Рябь.
Disconnect
Можно подумать, так обращаются к собакам.
- Мэни, Тима, ко мне! - двое стражников, стоящих у входа в усыпальницу повернулись и через несколько шагов уже были полностью обглоданы темнотой сводов.
Жрецов привели через десять циклов, когда Ра, стоя в своей лодке, выливал на себя последние капли из канистры бензина, нервно втягивая сигаретный дым.
- Честно говоря, я поверил вашим The Beatles c работой «Tomorrow never knows», но…вы меня слышите? Мэни? Тима? Ну конечно слышите.
- Все, что вам нужно, чтобы голубой вертолет вернулся за вами, это, - фараон усмехнулся, подбрасывая белую баночку без этикетки.
- Такова моя воля, - заключил он, разминая шею и плечи.
- Мы не станем этого делать! - на выдохе, получив подсечку от стражника, крикнул первый жрец, - из любви к Вам, - продолжал он уже лежа.
- Измена Родине?
- Мы не ста…- стражник сжал горло жреца, будто хотел выдавить из него нектар с мякотью.
В глазах второго читалась вся история боли в картинках и комментариях, но он молчал.
- И еще одно, - сказал фараон, высыпая на ладонь горсть пилюль, - для этой работы вам придется сдать сердца.
Стражники приклонили колени, протягивая урны, куда, предполагалось, будут помещены органы.
Тут второй жрец не выдержал, но когда открыл рот, вместо крика из него просто выспались зубы.
- Ваша секция №2, - бросил фараон, постепенно обрастая хитиновыми перьями, распускаясь нежно-фиолетовыми лотосами из позвонков.
- Нельзя повторять ошибки.
- Я не думал, что нам придется вернуться к этому проекту.
- Да, я тоже, - задумчиво проговорил первый жрец, глядя на сонмы рабов у подножья пирамиды, рожденных для массовки и для нее же подохнущих.
- Займемся анализом прошлой компании.
- Сразу? - второй мист сидел на полу ярко освещенного отсека и вертел в руках ту самую белую емкость, что оставил фараон.
Первый отрицательно покачал головой.
- В тот раз мы потратили слишком много ресурсов, чтобы изобрести контраргумент этому выскочке Розанову: «Христианство не удалось» - это ж надо было такое придумать!
- Забудь, - с усталостью в голосе бросил второй, - всем же было понятно, что для XXI века, воду нужно превращать хотя бы в мефедрон. Меня больше напрягает этот сквозняк, - по коже миста пробежала дрожь в берцах.
- Бюджет второго чуда был убог. И vip`ы на нисхождении мягко говоря лежали свиньей.
- Нет, ты вспомни…
- А?
- Мы работали в третьем павильоне, а во втором тогда конфликт в Грузии репетировали!
- Действительно, - с морщинистой тоской проговорил первый.
- Эта их «Mova contour rig» оказалась пластилиновой вороной.
- Давай сначала определимся, как назовем Его, - перебил второй.
- В Вавилонии высокий результат показало имя «Сарапис», но у большого процента респондентов «Сарапис» ассоциировалось с еврейской девочкой, которой, проезжающие в микроавтобусе хиппи, желают мира во всем мире.
- Бред.
- Что ты хочешь этим сказать, Тима?
- Мне не нравится.
- Другие идеи? Откуда этот ветер?
- Не знаю. Нужно сместить акцент с того, что мы продаем на то, кого продаем.
- Драматические права и свободы? Обещать бесплатно раздавать песок летом?
- Я про другое, - Тима закрыл глаза, должно быть, представив себя лежащим на постели с шелковыми простынями, буквально заминированной женскими телами, - вера не волнует, когда логична.
- В смысле?
- Взломать всю систему репрезентации, - мист поднял вверх указательный палец, который сквозь прах веков больше походил на шпиль Петропавловской крепости.
- Даже в мировом правительстве должны быть две партии: жизнь и смерть.
- Глупости. В этот раз мы не имеем права на ошибку. Давай определимся с методологией.
- Работаем по схеме: чудо, любовь, свобода…
- А что если… - лицо Тимы перекосило от напряжения.
