какой  точной  бывает  все-таки  народная  мудрость:  «Чем  дальше  в  лес,  тем  больше  дров».  В  моем  лесу  этих  дров,  по-моему,  становиться  все  больше  и  больше.  А  как  все  хорошо  начиналось!  Как  легкий  приключенческий  фильм.  Мне  кажется  с  этим  пора  заканчивать.
 

               
20  июля

               Сегодня  ночью  я  не  видела  сновидений.  Вчера  вечером,  когда  я  ложилась  спать,  я  чуть  было  не  произнесла  те  самые  слова,  которые  переносят  меня  в  прошлое,  но  вовремя   остановила  сама  себя.  «Если  ты  хочешь  проснуться  завтра  утром  и  понять,  как  прекрасна  твоя  жизнь,  ты  должна  все  забыть.  Тебе  незачем  знать  то,  что  произойдет  с  теми  людьми,  с  той  девушкой.  Это  не  ты.  А  все  остальные  тебя  не  интересуют»,  -  примерно  такие  слова  промелькнули  в  моем  воспаленном  мозге.  Я  подвергла  их  тщательному  анализу,  попробовала  их  как-то  опровергнуть.  Я  обвиняла  себя  в  трусости,  бессердечности,  но  на  все  мои  доводы,  холодный  и  трезвый  разум  говорил  твердое  «Нет».  Я  сдалась  и  решила  немного  по развлекаться.  Включила  телевизор,  бесцельно  переключала  с  канала  на  канал,  но  не  нашла   для  себя  ничего  интересного.  Гулять  тоже  не  хотелось.  Можно  было  конечно  увлечь  себя  работой,  но  утром  я  дала  себе  слово:  «Никакой  работы,  только  отдых».  На  столе  у  сына  нашла  диск  «Ночных  снайперов»,  устроилась  поудобнее  в  кресле,  включила  плеер  и  растворилась  в  музыке.  Я  чувствовала  себя  на  вершине  блаженства,  пока  не  услышала  следующее:
                …  Но  это  просто  рубеж
                И  я  к  нему  готов,
                Я  отрекаюсь  от  своих  прошлых  снов.
                Я  забываю  обо  всем,  я  гашу  свет.
                Нет  мира,  кроме  тех,
                К  кому  я  привык,
                И  с  кем  не  надо  напрягать  язык,
                А  просто  жить  рядом  и  чувствовать,  что  жив.
                Дальше  я  уже  ничего  не  слышала.  Помните,  как   раньше  проигрыватели  заедали  и  тормозили  в  одном  месте.  Получался  «эффект  заезженной  пластинки»,  когда  одна  фраза  могла  повторяться  бесконечное  количество  раз,  пока  вручную  не  передвинешь   лапку  с  иголкой.  То  же  самое  произошло  в  моей  голове.  Я  по  прежнему   сидела  в  кресле,  не  выключая  плеера,  и  повторяла  только  одну  строчку  из  песни:  «Я  отрекаюсь  от  своих  прошлых  снов».  Господи,  что  я  делаю?  Скольким  людям,  судьба  дает  шанс  узнать  о  себе  все?  А  может  не  нужно  верить  во  все  это?  Но  как  бы  то  ни  было,  мне  остается  лишь  завидовать  людям  сильным  и  властным,  тем,  которые  могут  сказать  решительное  «Нет»  и  прошлому,  а  если  надо  и  будущему,  тем,  кто  может  с  легкостью  все  забыть.  Я  так  не  могу.  Я  должна  пройти  свой  путь  до  конца,  и  если  в  конце  этого   пути  я  увижу  собственную  смерть  (что  наверняка  так  и  будет),  я  не  струшу,  я  найду  в  себе  силы  посмотреть  ей  в  глаза.
                Решено,  сегодня  ночью  я  вернусь  в  свои  сны.



21  июля


                -  Что  случилось,  Габра?  -   таким  вопросом  встречает  меня  Олия.  -  На  тебе  лица  нет.
                Я  молчу,  потому  что  не  знаю,  что  ей  ответить.  Рассказать  о  том,  что  я  видела,  у  меня  не  поворачивается  язык,  да  и  кто  знает,  а  вдруг  все  это  неправда.  Прохожу  в  глубь  хижины,  сажусь  на  подушки,  Олия  садится  рядом  и гладит  меня  по  волосам.  Чувствую  себя  маленьким  котенком,   оторванным  от  матери.  «А  если  «Око»  не  врет?»  -  задаю  вопрос  сама  себе.  Ох,  как  же  мне  хочется,  чтобы  все  это  было  просто  кошмарным  видением.  Олия  сидит,  рядом  молча,  она  понимает,  что  сейчас  ее  слов  просто  никто  не  услышит.
                -  Сегодня  ночью  я  снова  пойду  к  Хельге,  -  говорю  я.
                -  Ты  что-то  видела?  -  спрашивает  Олия,  глядя  мне  в  глаза.
                -  Да,  -  я  отвожу  взгляд  в  сторону,  -  что-то  видела,  но  что  это  было,  я  точно  не  разобралась.  Именно  поэтому,  я  снова  пойду  к  Хельге.
                Я  больше  не  хочу  говорить,  направляюсь  к  двери,  откидываю  полог,  сажусь  на  пол  в  дверном  проеме  и, оперевшись  спиной  на  косяк,  обняв  колени,  начинаю  смотреть  на  облака.  А  они  плывут  и  плывут  мимо,  то  на  восток,  то  на  север.  То  медленнее,  то  быстрее.  Иногда  они  похожи  на  вату,  иногда  на  перья.  Но  все  они  плывут  мимо  меня,  туда,  где  в  голубой  морской  дымке  прячется  остров,  где  шумные  пенные  волны  тщетно  бьются  об  отвесные  неприступные  скалы,  где  ласково  шелестит  листва,  где  даже  сумрачный  и  нелюдимый  лес  готов  подарить  сказку,  где  мой  дом,  где  меня,  наверное,  уже  никто  не  ждет.  Мои  глаза  начинают  слезиться  от  яркого  солнца,  и  я  закрываю  их.  И  сразу  же  облака  сменяет  черная  грозная  туча.  Еще  мгновение  и  из  нее  вырвутся  на  свет  божий  стрелы  молний,  для  того,  чтобы  пригвоздить  всех  грешных  к  Земле.  Мне  кажется,  что  я  уже  слышу  гром.  Это  Зевс  на  своей  грозной  колеснице  лично  пожаловал  ко  мне  в  гости.  Он  смеется.  Его  хохот  звучит  еще  громче,  чем  грохот  его  повозки.  «Ну,  давай,  славный  Громовержец,  ударь  меня.  Порази  меня  своей  молнией  так,  чтоб  от  души  и  тела  остался  только  пепел.  Призови  себе  на  помощь  самые  неистовые  ветра,  чтоб  они  развеяли  этот  пепел  на  многие  километры»,  -  кричу  я  ему.  Он  так  и  делает.  И  вот  уже  частички  меня  носятся  по  кругу  в  бешеном  танце,  гонимые  ветром.  И  тут,  Зевс  делает  ошибку.   Следом  за  ветрами,  он  бросает  на  Землю  ливень.  Мощные  струи  воды,  потоками  чистят  воздух.  Грязь,  пыль,  а  с  ними  и  пепел,  оставшийся  от  моего  тела,  вновь  попадают  на  Землю.  Похохотав  напоследок  еще  раз,  Зевс  уезжает.  Стих  ветер,  закончился  дождь,  а  частички  меня,  словно  робкие  побеги,  начинают  прорастать  и  тянуться  к  небу.  Их  много,  все  вместе  они  -  лес.   Лес,  в  котором  шепчутся  между  собой  деревья,  и  звенит  голос  Аргольды:  «Имя  твое  -  Жизнь.  Помни  об  этом  всегда». 
                Я  открываю  глаза.  Солнце  уже  начинает  садиться,  окрашивая  облака  в  алый  цвет.  Я  чувствую  в  себе  небывалый  прилив  сил.   Все  верно,  все  правильно.  С  самого  рождения  меня  жгли,  пинали,  убивали,  но  всякий  раз  оказываясь  в  благоприятных  условиях,  я  поднималась  и  продолжала  жить.
                Я  надеваю  одежду  Хельги  и  иду  в  ее  дом.   Тихо  и  пустынно  кругом.  У  меня  такое  чувство,  что  кельты  вымерли,  осталась  только  я.  Я  одна  и  никого  поблизости.  Хельга  встречает  меня  молчанием,  в  тишине  ставит  передо  мной  «Око»  и  отходит  далеко  в  темноту  хижины.  Я  тоже  не  горю  желанием  разговаривать.  Смотрю  в  «Око»  и  думаю  о  Лари.  «Око»  открывается  очень  быстро.  В  его  глубинах  видны  очертания  колокольни,  потом  колокольня  приближается,  и  я  вижу  своего  Лари.   Он  смотрит  вдаль.  Словно  капитан,  стоящий  за  штурвалом  огромного  корабля.  При  скудном  свете  свечи,  он  кажется  мне  еще  более  смуглым.  Я  не  могу  оторвать  от  него  взгляд.  И  вдруг,  каким- то  боковым  зрением  я  замечаю  кожаную  маску,  лежащую  на  полу.  Теперь  мой  взгляд  прикован  к  ней.  Я  узнала  эту  маску,  эти  длинные  кожаные  ремни,  которые  мне    так  хотелось  развязать.  Тогда,  сидя  на  лошади  позади  него,  я  с  трудом  подавила  свое  желание,  сорвать  эту  маску  с  лица  своего  спасителя,  чтобы,  наконец,  узнать  кто  он.   Дотрагиваюсь  рукой  до  губ,  потому  что  их  внезапно  начинает  жечь  тот  поцелуй.  Если  бы  я  знала  тогда,  что  это  Лари  прощался  со  мной.  Хотя,  понимаю,  как  он  был  прав.  Узнай  я  тогда  его,  я  бы  никуда  не  поплыла,  я  бы  предпочла  смерть  рядом  с  ним  жизни  в  изгнании.  А  он  хотел  меня  спасти  и  остаться  при  этом  не узнанным.  Мои  мысли  перебивает  движение,  которое  происходит  в  «Оке».  На  колокольню  заходит  мужчина  и  просит  Лари  отзвонить  с  утра  «отпускную».  Лари  молча  кивает  в  знак  согласия  и  при  этом  поворачивается  так,  что  теперь  я  вижу  его  лицо.  Мне  кажется,  что  он  смотрит  мне  прямо  в  глаза.  Дрожащей  рукой  я  дотрагиваюсь  до  его  губ,  его  глаз  и  лба.  Но  вместо  тепла,  которое  должно  идти  от  мужчины,  лишь  стекло  холодом  обжигает  мои  пальцы.  Я  отдергиваю  руку.  Слезы  жгут  глаза,  я  больше  не  могу  их  сдерживать.  Картинка  пропадает,  «Око»  закрывается,  и  я  слышу  голос  Хельги  за  своей  спиной:
             -  Зачем  ты  так  мучаешь  себя?
             -  А  что  мне  еще  остается? -  отвечаю  я  вопросом  на  вопрос. -  У  меня  такое  чувство,  что  какая-то  неведомая  сила,  упрямо  пытается  засунуть  меня  в  ад.  Я  отчаянно  сопротивляюсь,  изворачиваюсь.  Но,  кажется,  теперь  у  нее  это  получилось.  Как  ты  думаешь,  я  должна  смириться? 
             -  Ты  только  что  сама  сказала,  что  тебе  «кажется».  И  я  с  тобой  согласна.  Не  потому  что  думаю,  что  тебе  легко  или  ты  боишься  трудностей.  Нет,  на  самом  деле,  ты  -  отчаянная  девчонка.  Просто,  ты  пока  не  знаешь,  что  такое  -  ад. 
               Я  слушаю  Хельгу,  но  все  мои  мысли  заняты  Лари.   Как  ловко  он  водил  меня  за  нос,  скрывая  от  меня  свои  чувства.  Кричал  на  меня,  даже  оскорблял,  язвил  в  мой  адрес,  мне  казалось,  что  он  ненавидит  меня.  А  вышло  все  наоборот.  И  теперь  я  даже  не  знаю,  радоваться  мне  или  печалиться.  А  перед  глазами  у  меня  то  и  дело  проплывает  маска. Наконец,  я  поднимаю  взгляд  на  Хельгу  и  спрашиваю:
             -  Хельга,  а  почему  ты  никогда  не  снимаешь  капюшон?  Что  ты  скрываешь  под  ним?
             Зачем  я  задаю  вопросы,  заранее зная,  что  не  получу  на  них  ответов?  Хельга  молчит,  старательно  заворачивая  «Око»  в  лохмотья.  Я  вижу,  как  дрожат  ее  руки,  и  она  не  в  силах  унять  эту  дрожь.  Нужно  уходить,  я  чувствую,  что  мне   пора.  Ухожу,  даже  не  оборачиваюсь,  ни  слова  не  говоря  на  прощанье,  хотя  прекрасно  знаю,  что  никогда  не  вернусь  сюда  больше.  Хельга  была  права,  когда  говорила,  что  воспользоваться  «Оком»  я  захочу  два  или  три  раза,  не  больше.  Действительно,  мне  не  нужен  больше  «Око».  Я  должна  попасть  домой.


22  июля


              -  Олия,  я  хочу,  чтобы  ты  меня  причесала.  Красиво,  как  раньше,  -  говорю  я  и  удивляюсь,  появившимся  в  моем  голосе  приказным  ноткам.  Олия  так  же  удивленно  поднимает  на  меня  свой  взгляд:
             -  Боюсь  даже  предположить,  что  ты  собираешься  делать.
             -  Я  пойду  к  их  старейшинам.
            -  Зачем?  -  Олия  удивляется  еще  больше.  -  Какая  муха  тебя  укусила?
            -  Олия,  мы  никогда  не  разговаривали  с  тобой  о  той  ночи,  когда  мы  покинули  остров.  Наверно,  пришло  время.  Расскажи  мне  все,  что  ты  знаешь, -  прошу  я,  но  Олия  молчит,  поджав  губы.  Представляю,  как  напряженно  работают  сейчас  ее  мозги.
            -  Что  ты  задумала,  Габра?  -  наконец,  спрашивает  она.
            -  Милая  моя,  Олия,  это  зависит  от  того,  что  ты  мне  сейчас  расскажешь.  Я  просто  хочу,  чтобы  ты  рассказала  мне  правду.
           -  Прошло  столько  времени,  ты  ведь  никогда…
          -  Правда,  Олия,  не  подвластна  времени,  она  лишь  может  приобрести  другой  вкус.  Как  вино,  стать  более  терпкой,  выдержанной,  но  она  не  перестанет  быть  от  этого  правдой.  Так  ведь?  -  я  беру  свою  старушку  за  плечи  и  поворачиваю  к  себе.  -  Я  прошу  тебя.
           -  Пусть  будет  по-твоему,  -  вздыхает  она,  берет  в  руки  гребень  и  начинает  меня  причесывать.  -  Твой  отец  все  знал.  Он  всегда  просчитывал  все   на  шаг  вперед,  иначе  он  бы  не  смог  быть  Правителем.  Ты  же  знаешь,  что  он  был  хорошим  Правителем.  Голубь  предупредил  меня  дня  за  два,  сказал,  чтобы  я  втайне  от  тебя  собирала  вещи  и  была  готова.  Я  немного  не  понимала,   к  чему  я  должна  быть  готова,  но  я  верила  твоему  отцу,  и,  поэтому,  все  сделала,  как  он  велел.  Клянусь,  я  ничего  не  знала.  Даже,  когда  я  садилась  в  лодку,  я  не  знала,  куда  мы  поплывем.  Голубь  видимо  заранее  держал  вёсельника  наготове,  и  как  только  тебя  повели  на  Совет,  он  дал  распоряжение  действовать.  Но  это  всего  лишь  мои  предположения.  Все  его  приказы  были  выполнены  точно,  иначе  мы  бы  не  добрались  до  континента.  Но  могу  предположить,  что  в  лесу,  в котором  мы  прятались  от  афинян,  все  пошло  не  так.  Когда  мы  оказались  с  тобой  в  этом  племени,  я  вдруг  поняла,  что  что-то  не  так.  Этот  человек,  встретивший  нас  в  лесу,  он  вышел  нам  на  встречу  не  случайно.  Он  знал  о  нас  все,  его  выдали  глаза.  Если  бы  он  мог  говорить  на  нашем  языке,  или  мы  знали  «кельтский»  он,  наверняка,  выдал  бы   себя.  Но  я  положилась  тогда  на  волю  судьбы,  а  что  еще  оставалось  делать?
            -  Ты  помнишь  того  человека,  который  меня  спас?  Знаешь  его?  -  снова  спрашиваю  я.  Мне  сейчас  не  важно,  как  мы  попали  в  эту  западню,  где  мы  ошиблись  и  почему.  Мне  нужно  знать  все  о  своем  спасителе.
           -  Прости  меня!  -  после  недолгого  молчания,  наконец,  произносит  Олия.  -  Я  не  должна  была  тебе  говорить  о  нем.
           -   О  ком?
           -   Прости  меня,  девочка  моя!
           -  Кто  это  был,  Олия?  -  я  почти  кричу.
           -  Это  был  Лаэрт.  Голубь  давно  знал,  что  ты  влюблена  в  Лари.  Он  замечал,  что  ты  постоянно  ищешь  предлог,  чтобы  отправиться  на  колокольню  или  в  храм.  Он  сильно  переживал,  когда  видел  тебя  в  слезах,  потому  что  Лари  в  очередной  раз  обидел  тебя.  Он  никак  не  мог  понять,  в  чем  причина  этой  злости  и  ненависти,  которая  живет  в  сердце  звонаря.  Голубь  отказывался  понимать,  почему  вместо  слов  благодарности  за  свое  спасение,  Лари  постоянно  тебя  оскорбляет.  И  однажды  он  решил  сам  разобраться  во  всем.  Он  ушел  на  колокольню  рано  утром,  я  очень  хорошо  помню  тот  день.  Его  долго  не  было,  я  сильно  волновалась,  ожидая  его.  Ближе  к  обеду  твой  отец  вернулся  домой  хмурый  и  неразговорчивый.  Я  все  пыталась  выспросить  у  него  «что  да  как»,  но  он  не  хотел  разговаривать.  И  только  на  следующий  день,  когда  я  прямо  спросила  у  него  о  визите  на  колокольню,  он,  улыбнувшись,  ответил:  «Все  очень  просто,  Лари  очень  любит  Габру.   А  что  касается  его  злости,  то  это  скорее  отчаяние,  ведь  в  этой  жизни  они  никогда  не  будут  вместе.  Лари  понимает  это,  поэтому  хамит  моей  дочери.  Но  не  для  того,  чтобы  как-то  ее  оскорбить,  а  потому  что  пытается  держать  ее  на  расстоянии  от  себя.  Он  видит,  как  она  мучается,  он  также  мучается  сам,  но  он  не  может  пойти  против  Судьбы».  Больше  он  никогда  не  вспоминал  о  Лари,  мне  казалось,  что  он  вычеркнул  его  из  нашей  жизни.   А  в  тот  день,  когда  Голубь  понял,  что  тебе  не  избежать  Совета,  что  кто-то  должен  помочь  тебе  бежать  с  острова,  он  долго  мучался  вопросом:  «Кто  выполнит  его  просьбу  (потому  что  приказывать  здесь  не  было  смысла),  кто  будет  рисковать  своей  жизнью  ради  тебя?»   «Что  Вы  решили,  Правитель?»  -  спросила  я  его,  а  он,  со  вздохом,  ответил:  «Увы,  никого  нет  рядом  в  трудный  момент.  Это  одно  из  жизненных  правил.  Когда  ты  идешь  по  лестнице  вверх,  всяк  норовит  подмазаться,  чтобы  с  твоей  помощью  тоже  чуть-чуть  подняться.  Но,  когда  ты  летишь  в  пропасть,  то  рядом  никогда  никого  нет,  даже  попутчиков.  Так  что  придется  идти  к  недругам.  Если  бы  ты  знала,  Олия,  как  стыдно  мне  за  то,  что  я  когда-то  отверг  нашего  звонаря.  Но  делать  нечего,  пойду  к  нему  на  поклон.  Если  он  не  согласиться  выкрасть  Габру  с  Совета,  то  не  знаю,  что  будет  с  моей  бедной,  но  гордой  девочкой».  Больше  мы  об  этом  не  разговаривали  никогда,  но  мне  кажется,  что  твоему  отцу  не  пришлось  уговаривать  Лари.  Скажу  больше,  если  бы  Голубь  не  пошел  бы  просить  Лаэрта  об  услуге,  то  Лари  сам  бы  бросился  тебе  на  помощь.  Ну,  вот  и  прическа  готова,  а  теперь  расскажи  мне,  что  ты  собираешься  делать?
                -  Пойду  к  их  мудрецам,  или  как  их  там  еще  называют.  Мы  должны  немедленно  отправиться  домой.  Если  они  нас  не  отпустят,  придется  нам  с  тобой  готовить  побег.  А  еще  мне  надо  поболтать  с  Хельгой,  уж  очень  мне  интересно,  почему  она  назвала  меня  заложницей.
                -  Ты  уверена,  что  это  правильный  ход?  По-моему,  ты  сильно  рискуешь.
                -  Чем  я  рискую,  Олия?  Посмотри  на  меня,  что  у  меня  можно  отнять?
                -  Жизнь,  -  Олия  даже  не  задумалась.
                -  Нет,  Олия,  они  не  будут  убивать  меня.  Я  им  зачем-то  нужна.  Только  вот  зачем?  Но  об  этом  мы  узнаем  не  раньше,  чем  ночью.  А  пока,  попытка -  не  пытка,  я  пошла.   Помолись  за  меня,  Олия!  -  я  не  оглядываясь,  выхожу  из  жилища.  Я  знаю,  что  моя  добрая  милая  Олия  будет  неустанно  шептать  молитвы  мне  вслед  и  до  боли  сжимать  кулачки.  Она  будет  ждать  меня,  и  молить  Богов,  чтобы  они  поскорее  вернули  меня  ей  целой  и  невредимой.  Потом  она  не  даст  спать  мне  всю  ночь,  потому  что  будет  расспрашивать.  Но  это  будет  потом,  а  сейчас  я  иду  между  хижин.               
                Старик,  окруженный  зажженными  свечами,  ласково  гладит  свой  барабан  и  напряженно  о  чем-то  думает.  Я  некоторое  еще  время  стою  и  рассматриваю  его,  прежде  чем  он  меня  замечает.  Он  поднимает  на  меня  свой  мутный  взгляд  и  что-то  говорит  по-кельтски.  Я  не  понимаю  его,  но  это  меня  совсем  не  смущает.  Выслушав,  до  конца  его  речь,  я  говорю:
               -  Нам  необходимо  оставить  Ваше  племя.  Я  пришла,  чтобы  сказать  спасибо  Вам  и  вашему  народу  за  гостеприимство.  Сегодня  мы  с  Олией   уходим.
                Он  что-то  кричит,  зовет  Рона  (это  один  из  мужчин  племени),  затем  что-то  ему  говорит  и  Рон  спешно  уходит.  Через  некоторое  время  он  возвращается  с  нашей  кормилицей.  Старик  кивает  мне  головой,  и  я  понимаю,  что  мне  надо  повторить  свою  речь.  Я  повторяю  и  вижу,  что  мои  слова  привели  мать  Хельги  в  замешательство.  Она  начинает  как-то  неестественно  улыбаться,  при  этом  она  отвечает  на  вопросы  Старика.  Подходит  ко  мне,  берет   под  локоть  и  шепчет:  «Кланяйся,  улыбайся  и  кланяйся,  уходим».  Она  почти  силой  вытаскивает  меня  из  хижины  и,  не  отпуская  моей  руки,  ведет  в  наше  жилище.  Когда  мы,  наконец-то  заходим  в  нашу  хижину,  она  начинает  шепотом  кричать  на  меня:
                -  Ты  понимаешь,  что  ты  делаешь?
                -  Нет,  я  ничего  не  понимаю.  Может  быть,  Вы  мне  объясните?
                -  Может  быть,  и  объясню…  -  она  вдруг  сникает  и  начинает  плакать,  а  мне  становится  ее  очень  жалко,  я  даже  раскаиваюсь:
               -  Простите  меня,  мне  очень  нужно  домой.
               -  Ты  ни  в  чем  не  виновата,  -  она  гладит  меня  по  голове,  -  скорее,  это  мы  с  Хельгой  должны  просить  у  тебя  прощения.
               -  Мне  нужно  поговорить  с  Хельгой.  Передайте  ей,  пожалуйста,  что  сегодня  ночью  я  буду  у  нее.


