Воспоминание о позоре 93-го

Валерий Короневский
Нашел старое письмо о позорных событиях, определивших будущее России.

12 октября
На днях по ТВ вдруг отметили пятнадцать лет со дня расстрела парламента Российского. Я, слава Богу, не смотрел посвященных этому событию «ток-шоу». В «Завтра» Проханов и Кургинян рассказали, как была запись этого «шоу» отцензурирована жестоко и нагло, а я, прочитав об этом у них, невольно вспомнил и то время и мое позорное, как у большинства «россиян», поведение в те дни и подумалось, что всегда в дни решительных, судьбоносных перемен истории государств большинство ничего не понимает и просто не замечает. Так было в 91, 93, 917, наверное и во время Великой французской революции и всегда. Потом, когда последствия события становятся ясны для всех, кому за происшедшее приходится платить, задним умом вспоминают, анализируют и жалеют о своей пассивности в решительные моменты, когда роль каждого действительно могла что-то решить. Я со стыдом вспоминаю тот день, запомнившийся на всю жизнь, и мое какое-то детское что ли, непонимание происходящего, глупое, смешное участие в события. И в то же время особенно стыдно именно потому, что были люди, к которым я тогда отнесся с высокомерным презрением, которые верно оценили происходящее и встали активно на защиту своего и многие в самом деле погибли, когда мне все казалось не более, чем игрой, забавным спектаклем, смотреть который и участвовать пассивно в котором мне повезло.
Я только что вернулся из Вьетнама и утром того дня пошел в Дом художника на выставку, кажется Шемякина. После выставки вышел на проспект перед Крымским мостом и вынужден был остановиться, потому что по улице от Октябрьской площади к мосту шла не очень большая колонна в основном немолодых скромно одетых людей, некоторые с красными флагами и маленькими портретиками Сталина. На мосту их ждала шеренга милиционеров, которую они без труда прорвали и пошли, как стало известно мне позже, к «Белому дому», где тогда заседал Верховный Совет – парламент России, к тому времени объявивший импичмент Ельцину и блокированный верными ему силами.
А я стоял на обочине в толпе вышедших из Дома художника хорошо одетых молодых людей и слушал недовольные выкрики этих уже видимо «новых русских», особенно бесновалась одна молодая ярко накрашенная и модно одетая женщина, видно лучше чем я сориентировавшаяся в ситуации, кричала оскорбления в адрес проходящих, ее кавалер пытался ее удерживать. Чувствовала, видно, что может потерять уже приобретенное . А я, за что мне сегодня особенно стыдно, вечером, рассказывая об этом, говорил: «люмпеновидные» или как-то вроде об этих демонстрантах (бомжей, как явления, тогда еще не было). Колонна прошла и я поехал куда-то, погулял и вернулся к моим друзьям, где вечером узнал из телевизора о расстреле, баррикадах и услышал призыв Гайдара идти за защиту чего-то, не помню. И поперся к Моссовету, стоял в толпе, видел выступавших с исторического балкона, есть бутерброды, которые раздавали с грузовика, не стал, полазил по бутафорской баррикаде из каких-то металлоконструкций на Моховой, прошел по новому Арбату (проспекту Калинина) до здания СЭВа, мимо домов с обгорелыми пятнами на верхних этажах и разбитыми окнами, завернул к «Белому дому». Народ шатался, любопытствовал, говорили, что еще где-то стреляют и как-то никто не востпринимал происходящего всерьез. И я конечно, совершенно точно. И услышав, что расстрел парламента – преступление, почти удивился, и с некоторым сопротивлением внутренним вынужден был согласиться, что это нехорошо. Хасбулатов так надоел своим занудством и экстравагантностью, Руцкой какими-то недоговоренными намеками на чьи-то злоупотребления, своими чемоданами компромата, вообще весь парламент болтовней и какими-то несимпатичными скандалами. А Гайдар так сладко и гладко пел, и хоть Ельцин вызыввал однозначно антипатию, все же они были вроде как-то ближе. Нам, «шестидесятникам» и «диссидентам», болтающим о свободах, правах человека и преимуществах «рынка», убежденных с чего-то, что приобретем эти свободы и изобилие в добавок к тому, что имеем, ничего не теряя, ничем не рискуя. Ни о каких грозящих потерях и речи не было и мыслей. Разве что у тех, шедших на защиту закона и парламента и конституции и в итоге нашего Государства. А я и другие такие, сытые зрители, зеваки...