Полсовицын обычно слушал молча, он любил так сидеть и слушать - не двигаясь, прищурившись, словно вглядываясь, лишь изредка кивая, как будто бы внутренне соглашаясь с Пахмутовым, но иногда, в конце, когда Пахмутов делал длинную паузу вворачивал короткую фразу или продолжал так же молча сидеть легонько постукивая большим пальцем по подлокотнику кресла в такт говорившему.
Полсовицын любил слушать. Частенько выслушивал жалобы на свое здоровье вполне здоровых на вид людей, а после брал со стола неизменную слуховую трубку стетоскоп доставшуюся ему бог знает от какого прадеда и приставлял к груди говорившего. При этом негромко приговаривая: продолжайте, продолжайте. Так, здесь не болит? А здесь? После нажимал большим пальцем и, пока пациент спешил выговориться, рассказав попутно и свою судьбу, успевал сделать несколько заметок в блокнотике, выписать если надо рецепт и легко поднявшись со своего кресла помогал
встать посетителю. И вот сейчас, он применял ту же тактику. Хотя, впрочем Пахмутов был такой же врач как и он сам, Полсовицын молча слушал, вертел в пальцах стетоскоп, изредка кивал и ждал, когда Пахмутов сделает паузу.
- И вот он приходит ко мне и говорит: Вы ведь все можете,доктор? - Ну все не все, но могу - отвечаю я ему. А он: - тогда примените ко мне сеанс гипнотерапии.
А ты ведь знаешь, я не практиковал почти с самого института. Гипноз мы проходили, ты знаешь, сам не раз меня в транс вводил.
Полсовицын рассеяно кивнул, положил стетоскоп на покрытый треснувшим у самого края стеклом стол, попутно отодвинул кипу бумаг, положил свою массивную ладонь на стол.
Был обед и Полсовицын некоторое время решил не посещать столовую кафе. Нужно было бороться с весом, сидячая работа давала о себе знать. Еще неплохо было бы заняться лыжами, сейчас самое время, снег вот, но работа. Часто во вторую смену, когда дежуришь приемным врачом, а скорая по ночам приходит гораздо чаще. То старушке плохо, то рваная рана. Собака укусила? Скажите пожалуйста. И где вы в пол третьего ночи собаку то нашли на улице. Спят ведь они... Неужто наступили случайно?
Вывали разные случаи. Бывали даже такие о котором рассказывал Пахмутов. Было всякое. Двадцать лет. И еще шесть месяцев. - Напомнил он себе. Шесть месяцев и на покой. Устал. Пусть молодые. А он картошечку в огороде.
- Ну, ввел я его в транс. Предварительно, правда, спросил, что беспокоит. да ничего, говорит не беспокоит. Сон только. Или видение. Не знаю как сказать точнее. Вообщем, рассказал он мне, что во сне на него пикирует бомбардировщик. Эдакая двухтонная махина.
Воет, лязгает. Летит в лобовую. А он, дескать у себя в кабине только только поднимается с аэродрома. И никак, никаким рывком, рычагом или что там у них было дело уже не исправишь. Потом доля секунды и все.
Убрать фобию уметь надо. И вроде учили как. Гипнотранс, какие то переживания, купировать, сровнять, извлечь из подсознания. Что бы не было их вовсе.
Только вот вся загвоздка, что не его эти воспоминания. Так и есть что не ему они принадлежали. Так он мне объяснил. Как мог перед этим. Ибо самолетов он даже и близко не видел.
Полсовицын хмыкнул, подвинул кипу бумаг обратно, пролистнул большим пальцем снизу вверх, прищурившись глядя куда то вглубь.
Заглянула сестра, хотела что то сказать, понимающе кивнула, тихонько закрыла дверь, негромко загремела медицинской кюветой с инструментами.
Готовится к операция,- подумал он, - да, через полчаса, взглянув на часы, все верно. Как только закончится обед. Пахмутов хирург, ему что швы наложить, что сердце на другую сторону переставить, высшая категория, опыт, это главное. Без опыта хоть какой ты трижды талантливый, но если не умеешь, то не суйся, а стой и смотри и до поры, пока не позовут не мешай. Иначе удар сердца, нелепый взмах и чья то жизнь оборвалась под чьим то скальпелем.
- Скальпель, - сказал Пахмтов. - Я достаю скальпель, он блестит так грозно, и говорю, что если он не забудет этот страх, то я отрежу ему язык. Шок, непонимание, страх переборовший другой страх, порой стирает, но грубо, конечно же, я понимаю, а вот некоторые не понимаю, городят черт знает что,возводят целые научные труды на таком казалось бы пустяковом деле.
Вообщем вывел его из гипноза и велел прийти через день.
Но задумался.как такое может быть, а? Ведь воспоминание явно не его. Но тогда чье же?
В гипнозе многое можно узнать. Я вот узнал, то он действительно летал. Но как и где?
Впрочем, я и это узнал. Осень пятьдесят шестого. Он сказал, что листья, желтые такие, налипли на лобовое и никак не хотели улетать.
А потом я долго сидел и думал. Уже вечером, когда домой, спать лег, а заснуть не могу. И надо бы спать, а не спиться. на бомбардировщике снизу на крыльях желтый с красным круги.
Может локальный конфликт, а может, кто его знает.
А потом мне пришла гениальная идея. Ты знаешь, все простое гениально. Я это понял, когда дату смерти того,другого сопоставил с другой датой.
И вот тогда вся этимология летит к черту. Выходит не атеист я, если верю во всякую чушь с перемещением.
Ну сам подумай, людей резать, сотни раз сшивал зашивал, буквально с того света. Но не видел, никогда не видел, что бы хоть какое то облачко. Нет, чушь.
Утром полез в картотеку. И нашел таки. Совпадение, так не бывает. Ты же знаешь, что бывает. Один шанс их миллиона достается тому, кто его и заполучить то отчаялся. Не знаю, вообщем как поступить теперь. Вот вроде бы надо ему все рассказать. Да только надо ли.
Это случилось не с ним. Только возраст совпадает и время. Двадцать пять лет и еще осень. Быть может листья. Я не знаю. Да, желтые. Клен или как их там.
Я и на кладбище был. И табличку видел. А в картотеке - скончался от старых ран, спустя многие годы. Через годы и через расстояния. Вот так. И аккурат в нашей больнице.
Дата смерти того и дата рождения. И еще листья на мраморной плите. Желтые.
Полсовицын скрипнул креслом и хотел что то сказать. Не стал. Все и так было понятно. Прикрыл на несколько секунд глаза. Через пятнадцать минут надо идти на операцию. Пациент, кто он? Тот или этот? Кем он станет? Кто сотрет ему память, оставив лишь обрывки воспоминаний. Если.
На краткую долю секунды вспыхнул представил силуэт бомбардировщика с желто красными кругами под черными крыльями и ярко желтый лист прилипший на чуть зеленоватое стекло истребителя