               Внезапный  сильный  хлопок  заставил  меня  проснуться.  Я  не  поняла,   что  происходит,  но  кругом  все  было  тихо.  Долго  лежала  без  сна,  потом  заснула,  но  вернуться  обратно  в  кельтскую  деревню  сегодня  ночью,  мне  уже  было  не  суждено.  Это  значит,  что  с  Хельгой  я  буду  разговаривать  уже  завтра.  Утром  обнаружила  предмет  ночного  шума  и  удивилась  тому,  насколько  все  может  быть  банально  простым.  Баррель,  спрыгивая  на  кухне  с  табурета,  свалил  на  пол  пульт  дистанционного  управления. 



23  июля

                В  хижине  Хельги  царит  полумрак,  потому  что  только  в  центре  комнаты  горит  слабая,  мерцающая  головешка.  Хельга  сидит  в  самом  темном  неосвещенном  углу  и  что-то  перебирает  в  руках.  Ее  фигура,  как  всегда  полностью  скрытая  под  черным  просторным  балахоном,  напоминает  мне  приведение.  Я  даже  слегка  ёжусь,  думая  об  этом.  Я  подхожу  к  огню,  становлюсь  так,  чтобы  Хельга  могла  видеть  мое  лицо  и  говорю:
                -  Я  пришла.  Я  хочу  знать  все  от  начала  до  конца.
                -  Все  знают  только  Боги,  -  ее  голос  окрашен  в  стальные  тона,  я  чувствую,  как  она  наряжена.  -   Что  именно  ты  хочешь  знать?
                -  Немного.  Почему  я  здесь  и  как  долго  я  здесь  буду  оставаться. 
                -  Судьба  свела  нас  не  вчера,  а  очень  давно.  Просто  ты  ничего  не  знала  обо  мне  раньше.  У  меня  было  все,  о  чем  может  мечтать  девушка:  красота,  ум,  «Око»  и  богатый  жених.   Я  была  помолвлена  с  одним  из  самых  доблестных  воинов  Афин.  Мы  любили  друг  друга  и  были  очень  счастливы  вместе.  Скоро  должна  была  грянуть  свадьба,  но  видно  ей  не  суждено  было  случиться.  У  моего  жениха  был  брат.  Его  звали  Александр.  Мы  были  мало  знакомы,  потому  что  он  почти  никогда  не  бывал  дома.  Его  завоевательные  походы  не  прекращались  ни  на  минуту.  Впервые,  я  увидела  Александра  на  похоронах  их  матери.  Он  влетел  в  погребальную  залу,  словно  стремительный  ястреб,  как  раз  в  тот  момент,  когда  собирались  закрывать  ее  гроб.  Он  задержался  у  последнего  ложа  матери  на  мгновенье,  и  то,  лишь  для  того,  чтобы  прошептать  ей  прощальные  слова  и  вложить  в  руки  некий  предмет.  Потом  он  исчез,  так  же  быстро,  как  и  появился.  Их  мать  была  не  от  мира  сего,  никто  не  знал  объяснения  ее  странностям.  Не  могу  передать  словами  то,  что  я  ощущала,  находясь  рядом  с  этой  женщиной.  Ее  взгляд.  Он  прожигал  тебя  насквозь.  Это  было  в  высшей  степени  неприятно.  Она  никого  не  любила,  кроме  своего  старшего  сына.  Только  ему  она  желала  счастья  и  вечной  жизни.   Именно  это  желание  Вечной  жизни  и  стало  чуть  позже  настоящим  бичом  для  этой  семьи.  Всем  известно,  что  невыполнимые  желания  убивают  естество,  разрушают  настоящее,  но,  желая  чего-либо,  мы  почему-то  всегда  забываем  об  этом.    Так  вот,   чувствуя,  что  смерть  уже  стоит  на  пороге  ее  дома,  она  просила  его  приехать,  чтобы  она  могла  сказать  ему  нечто  очень  важное.  Ни  у  кого  не  было  сомнений,  что  Александр  немедля  окажется  дома.  Так  и  случилось.  Они  недолго  шептались  в  спальне  старухи.  Спустя  некоторое  время,  она  умерла,  а  ее  старший  сын  пошел  завоевывать  Атлантиду.
              -  Ох!  -  я  не  смогла  удержаться,  услышав  знакомое  название.  -  Прости,  Хельга!  Я  прошу,  продолжай!
             -  Александр  вернулся  домой  через  три  дня,  он  был  очень  зол.  Никто  не  осмелился  спросить  его  о  причине,  раздирающей  его  злости.  Он  начал  много  пить,  подолгу  разговаривать  с  младшим  братом.  Геральд  никогда   не  рассказывал  мне  об  этих  разговорах.  Но  через  некоторое  время  Александр  вновь  собрался  на  непокорный  остров,  в  этот  раз  он  поплыл  туда  с  миром.  Вернулся  очень  скоро,  и  объявил  всем,  что  скоро  женится.  В  свой  последний  визит  на  Атлантиду,  он  собирался  особенно  тщательно,  обратно  он  должен  был  привезти  молодую  жену.  Поговаривали,  что  она  обладает  особым  даром,  но  каким  -  не  знал  никто.  Мы  с  Геральдом  были  счастливы,  потому  что  хотели  сыграть  две  свадьбы  в  один  день.  Но  Александр  вернулся  один.  Вечером  того  же  дня  он  закрылся  в  своей  комнате,  и  его  никто  не  осмелился  тревожить,  так  как  знали  о  его  вспыльчивом  нраве.  Утром  же  в  комнате  его  не  нашли,  скорее  всего,  он  отправился  в  новые  боевые  походы.   Но  дня  через  два  его  привезли  на  лошадях  полумертвого.  Прежде  чем  отправиться  в  мир  иной,  он  позвал  к  себе  моего  Геральда,  что  бы  рассказать  ему  «нечто  заслуживающее  внимания».   Я  в  это  время  занималась  с  цветами  в  саду.  Окно  спальни  Александра  выходило  как  раз  в  то  место,  где  в  тот  момент  находилась  я.  Что  это  было?  Возможно,  простая  случайность,  а,  может  быть,  я  говорю  так,  чтобы  оправдать  свое  любопытство?  Как  бы  там  ни  было,  но  подслушала  разговор  двух  братьев,  и  ни  капельки  не  сожалею  об  этом.  Итак,  о  чем  же  они  разговаривали?  Впрочем,  разговора  как  такового  не  было,  говорил  один  Александр,  Геральд  слушал.  Александр  начал  так:  «Сейчас  мы  видимся  последний  раз,  брат.  И  поэтому  я  хочу  попросить  тебя  об  одной  услуге.  Но  прежде,  чем  высказать  тебе  свою  просьбу,  я  должен  кое-что  рассказать  тебе.  Я  поплыл  на  остров  не  случайно.  Мать,  умирая,  поведала  мне  об  одной  девушке,  которая  живет  на  том  острове.   Наша  милая,  добрая  мама,  очень  хотела,  чтобы  я  женился  на  той  девушке.  Она  объяснила  мне  свое  желание  так:  если  я  хочу  жить  вечно,  то  я  должен  на  ней  жениться,  потому  что  она  -  Странница,  т.е.  живущая  в  разные  времена.  Странствует  она  не  по  своей  воле,  она  ищет  свою  Судьбу,  и  как  только  найдет  его…»  Его  речь  часто  прерывалась,  потому  что  ему  уже  не  хватало  воздуха,  он  останавливался,  чтобы  немного  перевести  дух,  а  потом  начинал  говорить  снова.  Мне  казалось,  что  он  очень  боится,  что  не  успеет  поведать 
обо всем.  «Я  нашел  ее,  брат.  Я  готов  был  на  ней  жениться.  Нет,  я  лгу.  Увидев  ее,  я  понял,  что  я  хочу  на  ней  жениться.  И  мне  даже  стало  все  равно  кто  она.  Помнишь  тот  день,  когда  я  поплыл  на  Атлантиду  второй  раз?  Я  вез  ей  подарок.  Я  подарил  ей  мамины  жемчужные  бусы  и  просил  ее  стать  моею  женою.  Она  ничего  мне  не  ответила,  я  не  торопил  ее,  я  готов  был  ждать.  Третий  мой  визит  оказался  самым  печальным.  Я  не  нашел  на  острове  Габру,  так  зовут  эту  девушку.  Атланты  вернули  мне  мой  подарок  и  долго  извинялись.   Я  пытался  выспросить  у  них,  где  мне  теперь  искать  ее,  но  они  мне  ответили,  что  она  казнена,  за  то,  что  осмелилась  отказать  мне.  Оказалось,  что  они  просто  испугались  того,  что  я  соберу  воинов  и  пойду  на  них  войной.  Но  позже  я  узнал,  что  невероятное  чудо  помогло  Страннице  спастись.  Божественные  силы  вывезли  ее  с  острова,  уберегли  от  гнева  народа.  Она  где-то  здесь…»  Он  замолчал,  мне  показалось,  что  он  совсем  перестал  дышать.  Я  не  могла  видеть,  что  происходит  в  комнате,  я  могла  только  слышать.  Через  какое-то  время,  я  услышала  голос  Геральда:  «Я  исполню  любую  твою  просьбу,  Александр.  Я  готов».  Александр  молчал,  потом  до  моего  слуха  долетел  еле  слышный  шепот:  «Найди  Габру…  верни  ее  домой….  Мамины  бусы…  Хельге….»   Скрипнула  дверь.  Я  поняла,  что  Геральд  вышел  из  комнаты.  Нет.  Александр  не  умер.  Он  прожил  еще  несколько  дней,  но  я  больше  не  видела  его,  потому  что  с  того  момента,  как  Геральд  покинул  спальню  брата,  моя  жизнь  навсегда  изменилась.  И  в  этой  перемене,  отчасти,  виновата  я  сама.  Начиная  с  того  самого  рокового  дня,  мой  жених  стал  неразговорчивым  и  замкнутым.  Мы  редко  виделись,  а  когда  встречались,  он  старался  не  смотреть  мне  в  лицо.  Я  думала,  что  он  переживает  так  из-за  того,  что  не  знает,  как  отыскать  беглянку.  Мне  очень  хотелось  ему  помочь.  Но  Геральд  не  хотел  со  мной  разговаривать,  а  я  не  могла  признаться  ему  в  том,  что  я  все  слышала.  Это  были  очень  тяжелые  времена.  После  того,  как  Александр  умер,  Геральд  сообщил  мне  об  отмене  свадьбы.  Я  ничего  не  понимала.  В  конце  концов,  нашу  свадьбу  можно  было  просто  перенести,  но  отменять…   
                -  Не  нужно  мучить  себя,  Хельга!  -  мне   было  так  неловко  от  того,  что  я  заставляла  ее  вспоминать  все  это,  но  я  никак  не  могла  нащупать  связь  между  этой  историей,  которая  была  мне  очень  знакома  и  моим  пребыванием  здесь.  Поэтому  в  душе  я  все-таки  надеялась,  что  Хельга  не  обратит  внимания  на  мои  уговоры  и  продолжит  свой  рассказ. 
                -  Но,  Геральд  отменил  нашу  свадьбу,  - сидевшая  до  сих  пор  Хельга,  встала  и  начала  ходить  по  хижине  из  угла  в  угол.  -   Он  оказался  трусом,  потому  что  это  известие  я  услышала  от  чужих  мне  людей.   Наша  последняя  встреча  с  Геральдом  произошла  в  лаборатории.  Меня  попросила  сходить  туда  мать,  ей  нужен  был  травяной  отвар  от  головной  боли.  Когда  я  переступила  порог  лаборатории,  я  увидела  Геральда.  «Вот  и  поговорим»,  -  подумала  я.  Если  бы  я  тогда  знала,  чем  закончится  этот  разговор,  я  бы  бежала  оттуда  быстрее  лани.  Разговор  явно  не  клеился,  Геральд  то  и  дело  отводил  взгляд  в  сторону  и  на  все  мои  вопросы  отвечал  весьма  уклончиво.  Обида  и  злость  грызли  меня  изнутри.  Я  обвиняла  Геральда,  проклятья  сыпались  из  моих  уст  на  его  голову,  как  из  рога  изобилия.  А  он  молчал,  давая  мне  выговориться.  Когда  я  прокричала  ему  в  лицо,  что  слышала  их  разговор,  Геральд  напрягся.  Дальше  все  было  как  во  сне.  Я  поклялась,  что  найду  Странницу  первая  и  уничтожу  ее,  а  потом  доберусь  и  до  него. 
                Хельга  стояла  напротив  меня  и  молчала.  Тишина  была  настолько  густой,  что  мне  стало  не  по  себе,  я  решила  прервать  ее  молчание:
                -  И  что  он?  -  верно,  говорят,  что  «молчание  -  золото».  Хельга  сначала  простонала,  словно  раненый  зверь,  потом  забилась  в  каком  неистовом  хохоте,  потом,  наклонившись  к  моему  лицу,  внезапно  сорвала  с  себя  капюшон  и  прорычала:
                -  Как  же  я  ненавижу  тебя!  -  на  меня  смотрело  нечто.  Лицо  Хельги  напоминало  мне  кусок  мяса,  тщательно  отбитый  и  местами  обжаренный  до  румяной  корочки.  Я  взяла  себя  в  руки  и  даже  не  отшатнулась,  не  отвела  взгляд.  Мы  смотрели  друг  на  друга  в  упор,  как  в  детской  игре,  ждали,  кто  первый  отвернется.  Я  выиграла.  Приступ  ярости  закончился.  Хельга  вернулась  на  прежнее  место,  надела  на  голову  колпак  и  продолжила:
                -  Он  плеснул  мне  в  лицо  жидкостью  из  пузырька,  который  он  держал  в  руке.  Что  было  дальше,  я  помню  весьма  смутно.  Я  то  приходила  в  сознание,  то  снова  куда-то  проваливалась.  До  конца  пришла  в  себя  здесь,  в  этой  хижине.  Мама  сказала,  что  кельты  разрешили  нам  жить  здесь.  Она  рассказала  мне,  как  обманула  их,  сказав,  что  я  прокаженная.  Я  могла  думать  только  об  одном,  мне  нужно  отомстить  Геральду.   Но  чтобы  отомстить  ему,  мне  нужна  была   ты.  Без  тебя  мой  план  не  имеет  смысла.  Это  я  с  помощью  всевидящего  «Ока»  нашла  тебя,  я  поведала  племени  о  том,  что  Геральд  ищет  тебя  по  кельтским  племенам,  заодно  ведя  захватнические  походы.  Остальное  кельты  придумали  за  меня.  Они  нашли  вас  с  Олией  в  лесу,  дали  вам  кров  и  пищу,  а  теперь  ждут,  когда  сюда  прибудет  Геральд,  чтобы  обменять  тебя  на  свободу  для  племени. 
                -  А  в  чем  же  твоя  месть?  -  подаю  я  голос.
                -  Всему  свое  время.  А  теперь  уходи  и  забудь  сюда  дорогу. 
               


24  июля
               
                Олия  сидит  на  своей  постели,  и  изумленно  смотрит  на  меня.  В  ее  глазах  застыл  страх.  Мне  тоже  страшно,  потому  что  за  нашей  хижиной  всю  ночь  слышаться  шаги.  Они  то  стихают,  то  подкрадываются  очень  близко,  так  близко,  что  мне  кажется,  что  я  слышу  чье-то  дыхание  за  стеной. 
               -  Я  предупреждала  тебя,  Габра,  -  шепчет  Олия,  -  не  надо  было  ходить  к  старику.  Вдруг  они  теперь  хотят  нас  убить?
              -  Убивать  они  нас  не  будут,  это  точно,  -  отвечаю  я.
              -  Откуда  столько  уверенности?  Что  тебе  рассказала  Хельга?  Габра,  не  молчи,  пожалуйста,  мне  страшно!
              -  Нам  надо  бежать  отсюда.  Но  как?  -  смотрю  на  Олию,  вижу,  что  она  не  в  восторге  от  этой  идеи.  Пытаюсь  рассуждать  дальше.  -  Вчера,  когда  я  говорила  со  стариком,  он  не  понял  ни  единого  моего  слова,  иначе  он  не  послал  бы  за  Милицей.   Ему  был  нужен  переводчик.  Милица   мою  просьбу  об  уходе  отсюда,  старику  не  перевела.  Это  значит,  что  охрану  старик  выставить  не  мог,  он  же  ничего  не  знает  о  том,  что  мы  хотим  уйти.   А  может  он  просто  притворяется,  что  не  понимает  нашего  языка?  Или  это  Хельга,  после  своей  исповеди,  затеяла  новую  игру? 
              -  Я  не  понимаю  тебя,  Габра,  -  подает  голос  Олия.
             -  Все  очень  просто,  Олия.  Ты  ведь  не  можешь  связать  полотно,  если  у  тебя  запуталась  нить?  Не  можешь.  Значит,  надо  распутать   ее,  а  уже  потом  вязать.
             -  Я  сто  лет  уже  ничего  не  вязала,  -  вздыхает  Олия.
             -  Итак,  кому  мы  нужны  больше?  Хельге  или  кельтам?  Вообще-то  кельтам,  но  тогда  кто  сказал  старику,  что  мы  хотим  уйти?  О  чем  умолчала  ночью  Хельга?  Неужели  она  собирается  убить  меня  на  глазах  у  Геральда,  когда  тот  явится  сюда.  Нет,  нужно  остановиться,  иначе  можно  такого  напридумывать.
            -  Нас  все-таки  хотят  убить  или  нет?  -  спрашивает  Олия,  которая  молча  выслушала  весь  мой  бред.
            -  Нам  надо  бежать.
            -  Куда  и  как?  -  не  унимается  Олия.
           -  Я  что-нибудь  обязательно  придумаю.  А  пока  давай  спать.