- Заменить любовь на секс? – абсолютно без эмоций сказал Мэни.
- Ну да. По крайней мере это честнее. Через десять лет ты по-прежнему будешь четко знать, понравился он тебе или нет, чего нельзя сказать о любви.
- Как ты себе это представляешь?
- Примерно так: мы с Исидой, на ней полупрозрачная накидка и коровья голова на мне черный костюм A.d.i.d.a.s. символизирующий простую истину: all days I dream about sex, забираемся в джакузи и совокупляемся там до тех пор, пока вода не испарится. «И все это дарует нам Он» - титр конечно поменять.
- С именем так и не определились.
- У меня мозг буксует в этом направлении, ничего не могу с собой поделать, - Тима отрицательно помотал головой в ответ на уползшую в карман за белой банкой руку Мэни.
- Учесть ошибки, да?
- Угу, - промычал Тима, уже не так уверенный в своем выборе чистого разума.
- Раньше бог был как инди-музыка – абсолютно неинтересный, когда кроме тебя его слушает еще три-четыре миллиарда.
- А это идея! Если не сразу афишировать, что Оно единое божество, а запустить сначала фронтменом в какую-нибудь группу типа Muse? Протестить на Вудстоке как народ потянется.
- Или снять у Кэмерона, - Мэни не так сильно нравилась эта идея, но в нем появлялось чувство, что Тима берет инициативу.
- Теоретически…мы можем использовать номин, который хорошо показал себя в прошлом, главное не задеть круговорот президентов в природе.
- Дай-ка мне одну пилюлю, - заискивающе попросил Тима, протягивая руку.
Мэни не спешил.
- В России остался один артефакт.
- Ты про член Распутина?
- Ты похож на пещерного человека, Мэни.
- Это еще почему?
- Прошлым летом его продали WB и перекрасили под бузинную палочку, так что сейчас он снимается в кино и абсолютно не пригоден для мессианства.
- Убедил.
Но Тима продолжал.
- …стала доступна информация о том, что он вхож в определенное число высокопоставленных…так что артефакт вернется не скоро, если вообще вернется. По делу: нам придется отказаться от медиапродакшена. Но появится возможность скрутить две мифологемы. Я говорю о Ленине.
- Смело, но недееспособно.
- Почему? – удивился Тима.
- Проблемы с исторической памятью, в кэш много лишнего набилось. Я конечно понимаю, что это решает проблему тела – получится, что мы работаем как бы напрямую …
- Нет, ты послушай! Воскреснуть на 2,5 день, зная пару ассирийских техник может каждый, но спустя 70+ лет…
- Я тебе еще раз говорю!
- Мы отошли от задачи, - неожиданно сменил тон голоса Тима.
- Топчемся на месте, - казалось, что Мэни захлебывается черной желчью, затапливающей островки безнадежности, бросающей на скалы и бьющей торговые суда в щепки.
- Знаешь, - философски медленно проговорил Мэни, как бы отплевываясь словами, - мы все равно победим: идолы из глины бесполезны в железный век.
- Предложение вечной жизни церквями перекормило спрос дешевыми истинами и холестериновой правдой? Ты об этом? – Тима продолжал, - каждая семья получит три желания, пенсионеры – полет на марс в волшебной ракете?
Мэни повернулся спиной к коллеге. Ему хотелось закурить, но единственным источником огня в радиусе взрыва С4 было солнце, жестко вдавливаемое в горизонт мускулистой тьмой.
- И да, и нет. То, что мы сделаем, конечно, не сильно отличается от исколотого налетчика в подворотне или Аполлона в туберкулезном санатории, из ноги которого торчит трамвайный рельс.
- Я совсем запутался, что Ты от Него хочешь? – мысли Тимы встали в очередь к манне небесной под белой крышкой. В начале цепочки – стояли на коленях, понимая, что совсем скоро войдут в нее, в конце – громко ругались и марали стены палаты сюжетами из камасутры.
- Чувствуешь? – Тима вскочил на ноги и стал бешено озираться по сторонам.
- Что?
- Сквозняк. Исчез.
- Ты придаешь этому такое значение?
- Ты не понимаешь!
