1. Автобоевой отряд ВЦИКа

Александр Якунин
Рассказ участвовал в номинации "Писатель года 2012"

* * *

* Автобоевой отряд – специальное воинское подразделение, созданное в 1918 году по указанию Председателя Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета товарища Я.М.Свердлова с целью охраны членов Советского правительства от внутренних врагов. Для проживания личного состава отряда, первоначальной численностью 30 человек, был выделен Потешный дворец. Отряд имел на вооружении два броневика «Остин», четыре бортовых грузовика «ФИАТ», пять легковых автомобилей, в том числе один «Lozier tipe 77», три мотоциклетки с колясками «Харлей - Девидсон». 

------------------------

Комиссар Антипов приказал бойцам - Соболеву и Нестерову «в ударном порядке», то есть сразу после вечерней поверки, явиться в трапезную Потешного дворца. Поскольку оба бойца квартировали в том же дворце, боец Соболев решил по пути заскочить в свой «кабинет», проведать супругу, которую, считай, сутки не видел. Холостой боец Нестеров остался на стрёме, караулить комиссара.

«Кабинет» Соболева представляет собой тёмную, узкую комнату с низким арочным потолком и оконцем верхнего расположения, укомплектованную казённой мебелью, а именно: панцирной кроватью в количестве – 1 штука, инвентарный номер 105; тумбочкой прикроватной фанерной – 1 шт., инв.№ 606; комодом, похожим на броневичок – 1 шт. № без номера. Остро не хватало хотя бы одного стула и «обедешного» стола, каковых на складе пока не наблюдалось. Жильё, конечно, скромное, но отдельное. Поэтому Соболевы имели все основания считать, что с «кабинетом» им здорово повезло.

По документу супруга Соболева значится Глафирой Савельевной Соболевой, крестьянкой Смоленской губернии. Лицо у неё самое обыкновенное, крестьянское: скулы широкие, глаза карие, нос – «без всякой причины курнос», однако, вся она была так ладно скроена и так, надо полагать, от переизбытка внутреннего здоровья ласково всем улыбалась, что сослуживцы Соболева называли её не иначе, как Глашенькой, а кто постарше так просто - голубушкой.

Глядя на супругу, Соболев иногда сам себе завидовал, но вида не подавал, держал себя с нею строго, не баловал.

- Здорово, жена, - с порога сказал Соболев.

- А я тебя уже давно слышу, - улыбается Глаша.

Коридоры Потешного дворца выложены чугунной плиткой. Цокот металлом подкованных сапог бойцов Автобоевого отряда ВЦИКа гулко разносится по всем трём этажам здания.

- Подковка на левой ноге совсем ослабла. Поправить бы надо, - замечает Глаша.

- Сам знаю: надо будет - поправлю, - насупился Соболев, не одобрявший бабьих вмешательств в мужские дела.

- Как ты тут? – спрашивает Соболев.

Глаша на третьем месяце беременности и вопрос был об этом.

- Ой, да чего там! – как всегда смутилась Глаша и махнула рукой, будто речь идёт о пустяке. – Ты, лучше глянь-ка, чего я тебе принесла.

Глаша отошла в сторонку, обнаруживая на комоде трёхлитровую стеклянную банку. Соболев подошёл ближе.

- Чего это такое?- хмурится он.

- Не видишь разве – печенье всякое, конфекты.

- Сто раз просил: говорить – конфеты, а не конфекты. Деревня!

Глашины щёки покрываются бурыми пятнами.

- Ой, прости, никак не привыкну.

- Ну, и на какой ляд ты припёрла эту дрянь? – строго спросил Соболев.

Глаша хмыкает:

- Дурачок, какой! Думаешь, я украла? Честное слово - сами всучили. От американской делегации осталось. Всё пожрали, а печенье с конфе…конфетами остались. Смотри: печенья сломатые, а конфеты мятые. Другой раз их на стол не выставишь. Разве лучше, чтобы такую вкусноту на помойку выкинули?

Глаша работала коренщицей в столовой Большого Кремлёвского дворца – разделывала петрушку, укроп, крапиву, лук и прочую зелень. Почти каждый день в Большом дворце проходило какое-нибудь мероприятие: то совещание, то конференция, то приём, то съезд и так далее, которые всегда заканчивались застольями. После них оставалось много еды. Как правило, остатки распределялись между обслуживающим персоналом, вместо заработной платы. Правду сказать, в то время, а на дворе был июнь 1918 года, еда ценилась куда выше бумажных денег.

- Завтра вот опять совещание, - продолжала доказывать свою правоту Глаша, - и опять еда останется. Коли давать станут, мне не брать? Это даже глупо как-то: все берут, даже начальник охраны и тот…

- Но, но! Ты эти контрреволюционные разговорчики заканчивай, - сквозь зубы цедит Соболев.

Несмотря на грозный вид супруга, Глаша каким-то чудесным образом поняла, что он больше не сердится.

- Чем ругаться, сказал бы жене – спасибо, снял бы фуражку, да малясько перекусил, - подбоченясь сказала Глаша.

- Некогда мне, с минуту на минуту комиссар явится: зачем-то позвал в трапезную.

- Да, ты что?! – прикусив губу, качает головой Глаша. – Видно дело важное.

- А то? – соглашается Соболев.

Глаша хитро улыбнулась:

- Ой, а что я надумала?

- Что?

- Давай Антипычу (так между собой звали комиссара Антипова) отсыплем малясько печенья и конфект?

- Подлизой никогда не был и не буду.

- Привыкай. В городе так заведено. Через это все карьеру себе делают, чины, звания, привилегии всякие имеют.

- Вот, дура-то! Что ты в этом понимаешь?

- Раз говорю, значит понимаю. Ну, так как, сыпать?

- Валяй, - согласился Соболев. – Только тогда и Нестерову нужно. Как-никак друг детства.

Глаша на секунду задумалась и, тряхнув головой, будто отгоняя воспоминания, задорно выпалила:

- А то как же: Нестеров тоже ведь человек, поди, ему тоже сладенького хочется.

Ловко, как и всё, что она делала, Глаша свернула из дореволюционной газеты два кулька: один побольше – для начальства, другой поменьше – для друга детства.


Продолжение - http://www.proza.ru/2013/02/25/1437