                На  этом  закончилась  еще  одна  ночь,  наступил  рассвет.  Обрывки  воспоминаний  наконец-то  начали  складываться  для  меня  в  более  или  менее  ясную  картину.  Иногда  мне  кажется,  что  я  могу  рассказать,  чем  все  закончится.  За  последние  несколько  месяцев,  я  перечитала  огромное  количество  документального  и  художественного  материала,  который  касается  непосредственно  Атлантиды.   Ничего  конкретного,  только  предположения,  домыслы,  споры  и  фантазии.  Значит  то,  что  мне  сниться,  не  может  быть  навеяно  книгами.  А  может  быть,  мои  сновидения  -  это  не  такой  уж  и  бред?  Может  быть  -  это  действительно  голос  из  прошлой  жизни?  Тогда,  кто  я?  Зачем  я  здесь?    Мне  очень  нужно  это  узнать.   



25  июля

                Милица  стоит  на  пороге  с  кувшином  молока.  Я  хватаю  ее  за  руку  и  почти  силой  затаскиваю  внутрь  хижины.  Она  недоумевает,  но  не  сопротивляется.
                -  Кто  эти  люди,  которые  всю  ночь  и  все  утро  толкаются  возле  нашего  жилища?  Ты  ведь  знаешь?  Это  план  Хельги?  -  у  меня  к  ней  очень  много  вопросов.
                -  Нет,  Хельга  не  имеет  к  этому  ни  малейшего  отношения.  Люди,  которые  постоянно  трутся  возле  вашей  хижины  -  это  охрана.  Старик,  видимо,  распорядился…  Они  боятся,  что  вы  сбежите…
                -  Милица,  в  племени  есть  люди,  которые   знают  наш  язык?
                -  Мне  кажется,  нет,  -  она  мотает  головой
                -  Что  ты  вчера  сказала  Старику  о  моем  визите?
                -  Я  сказала,  что  вы  благодарите  кельтов  за  кров,  данный  вам,  и  заботу.  Клянусь:  я  больше  ничего  не  говорила  ему,  -   она  спокойна  и  я  верю  ей.
               -  Тогда  кто?  Хотя,  это  уже  не  важно.
                Мне  кажется,  что  нам  больше  не  о  чем  говорить,  но  Милица  толкается  возле  стола  и  не  уходит.  Я  чувствую,  что  у  нее  есть,  что  нам  рассказать,  но  она  никак  не  может  на  это   решиться.  Наконец,  она  находит  в  себе  силы,  чтобы  продолжить  разговор:
               -  Вы  скоро  уйдете  отсюда.  У  Хельги  есть  план,  -  она  видит  непонимание  в  моих  глазах,  поэтому  вынуждена  продолжать.  -  «Око»  показало,  что  Геральд  уже  где-то  рядом.
              -  И  что  она  собирается  делать?
              -  Геральд  хочет  взять  тебя  в  жены,  Габра,  -  неожиданный  приступ  хохота  волной  накрывает  меня:
              -  Это  у  них  что,  такая  семейная  традиция,  жениться  на  мне?  Братец  его  хотя  бы  изволил  руки  моей  попросить  у  отца,  а  этот  что?  Я  же  его  даже  в  глаза  не  видела!
              -  Габра,  ты  должна  согласиться.
              -  Что?  -  возмущению  моему  нет  предела.
              -  Девочка  моя,  -  в  разговор  вмешивается  Олия,  -  послушай  меня.  Твоя  гордость,  дерзость  и  твое  упрямство  никогда  не  знали  границ.  Я  вижу,  что  и  сейчас  ничего  не  изменилось.  Но  сейчас  мы  с  тобой  находимся  в  клетке,  и  Милица  со  своей  дочерью  пытаются  нам  помочь.  Давай  выслушаем  ее,  ведь  у  нас  все  равно  нет  другого  выхода.
              -  Габра,  -  продолжает  Милица,  видя,  что  слова  Олии  долетели  до  моих  ушей  -  как  я  уже  сказала,  Геральд  рядом,  и  он  ищет  тебя,  чтобы  жениться  на  тебе.  Это  желание  возникло  у  него  давно,  из-за  него  он  оставил  мою  дочь.  Его  нельзя  сильно  за  это  винить:  все  хотят  прикоснуться  к  Вечности,  часто  любой  ценой.   Но  Геральд  не  варвар.  Он  привык  завоевывать  и  подчинять,  а  не  нападать  и  разрушать.  В  любом  случае,  он  сначала  предложит  мир.  Соглашайся,  чтобы  выиграть  время.  Хельга  уже  все  просчитала.  Зная  его  самолюбие,  он  удалиться,  чтобы  предстать  перед  тобой  красавцем  женихом,  а  не  усталым  воином.  Он  приедет  за  тобой  на  заре,  таковы  традиции.  В  ночь  перед  его  приездом  мы  подменим  тебя  на  Хельгу.  Вы  будете  свободны.
               -  А  что  будет  с  Хельгой? 
               -  Я  не  знаю,  но  как  бы  все  не  закончилось,  это  ее  выбор. 
               -  Милица,  Вы  не  боитесь  потерять  дочь?  Вы  так  спокойны.
               -  Я  уже  давно  ее  потеряла.  Той  Хельги,  которую  я  знала,  уже  нет.  Поэтому,  я  очень  прошу  тебя,  Габра,  не  мешай  ее  плану  осуществиться.  Даже  если  ей  суждено  умереть,  то  хотя  бы  ее  душа  будет  спокойна.  Она  ведь  тоже  не  отпустит  Геральда,  заберет  его  с  собой. 
              Снаружи  доносится  громкий  стук.  В  глазах  Олии  застывает  немой  вопрос:  «Неужели  наш  разговор  кто-то  подслушивал?»

                Стук  нарастал,  но  уже  за  стеной.  Я  посмотрела  на  часы.  Шесть  часов  утра.  Что  могут  делать  соседи  такую  рань?  Не  спится  же  людям!



28  июля

                Шум  и  гам,  который  доносится  с  улицы,  заставил  меня  подняться  и  подойти  к  выходу  из  нашего  жилища.  Я  поднимаю  край  полога,  и  вижу,  как  по  улице  идет  толпа  незнакомцев.  Они  движутся  прямо  к  нашей  хижине.  «Это  войско  Геральда»  -  мелькает  у  меня  в  голове.  Так  и  есть.  Значит,  Хельга   была  права,  когда  предсказывала  скорое  появление  тут  своего  жениха.  Пока  я  обо  всем  этом  размышляю,  толпа  подходит  к  нашему  жилищу.  Я  поспешно  отхожу  в  самый  темный  угол.  Ах,  как  мне  хочется  куда-нибудь  забиться,  подальше  от  людских  глаз.  Спрятаться  так,  чтобы  меня  никто  и  никогда  не  нашел.  Поднимается  полог  и  в  хижину  входит  мужчина.  Он  стоит  у  входа  и  долго  смотрит  на  меня,  и  никак  не  может  решиться  заговорить  первым.
                -  Ты  -  Геральд?  -  спрашиваю  я,  а  он  лишь  утвердительно  кивает  головой.  -  Я  знала,  что  ты  найдешь  меня.
                -  Я  очень  долго  искал  тебя,  -  говорит  он.  -  Мой  брат  Александр…
                -  Ты совсем  не  похож  на  Александра. 
                -  А  я  сразу  понял,  что  ты  -  та,  что  погубила  моего  брата.
                -  Это  не  так,  -  протестую  я,  -   его  погубило  желание.  Оно  убивает  многих.  Ну,  хватит  ворошить  прошлое,  настало  время  обсудить  настоящее.
                -  Я  приехал  за  тобой,  -  он  смущается,  а  меня  изнутри  прокалывает  острое  чувство  жалости.
                -  Ты  ведь  хочешь,  чтобы  я  стала  твоей  женой?
                -  Да,  -  тихо  отвечает  Геральд.
                -  Громче,  а  то  я  плохо  слышу.
                -  Я  хочу,  чтобы  ты  стала  моей  женой,  -  он  достает  из  кармана  жемчужные  бусы.  Те  самые,  которые  однажды  уже  надевал  на  меня  его  брат.  Те,  которые  сейчас  по  праву  должны  были  принадлежать  Хельге.
                -  Мне  не  нужны  твои  подарки,  -  неожиданно  для  самой  себя  произношу  я.
                -  Если  ты  отвергнешь  меня,  то  мне  придется  взять  тебя  силой. 
                -  Я  не  отвергаю,  я  хочу,  чтобы  все  скорее  закончилось.
                -  Хорошо,  я  потороплюсь,  -  он  уже  собирается  уходить,  потом  вдруг  возвращается,  подходит  ко  мне  очень  близко,  и  шепчет  в  самое  ухо.  -  Позволь  мне  подержать  твою  руку,  хоть  ненадолго  прикоснуться  к  Вечности.
               -  Не  спеши,  Геральд,  -  я  тоже  шепчу,  -  Вечность  уже  близко.
                Он  уходит,  даже  не  попрощавшись,  не  оглянувшись.  А  мне  очень  неспокойно.  Олия  замечает  мое  состояние  и  спрашивает:
                -  О  чем  задумалась,  моя  Госпожа?
               -  Мы  не  должны  меняться  с  Хельгой  местами.
               -  Почему?  -  недоумевает  Олия.
               -  Я  не  хочу  участвовать  в  ее  плане.
               -  Но  ведь,  Хельга  хочет  помочь  тебе  обрести  свободу. 
               -  Нет,  Олия.  Она  мстит  Геральду.  Просто  звезды  сегодня  легли  так,  что  я  от  этого  остаюсь  в  выигрыше.
               -  А  что  тебе  тогда  надо  еще?
               -  Я  должна  предупредить  Геральда,  -  выдыхаю  я.
               -  Послушай  меня,  Габра.  Выслушай,  а  потом  решай.  Если  ты  завтра  не  уйдешь,  то  ты  больше  никогда  не  увидишь  Лаэрта.  Вспомни  про  свою  любовь.  Все  в  мире  делается  ради  нее.  Хельга  мстит  не  за  себя,  а  за  свою  поруганную  любовь.  Не  мешай  ей,  лучше  помоги.  Не  думай  о  Геральде,  думай  о  Лаэрте. 
                Олия  больше  со  мной  не  разговаривала  до  вечера.   Ближе  к  ночи,  я  подхожу  к  ней,  обнимаю  за  шею  свою  няньку  и  говорю:
               -  Я  уйду  завтра  утром.
                Она  кивает  мне  в  ответ,  целует  меня  в  лоб  и  плачет...

   

29  июля


                До  моего  слуха  доносятся  легкие  шаги  на  улице.  Сердце  начинает  бешено  биться,  оно  подсказывает  мне,  что  это  Хельга.  Полог  поднимается,  и  я  вижу  ее  темную  бесформенную  фигуру.
               -  Тебя  никто  не  видел?  -  задаю  я  ей  вопрос.
               -  Нет,  сама  Луна  благоволит  нам.  Ночь  темная  как  никогда,  на  небе  ни  звездочки. 
                Я  поднимаю  на  нее  глаза,  мне  хочется  очень  многое  сказать  ей,  но  ком  подкатывает  к  моему  горлу,  и  я  молчу.  Она  все  понимает,  поэтому  говорит:
              -  Тебе  надо  уйти  как  можно  скорее,  пока  темно.  Давай  переодевайся.  Иди  прямо  в  лес.  Найди  себе  там  укрытие  и  жди  Олию.  Она  не  может  сразу  уйти  с  тобой,  иначе  все  догадаются  о  подлоге.  Она  догонит  тебя,  не  сомневайся.
             -  Спасибо  тебе,  Хельга! 
              -  Не  стоит  меня  благодарить,  это  я  должна  благодарить  тебя  за  то,  что  ты  согласилась  мне  подыграть.  Если  бы  ты  ответила  отказом,  мой  план  не  удался  бы.
                Мне  пора  уходить,  но  я  все  еще  в  нерешительности  стою  возле  выхода.  Олия  плачет,  провожая  меня  в  неизвестность.  Она  закрывает  ладонями  лицо,  чтобы  никто  не  слышал  ее  всхлипов.  Все.  Пора. 
              -  Габра,  -  окликает  меня  Хельга,  -  ты  забыла  свой  «Камень».
               Она  протягивает  мне  «Камень  Сна».  Он  ложится  в  мою  ладонь,  и  я  начинаю  чувствовать  какое-то  необыкновенное  тепло,  излучаемое  им.
              -  Я  так  и  не  смогла  вернуться  в  детство.  Наверно  он  служит  лишь  тем,  у  кого  нет  злых  мыслей,  кого  не  раздирает  внутренняя  борьба.  Я  же,  наоборот,  плохо  спала  в  те  ночи,  что  он  был  у  меня. 
              -  Хельга…..  Спасибо  тебе….
              -  Уйдешь  ты,  наконец,  или  нет!  -  с  такими  словами  она  выталкивает  меня  на  улицу.  На  улице  действительно  очень-очень  темно.  Мне  приходится  идти  наощупь.  Путь  кажется  мне  невыносимо  долгим  и  бесконечным.  Но  вот  в  шаге  от  меня  черной  стеной  возвышается  лес.  Я  пришла,  теперь  мне  надо  затаиться  и  ждать  Олию.


1  августа

               Олия  так  и  не  появилась,  я  знаю,  что  теперь  ждать  ее  просто  бесполезно.  Я  осталась  одна,  совсем  одна.  Среди  чужих  лесов,  среди  незнакомых  людей,  говорящих  на  чужом  языке, наедине  со  своей  гордостью  и  желанием  увидеть  родные  земли.  Мне  кажется,  что  непреодолимый  страх  разорвет  меня  на  части,  но  в  тоже  время  я  твердо  знаю,  что  я  обязательно  доберусь  до  дома.
              Я  иду  по чужому  лесу.  Иногда  останавливаюсь,  чтобы  отдохнуть.  День  сменяет  ночь,  ночь  приходит  на  смену  дню.  А  я  все  иду  и  иду.   Темнеет,  начинает  моросить  мелкий  дождь.  И  вот  уже  целые  потоки  воды  обрушиваются  на  лес.  Деревья  больше  не  могут  противостоять  этой  природной  стихии,  и  пропускают  воду  через  свою  крону  к  корням.  Я  стою,  обняв  огромное  вековое  дерево,  прижавшись  к  его  могучему  стволу,  словно  прося  у  него  защиты.  Потом,  поняв,  что  все  равно  уже  промокла  до  нитки,  разжимаю  пальцы  и  медленно  опускаюсь  на  мокрую  траву.  Дождь  закончился,  так  же  внезапно,  как  и  начался.  На  лес  опустилась  ночь.  Это  значит,  что  солнце  просушит  мою  одежду  только  утром.  Я  начинаю  мерзнуть.  Я  должна  уснуть.  Уснуть,  чтобы  поскорее  дожить  до  утра,  чтобы  согреться.  Я  закрываю  глаза,  расслабляюсь,  и  приятная  дремота  окутывает  меня.
              Ночь  пролетает  как  миг.  Первый  луч  солнца,  прорезавшийся,  сквозь  густые  ветви,  будит  меня.  Холод  сменяет  жар.  Хочется  пить.  Сквозь  птичий  гомон,  я  отчетливо  улавливаю  звук  падающей  воды.  Значит  мне  надо  туда.  Иду  на  звук  воды,  совершенно  не  чувствуя  своих  ног.  Кружится  голова,  меня  качает,  как  будто  я  вечером  перебрала  хмельного  напитка.  И  вот,  наконец,  я  выхожу  из  леса.  Передо  мной  раскинулось  поле,  чуть  поодаль  из  земли  бьет  родник,  людские  руки  сделали  так,  чтобы  он  бил  вверх  и,  журча,  спадал  по  камням.  И  вот,  я  стою  и  любуюсь  искусственно  возведенным  водопадом.   Я  сглатываю  слюну,  жажда  берет  верх,  уже  через  мгновенье,  забыв  о  страхе  и  усталости,  я  падаю  на  колени  перед  родником  и   опускаю  лицо  в  холодную  живительную  влагу.  Напившись,  я  остаюсь  лежать  возле  воды,  на  палящем  солнце.  Я  закрываю  глаза  и……  Нет,  мне  нужно  идти  дальше…



2  августа

                Я  иду  по  тропинке  совершенно  незнакомого  мне  леса.  Рядом  со  мной  идет  мужчина.  У  него  нет  лица,  но  я  чувствую,  что  это  мой  отец.  Мы  идем  молча,  не  произнося  ни  слова.  Медленно  идем  рядом.  Мне  очень  хочется  спросить  его:  «Куда  мы  держим  путь?»,  но  я  никак  не  могу  решиться  на  это.  Не  то  чтобы  я  испытываю  перед  ним  страх,  просто  уверена,  что  в  данный  момент  лучше  молчать.  Наша  дорога  постоянно  меняется:  мы  то  идем  по  тропинке,  то  лезем  по  пояс  в  траве,  поднимаемся  на  небольшие  холмы,  спускаемся  в  овражки,  на  дне  которых  в  камышах  стоит  вода.  Наконец  выходим  на  лесную  полянку,  наполненную  ароматом  спелой  земляники,  к  высокому  деревянному  дому.  Я  испытываю  восторг  при  виде  этого  дома,  потому  что  понимаю,  что  теперь  -  это  мой  дом.   Я  почти  бегом  направляюсь  к  его  входу.  Захожу  в  дом,  отец  заходит  следом  за  мной.  Внутри  холодно,  так  холодно,  что  я  просто  коченею.  «Иди  наружу,  дочка»  -  вдруг  говорит  отец.  Я  не  узнаю  его  голос.  А  он  добавляет:  «Я  истоплю  печь  к  твоему  приходу,  и  тогда  мы  с  тобой  будем  здесь  жить».  Я  очень  признательна  ему  за  то,  что  он  почувствовал,  как  мне  холодно.  В  знак  благодарности,  я  хочу  обнять  его,  но  он  почему-то  отстраняется.  Тогда  я  беру  его  за  руку,  а  она  такая  холодная……

                Уф…  На  этом  месте  я  проснулась.  Сердце  билось,  как  будто  я  пробежала  марафонскую  дистанцию,  убегая  от  призраков.  Я  весь  день  не  могла  забыть  этот  сон.  Мне  никогда  не  снился  мой  отец.  Так  случилось,  что  я  не  видела  его  смерти.  Для  себя  я  решила,  что  отец  уехал  далеко-далеко,  и  вернется  не  скоро.  Наверное,  именно  поэтому,  он  не  приходил  ко  мне  во  снах.  Но  почему  сегодня,  столько  лет  спустя?  А  может  это  вовсе  и  не  отец?  Вернее  не  мой  отец,  а  отец  Габры.  Но  в  любом  случае,  я  продолжаю  жить  дальше.   
   

