Дама, на вид моложавого, а по сути неопределённого возраста и лишь по событиям в её жизни можно предположить, что ей за пятьдесят, по воле рока и любвеобильности натуры имела в своей жизни шесть мужей, и это только законных. И самым необъяснимым и забавным оказалось то, что эти мужья были разных национальностей. Из-за частой их смены ей приходилось испытывать различные неудобства. Так, специфические имена бывших законных самцов в нужный момент не всегда вовремя всплывали в её памяти, а устраивали в изумительной головке кроссворд с чехардой. К тому же в последнее время объявилась ещё одна непрошенная напасть, тревожащая её целомудренную неискушённую душу: в результате того, что она нередко захаживала в Загс, стала подзабывать свою девичью фамилию. А так бы всё ничего.
Вообще-то, она вполне нормальная женщина и просто нуждается, как и весь женский пол, в обыкновенной мужской ласке. Так природа учудила. И не её вина, что первого мужа на глазах их совместной дочери просто убили во время резни в когда-то прекрасном городе Сумгаите. И неужели после всех ужасов, изведанных ею, найдётся хоть один прохвост, который осмелится осудить её за череду последующих мужей? Главное, всё-таки, что после всего пережитого она не потеряла интерес к жизни.
Однажды эта дама, с утончённой во всех отношениях натурой, рассказала мне историю из своей, такой неординарной, судьбы.
Как-то раз пятый в её иерархии законный супруг, на сей раз немец по национальности, проснувшись среди ночи, не обнаружил в постели её шикарного тела. (По поводу тела могу косвенно засвидетельствовать его прелесть. Чего стоит только бюст, зашкаливающий где-то за шестой размер? Просто голубая мечта любого романиста!) Так вот, ейный муж, закутавшись в одеяло, босиком прошлёпал по холодному полу в соседнюю комнату в поисках так горячо любимой жены. И обнаружил её обворожительный стан спящим на диване. Обратившись к ней нежно, как всегда он это делал, „Mein M;uschen!“*, законно поинтересовался, почему она оказалась здесь?
Возмущённая тем, что он посмел разбудить её, и, вспомнив, как она среди ночи вынуждена была сграбастать свою постель и уйти спать в другую комнату, выдала своему горячо любимому Гансику всё то, что накопилось у неё на душе, пока она пыталась уснуть на просиженном диване.
„ Ты, когда улёгся спать со мной, вместо того, чтобы приласкать, приголубить и вообще использовать моё тело по назначению, сперва начал булькать ртом. Когда же я тебя нежно толкнула в бок, чтобы хоть на время прервать твоё несвязное бормотание, ты вздумал спросонья икать, да так громко, что кукушка в часах-ходиках с перепугу начала каркать невпопад. А потом с издёвкой захрапел и умудрился издавать носом такие залихватские рулады, что собака, гулявшая на улице, начала тебе подвывать. Бесславно закончив дуэт с неизвестно какой псиной, и то после увесистого толчка в другой бок, ты вообще дошёл до непристойной крайности: вздумал трещать задним проходом, как трактор Фордзон первого выпуска. Из-за твоего безразличия и неадекватного поведения даже моё ангельское терпение лопнуло, поэтому я и ушла спать на диван. Неужто непонятно!?“.
И вся эта тирада была произнесена не просто на одном дыхании, а, что важно, на прекрасном Hochdeutsch.
Ганс на подобные случаи семейной жизни имел про запас нордический характер. Не шибко разволновавшись из-за демарша жены, воротился назад и преспокойно продолжил спать, изредка озвучивая комнату всевозможными позывными.
Утром на свежую голову, вспомнив о ночной тираде жены, он невозмутимо ответствовал ей: „Auf jeden Fall kannst du mir nicht vorwerfen, dass ich im Bett faul bin“.**
* “Мой мышонок!“.
** “По крайней мере, теперь ты не скажешь, что я в постели ленивый“.