3  августа

              Каждый  прожитый  день  отдаляет  меня  от  кельтского  племени.  Я  иду  на  юг  к  морю.  Я  пытаюсь  проходить  за  день  максимально  много,  потому  что  меня  притягивает  море.  Меня  гонит  вперед  мысль  о  том,  что  там,  среди  воды,  на  лучшем  в  мире  острове,  меня  ждет  моя  Судьба,  мой  Лари.
             Я  питаюсь  ягодами  и  кореньями,  именно  поэтому  с  каждым  днем,  мне  все  труднее  и  труднее  идти.  Все  чаще  и  чаще  я  останавливаюсь,  чтобы  лечь  спать.  Сон  снимает  усталость  и  придает  сил.    Вот  и  сейчас,  я,  как  кошка,  сворачиваюсь  в  клубок  на  траве,  притягиваю  колени  к  подбородку,  и  пытаюсь  заснуть.  Вечереет,  через  несколько  часов  на  лес  опуститься  ночь  и  холод.    И  вдруг,  неподалеку  в  кустах,  мой  слух  выхватывает  рычание.  Меня  сковывает  страх,  теперь  я  не  могу  даже  пошевелиться,  страх  просто  парализовал  меня.  Я  не  мигая,  смотрю  в  сторону  кустарника,  откуда  раздаются  звуки.  Я  не  знаю,  сколько  времени  я  нахожусь  в  оцепенении,  но  возня  в  кустах  прекращается  и  из  них,  прямо  на  меня  выходит  волк.  «Бежать»  -  проскальзывает  мысль,  но  я  знаю,  что  это  глупо.  Придумывать  что-либо  еще,  глядя  хищнику  в  глаза,  бесполезно.  Я  обречена.  У  меня  начинает  кружиться  голова,  я  закрываю  глаза  и…..

               «У  Олии  был  брат.  Он  рыбак.  Один  раз,  когда  я  была  еще  маленькая,  он  ушел  в  море,  а  его  жена  заболела.  И  тогда  Олия  отпросилась  у  отца  до  утра,  чтобы  отнести  ей  лекарство.  Я  никогда  не  могла  заснуть  без  сказки  на  ночь.  А  рассказывала  мне  эти  сказки  Олия.  И  вот  пришло  время,  ложиться  спать,  а  Олии  не  было.   В  тот  вечер  в  мою  комнату  пришел  отец,  сел  на  краешек  моей  кровати  и  сказал: 
             -  Сегодня  я  расскажу  тебе  свою  историю.
             -  Ты  же  не  знаешь,  о  чем  я  люблю  слушать,  -  капризничала  я.
            -  Ну  и  о  чем  любит  слушать,  моя  принцесса?  -  спросил  меня  отец.
            -  А  ты  можешь  рассказать  мне  страшную  историю?  -  ответила  я  вопросом  на  вопрос  отца,  и  хитро  заглянула  ему  в  глаза.  Его  глаза  улыбались,  а  сам  он  ничего  не  понимал:
            -  Почему  ты  хочешь,  чтобы  история  была  страшной?  -  вновь  спросил  он.
            -  Потому  что,  Олия  говорит,  что  страшные  истории  нельзя  рассказывать  детям,  -  я  села  на  кровати,  потом  соскочила  с  нее,  встала  на  цыпочки  перед  отцом,  и  проговорила,  -  Но  сегодня  мне  кажется,  что  я  уже  выросла  и  стала  взрослой.
            -  Мне  тоже  так  кажется,  -  рассмеялся  отец,  -  что  ж  придется  рассказать  тебе  страшную  историю.  Только  уговор  -  Олии  ни  слова.
            -  Что  касается  меня,  то  я  -  могила,  -  с  жаром  произнесла  я,  и  прежде  чем  отец  начал  рассказывать,  я  прикрыла  ему  рот  своей  ладошкой  и  прошептала  на  ушко,  -  Только  пусть  она  не  будет  совсем  страшной.  Я  конечно  не  трусиха,  но  вдруг  она  мне  не  понравится. 
             -  Тебе  понравиться,  я  уверен.  Слушай.  «Жил  был  юноша.  Его  родители  умерли,  и  он  остался  один  одинешенек  на  всей  Земле.  Было  у  него  только  стадо  овец,  которое  досталось  ему  от  отца.  Он  очень  заботился  о  своих  овцах,  стриг  их,  пас  на  лучших  пастбищах,  разговаривал  с  ними.  Звали  этого  юношу  Пастушок.  Однажды  над  лугом,  где  паслись  овечки,  разгулялся  Зевс – Громовержец.  Грохотал  что  было  силы,  неистово  пускал  стрелы  молний.  Овцы  испугались,  заблеяли,  и  побежали  в  разные  стороны.  Пастушок  никак  не  мог  собрать  их  в  единое  стадо,  чтобы  отвести  домой.  А  неподалеку  от  этого  луга,  была  чаща.  Когда  часть  овец,  устремилась  в  заросли,  то  навстречу  им  выбежал  Волк.  Пастушок  очень  испугался,  он  не  знал,  что  ему  делать,  как  спасти  своих  овец  от  Волка.  А  Волк,  тем  временем,  метался  по  лугу,  собирая  овец  в  стадо.  И  только,  когда  все  овцы  были  на  месте,  он  потрусил  по  направлению  к  чаще.  И  прежде,  чем  скрыться  из  вида,  Волк  остановился  и  долго  смотрел  на  Пастушка.  На  следующий  день,  Пастушок  пошел  к  Колдунье,  и  рассказал  ей  эту  историю.  Он  считал,  что  Волк  -  это  нечистая  сила  и  хотел  знать,  почему  он  помог  ему.  Колдунья  объяснила  Пастушку,  что  Волк  -  это  бессмертная  душа  его  покойных  родителей.  Увидев,  что  их  сыну  нужна  помощь,  душа  одного  из  родителей  обратилась  в  Волка  и  помогла  ему  преодолеть  беду».
               -  Значит  не  надо  бояться  Волка?  -  спросила  я  Голубя.
               -  Не  знаю,  -  ответил  мне  отец.  -  Ведь  это  просто  легенда.
               -  А  ты  не  умрешь?  -  я  обняла  его  шею.
               -  Нет,  я  никогда  не  оставлю  тебя  одну.
               -  Пообещай  мне,  папочка,  -  я  просила  его  об  этом  шепотом.
               -  Клянусь.»

               А  тем  временем  моя  «страшная  история»  уже  рядом  со  мной.  Я  ощущаю  его  дыхание  на  своем  лице,  это  Волк  обнюхивает  меня.  Мне  кажется,  что  вот  сейчас  он  отходит  в  сторону.  Наверное,  решил,  что  я  мертва.  Я  открываю  глаза,  и  вижу  в  шаге  от  себя  хищника.  Он  держит  в  пасти  кусок  мяса.  Я  снова  закрываю  глаза,  в  надежде,  что  мне  удастся  отключиться.  Но  сознание  остается  на  месте.  Я  слышу,  как  Волк  снова  приближается  ко  мне,  рядом  с  моей  рукой  на  траву  падает  тот  самый  кусок  мяса,  и  шаги  зверя  затихают  в  чаще.  Опасность  миновала,  но  я  все  еще  не  решаюсь  открыть  глаза.  Я  слушаю  свое  тело,  вдруг  Волк  оторвал  часть  меня,  а  потом  решил  вернуть  обратно?  Проходит  немного  времени,  я  понимаю,  что  боли  нет.  Значит,  я  цела.  Волк  не  возвращается.  Я  сажусь  на  траву  и  не  могу  отвести  взгляд  от  окровавленного  мяса.  Оно  еще  теплое.  Мне  не  надо  даже  дотрагиваться  до  него,  я  и  так  знаю  это.  К  горлу  подкатывает  тошнота,  начинает  кружиться  голова.  «Ты  должна  это  попробовать,  иначе  ты  не  сможешь  жить»  -  говорит  мне  внутренний  голос,  но  кто-то  незнакомый  и  непонятный,  натянул  до  предела  все  жилы  у  меня  внутри,  так  что  я  не  могу  даже  пошевелиться  и  протянуть  руку.  Этот  «кто-то»  борется  с  моим  внутренним  голосом,  и  он  очень  могущественен.  «Остановитесь»  -  произношу  я  вслух,  и  они  оба  затихают.  Я  решительно  поднимаю  кусок  мяса  с  травы  и  подношу  его  ко  рту.  Мясо  действительно  еще  теплое.  Я  пробую  его  на  вкус.  Оно немного  солоноватое,  и  от  него  исходит  приторный  запах  крови.  Оно  уже  не  кажется  мне  таким  уж  отвратительным  и  мерзким,  скорее  даже  наоборот.  Я  ловлю  себя  на  мысли,  что  я  с  жадностью  рву  его  зубами,  совсем  как  зверь.  И  я  больше  не  хочу  искать  для  себя  оправданий,  мой  разум  молчит.  Последние  кусочки  я  ем  уже  медленно,  с  наслаждением.  Чувство  сытости  расслабило  меня  настолько,  что  я  и  не  заметила,  как  из  кустов  на  меня  смотрит  Волк.

                Какое  же  это  великое  изобретение  -  будильник.  Иногда  я  могу  на  него  злиться,  иногда  могу  просто  не  услышать,  но  сегодня  он  меня  спас.  Не  потому  что  вовремя  разбудил,  не  дав  проспать  до  полудня,  а  потому  что  мой  сон  начал  перерастать  в  кошмар.  Хотя  если  подвергнуть  его  анализу….  Ну,  в  сонник  я,  конечно  же,  не  полезу,  все  модные  нынче  сонники,  дают  разные  трактовки  и  толкования  по  поводу  одних  и  тех  же  предметов.  Именно  по  этой  причине,  я  считаю,  что  все  они  врут.  Поэтому  попробую  анализировать  сама.  Итак,  в  чем  заключается  кошмар?  Я  видела  во  сне  волка.  Ну  и  что?  Волк  -  это  собака,  только  дикая.  Да  и  вообще  я  восхищаюсь,  глядя  на  изображения  волков.  Вон  и  картинка  на  стене  висит,  а  на  ней  нарисован  Белый  Волк.  А  книгами  Джека  Лондона  я  вообще  зачитывалась  в  детстве.  Ах,  как  он  мастерски  описывал  волков.  Значит  дело  не  в  них.  Тогда  в  чем?  Может,  окровавленный  кусок  мяса  вызвал  во  мне  ужас.  Вряд  ли.  Каждый  день  приходится  готовить  мясную  пищу.  Тогда  почему  я  так  обрадовалась,  когда  зазвонил  будильник? 



               
5  августа

                Волк  стал  частью  моей  жизнью.  Я  больше  не  испытываю  страха  при  его  появлении.  Вот  и  сейчас,  когда  я  слышу  в  кустах  его  утробный  рык,  я  не  покрываюсь  испариной.  Я  знаю,  что  я  должна  идти  за  ним,  потому  что  он  указывает  мне  дорогу.  Куда  он  ведет  меня?  Не  знаю,  да  это  для  меня  уже  и  не  столь  важно.  Хотя,  конечно,  важно.  Просто  одна  я  не  смогу  добраться  до  моря,  потому  что  совсем  не  знаю  этих  мест.  Поэтому  я  очень  верю  своему  спутнику.  Волк  бежит  далеко  впереди  меня,  я  изредка  могу  видеть  его  очертания,  или  слышать  его  легкие  движения.  Когда  он  начинает  рычать,  это  значит,  он  подгоняет  меня.  Зовет  за  собой.   Вот  он  остановился  возле  огромного  дерева,  поваленного  грозой,  и  начал  что-то  рыть.  «Совсем,  как  собака»  -  думаю  я,  останавливаюсь  и  пытаюсь  издалека  рассмотреть,  что  он  делает.  Он  тоже  останавливается  и  смотрит  на  меня,  словно  просит  подойти  поближе.  Странно,  он  всегда  бежит  впереди,  не  подпуская  меня  ближе  и  не  сокращая  расстояния.  Я  подхожу  к  дереву,  к  тому  месту,  где  Волк  рылся  в  земле  и  вижу  острый  обломок  сломанной  стрелы.  Я  поднимаю  его  с  земли  и  сжимаю  в  руке.  Теперь,  это  мое  оружие.  «Спасибо»  -  говорю  я  Волку,  но  слова  летят  в  пустоту.  Я  оглядываюсь,  но  хищника  нет  рядом.  Вечереет.  Устраиваюсь  спать.   



6  августа

                Я  слышу  чьи-то  голоса.  Они  долетают  до  меня  очень  редко,  короткими  фразами.  Разговаривают  мужчина  и  женщина.  «Афиняне»  -  делаю  я  вывод.  Скорее  всего,  они  ищут  в  лесу  грибы  и  ягоды,  собирают  коренья.  Иду  на  голос  мужчины,  осознавая,  что  запугать  его  будет  труднее,  но  зная  наверняка,  что  шума  от  него  будет  меньше,  чем  от  женщины.  Приседаю,  прячусь  за  кустарники,  мужчина  идет  в  мою  сторону.  Разглядываю  свою  потенциальную  «жертву».  Зачем  я  ищу  контакта  с  людьми?  Мне  нужно  знать:  «Ищут  меня  или  нет?»  Осматриваюсь  по  сторонам,  женщины  не  видно.  И,  наконец,  решаюсь  на  прыжок.  Вот,  сейчас,  когда  он  повернулся  ко  мне  спиной,  пора  действовать.
                У  меня  получилось,  я  свалила  его  с  ног.  Мое  наступление  было  для  него  настолько  неожиданно,  что  он  падает  и,  лежа  на  земле,  лицом  вниз,  даже  не  сопротивляется.  Он  так  и  лежал  бы,  если  бы  не  голос  женщины,  раздавшийся  неподалеку  от  нас.
                -  Николс,  ау!  Где  ты?  Отзовись……..
               Он  пытается  скинуть  меня  с  себя  и  встать,  но  мой  обломок  стрелы  больно  вонзается  ему  под  лопатку,  а  злобный  рык  из  кустов  и  вовсе  приколачивает  его  к  земле.  Я  бросаю  взгляд  в  ту  сторону,  откуда  доноситься  рычание,  и  вижу  там  Волка.
               -  Скажи,  что  у  тебя  все  хорошо.  Ответь  ей,  -  шепчу  я  ему.
              -  Я  здесь,  милая!  -  я  чувствую,  что  его  голос  напряжен.  Не  пытаясь  поднять  головы,  он  спрашивает,  -  Кто  ты?  Что  тебе  от  нас  нужно?
                Я  молчу,  потому  что  не  знаю,  что  ему  сказать.  Наконец,  произношу:
              -  Я  не  причиню  вам  вреда.
              -  Тогда  позволь  мне  хотя  бы  встать.  Я  тоже  клянусь,  что  ни  я,  ни  Архелия,  не  сделаем  тебе  ничего  дурного.
              Я  понимаю,  что  не  смогу  долго  удерживать  его  в  плену.  Я  отпускаю  его  шею,  и  он  встает  на  ноги.  Поворачивается  ко  мне  лицом  и  долго  смотрит  на  меня  с  непониманием.
               -  Николс,  кто  это?  -  раздается  голос,  подходящей  Архелии.
               -  Это  девушка,  ее  зовут……-  он  вопросительно  смотрит  на  меня.
               -  Меня  зовут  Габра,  -  произношу  я. 
               -  Слышала,  ее  зовут  Габра.    Меня  зовут  Николс,  -  он  говорит  это  уже  для  меня,  -  а  это  моя  жена  Архелия.  Мы  рыбаки,  живем  на  берегу.  Мы  безоружны,  но  всегда  можем  постоять  за  себя,  и  за  других  тоже.
              -  Простите,  -  я  ловлю  себя  на  том,  что  все  еще  судорожно  сжимаю  обломок  стрелы  в  кулаке.  Я  поднимаю  руки  вверх  и  разжимаю  ладони.  Мое  оружие  падает  на  землю.
              -  Так  мне  больше  нравиться,  -  улыбается  Николс.  -  А  теперь  расскажи  нам:  кто  ты  и  что  тебе  от  нас  нужно.
              -  Кто  я?  -  задумчиво  повторяю  я  его  вопрос.  -  А  в  самом  деле:  кто  я,  и  почему  я  здесь?  Не  знаю.  Видно,  что  кому-то  это  нужно.
              -  А  что  нужно  тебе?  -  подает  голос  Архелия.
              -  Мне  нужно  попасть  домой,  -  это  я  знаю  точно.
              -  А  где  твой  дом?  -  вновь   интересуется  Архелия.
              -  Мой  дом?  -  я  снова  задумываюсь,  а  потом  меня  словно  прорывает.  Я  рассказываю  им  свою  историю  с  самого  начала.  -  И  вот,  я  перед  вами.
              -  А  ведь  они  очень  точно  описывают  тебя,  -  после  недолгой  паузы  говорит  Николс.  -  Я  узнал  тебя  сразу.
              -  Кто  они?
              -  Люди  Геральда.  Они  ищут  тебя  повсюду.  Даже  странно,  что  до  сих  пор  не  нашли.  Геральд  чудом  вырвался  живым  из  цепких  рук  своей  невесты,  а  вот  умом  тронулся.  Теперь  чудаковатый  Геральд  каждый  день  посылает  на  твои  поиски  новые  и  новые  армии  своих  воинов.  Он  очень  боится,  что  умрет  раньше,  чем  найдет  тебя.
              -  Николс,  а  что  стало  с  деревней  кельтов?
              -  Сожгли.  Никто  не  уцелел.
              -  Они  мечтали,  что  будут  свободными,  -  вздыхаю  я,  а  сердце  сжимается  от  печали  по  Олии.
             -  Они  получили  свою  свободу,  правда,  в  несколько  ином  виде.  А  теперь  нам  пора.  Мы  с  Архелией  живем  недалеко  отсюда,  в  рыбацком  домике.  У  нас  тебе  будет  безопаснее,  чем  в  лесу.  Пойдем  домой,  а  там  подумаем,  что  делать  дальше.      
                По  тропинке  мы  направляемся  на  восток.  Я  иду  впереди,  Николс  и  Архелия  чуть  сзади.  Хоть  Архелия  и  пытается  говорить  шепотом,  я  очень  хорошо  слышу  их  разговор.  Жизнь  в  лесу  сделала  мой  слух  острее,  научила  различать  самые  тихие  звуки.
            -  Может  рассказать  о  ней  кому  надо?  -  спрашивает  Архелия  мужа.  -  Если  промолчать,  то  это  может  плохо  для  нас  закончиться.  Люди  Геральда  все  равно  рано  или  поздно  выйдут  на  ее  след.  А  он  приведет  их  к  нам.
           -  Мы  поможем  Габре  вернуться  на  остров.
           -  А  если  они  придут  раньше,  чем  она  покинет  наш  дом?
           -  Пусть  будет  так,  как  будет.  Мы  должны  ей  помочь.
           -  Ну  почему,  Николс?
              Мне  кажется,  что  ее  вопрос  провалился  в  пустоту,  потому  что  Николс  долго  молчит.  Его,  по-видимому,  переполняют  противоречивые  чувства.  Или  он  не  может   превратить  свои  чувства  в  слова.  Наконец,  он  спрашивает  у  своей  жены:
           -  Видела  Волка,  который  всегда  был  неподалеку  от  этой  девушки?  Когда  я  хотел  оказать  ей  сопротивление,  то  он  злобно  зарычал.  Он  охраняет  ее,  он  помогает  ей.  А  Волк  -  это  зверь.  Если  мы  сейчас  ее  отторгнем,  если  мы  откажем  ей  в  помощи,  то,  как  тогда  будем  называться  мы.  Или  мы  опустимся  ниже  зверей?
                На  этом  их  разговор  обрывается.  Вскоре  мы  выходим  из  леса,  перед  нами  простирается  поле,  засаженное  травой.   Мы  идем  прочь  от  леса,  я  ясно  ощущаю  на  себе  чей-то  пристальный  взгляд.  Я  нагибаюсь  за  ягодой  и  пропускаю  Николса  и  Архелию  вперед,  сама  иду  за  ними.  Ощущение,  что  за  мной  кто-то  следит,  не  пропадает.  Я  оборачиваюсь  и  вижу,  стоящего  на  опушке  леса  Волка.  Наши  глаза  встречаются,  и  несколько  коротких  мгновений,  мы  смотрим  друг  на  друга.  Потом  Волк  поворачивается  и  пропадает  в  лесной  чаще.  «Спасибо  тебе  за  все,  отец!»  -  шепчу  я  ему  вслед.
               

7  августа

                Я  лежу  на  подстилке  в  рыбацком  домике.  Ночь.  Слышен  только  стрекот  кузнечиков,  мычание  коров  в  хлеву,  да  заветный  шум  морского  прибоя  где-то  вдалеке.  Я  не  хочу  спать,  я  слушаю  шторм.  Мне  кажется,  что  он  никогда  не  закончится.  «Сезон  штормов  и  холодных  дождей»  -  так  назвал  эту  погоду  Николс.  Я  встаю  и  подхожу  к  маленькому  мутному  окошку,  расположенному  почти  под  самой  крышей  моего  нового  убежища.  Встаю  на  цыпочки  и  пытаюсь  разглядеть  сквозь  него  ночь.  Ничего  не  вижу,  фонарь  освещает  только  тропинку,  ведущую  от  домика  к  берегу.  И  вдруг  на  этой  тропинке  я  замечаю  две  темные  фигуры,  укрытые  плащами.  Словно  воры,  они  подкрадываются  к  дому  сзади,  потом  обходят  его  слева,  и  вот  уже  я  слышу  громкий  стук  в  дверь.  «Что-то  случилось»  -  шепчу  я,  хотя  подсознательно  уже  знаю,  что  эти  люди  пришли  за  мной.  Следом  приходит  другая  мысль:  «Они  нашли  меня». 
               -  Кто  там,  -  слышу  сонный  голос  Архелии.
               -  Слышно,  будто   вы  приютили  кельтскую  беглянку?  -  спрашивают  ночные  визитеры.
               -  Зря  болтают,  -  раздается  в  темноте  голос  Николса.
              -  Именем  Высшего  Закона,  мы  должны  это  проверить.  Открывай  дверь.
              -  Да  нет  у  нас  никого,  одни  мы,  -  скулит  Архелия,  но  я  понимаю,  что  сейчас  она  просто  оттягивает  время,  чтобы  дать  мне  уйти. 
              Я  опять  должна  бежать,  чтобы  спастись.  Я  должна  бежать,  чтобы  отвести  удар  от  людей,  которые,  поняв,  кто  я,  тем  не  менее,  обогрели  и  приютили  меня.  Они  обещали  мне  помочь,  и  я  уверена,  что  обязательно  помогли  бы,  но….  Как  много  «но»  в  моей  жизни.  Я  с  трудом  протискиваюсь  в  крохотное  окошко  и  оказываюсь  на  улице,  на  той  самой  тропинке,  по  которой  пришли  слуги  Закона.  Все,  теперь  мне  надо  бежать.  Бежать  что  есть  силы,  прямиком  к  бушующему  морю. 
            Я  бегу  вдоль  берега,  бегу  очень  быстро,  потому  что  боюсь  остановиться.  Луна  прячется  где-то  за  тучами,  вокруг  очень  темно.  Я  спотыкаюсь  и  падаю.  Долго  лежу,  уткнувшись  лицом  в  мокрый  песок,  пытаясь  отдышаться.  Сердце  готово  выпрыгнуть  из  груди.  Наконец,  нахожу  в  себе  силы,  чтобы  подняться.  И  что  я  вижу?  Ночь,  море,  шторм.  Ветер  свистит  в  ушах,  словно  хочет  что-то  сказать.  Хорошо,  что  я  его  не  понимаю,  потому  что  шум  его,  кажется  мне  очень  зловещим.  Теперь  мне  нужно  идти  вдоль  берега,  все  время  вдоль  берега.  Где-то  есть  небольшой  грот,  в  нем  рыбацкий  причал,  к  причалу  привязана  лодка.  Николас  рассказывал,  что  недалеко  от  этого  места  находится  скала.  Если  залезть  на  самую  вершину  этой  скалы  в  темную-темную  ночь,  то  можно  увидеть  сигнальные  огни  Атлантиды.  Я  должна  найти  этот  грот,  лодку.  Это  единственный  способ  попасть  домой. 
             Я  оглядываюсь  назад,  к  счастью  за  мной  никто  не  гонится. 

 

8  августа

             Утро.  Оно  настало  совершенно  внезапно,  словно  кто-то  очень  могущественный,  решил,  что  уже  хватит  сидеть  в  темноте,  и  включил  свет.  Но  солнца  на  небе  не  видно,  как  не  видно  и  самого  неба.  Сплошная  серая  хмарь  накрыла  все  вокруг.  Она  слила  море  с  небом  воедино,  словно  обручила  их  на  веки  вечные.  И  теперь  совершенно  не  понять  где  кончается  стихия  воды  и  начинается  стихия  воздуха.  Волны,  огромные  волны,  берущие  свое  начало  из  недр  царя  морей  Посейдона,  то  и  дело  с  неистовым  ревом  обрушиваются  на  берег.  Дождь  то  прекращается,  то  начинает  идти  с  удвоенной  силой.  Промокшая  до  нитки,  я  еле  иду  по  морскому  берегу.   Я  чувствую  себя  очень  усталой  и  совершенно  оторванной  от  жизни.  Я  не  знаю  где  я,  я  не  знаю  какой  сегодня  день  и  сколько  времени,  я  ничего  не  знаю  о  своей  семье,  а  временами  мне  даже  кажется,  что  я  не  знаю  кто  я.  Вот  наконец-то,  вдалеке,  сквозь  дымку  тумана,  стали  видны  очертания  какого-то  холма.  «Наверно,  это  и  есть  тот  самый  грот,  о  котором  говорил  Николс»  -  думаю  я,  и  стараюсь  идти  быстрее.  Но  ничего  у  меня  не  получается,  потому  что  мои  ноги  отказываются  меня  слушаться.  Но  я  все-таки  упрямо  продолжаю  идти  вперед. 
             И  вот   я  в  гроте.  Он  наполнен  водой,  на  которой   качаются  три  небольшие  рыбацкие  лодки.  Я  забираюсь  в  одну  из  них  и  ложусь  на  дно.  Мне  надо  немного  отдышаться.  На дне  одной  из  лодок  лежит  тряпка.  Я  беру  ее,  она  на  удивление  оказывается  сухой.  Я  вдруг  начинаю  ощущать  холод.  Я  оборачиваю  вокруг  своего  замерзшего  тела  кусок  сухой  материи,  и  слышу,  как  громко  стучат  мои  зубы.  Постепенно  я  начинаю  согреваться,  меня  даже  начинает  клонить  в  сон,  я  закрываю  глаза,  погружаюсь  в  темноту  и  вдруг…  я  слышу  голос  Аргольды. 
             -  Сейчас  не  время  нежиться  во  сне,  Габра!  Вставай.
             -  Где  ты  была,  Аргольда?  -  задаю  я  ей  вопрос,  но  он  так  и  остается  без  ответа.  Я  понимаю,  что  мне  просто  показалось,  и  такой  желанный  голос  Аргольды  -  это  не  что  иное,  как  обман.
            «Действительно,  сейчас  совсем  не  время  спать»  -  говорю  я  сама  себе.  Я  нахожу  весло.  На  три  лодки,  оно  почему-то  всего  одно.  Но  даже  это  обстоятельство  не  удручает  меня,  потому  что  весло  настолько  тяжелое,  что  с  двумя  я  просто  не  справлюсь.  Я  никогда  не  держала  в  руках  весел,  я  никогда  не  плавала  в  лодке,  кроме,  разумеется,  случая,  когда  меня  тайно  увозили  на  континент,  я  не  умею  плавать.  Истерический  хохот  вырывается  из  моей  груди.  Внезапно,  на  смену  хохоту  приходит  спокойствие  и  решительность.  Я  беру  весло,  налегаю  на  него  всем  свом  весом  и  медленно  начинаю  плыть  к  выходу  из  грота.  Но  как  только  нос  моей  лодки  высовывается  из  наружу,  огромная  тяжелая  волна  запихивает  меня  обратно.  Я  выпадаю  из  лодки,  как  желторотый  птенец  из  гнезда.  Барахтаясь  в  воде,  я  тащу  лодку  обратно  в  глубь  грота.  Дальше  следует  целая  череда   попыток.  Словно  неудачник  спортсмен,  я  не  могу  взять  высоту.  Наконец,  совсем  отчаявшись,  я  выбираюсь  из  грота  без  лодки. 
             Отчаяние  переполняет  меня, и  я  решаю  обратиться  к  Богам. 

                Душно,  как  же  душно  этой  ночью.  Наверное,  быть  дождю.  Я  находилась  в  состоянии  некой  полудремы,  это  когда  ты  уже  не  спишь,  но  и  еще  не  бодрствуешь.  Когда  разум  наяву  пытается  найти  решение  проблемы,  которая  возникла  во  сне.  Я  должна  была  проснуться  и  придумать  молитву  для  Богов.  Я,  мудрая  женщина,  должна  была  подсказать  девчонке  слова,  с  которыми  она  могла  бы  обратиться  к  своим  Богам.  Я  нынешняя,  была  обязана  помочь  той,  кем  я  была  много-много  лет  назад.  А  я  ничего  не  могла  придумать.   Тогда  я  рванула  на  кухню,  включила  приемник  и,  ища  любимую  радиоволну,  судорожно  шептала:  «Ну,  давай,  давай».   И  я  не  ошиблась,  потому  что  послышалась  знакомая  мелодия,  мне  нужно  было  только  запомнить  слова.  Вячеслав  Бутусов  пел:

                Обрекающий  на  вечность  и  бессмертие  Господь,
                Пожалей  мою  беспечность  и  страдающую  плоть
                Забери  меня  обратно,  отпусти  меня  домой
                Не  позволь  мне  больше  плакать  и  смеяться  над  собой…

 
             -  Боги,  слышите  меня.  Великий  Зевс  и  ты  -  Посейдон.  Вы  всегда  не  любили  меня,  всегда  чинили  мне  препятствия  равные  смерти.  За  что?  Что  сделала  вам  я,  маленькая  букашка,  чего  вы  не  можете  мне  простить.  Во  славу  вам,  в  жертву  принесли  моих  родителей,  вы  выгнали  меня  из  дома,  вы  с  интересом  наблюдали,  как  погибает  отец,  который  принял  меня.  А  ведь  он  был  Правителем  города  -  он  служил  вам.  Теперь,  когда  я  столько  шла,  столько  стерпела,  чтобы  попасть  на  остров,  именно  теперь,  когда  я  нахожусь  в  шаге  от  своей  родной  земли,  от  своей  Судьбы,  вы  вновь  преграждаете  мне  путь.  Хватит  охотиться  на  меня,  многоуважаемые  Боги.  Я  ваша  жертва  здесь,  я  больше  не  буду  бороться  с  вами,  пришлите  ко  мне  Смерть,  или  дайте  ступить  на  благословенные  земли  Атлантиды,  -  я  больше  не  могу  говорить,  рыдания  вырываются  из  моей  груди,  слезы  смешиваются  с  дождем.  И  вдруг  в  момент  отчаяния,  я  вновь  слышу  голос  Аргольды:
              -  Тише,  Габра,  не  надо  так  кричать.  Они  все  равно  не  услышат  тебя.  Боги  заняты  важным  делом,  они  забавляются.
              -  Ничего  себе,  забавы,  -  вздыхаю  я.
              -  Зевс  и  Посейдон  меряются  силой.  Кто  кого.  Не  мешай  им.
              -  Если  бы  ты  знала,  Аргольда,  как  я  рада  слышать  тебя.
              -  Я  все  знаю,  девочка  моя.  Ты  мне  потом  все  расскажешь,  а  сейчас  пора  домой.
              -  Ты  шутишь? 
              -  Ни  капельки,  иди  в  грот.
             -  Аргольда,  я  только  что  оттуда  вылезла.  Там,  кстати  сказать,  есть  лодка,  я  даже  научилась  плавать,  но  у  меня  не  получилось  вытащить  ее  из  грота.  Волны  мешают.
             -  Значит  надо  пробовать  еще  раз,  а  я  тебе  помогу,  -  настаивает  она.
             -  А  может  лучше  подождать,  когда  Зевс  забодает  Посейдона?  -  с  надеждой  в  голосе  спрашиваю  я.
             -  Ай,  я,  кажется,  тебя  раскусила,  ты  просто  трусишь,  -  не  унимается  Аргольда.
            -  Кто  я?  Да  ни  капельки.  Просто  хотела  дождаться  конца  состязаний  и  лично  поздравить  победителя. 
             Я  снова  пробираюсь  в  грот.  Сажусь  в  лодку,  беру  в  руки  весло  и  понимаю,  что  не  могу  плыть  к  выходу.  Не  могу,  потому  что  смертельно  боюсь  этих  взбешенных  волн.  Нет,  я  не  боюсь  утонуть  в  морской  пучине,  я  боюсь  не  добраться  до  берегов  Атлантиды.  Страх,  что  я  больше  могу  никогда  не  увидеть  Лари,  сильнее  меня.
              -  Ну  что  же  ты  застыла,  словно  каменная,  Габра?  Пора  начинать  свой  путь.
              -  Я  боюсь,  Аргольда,  -  шепчу  я.  -  Я  очень  боюсь.
              -  Я  с  тобой,  девочка  моя.  Ничего  не  бойся.  Я  подскажу  и  помогу.
             И  вдруг  оказывается,  что  я  верю  женщине,  к  которой  всегда  относилась  очень  недоверчиво.  Я  просила  у  нее  советов,  всегда  прислушивалась  к  ним,  но  тень  недоверия  всегда  находилась  между  нами.  А  сейчас,  я  вдруг  внезапно  почувствовала,  что  этой  тени  больше  нет.  Я  вдруг  поняла,  что  и  сейчас  и  всегда  доверяла  ей  куда  больше,  чем  отцу  или  Олии.  А  еще  я  всегда  испытывала  к  Аргольде  большую  необъяснимую  нежность. 
                -  Ну,  давай,  -  торопит  меня  Аргольда.
                -  Я  очень  люблю  тебя,  бабушка,  -  эти  слова  сами  слетают  с  моих  губ.
                -  Не  нужно  прощаться.  Все  будет  хорошо.
                Я  отталкиваюсь  от  дна  веслом  и  медленно  плыву  к  выходу.  Накатывает  волна,  потом  вторая.  Чья-то  рука  прижимает  меня  ко  дну  лодки,  и  вот  так,  лежа  на  дне  с  закрытыми  от  страха  глазами,  я  оказываюсь  в  бушующем  море.  Потом  будет  все,  как  в  фильме  про  природные  стихии:  океан  будет  реветь,  и  стонать,  как  огромный  раненый  зверь.  Лодку,  будет  так  швырять  из  стороны  в  сторону,  словно  самые  огромные  рыбы  со  всей  планеты  собрались  сейчас  здесь,  в  этом  месте  и  в  агонии  неведомого  до  селе  танца,  сотрясают  водную  гладь.  Но,  моей  лодкой  управляет  невидимый  глазу,  опытный  капитан,  и  ей,  кажется,  глубоко  наплевать  на  буйство  воды.

                Я  проснулась  от  звука  дождя  на  рассвете.  Он  барабанил  по  крыше  с  таким  остервенением,  что  мне  показалось,  будто  дождь  решил,  во  чтобы  ты  ни  стало  попасть  в  мою  квартиру.  В  соседней  комнате  раздались  крадущиеся  шаги.  В  проеме  двери  показалась  голова  сына: 
                -  Привет,  мама!  Я  тебя  разбудил?
                -  Нет,  сама  проснулась  -  ответила  я  ему,  зевая.  -  Что  собираешься  делать?
                -  Погода  жуткая,  поэтому  хочу  залечь  на  диван  и  посмотреть  какой-нибудь  фильм.  Составишь  компанию?
                -  Что  будем  смотреть?  -  я  уже  перебралась  в  его  комнату  и  устроилась  в  подушках  на  его  диване.
                -  «Бандитский  Петербург»
                -  Интересный  выбор,  почему  именно  этот  фильм?
                -  Не  знаю,  -  сын  задумался  на  мгновение , -  вчера  нашел  кучу  дисков  в  столе,  там  был  «Бандитский  Петербург»,  захотелось  пересмотреть.  Я  ведь  его  почти  не  помню,  маленький  был.
                -  Ну,  тогда  включай!  Только…
                -  Что,  только?
                -  Если  я  вдруг  задремлю  в  твоем  мягком  гнездышке,  не  буди  меня,  пожалуйста.  Ладно?
                Сын  нажал  кнопку  « PLAY»  на  пульте  дистанционного  управления  и  из  колонок  полилась  музыка:

                Ночь  и  тишина,  данная  навек,
                Дождь,  а  может  быть,  падает  снег,
                Все  равно,  -  бесконечной  надеждой  согрет,
                Я  вдали  вижу  город,  которого  нет…

                Где  легко  найти  страннику  приют,
                Где,  наверняка,  помнят  и  ждут
                День  за  днем,  то  теряя,  то  путая  след,
                Я  иду  в  этот  город,  которого  нет.

                Там  для  меня  горит  очаг,
                Как  вечный  знак  забытых  истин,
                Мне  до  него  -  последний  шаг,
                Но  этот  шаг  длиннее  жизни.

                Кто  ответит  мне,  что  судьбой  дано,
                Пусть  об  этом  знать  не  суждено,
                Может  быть  за  порогом  растраченных  лет, 
                Я  найду  этот  город,  которого  нет….   

                Я  заснула, не  дождавшись  даже  начала  фильма,   спала  спокойно  и  долго,  почти  до  обеда.  А  когда  проснулась,  то  сразу  подумала  о  том,  что  сегодня  ночью,  мне  предстоит  увидеть  самый  страшный  сон…



9  августа   

               
                Шторм  не  утихает,  но  среди  его  угрожающих  звуков,  я  слышу  звон  колоколов.  И  с  каждой  минутой  он  становиться  все  ярче  и  ярче.  Значит,  уже  скоро,  я  ступлю  на  берег.  Ступить  на  берег,  победительницей  стихий,  мне  так  и  не  удается.  Волна,  размером  со  сторожевую  башню,  все-таки  накрывает  меня  и  моя  лодка,  полная  воды,  начинает  тонуть.  Я  цепляюсь,  за  деревянное  бревно  и  пытаюсь  плыть.  Вряд  ли   это  вообще  можно  назвать  плаванием.  Я,  как  слепой  щенок,  барахтаюсь  в  воде.
                -  Вот  и  все,  конец.  В  десятке  метров  от  берега,  -  я  стискиваю  зубы.
                -  Рано  сдаешься,  Габра,  -  голос  Аргольды  музыкой  звучит  в  голове.  -  Давай,  плыви.
                -  Легко  тебе  говорить,  -  вслух  говорю  я,  и  вдруг  чувствую,  как  кто-то  приобнимает  меня  за  талию  и  тащит  вперед.  Я,  естественно,  как  сумасшедшая,  долблю  по  воде  руками  и  ногами.  Хватка  невидимой  руки  ослабевает,  я  чувствую,  что  мои  ноги  коснулись  дна.  Я  невольно  начинаю  сравнивать  себя  с  Афродитой,  вышедшей  на  берег  из  морской  пены.
                На  берегу  царит  паника.  Еще  не  понимая  причины,  я  отмечаю  про  себя,  что  берег  претерпел  некие  изменения.  Но  мне  сейчас  не  до  них.  Я  вижу,  что  мой  народ  очень  напуган,  напуган  так,  что  даже  не  обращает  на  меня  никакого  внимания.  Кажется,  что  мне  совершенно  нечего  бояться,  но  осторожность  берет  свое,  и  я  спешу  поскорее  добраться  до  леса.  Вот  и  он.  Лес встречает  меня  сыростью  и  тишиной.  «Здесь  тоже  лили  дожди»  -  думаю  я.   Задохнувшись  от  быстрого  бега,  я,  наконец-то,  добираюсь  до  своего  дома.  Осталось  только  перемахнуть  через  забор,  и  все.  Где  же  он,  тот  лаз,  в  который  я  убегала  из  дома  в  лес.  Неужели  его  кто-то  заделал?
                -  Габра! -  зовет  меня  Аргольда,  выходя  из  чащи  леса.
                -  Бабушка,  -  я  обнимаю  свою  старушку.
                -  С  возвращением!  -  я  угадываю  что-то  похожее на  слезы,  в  ее  голосе. -  Послушай  меня,  тебе  не  надо  искать  дорогу  домой.
                -  Но,  почему?
               -  Ты  ведь  хотела  вернуться  на  остров  не  за  тем,  чтобы  вспомнить  прошлое?  Вспомни,  куда  ты  спешила.  К  кому  ты  шла,  минуя  все  преграды,  -  отвечает  она  после  недолгого  молчания.
              -  Но…  -  я  чувствую,  как  мои  щеки  заливает  румянец.
              -  Спеши,  у  тебя  мало  времени.
              -  Что  с  Лари?  Где  он?
              -  Иди.  Сердце  приведет  тебя  к  нему.
              Я  снова  в  пути.  Я  иду  к  храму,  туда,  откуда  летит  колокольный  звон.  Я  вслушиваюсь  в  этот  звон.  Он  тревожный.  Я  стараюсь  различить  в  нем  радостные  нотки,  но  не  слышу.  Звон,  скорее  похож  на  набат.  Я  понимаю,  что  что-то  не  так,  как  всегда.  Я  вдруг  осознаю,  что  вокруг  нет  людей.  В  городе  -   никого.  Все  словно  вымерли,  словно,  узнав  о  моем  возвращении,  они  испугались  и  навсегда  покинули  Эшвер.  Они  делали  это  в  спешке.   В  воздухе  пахнет  паникой.  Сердце  говорит  мне,  что  мне  надо  идти  на  колокольню  быстрее,  но  я  не  могу  пройти  мимо  «Камня».  Покидая  город,  люди  забыли  своего  любимца.  А  ведь  он  столько  лет  служил  им  развлечением.   Неблагодарные.  Я  подхожу  к  «Жертвенному  камню»  и  присаживаюсь  рядом  с  ним.  Глажу  его  рукой,  он  не  испытывает  восторга  от  моих  прикосновений,  поэтому  отвечает  мне  холодом.    «Помнишь  меня?  Молчишь.  Я  знаю,  что  ты  ни  в  чем  не  виноват.  Ведь  ты  -  это  творенье  природы.  Во  всем  виноваты  те,  кто  вытащил  тебя  со  дна  морского,  прикатил  сюда  и  заставил  убивать.  Когда  я  была  маленькая,  одна  старушка  пыталась  мне  внушить  страх  перед  тобой.  Она  тогда  сказала,  что  ты  притягиваешь  к  себе  людей  и  проглатываешь  их,  что  это  ты  заставляешь  Высший  Совет  сказать,  что  человек  виновен,  и  его  надо  убить.  Я  ей  поверила  тогда,  а  сейчас  я  знаю:  ты  ни  при  чем». 
               Я  иду  дальше.  Вот  и  храм.  Сердце  бешено  бьется,  вырывается  из  груди.  Поднимаюсь  на  колокольню  и  долго  стою  перед  дверью,  не  в  силах  открыть  ее.  Мне  кажется,  что  еще  миг,  и  я  умру  от  счастья.  Наконец,  толкаю  дверь  и  вижу  Лари.  Он  оборачивается,  останавливает  свой  взгляд  на  мне,  и  мы  долго  смотрим  друг  на  друга.   
               -  Я  вернулась,  -  мой  голос  дрожит.
               -  Разве  я  за  этим  спасал  тебя?  -  говорит  он,  обнимая  меня.  -  Ты  не  должна  была  возвращаться  теперь. 
               -  Почему  теперь,  милый?
              -  Мы  тонем,  -  он  разворачивает  меня  лицом  к  городу.  -  Скоро  весь  остров  окажется  на  дне  моря.  Нас  может  спасти  разве  что  чудо.
                Мне  открывается  вид  с  колокольни.  Где-то  там,  далеко  внизу,  возле  берега,  суетятся  люди.  Они  пытаются  спастись.  Вот  почему  никого  нет  в  городе.  Именно  по  этой  причине,  никому  не  было  до  меня  никакого  дела.
              -  Лари,  какой  красивый  сегодня  закат.  Мне  кажется,  что  я  уже  много  сотен  лет  не  видела  ничего  прекраснее,  чем  этот  закат.  Смотри,  -  я  поворачиваюсь  к  нему  лицом.  -  А  ты  ждал  меня?  Ты  верил,  что  я  все  равно  вернусь?  Почему  ты  не  спрашиваешь,  как  я  все  узнала?
             Он  молчит.  Смотрит  на  меня,  словно  изучая  черты  моего  лица,  и  молчит.  Потом  очень  осторожно  дотрагивается  до  моего  лица,  шеи,  губ,  глаз.  Он  напоминает  мне  слепого,  который  изучает  предмет  наощупь.   Я  хочу  еще  о  чем-то  спросить  его,  но  он  не  дает  мне  этого  сделать. 
             -  Я  люблю  тебя,  Габра.  Больше  жизни.
            -  А  я  шла  к  тебе  целую  жизнь.  Чтобы  хотя  бы  увидеть  тебя.
            -  Мы  скоро…..
            -  Тс…  Давай  помолчим.  Мы  так  долго  не  виделись,  что  нам  не   хватит  слов,  чтобы  сказать  друг  другу  все,  о  чем  мы  думаем.  Молча,  мы  скажем  друг  другу  больше.


                …  Господи,  я  снова  проснулась  посреди  ночи.  Долго  сидела  на  диване,  не  в  силах  встать  или  лечь  снова.  Баррель  спокойно  спал  рядом,  дергал  лапкой,  наверно  ему  тоже  снился  очередной  кошачий  сон.  «Если  я  сейчас  лягу  спать,  то  увижу  свою  смерть»  -  пришла  в  голову  мысль,  и  я  содрогнулась  от  нее.  А  за  окном  гудела  молодежь,  слушала  музыку.  «Хоть  бы  магнитофон  погромче  сделали»  -  подумала  я  первый  раз  в  жизни,  потому  что  очень  боялась  заснуть.  Но  ночь  брала  свое.
               
 
              -  Габра,  помнишь  нашего  художника?
              -  Помню.  А  почему  ты  спрашиваешь?
              -  Когда  ты  отправилась  на  континент,  я  думал,  что  потерял  тебя  навсегда.  А  наш  дорогой  художник,  был  обычным  пьяницей.  Конечно,  об  этом  никто  не  знал.
             -  А  у  него  здорово  получалось  это  скрывать,  -  удивляюсь  я.
             -  Не  догадываешься,  почему  его  никто  не  видел  пьяным? 
            -  Сейчас  угадаю,  -  я  поднимаю  глаза  к  небу.  -  Он  пил  у  тебя  на  колокольне.
            -  Точно.  Прямо  тут  валился  спать,  а  когда  трезвел,  уходил  писать  свои  шедевры.
            -  Здорово,  -  восхищаюсь  я.  -  А  зачем  ты  мне  все  это  рассказываешь  теперь?
            -  Все  дело  в  том,  что  он  был  моим  единственным  другом  все  эти  годы.  Однажды  я  попросил  его  нарисовать  твой  портрет.  Прошло  несколько  дней,  он  принес  мне  свою  работу.  Он  нарисовал  тебя  вместе  со  мной.  Я  был  ему  очень  благодарен.
            -  Лари,  хватит  вспоминать  то,  что  было. 
           -  Нет,  Габра,  самое  время,  -  он  смотрит  вниз,  туда,  где  у  подножья  колокольни  уже  плещется  вода.  -  Вот  он  этот  рисунок.
           -  Красиво,  -  на  обратной  стороне  рисунка  читаю  надпись,  сделанную  рукой  Лаэрта:  «Мы  скоро  встретимся.  Не  сейчас.  В  другой  жизни.  Обязательно  встретимся».    Произношу  вслух  -  Обязательно.
             -   Это  тебе,  чтобы  ты  помнила  обо  мне  в  следующей  жизни,  -  он  разрывает  рисунок  на  две  части  и  протягивает  одну  из  них  мне. 
                -  Я  найду  тебя,  обязательно.  Клянусь  тебе,  -  я  сжимаю  в  руке  кусочек  бумаги  с  его  портретом.
                Вода  совсем  рядом.  Она  наступает.  Удивительно,  но  мне  совсем  не  страшно.  Я  готова  ко  всему,  как  будто  весь  ужас  остался  там  позади,  в  другой  жизни. 
               -  Лари,  я  не  умею  плавать.
               -  Я  буду  держать  тебя  за  руку,  я  помогу  тебе.
               Вода  сдавливает  грудь,  мне  нечем  дышать.  Шум  в  ушах.  Боль  в  груди. 
                57.

               ….  А-а-а-а-а     Я  задыхаюсь.  Я  вся  в  холодном  поту.  Я  даже  чувствую  боль  в  груди.  Во  рту  солоноватый  привкус.  Как  будто  секунду  назад  я  действительно  тонула.   Боль  отступает.  Я  проснулась.  Подростки  исполнили  мою  мечту,  сделали  музыку  громче,  теперь  я  отчетливо  разбираю  каждое  слово,  которое  слетает  с  уст  Дианы  Арбениной:

               
                …  Держи  меня  за  руку  долго,  пожалуйста
                Крепко  держи  меня,  я  не  пожалуюсь.
                Сердце  в  плену  не  способно  на  шалости
                Если  не  хочешь  потери  -  молчи.
                Я  путь  свой  сама  устелила  пожарами
                Ядом,  отчаяньем,  страхами,  ранами
                Кровью  без  крови,  ожогами  шалыми
                Не  отпускай  мою  руку,  держи.



10  августа

                Я  лежу  на  «Жертвенном  камне»,  мой  взор  устремлен  ввысь,  туда,  откуда  сквозь  толщу  воды  на   меня  смотрит  ночное  небо.  А  вокруг  тишина  и  покой,  которую  лишь  изредка  нарушают  проплывающие  мимо  рыбы.  Надо  мной  склоняется  лицо  Лари.  Он  улыбается  мне,  а  я  улыбаюсь  ему  в  ответ,  потому  что  он  до  сих  пор  держит  меня  за  руку.
                -  Мы  с  тобой  жертвы,  Лари,  -  шепчу  я
                -  Почему?  -  не  понимает  он.  «Никто,  никогда  не  сможет  скрыться  от  этого  «Камня».  Он  чувствует  свою  жертву,  он  призывает  ее  к  себе….»  -  вспоминаю  я  слова  нищенки.  -  Габра,  почему  ты  молчишь? 
                -  «Камень»  притягивает  нас,  мне  даже  кажется,  что  мы  его  частицы.
                Я  замечаю  людей  вокруг  себя.  Их  много.  У  всех  в  руках  свечи,  и  все  они  смотрят  в  небо.   То  и  дело  загорается  свеча  у  кого-нибудь  в  руках,  и  тогда  этот  человек,  с  необычайной  легкостью,  начинает  всплывать  вверх,  а  спустя  некоторое  время  на  небе  загорается  новая  звездочка.  И  этих  звезд  становиться  все  больше  и  больше.  Лари  достает  откуда-то  две  свечи.  Они  не  такие  как  у  всех.  Эти  свечи  обычно  жгут  в  храме.  Одну  из  них  он  протягивает  мне.  Я  беру  ее  очень  аккуратно  и  бережно,  словно  эта  большая  ценность.  И  вдруг  у  Лари  в  руках  вспыхивает  огонь.  Это  загорелась  его  свеча. 
                -  Мне  пора,  -  он  смотрит  мне  в  глаза.  -  Помни,  мы  обязательно  встретимся. 
                -  Где?
                -  Я  дам  тебе  знак. 
                -  А  вдруг  я  не  пойму,  что  это  знак?  -  я  очень  растеряна.
                -  Ты  почувствуешь.
                Он  целует  меня  долгим  прощальным  поцелуем,  таким,  как  тогда,  на  скале.  Его  свеча  почти  сгорела,  я  знаю,  что  ему  надо  спешить.  Но  я  прижимаюсь  к  нему  еще  сильнее. 
                -  Я  найду  тебя,  обещаю.  Я  разгадаю  любые  твои  знаки. 
                Я  чувствую,  как  вода  заполняет  пространство  между  нами.  Я  слежу  глазами  за  удаляющимся  огоньком  его  свечи,  и  не  замечаю,  как  загорается  моя.  Я  опять  одна.  Я  сажусь  на  «Жертвенный  камень»  и  смотрю  через  огонь.  Еще  несколько  минут,  и  мои  ноги  начинают  отрываться  от  «Камня»,  а   тело  вдруг  приобретает  необычайную  легкость.  Я  взлетаю,  словно  птица,  и  лечу,  лечу,  лечу……..  Я  легко  прохожу  сквозь  воду, парю  над  поверхностью  моря.  Вижу  мир  с  доселе  неизвестной  высоты,  с  высоты  птичьего  полета.  Я  поднимаюсь  все  выше  и  выше.  Меня  наполняет  радость  от  ощущения  свободы.  Свеча  давно  погасла,  зато  теперь  мягкий,  теплый  свет  исходит  ото  всего  моего  тела.  Я  свечусь.  Я  -  звезда.
                -  Аргольда!  Ты  слышишь  меня?  -  кричу  я  в  темноту.
                -  Да,  Ангелочек.
                -  Я  горю,  Аргольда,  смотри,  -  я  протягиваю  вперед  свою  светящуюся  руку.
                -  Ты  освещаешь  путь  другим.
                -  Я  умерла,  Аргольда?
                -  Нет,  ты  не  можешь  умереть.  Ты  -  Жизнь!
                -  Тогда  почему  мне  так  легко?
                -  Тебе  легко,  потому  что  твоя  душа  сбросила  тяжелый  груз  времени.  Тебе  легко,  потому  что  сейчас  тебя  обнимает  Вечность.
                -  Где  Лари?  Ты  его  видишь?
                -  Он  тоже  у  Вечности.
                -  Бабушка,  помоги  мне.  Я  должна  найти  его. 
                -  Не  спеши,  у  тебя  много  времени.  У  тебя  впереди  целая  Вечность.  Ты  обязательно  найдешь  свою  Судьбу.  Ведь  в  этом  твое  предназначение.  Уже  сегодня  утром  ты  родишься  вновь.  Ты  обретешь  новое  тело,  люди  дадут  тебе  новое  имя.  И  ты  пойдешь  дальше  искать  своего  Лаэрта.  Ты  -  Странница.  Хотя,  зачем  я  тебе  все  это  рассказываю,  ведь  обретя  новую  Жизнь,  ты  потеряешь  старую  Память.
               
                …..  «Дорогая,  вставай,  а  то  мы  опоздаем»  -  этой  банальной  фразой  заканчивается  добрая  половина  моих  снов.  Самое  интересное  -  это  то,  что  хорошие  сны  всегда  кто-то  обрывает,  плохие  обрывает  случайность.   Вот  так  и  начался  сегодня  новый  день.  Еще  один  день  моей  жизни,  похожий  как  две  капли  воды  на  другие  прожитые  дни,  в  принципе,  ничем  особым  не  запомнившийся.



12  августа

                Я  проснулась  сегодня  посреди  ночи  и  долго  лежала,  разглядывая  потолок.  В  голове  мысли  водили  целые  хороводы.  В  течение  долгого  времени  я  никак  не  могла  поймать  за  хвост  ни  одну  из  них.  Я  напряженно  думала,  думала,  думала…..  хотя  сама  не  понимала  о  чем.  Наконец,  фейерверком  в  голове  вспыхнуло  имя:   Аргольда.  Я  начала  повторять  это  имя,  и  не  заметила,  как  уснула.

                …  -  Аргольда!  Я  знаю,  что  ты  где-то  здесь!  -  кричу  я,  но  она  не  отзывается.  Я  стою  на  высоком  обрыве,  под  ним  катит  свои  воды  река  (может  море,  может  океан).  За  мной  тихонько  шелестит  листвой  лес.  Шепот  листвы  успокаивает  и  умиротворяет,  кажется,  что  деревья  переговариваются  между  собой.  Ветер,  ласковый  и  нежный,  как  шелк,  развевает  мои  волосы,  гладит  кожу.  Там  впереди,  на  линии  горизонта  вода  венчается  с  небом.  Две  стихии  сливаются  воедино,  это  знак  их  вечного  союза.  И  только  угасающее  солнце,  жарким  красным  огнем  обдает  обоих.  А  на  смену  ему  уже  спешит  чародейка  луна.  Она  еще  не  набрала  всю  свою  силу.  Она  ждет,  когда  раскаленный  красный  шар  поглотит  водная  гладь,  и  тогда  наступит  ее  царство.  Наступит  ненадолго,  всего  лишь  до  утра,  оттого  лик  ее  так  прекрасен  в  печали.  Передо  мной  картина  сотворения  мира. 
                -  Я  знала,  что  ты  будешь  искать  меня,  -  я  слышу  голос  Аргольды.  -   Спрашивай.
                -  Кто  я,  Аргольда?
                -  Ты  -  Странница.  Ты  -  Вечная  Странница.  Ты  умираешь  и  рождаешься,  вновь умираешь  и  вновь  рождаешься.  Ты  получишь  забвение,  только  тогда,  когда  однажды  обретешь  того,  кого  потеряла.  Ты  живешь  в  веках  и  разных  странах.  Люди  нарекают  тебя  разными  именами,  порой  даже  смешными  и  нелепыми.  Ты  устала  странствовать,  но  таков  твой  путь. 
                -  Допустим,  что  со  мной  все  понятно.  А  тот  мужчина?  -  чувствую,  что  краснею,  словно  переспелый  томат.
                -  Он  Вестник.  Его  слышит  народ.  Он  отдает  им  душу.  Они  благодарны  ему  за  это.
                -  А  что  будет,  если  мы  соединимся?
                -  Вы  станете  обычными  смертными.  Ваши  дети  примут  ваш  дар.  Жизнь  Духа  -  это  очень  дорогой  дар.  Они  сделают  мир  чище. 
                -  А  ты,  Аргольда?
                -  Я?  -  я  вдруг  ловлю  усмешку  в  ее  голосе,  -  я  всего  лишь  Хранительница  Снов.  Я  храню  сновидения  всех  людей.  От  самого  их  рождения  и  до  смерти.  Поверь  мне,  их  не  так  уж  и  много,  ведь  сны  видят  далеко  не  все.
                -  Значит  ты,  как  киномеханик,  можешь  достать  старую  кинопленку  и  показать  своего  рода  кино?
                -  Если  ты  хочешь  называть  это  так,  то  пусть  будет  по-твоему.  Я  не  стану  с  тобой  спорить,  потому  что  это  бесполезно. 
                -  Я  не  спорю  с  тобой,  Аргольда.  Я  просто  хочу  понять.
                -  Не  узнаю  тебя,  моя  девочка  взрослеет.
                -  Расскажи  мне  о  снах,  Аргольда! 
                -  Сновидение  -  это  кусок  прошлого,  записанный  на  пленку.  Сон  -  это твоя   память.  Но,  ведь  ты  не  об  этом  хочешь  меня  спросить?  Ты  хочешь  знать,  где  Лаэрт?  Не  правда  ли?  Ты  ведь  помнишь  свое  обещание? 
                -  Да  мало  ли  кому  и  что  я  обещала!  -  упорствую  я.
                -  Ты  сейчас  злишься,  потому  что  не  видишь  его  знаков.  Ты  чувствуешь  себя  оскорбленной? 
                -  Мне  кажется,  я  устала  от  твоих  сказок,  Аргольда!  Я  не  хочу  знать,  кто  такой  Лаэрт.  Я  также  не  хочу  знать,  почему  мы  до  сих  пор  не  встретились.  Я  лично  никому  не  назначала  свидания.  И  вообще,  я  не  просила  тебя,  показывать  мне  мое  прошлое.
                -  Браво!  Теперь  топни  ножкой,  чтобы  я  окончательно  поняла,  что  это  ты!  -  хохочет  Хранительница  Снов.  -  А  сейчас  я  удаляюсь,  если  передумаешь,  позови  меня.

               

20  августа

                Сегодня  весь  день  прошел  в  разъездах.  С  утра  мы  отправились  в  некую  коммерческую  фирму,  где  у  мужа  были  неотложные  дела.  Фирма  эта  занимается  торговлей  различными  сувенирами  и  подарками.  У  них  огромный  выставочный  зал,  где  собственно  я  и  провела  добрую  половину  дня,  пока  муж  вел  переговоры.  Сам  зал  устроен  очень  просто  и  удобно.   Высокие  шкафы  стоят,  прислонившись  друг  другу,  задними  стенками.  Таких  рядов  очень  много,  они  называются  линиями.  Причем,  каждая  такая  линия,  имеет  тематическую  направленность,  либо  в  ней  выставлены  экземпляры  из  одной  коллекции.  Все  продумано  до  мелочей,  от  цветового  фона  до  освещения.  Я  долго  бродила  по  залу,  переходила  из  одной  линии   в  другую,  пока  не  дошла  до  центра.  В  самом  сердце  выставки  расположились  греческие  скульптуры  различных  размеров.  Я  остановилась  в  нерешительности  у  начала  линии-коридора,  потом,  сделав  глубокий  вдох,  решительно  шагнула  вперед.    На  меня  смотрел  Аполлон,  рядом  с  ним  не  сводили  глаз  друг  с  друга  Парис  и  Елена,  Амур  бесстыдно  обнимал  Психею  за  обнаженную  грудь  и  затягивал  ее  в  свои  сети.  Венера  и  охотница  Артемида,  обе  приличных  размеров,  наблюдали  за  мной  с  верхней  полки  шкафа.  Красавица  Афродита,  Деметра,  Клио  -  как  странно  было  видеть  их  всех  в  одном  месте.  Мой  взгляд  перемещался  от  одной  скульптуры  к  другой,  я  искала  Посейдона.  И  я  нашла  его,  он  ютился  на  полке,  рядом  с  Фемидой.  Мне  даже  было  странно  видеть  их  вместе.  Фемида,  да – да,  та  самая  женщина  с  завязанными  глазами  и  весами  в  руке,  образец  правосудия,  и  чуть  поодаль,  тот,  кому  всегда  было  плевать  на  правосудие.  Тот,  для  кого  правосудие  -  это  он  сам,  великий  и  любимый.  Он  сидел  верхом  на  морском  коньке,  с  трезубцем  вместо  копья,  в  обрамлении  волн.  Даже  сейчас,  спустя  столько  лет,  всем  видом  он  напоминал  мне,  что  Высший  Суд  -  это  его  гнев.
                -  Я  так и  знал,  что  ты  здесь, -  прозвучавший  голос  мужа,  заставил  меня  вздрогнуть  и  съежиться.  -  Поедем  домой?
                -  Да,  конечно,  -  ответила  я,  и  уже  хотела  направиться  к  выходу,  как  в  моей  голове  прозвучала  команда  «Стоп!». 
                -  Ну,  ты  идешь  или  нет?
                -  Иди,  я  сейчас  тебя  догоню,  -  бросила  я  вслед  уже  уходящему  мужу.
                Я  оглянулась  назад,  и  увидела  в  самом  конце  линии  полутораметровую  статую  Зевса.  Я  пошла  к  нему.  Я  больше  никого  не  видела.  Я  шла  по  коридору,  состоящему  из  статуй  греческих  Богов,  Нимф,  Героев,  чтобы  прикоснуться  к  Зевсу.  Сердце  трепетало,  как  тогда,  во  сне,  когда  меня  вели  сквозь  молчаливую  толпу  к  «Жертвенному  камню».  Но  что  поразило  меня,  Зевс  не  был  таким  воинственным,  как  Посейдон.  Он  сидел  на  огромном  валуне,  немного  ссутулившись,  и  казался  очень  усталым.  Я  дотронулась  до  его  холодной  руки,  выточенной  из  полистоуна,  и  заглянула  ему  в  глаза.   Некоторое  время  я  так  и  сидела  возле  него.  Девушка,  работник  зала,  тихонечко  подошла  сзади.
                -  Скульптура  Зевса.  Это  один  из  греческих  богов.  Не  могу  сказать  какой  точно.  Если  он  Вам  понравился,  и  Вы  хотите  его  купить,  то  я  могу  уточнить  его  цену,  -  растянув  рот  в  любезной  улыбке,  проворковала  она.
                -  Нет,  спасибо,  не  нужно.
                -  Просто  Вы  так  его  разглядываете….  Вы  -  историк  или  любитель  Древней  Греции?
                -  Ни  то,  и  ни  другое.
                -  Тогда  не  буду  Вам  мешать,  -  она  удалилась,  а  я  снова  повернулась  к  Зевсу.  Мне  показалось,  что  его  глаза  просили  у  меня  прощения.  «Мне  очень  жаль»  -  прошептала  я,  и  пошла  прочь  от  Всемогущего  Громовержца.  На  выходе  с  линии,  я  краем  глаза  заметила  трех  сестер:  Атропос,  Клото  и  Лахесис.  Девочки  всегда  держались  вместе.  Они  плели  кружева  судьбы  для  каждого  человека  в  отдельности.  «А  узор-то  у  вас  получился  не  очень»  -  сообщила  я  им,  покидая  экспозицию.
                Когда  мы  вернулись  домой,  и  вошли  в  свою  квартиру,  муж  с  заговорщицким  видом  проговорил:  «Закрой  глаза,  я  приготовил  тебе  подарок».  Странно,  он  почти  никогда  не  дарил  мне  подарков.  Но  глаза  все-таки  зажмурила.  Когда  прозвучала  команда  «Оп!»,  то  я  увидела  прямо  перед  собой  скульптуру  «На  гребне  волны».   На  меня  снова  смотрел  разъяренный  Посейдон,  как  суровое  напоминание,  что  мне  никуда  не  деться  от  своего  прошлого.



28  августа   

                Совершенно  нечего  писать.  Порой  мне  кажется,  что  жизнь  остановилась,  замерла  на  середине  пути.  Вокруг  меня  просто  ничего  не  происходит.  Все  буднично,  мило  и  славно.  Так  незаметно  и  докачусь  до  седой  старости.  Отчего  у  меня  такое  настроение?  Я  не  хочу  признаваться  в  этом  даже  сама  себе,  но  ответ  очевиден:   МНЕ  ПЕРЕСТАЛИ  СНИТЬСЯ  СНЫ!!!!    Вчера  вечером,  когда  я  ложилась  спать,  я  долго   лежала  без  сна  и, мысленно, почти  умоляла  Аргольду  об  еще  одном  сновидении.  Потом,  когда  мой  уставший  организм  все-таки  отключился  и  погрузился  в  сон,  опять  ничего  не  произошло.  Я  проснулась  утром  совершенно  разочарованная.
                Я  часто  задумываюсь  над  тем,  что  со  мной  происходит.  Может  быть,  меня  покидает  разум,  если  я  начинаю  верить  в  истории  про  Хранителей  Сна?   А  может  быть,  я  устала  от  постоянных  будничных  забот  и  мне  хочется  вернуться  в  веселое  беззаботное  детство?  Сколько  вопросов,  на  которые,  к  сожалению,  мне  никогда  не  найти  ответов,  можно  еще  задать  в  пустоту?



1  сентября

                Сегодня  у  меня  был  выходной  день.  Интересно,  кто  тот  умник,  кто  назвал  этот  день  -  ВЫХОДНЫМ  ДНЕМ.  Ну,  наверное,  он  подразумевал,  что  человек,  который  закончил  свою  работу  на  определенном  этапе,  должен  в  эти  дни  выходить  в  свет.  Ну,  с  целью:  себя  показать  и  на  других  посмотреть.  Интересно,  в  каких  годах  это  было,  и  так  ли  это  было  вообще?  Для  меня  выходной  день  означает  прямо  обратное:  я  весь  день  проведу  дома,  не  выходя  на  улицу,  потому  что  мне  надо  убрать  всю  квартиру,  навести  в ней  идеальный  порядок  хотя  бы  на  пару  дней.  Так  собственно  и  было  сегодня.  С  утра  я  принялась  за  кухню.  Когда  относительная  чистота  на  ней  было  таки  достигнута,  я  с  удовольствием  посмотрела  по  сторонам,  и  поставила  на  плиту  чайник.  Пока  он  кипятился,  я  направилась  в  зал  и  принялась  за  книжный  шкаф,  книги  там  все  еще  находились  в  каком-то  хаотическом   состоянии.  Я  стала  снимать  книги  с  полок  и  складывать  их  кучками  на  полу,  как  вдруг  на  одной  из  полок,  я  нашла  маленькую  деревянную  шкатулочку,   расписанную  драконами.   Чайник   уже  надрывался  от  своего  пронзительного  свиста.  Я  взяла  шкатулочку  и  пошла  на  кухню.  Пока  заваривался  чай,  я  рассматривала  свою  находку.  Я  совсем  забыла  про  нее.  Эту  коробочку  подарила  мне  моя  бабушка,  когда  я  была  еще  совсем  маленькая.  Она  купила  ее  в  киоске  «Союзпечати»,  который  находился  неподалеку  от  дома.  Шкатулка  была  похожа  на  маленький  ларчик,  она  была  деревянная,  покрытая  лаком.  Я  очень  обрадовалась  такому  подарку,  сразу  положила  туда  свои  детские  безделушки:  бусики  из  бисера,  колечко,  которое  я  выменяла  у  цыган-тряпичников  за  старое  мамино  пальто,  и  разные  другие  «драгоценности»,  подаренные  мне  двоюродными  сестрами  и  подругами.  Потом,  когда  я  немного  подросла  и  пошла  в  школу,  я  стала  посещать  кружок  «Детское  творчество».  Там  я  научилась  художественной  росписи  по  дереву,  и  первым  делом  расписала  свою  шкатулочку.   Я  рисовала  на  ней  драконов,  змей  и  прочих  гадов,  считая,  что  они  будут  охранять  «богатства»  ларца.  После  того,  как  бабушка  умерла,  шкатулка  приобрела  для  меня  особую  ценность.  Это  был  бабушкин  подарок,  а  бабушку  я  очень  любила.  Я  никогда  не  расставалась  с  этим  сундучком.  Муж  однажды  предложил  мне  заменить  ее  на  какую-нибудь  более  интересную  вещицу,  но  я  не  согласилась.  Украшений  у  меня  нет,  если  и  есть,  то  только  те,  которые  я  не  снимаю  даже  на  ночь,  так  что  хранить  мне  как  бы  нечего.  А  моя  детская  шкатулка  -  это  память,  которая  греет  душу  лучше  любого,  пусть  даже  самого   жаркого,  огня.    
                Я  навела  крепкого  чая,  присела  к  столу,  отставила  чашку  в  сторону  и  откинула  крышку  шкатулки.  Вот  оно  милое  чистое  детство,  только  и  оставшееся  в  этих  незатейливых  побрякушках.  Среди  них  даже  оказался  крестик,  тот  самый,  который  мне  надели  в  церкви,  когда  я  была  младенцем.  Я  начала  раскладывать  все  эти  украшения  на  столе,  как  вдруг,  на  самом  дне  ларчика,  увидела  то,  что  вновь  вернуло  меня  в  настоящее.  На  самом  дне  шкатулки,  сплелись  воедино,  три  цепочки  с  кулонами.  Когда  я  начала  распутывать  эти  морские  узлы,  то  потянула  за  серебряную  цепочку,  и  извлекла  из  недр  этого  клубка  кулон,  принадлежащий  именно этой  цепочке.  Я  потеряла  дар  речи,  когда  разглядывала  кулон.  Он  был  выполнен  в  форме  клетки,  внутри  которой  покоился  камешек  бежевого  цвета.  Первая  мысль,  пробежавшая  в  моей  голове,  была  о  «Сонном   Камне». Интересно,  откуда  у  меня  эта  вещица.  Я  забыла  про  уборку,  она  отошла  на  второй  план.  Через  несколько  минут,  я  стояла  перед  дверью  маминой  квартиры  и  нажимала  на  кнопку  дверного  звонка.  Мама   встретила  меня  со  словами:
                -  У  нас  что,  пожар?
                -  Типун  тебе…  -  сказала  я  в  ответ  -   У  меня  к  тебе  есть  один  вопросик.
                -  Ну,  давай,  спрашивай,  -  улыбнулась  мама.
                -  Я  нашла  свою  детскую  шкатулку.
                -  Я  не  знала,  что  ты  ее  ищешь,  -  начала  извиняться  мама -  я  поставила  ее  в   шкаф  за  книги,  чтобы  она  никому  не  мозолила  глаза.  Ты  же  не  хочешь  выставить  ее  на  видное  место?
                -  Все  правильно,  мамочка!  Но  сейчас  меня  волнует  не  это.
                -  А  что  тогда?  -  удивилась  она.
                -  Вот,  -  я  разжала  кулак  и  показала  ей  цепочку  -   ты  знаешь,  откуда  она  у  меня?
                -  Она  была  у  тебя  всегда.  С  детства.  Я  даже  не  могу  вспомнить,  кто  и  когда  тебе  ее  подарил.  Знаю  точно,  что  ни  я,  ни  бабушка  тебе  ее  не  покупали.  У  нас  на  улице  всегда  было  много  заезжих  цыган,  может  быть  кто-то  из  них,  тебе   подарил  этот  кулончик?  Ты  им  всегда  очень  нравилась,  -  улыбнулась  она.
                -  Значит,  не  знаешь,  -  вздохнула  я,  и  ни  с  чем   вернулась  к  себе  в  квартиру.  Уборка,  собственно,  на  этом  и  закончилась.  Я  больше  не  могла  ничего  делать.  Я  составила  книги  обратно  в  шкаф,  и  долго  потом  сидела  на  диване,  поджав  ноги  под  себя,  рассматривая  свою  находку.  «Надеть  или  не  надеть,  вот  в  чем  вопрос»  -  думала  я,  потом  решилась  и  надела  цепочку  на  шею.  Конечно  же,  ничего  не  произошло.  А  что,  собственно,  могло  случиться?  Чудо?  Мне  кажется,  я  больше  не  верю  в  чудеса…..   



2  сентября

                Весь  сегодняшний  день  прошел  в  глубоких  раздумьях.  Я  думала  о  своих  снах,  о  странной  цепочке,  найденной  вчера  в  собственных  вещах,  об  Аргольде.  Мне  почему-то  казалось,  что  между  вчерашней  моей  находкой  и  моими  снами  существует  определенная  связь.  И,  конечно  же,  я  не  могла  не  думать  о  Лаэрте.  Кто  он  в  этой  жизни?  Где  он  сейчас?  У  меня  было  множество  идей  на  его  счет.  Я  представила  его  известным  деятелем,  ученым.  Сразу  же  отогнала  от  себя  такую  мысль.  Потом,  я  представила  его  в  роли  священнослужителя,  а  почему  бы  и  нет?  Живет  в  небольшом  городке,  отпевает  покойников,  крестит,  венчает.  Народ  его  почитает,  слушает  его  проповеди,  исповедуется  сам.  Честный,  добропорядочный  образ  жизни.  Но  и  эта  идея  мне  не  понравилась.  Было  еще  одно  предположение,  которое  подняло  мне  настроение  и  даже  рассмешило  меня.  А  вдруг  это  наш  президент?  А  что  такого?  Но  сердце  мое  молчало.  Ни  к  кому  из  этих  людей,  я  не  испытывала  никаких  чувств.  А  ведь  Лаэрта  я  должна  любить.  Тогда  я  начала  перебирать  всех,  кого  любила  и  люблю  до  сих  пор.  И  опять  все  было  тщетно.  Не  было  какой-то  особой  любви  ни  к  кому,  кроме  очень  близких  людей.   Я  почувствовала,  что  мне  надо  успокоиться,  что  без  помощи  Аргольды  все  мои  попытки  узнать  хоть  что-нибудь  о  Лаэрте  равны  нулю.  Это  означало  только  одно:  я  должна  принять  ее  помощь.
                Долго  лежала  в  постели  с  закрытыми  глазами  и  никак  не  могла  уснуть.  Наверное,  оттого,  что  без  устали  повторяла:  «Я  согласна!»   Когда  я  уже  начала  отчаиваться,  меня  накрыла  темнота.

                В  темноте  кто-то  играет  на  рояле  очень  простую  мелодию.  Я  не  могу  разобрать  какую,  но  знаю,  что  уже  слышала  ее  раньше.  Маленькие  молоточки,  которые  выбивают  внутри  инструмента  эту  мелодию,  поют  на  разные  голоса.  От  прикосновения человеческих  пальцев,  молоточки  один  за  другим  вздрагивают  и  произносят  одно  только  слово  «согласна».  «Согласна»  -  басит  нота  До,  ей  поддакивает  Ми,  а  следом  Ля  и  Си  пищат:  «Согласна,  согласна!»  Потом  невидимая  рука  дирижера  одним  взмахом  прекращает  эту  какофонию  звуков,  и  после  кратковременной  паузы,  тишину  взрывают  аплодисменты.  И  в  каждом  хлопке  ладоней  слышится:  «Она  согласна,  согласна,  согласна».

                Я  проснулась.  Не  поднимаясь  с  кровати,  слушала,  как  за  окном  свирепствовала  непогода.  Сильный  ветер  с  яростью  бросал  в  окно  целые  пригоршни  воды.  Дождинки  барабанили  о  стекло:  «Согласна,  согласна,  согласна!»  Деревья,  роняя  листву  в  грязные  лужи,  стекающие  по  асфальту,  вкрадчиво  шелестели:  «Согласна….  Согласна….»  Я  вновь  провалилась  в  полудрему.

                Я  стою  на  границе  света  и  тьмы.  Одна  половина  пространства  ярко  освещена,  другая,  наоборот,  находиться  в  темноте.  Эта  темнота  обжигает.  Адское  пекло  царапает  мое  тело,  словно  острые  когти  огромного  зверя.  Со  светлой  стороны  на  меня  дует  ветерок.  Божественная  прохлада  ласкает  мою  плоть.  Я  поворачиваю  голову  в  сторону  света  и  чувствую  на  губах  запах  свежей  травы  и  молодой  листвы.  Вижу  двух  ангелов  неподалеку.  Они  играют  в  ладушки,  и  каждый  раз,  когда  их  ладошки  соприкасаются  друг  с  другом  со  звонким  хлопком,  они  произносят:  «Она  согласна!»  Теперь  мой  взгляд  устремляется  обратно  во  тьму.  Там  черти  выстроились  в  круг,  и  водят  дьявольский  хоровод.  А  в  центре  этого  круга  -  Сатана,  победным  голосом  трубит:  «Согласна,  согласна,  согласна!»

                Долго  сидела  на  кровати,  и  мотала  головой,  стараясь,  как  можно  быстрее,  стряхнуть  с  себя  остатки  этого  страшного  сна.   Я  думала,  что  проснулась  до  тех  пор,  пока  Баррель  ни  запрыгнул  ко  мне  на  колени.  Он  посмотрел  мне  в  глаза  и  там,  в  его  глазах  я  прочитала  вопрос:  «Ты  согласна?»  «Я  согласна!»  -  повторила  я  еще   раз  шепотом,  погладила  Барреля  по  голове  и  снова  уснула.

                Играет  марш  Мендельсона,  и  работник  ЗАГСа  спрашивает  у меня:
                -  Согласна  ли  ты  взять  в  мужья………
                -  Да,  согласна!  -  отвечаю  я,  и  поворачиваю  голову  туда,  где  стоит  мой  будущий  супруг.  Ужас!  У  него  нет  лица.  У  меня  начинает  кружиться  голова,  силуэты  людей,  присутствующих  на  моей  свадьбе,  расплываются.  Где-то  далеко-далеко  я  слышу  голос  президента.  Он  говорит:  «Мы  будем  жить  в  мире  и  согласии…  согласии…  согласии…  Мое  напряженное  сознание  отключается,   черная  воронка  втягивает  меня  в  себя  и  раскручивает  все  сильнее  и  сильнее.  Потом  выплевывает  в  пустой  темный  коридор.  Все  становиться  на  свои  места,  вращение  проходит.  Я  вглядываюсь  в  черноту,  окружающую  меня,  и  вижу  светлое  пятнышко.  Я  иду  к  нему.  Иду  медленно,  боясь  оступиться.  Но  пятно  не  приближается,  вскоре  оно  пропадает  вовсе.  В  полной  темноте,  я  утыкаюсь  в  стену.  Все,  выхода  нет.  И  вдруг  на  этой  стене  начинают  проступать  красные  светящиеся  буквы  «Я  бгдщкснрчп…»   Это  мне  напоминает  рекламу  в  ночном  городе.  Но  я  не  понимаю,  что  все  это  обозначает.  Чувствую,  что  как  только  я  прочитаю  надпись,  весь  мой  кошмар  закончиться,  но,  увы,  я  никак  не  могу  это  расшифровать.  Я  в  полной  растерянности  и  смятении.  А  по  коридору  эхом  прокатывается  хохот  Аргольды.
                -  Аргольда,  что  все  это  значит?  -  кричу  я  ей.
                -  Я  хочу  быть  уверена,  что  твое  сегодняшнее  решение  не  сиюминутный  каприз.  Читай  надпись.
                -  Я  не  могу  понять,  что  там  написано.
                -  Подумай.
                -  Аргольда,  прекрати!  -  требую  я,  а  она  делает  вид,  что  не  слышит  меня.
                -  Что  ты  хотела  мне  сказать,  девочка  моя?
                -  Я  СОГЛАСНА!
                Буквы  начинают  меркнуть  и  исчезать.  Я  смотрю  на  их  бледные  силуэты,  и  понимаю,  что  только  что  произнесла  слово,  зашифрованное  на  стене.  Конечно,  все  оказалось  слишком  просто,  в  стиле  Аргольды.  Все  буквы,  стоящие  после  «Я»  были  согласными.  Я  улыбаюсь  своей  догадке.
                -  Ты  устала,  девочка  моя.  Спокойной  ночи!  -  шепчет  мне  в  ухо  Аргольда.  -  Спи  крепко.  Набирайся  сил  на  завтра.  Завтра  ты  узнаешь  то,  ради  чего  я  здесь.

                Остаток  ночи  я  крепко  и  сладко  спала.  Ничто  до  утра  не  потревожило  мой  сон.   

               


3  сентября

                ….  Я  в  чужом  городе.  Утро.  Все  спешат  на  работу  и  по  своим  делам.  Люди,  словно  заведенные  машины,  снуют  туда-сюда  без  остановки.  Они  даже  не  обращают  внимания,  на  себеподобных,  спешащих  рядом.  Наверное,  очень  тяжело  жить  в  таком  городе,  похожем  на  большой  муравейник.
                Я  стою  в  нерешительности  посреди  улицы,  и  совершенно  не  знаю,  куда  мне  идти.  Вдруг,  я  слышу  голос.  Это  голос  Аргольды.
                -  Посмотри  налево.  Видишь  девушку  в  красном  платье?  Иди  за  ней.
                Я  смотрю  по  сторонам  и  действительно  замечаю  странную  девушку.  Она  словно  пришла  сюда,  в  этот  большой  город,  из  совершенно  другого  мира.  Она  тоже  смотрит  на  меня.  Увидев,  что  я  ее  заметила,  кивает  головой,  словно  приглашая  в  долгий  путь,  и  начанает  движение.  Я  иду  за  ней,  не  подходя  к  ней  слишком  близко.  Она  идет  очень  легко,  она  проходит  сквозь  толпу  так,  что  толпа  не  замечает  ее  присутствия.  Зато  мои  глаза  постоянно  держат  ее  в  поле  зрения.  Вот  она  сворачивает  за  угол  дома,  я  на  время  теряю  ее,  и  меня  охватывает  паника.
                -  Она  не  уйдет  без  тебя,  не  бойся,  -  шепчет  мне  Аргольда.
                -  Это  ты  ее  послала,  чтобы  она  была  моей  проводницей?  -  спрашиваю  я.
                -  Ее  не  надо  просить,  ведь  это  твоя  душа. 
                -  Ну,  ты  загнула,  Аргольда.
                -  Ты  жаловалась,  что  не  видишь  его  знаков.  Твоя  душа  их  видит.  Только  она  знает,  кто  твой  Лари  и  где  он  сейчас.  Она  отведет  тебя  к  нему.
                Я  тоже  заворачиваю  за  угол,  девушка  ждет  меня.  Мы  переходим  улицу  и  спускаемся  в  метро.  Под  стук  колес,  я  закрываю  глаза  и  немного  расслабляюсь.  Краем  глаза  замечаю,  как  она  стоит  возле  двери,  вытянувшись  словно  струна.  Когда  выходим  из  метро,  я  мысленно  спрашиваю  у  Аргольды.
                -  Аргольда,  ты  здесь?  Ты  меня  слышишь?
                -  Я  всегда  с  тобой,  всегда  рядом.
                -  А  что  она  так  напряжена?
                -  В  отличие  от  тебя,  она  ждала  этого  момента  целые  века.
                Девушка  сворачивает  во  двор  одного  высотного  дома  и  останавливается  перед  ним.  Долго  смотрит  куда-то  ввысь,  потом  решительной  походкой  направляется  в  сторону  подъезда.  Мы  заходим  внутрь  дома,  по  ступенькам  поднимаемся  с  этажа  на  этаж,  все  выше  и  выше.  Вот  она  останавливается  перед  дверью,  шагает  сквозь  нее  и  пропадает.
                -  Аргольда,  я  боюсь,  -  я  испытываю  сильное  волнение.
                -  Иди  смелее.
                Я  делаю  шаг  вперед  и  оказываюсь  в  квартире.  Квартира  пуста.  Я  захожу  в  гостиную,  вижу  там  фотографию.  Я  беру  ее  в  руки  и  рассматриваю.  Лаэрт,  его  жена  и  дети.  Ставлю  фотографию  на  место.
                -  Девочка  моя,  -  шепчет  Аргольда,  -  тебе  туда,  в  комнату  налево.
                Я  послушно  иду  в  другую  комнату.  Подхожу  к  письменному  столу,  он  завален  бумагами.  Но  мне  нет  до  них  дела.  Моя  рука  тянется  к  одному  из  ящиков  письменного  стола  и  открывает  его.  Я  сажусь  на  пол,  и  словно  вор,  ищущий  что-то  очень  важное,  начинаю  перебирать  и  читать  его  содержимое.  Наконец,  я  нахожу  то,  что  искала.  Из  стопки  исписанных  бумаг,  на  пол  падает  кусок  старого  рисунка.  Я  поднимаю  его  трясущимися  руками,  и  вижу,  что  на  нем  изображена  девушка.  Это  я  -  только  тысячи  лет  назад.  Достаю  из  своего  кармана  вторую  половину  рисунка,  прикладываю  их  друг  к  другу  и  читаю  надпись: «Мы  скоро  встретимся.  Не  сейчас.  В  другой  жизни.  Обязательно  встретимся».  «Я  нашла  тебя  Лари.  Прости,  что  слишком  поздно»  -  я  пугаюсь  собственного  голоса.  Кладу  в  ящик  стола  оба  кусочка  рисунка,  в  обмен  забираю   его фотографию.  Все.  Я  больше  не  могу  здесь  находиться.  Я  выбегаю  из  квартиры.  Мне  не  хватает  воздуха,  меня  душат  слезы.

                Когда  проснулась,  то  не  обнаружила  той  самой  фотографии  нигде  рядом.  Не  мудрено.  Его  фотографии  были  повсюду:  на  страницах  газет  и  журналов,  на  телевидении,  на  рекламных  щитах.  Я  часто  слышала  его  голос.  Это  были  знаки,  я  не  разгадала  их.  Теперь  я  понимаю,  почему  порой  мне  становилось  невыносимо  тоскливо.  Теперь  я  все  знаю.



5  сентября

                Темно.  Очень  темно.  Вокруг  меня  чернильная  темнота.  Но  я  точно  знаю,  я  уверена,  что  в  этой  темноте  скрывается  от  меня  Аргольда.  Моя  милая  и  добрая  Аргольда.  Я  только  собралась  позвать  ее,  как  услышала  ее  голос:
                -  Я  здесь.
                -  Почему  так  поздно  ты  мне  все  рассказала? 
                -  Твоя  земная  жизнь  перевалила  за  рубеж,  когда  к  людям  приходит  мудрость.  Ты  же  видела  себя  в  юности?  Горячая,  несговорчивая,  с  обостренным  чувством  желания  справедливости,  гордая….  Сколько  неверных  шагов  ты  могла  сделать  тогда.  Шагов,  о  которых  потом  сожалела  бы  всю  оставшуюся  жизнь.  Нет.  Только  сейчас  ты  в  состоянии  принять  правильное  решение.
                -  Уже  слишком  поздно  принимать  какие-либо  решения.  Разве  я  смогу  отнять  у  Лаэрта  семью,  его  огромный  дар,  жизнь?  Не  смогу.  Да  и  у  меня  прекрасная  семья.  Я  счастлива,  Аргольда.
                -  Счастлива,  говоришь?  Тогда  почему  мысли  о  «материальном»  занимают  большую  часть  твоего  мозга?
                -  Не  нужно  заставлять  меня  сомневаться  в  правильности  моего  выбора.  Я  не  поменяю  своего  решения.
                -  Это  твое  право,  -  только  и  ответила  она  мне.
                -  Аргольда,  можно  задать  тебе  еще  один  вопрос?
                -  Конечно.  Спрашивай.
                -  А  мы  когда-нибудь  встречались  с  Лари?
                -  Да.  Но  это  уже  другая  история. 
                -  Тогда  почему  я  до  сих  пор  странствую?  Это  была  мимолетная  встреча?  Как  и  когда  это  случилось?
                -  Когда?  -  она  задумывается.  -  Тебе  о  чем-то  говорит  имя  Виктор  Франкенштейн?
                -  Да.  У  знаменитой  шотландской  писательницы  Мэри  Шелли  есть  одноименный  роман.  Но  это  фантазии  автора,  не  больше.  Разве  не  так?
                -  В  Атлантиду  тоже  мало  кто  верит,  города  Эшвер  нет  ни  в  одном  словаре,  ни  на  одной  карте.  Но  ты-то  теперь  знаешь,  что  он  существовал. 
                -  То  есть,  ты  хочешь  сказать,  что…?
                -  Я  очень  устала,  -  она  обрывает  меня  на  полуслове  -  Общаться  с  тобой,  всегда  было  нелегким  делом.
                Она  внезапно  замолчала,  и  я  поняла,  что  ее  здесь  больше  нет.  Аргольда  исчезла  так  же  внезапно,  как  и  появилась  однажды.  Я  загрустила,  зная,  что  мне  ее  будет  очень  не  хватать.   
               

                С  этой  грустью  и  проснулась.  С  утра  засела  составлять  квартальные  отчеты.  Вроде  бы  ничего  сложного,  но  времени  это  отнимает  много.  Столько  бумаг  нужно  перелопатить.  Все  просчитать  и  подшить.  В  обед  позвонил  сын,  сказал,  что  задержится  немного  в  школе.  Еще  попросил  послушать  «Чартову  дюжину»,  чтобы  знать  последние  новости  из  мира  музыки.  Я  отложила  в  сторону  документы  и  включила  радио.  «Чарт»  уже  закончился,  а  на  волнах  радио  звучала  «Белая  песня»  Светланы  Сургановой:

                Только  там,  где  алым  метит
                Солнце  спину  горизонта,
                Где  сирень  кудрявит  ситец
                И  поет  прибой.
                Где  пушистая  пшеница
                И  как  лезвие  -  осока,
                Где  парящей  в  небе  птицей
                Голос  твой.
                Там  мои  обнимешь  плечи,
                Ветром  волосы  встревожишь.
                Только  там  открыты  двери
                Нам  с  тобой.
                Очнуться  крылья  за  спиной,
                Когда  войдешь  в  мой  спящий  дом.
                Ты  с  первым  солнечным  лучом
                Подаришь  поцелуй!
                Стрекозой  порхает  воля
                Я  рисую  снова  тонких  нитей
                Одиночество
                Как  бы  ни  была  далека
                На  губах  улыбка  Бога, -
                Ты  всегда  со  мною! 

             Пожалуй,  даже  больше  нечего  добавить.  Все  уже  сказано  за  нас.  Я  выключила  радио,  когда  смолкли  последние  аккорды  песни,  и  снова  принялась  за  отчеты.



15  сентября 

                Три  часа  назад  мы  с  сыном  вернулись  из  туристической  поездки  в  Санкт  Петербург.   Ох,  уж  этот  Питер!  Три  дня  он  покорял  нас  своими  видами,  удивлял  разводными  мостами,  очаровывал  садами  и  прудами.  Он  позволил  нам  прикоснуться  к  роскоши  царской  семьи,  разделить  чувство  стыда  с  «Авророй»,   вдохнуть  воздух  Эрмитажа,  погрустить  о  прежних  временах  на  Дворцовой  площади. 
                Но  не  об  этом  сейчас  речь.  Было  в  Петербурге  то,  что  взбудоражило  куда  больше,  чем  все  перечисленное  выше.  Все  случилось  в  последний  день  пребывания  в  этом  прекрасном  городе.  Мы  поехали  на  экскурсию  в  Петергоф.  Экскурсовод  долго  рассказывала  нам  о  том,  как  Петр  1  увидел  Версальские  фонтаны,  как  потом  долго  работали  над  идей  построить  такие  же  фонтаны,  наши  архитекторы  и  рабочие.  Потом  под  величественную  классическую  музыку,  мы  наблюдали  запуск  этих  самых  фонтанов.  Все  было  просто  великолепно  до  тех  пор,  пока  я  не  предложила  сыну,  отстать  от  экскурсантов  и  пойти  исследовать  красоты  Петергофа  самостоятельно.  Он  согласился,  и  мы  пошли  вдоль  главного  канала.  Погода  в  этот  день  была,  мягко  говоря,  не  очень.  Дул  ветер,  моросил  мелкий  холодный  дождь.  Казалось,  что  лето,  которое  было  накануне,  закончилось  навсегда  или  это  был  просто  мираж.  Мы  шли  по  мокрой  дорожке,  глядя  под  ноги,  и  разговаривали.  Вдруг,  я  оторвала  взгляд  от  земли  и  увидела  то,  ради  чего  вообще  стоило  побывать  в  Петербурге.  Перед  нами  открылся  Финский  залив.  Я  впала  в  ступор,  потому  что  никогда  раньше  не  видела  ничего  подобного.  Я  поедала  глазами  эту  бесконечную  водную  гладь,  мне  хотелось  вобрать  ее  в  себя,  всю  до  капельки,  и  увезти  с  собой.  Поняв,  что  на  берегу  Финского  залива,  мы  зависнем  надолго,  сын  на  ухо  прошептал  мне:
                -  Мам,  вон  из  тех  палаток,  распространяется  такой  божественный  запах  пирожков,  что  у  меня  слюна  наворачивается.  Давай,  я  пойду  в  очереди  постою,  а  ты  пока  тут  посидишь,  насладишься  прекрасными  видами?
                -  Здорово  придумал,  -  кивнула  я  в  ответ,  -  иди.
                Он  ушел,  а  я  направилась  к  лавочке,  которая  находилась   ближе  всех  к  воде.  На  ней  уже  сидел  мужчина,  закутавшийся  в  непромокаемый  плащ.  Я  присела  на  другой  конец  скамейки,  и  начала  пристально  вглядываться  вдаль.  На  какое-то  мгновенье,  мне  показалось,  что  я  вернулась  в  свой  сон.  Мне  казалось,  что  я  вижу  очертания  континента,  что  вот-вот  как  тогда  из  воды  начнет  подниматься  солнце.  Я  даже  была  готова  услышать  голос  Аргольды  в  своей  голове,  но  вместо  нее  заговорил  мой  сосед  по  лавочке:
                -  Вы  есть  из  Россия?  -  у  него  был  жуткий  акцент.
                -  Да,  я  -  русская,  -  ответила  я  утвердительно.
                -  Красиво  у  вас,  так  же  как  у  нас,  -  снова  проговорил  он,  и  поежился. -  Только  чуть  -  чуть  холодно.
                Я  кивнула  ему  вместо  ответа  и  улыбнулась.  Мы  продолжили  смотреть  на  залив.  Вскоре  пришел  сын.  Он  принес  горячие,  вкусно  пахнущие  чебуреки  и  я  почувствовала,  как  сильно  я  хочу  есть.  В  тот  момент,  когда  я  уже  собиралась  откусить  кусочек,  иностранец   поднялся  с  лавочки.
                -  Приятного  аппетита!  -  сказал  он.  -  Приезжайте  к  нам,  в  Греция.  Я  уверен,  Вы  не  пожалеете.
                -  Спасибо,  -  только  и  смогла  произнести  я.
                Потом  мы  доели  свои  чебуреки,  и  пошли  обследовать  Петергоф.  Мы  ходили  от  одного  фонтана  до  другого,  но  время  от  времени,  почему-то  выходили  к  Финскому  заливу.  Я  смотрела  на  огромные  валуны,   лежащие  возле  самого  берега,  и  мне  очень  хотелось  спуститься  вниз,  к  этим  камням.  Сын  отговаривал  меня  делать  это.  Он  уверял  меня,  что  камни после  дождя  очень  скользкие,  и  я  могу  поскользнуться  и  упасть  в  воду.  Я  не  послушала  его,  я  спустилась  вниз,  к  воде.  В  тот  момент,  когда  моя  нога  ступила  на  один  из  гладких,  отполированных  водой  и  временем  камней,  мне  показалось,  что  кто-то  внутри  меня  сказал:  «Вольная  вода  для  тебя  зло!»  Я  стояла  на  камне  с  закрытыми  глазами,  боясь  пошевелиться.   Я  представила  себя  листочком,  маленьким,  одиноким,  желтым,  осенним  листком,  который  оторвался  от  огромного,  бурлящего  жизненной  силой,  дерева  нынешней  жизни,  и  отправился  в  увлекательное  путешествие  по  морской  глади  залива  в  прошлое.  Потом  эту  картинку,  проплывающую  перед  моим  взором  сменила  другая:  два  сердца  встретились  на  горизонте  и  медленно  начали  сливаться  в  одно.  И  я вдруг  почувствовала,   как  неистово  забилось  мое  собственное  сердце,  с  каждым  новым  его  ударом  у  меня  обострялись  чувства,  которые  мне  приходилось  в  жизни,  так  или  иначе,  сдерживать.  Я  ощущала  в  ту  минуту,  как  мое  сердце  полетело  на  встречу  с  тем,  с  другим.  Как  то,  другое,  поглотило  мое,  растворило  его  в  себе.   Я  стала  чище,  лучше,  бесстрашнее.  Я,  вдруг  поверила,  что  это  именно  я,  та  девочка,  которая   много  тысячелетий  назад  стояла  на  краю  обрыва  и  ждала  свой  Огонь,  я  ее  глазами  посмотрела  на  мир.  Я  полюбила  этот  мир,  но  мне  не  жаль  было  потерять  его  навсегда  ради  единственной  долгожданной  встречи.  Я  стала  Габрой,  я  нашла  ее  внутри  себя.
                -  Мама,  нам  уже  пора  возвращаться  к  месту  сбора  группы,  -  сказал  сын,  протягивая  мне  руку.  -  Давай  руку,  а  то  упадешь  в  воду.
                Я  открыла  глаза,  видение  исчезло.  Вместе  с  ним  исчезли  и  ощущения.  Остались  только  воспоминания  о  них.  Прежде  чем,  протянуть  Артуру  руку,  я  глянула  на  водную  гладь.  Она  была  величественно  спокойной,  ее  покой  нарушало  только  плавание  утки.  Дикая  утка  подплывала  к  валунам,  на  которых  стояла  я.  Она  держала  в  своем  клюве  лист.  Это  был  обычный  лист,  который  упал  в  воду  с  деревьев,  растущих  на  берегу.               
                -  Действительно,  что-то  мы  загулялись,  -  пробурчала  я.
                Как  во  сне,  мы  дошли  до  автобуса,  заняли  свои  места.  Уставший  Артур,  сразу  закрыл  глаза  и  стал  дремать.  Я  долго  сидела,  пялясь  в  окно,  пытаясь  еще  раз,  хоть  на  немножечко,  вернуть  те  чувства,  ожившие  на  берегу  Финского  залива.  К  реальной  жизни  меня  вернул  голос  Алексея  Горшенева,  его  хитовую  композицию  включил  водитель  нашего  автобуса.

                …  Жизнь  и  смерть  во  мне
                Объявили  мне:
                Так  и  будешь  идти  по  краю
                Между  адом  земным  и  раем,
                Между  теми,  кто  жил,  кто  сниться
                Путать  лица… 
               
               



20  сентября

                Вот  уже  много  ночей  подряд  я  зову  Аргольду,  но  она  не  появляется.  Я  жду  ее  появления  ночью,  подолгу  лежа  без  в  постели  без  сна,  в  страхе,  что  если  я  усну,  то  не  замечу,  как  она  проскользнет  мимо.  Иногда  днем  мне  кажется,  что  стоит  мне  закрыть  глаза  и  провалиться  в  яму  сна,  то  я  непременно  услышу  ее  вкрадчивый  голос:  «Ты  звала  меня,  девочка  моя?  Я  здесь!»  Но  проходят  чередой  дни,  пролетают  ночи,  а  ее  все  нет  и  нет.  Как  будто,  и  не  было  никогда.
                Временами  я  ловлю  себя  на  мысли,  что  островитянка  Габра  -  это  мое  второе  Я.  Я  мыслю,  как  она.  Я  люблю,  как  она.  Я  живу,  как  она.  Мои  повадки  и  привычки,  страхи  и  предпочтения,  я  уверена,  пришли  ко  мне  из  далекого  прошлого. 
                А  еще  я  стала  видеть  знаки,  ЕГО  знаки.  Они  всюду,  они  окружают  меня.  И  теперь  я  точно  знаю,  что  мы  обязательно  встретимся.  Пусть  не  в  этой  жизни,  пусть  в  следующей,  но  обязательно  встретимся.
                Каждое  утро,  просыпаясь,  я  настраиваюсь  на  любимую  радиоволну.  Сегодня,  осеннюю  грусть  я  делила  напополам  с  серым  тоскливым  дождем.  Я  пила  кофе  и  смотрела  в  окно,  дождь  плакал,  а  Валерий  Кипелов  пел  для  нас  свою  новую  песню:

               
                Гонит  ветер  осенней  листвы  отзвеневшую  медь,
                Замолчала  душа,  и  не  хочет  ни  плакать,  ни  петь
                Выход  ищут  слова,  оставляя  на  чистом  листе  след,
                Воскрешая  из  памяти  отзвуки  прожитых   лет…

                Перекрестки  миров  открываются  с  боем  часов,
                Слышишь  ты  голоса  и  тревожные  звуки  шагов,
                О  бетонные  стены  домов  разбивается  твой  крик…
                От  желанья  уйти,  до  желанья  остаться  лишь  миг…

                Снова  будет  плыть  за  рассветом  рассвет…
                Сколько  еще  будет  жить  в  тебе  мир,  которого  нет?
                Но  молчанье  в  ответ…
                Лишь  молчанье  в  ответ…