- Я вижу, к чему ты клонишь, только и всего, - Мэни развернулся на 180 лет, когда футбольные фанаты забросали Карфаген коктейлями Молотова, Рим испещрили нефтяные скважины и посмотрел в окаменелый страх ставший глазами Тимы.
- И я знаю, что мы сделаем.
Это был последний глоток воздуха перед тем, как глубоко нырнуть и заняться кормежкой с ложки белых акул. Крышечка свинтилась и на ладонь второго миста посыпались, словно водородные бомбы на беззащитных цикад, розовощекие таблетки. Глаза жрецов стали как экраны кинотеатров, готовые в любой момент выпустить в зрительный зал призраков Ингрид Бергаман и Хэмфри Богарта.
Connect
Все мои вопросы – это ответы на мои грехи
До последнего сижу в жемчужинах. Слушаю скрежет прог-рока. Что-то подобное происходит с моллюсками, когда они угрожают сожрать землю под наблюдением Зюскинда;, а вместо этого драгоценно болеют долгие годы.
Так в мой организм попали наушники. Люблю, когда громкость затапливает сознание, вдребезги врезавшись в него на айсберге. Кто бы мог подумать, что у гноя и жемчуга одна природа? Следуя главному правилу чекиста, держу ноги в тепле, а голову в одеревенелом холоде.
Почему люди не вкалывают очки внутривенно? Вынесем это на первый план, скажем, что 3D в фильме не подкачало…
….а накачало - много воздуха по пустым артериям, которые итак кипят от невыносимой…
Задумываюсь, что не могу вспомнить антоним слова «игра».
…игры Милы. Думаю, что больше люблю плохие фильмы, хотя плохого кино, как и плохого виски не бывает. Через пару стаканов тебе уже не органически все равно, пораженные клетки мозга харкают кровью, а земля прекращает дурачить законом тяготения.
А все чтобы: «Fly Away from here anywhere yeah I dont care we just fly away from here our hopes and dreams are out there somewhere», - меня тыкают в спину зонтиком. Не замечал, что пою вслух. Думаю, как у такого чудовища могла родиться такая красавица. Смотрел ее недавние фото – понял, красота ускользнула.
Что-то такое было у Чехова: певица еле выживала, но пела как кастрированный ангел...
…хотя почему кастрированный? Они же бесполые, вернее думаются особями противоположного пола.
- Что это за гомункул на экране?!
Стабилизирует тот факт, что рубежи десятилетий всегда сопровождаются половыми идентификациями солистов поп-групп: «Modern Talking», «Tokio Bordel».
Так вот! Важен только голос, и даже не рыжие волосы, Мила. На кого ты себя променяла – с дозой обреченности.
Хотя это забавно: рыжий 5-ый элемент и такой же в «Парфюмере».
Помехи в эфире. Нет ничего более беспомощного, безответственного, испорченного, чем эфирные зомби.
К сороковой минуте понимаю, что фильм про них, зомби. Все время До – считал, что ребята просто не выспались или крепко сели на любовь - для нее тебе хочется иметь сердце, по которому можно кататься на велосипеде, самые длинные и круглые вены, для нее все. Для любви. К трем апельсинам, ага.
Пытаюсь следить за развитием сюжета.
- Нет, здесь какая-то западня, подвох! – загадка класса «Совы не то, чем кажутся»;.
Поднимаюсь в кресле, чтобы наладить более устойчивый контакт с экраном. Он долго не идет на сближение, не предъявляет требований, не высылает парламентеров. Отпускает заложников [Мы жужелицы: извиваемся в этом шлаке канализационных извилин, отработанных превращений. Почему не научимся летать?] С крыши.
Впереди возникает чья-то неприлично арбузная голова, которую и на эсминце не обойти. В рюкзаке должна быть бутылка газировки и бейсбольный мяч – чтобы оправдывать ношение биты Бульвинклем. Лезть за телефоном, понятное дело, лень, надеюсь найти так, на ощупь. Разрезаю замки, ищу. Рука вляпывается в неприятную историю – похоже, конец настал моим яичкам и не будет мне протеинового коктейля на утро, какая-то секция мозга зашипела пока язык, работающий на автопилоте, не уточнил значение.
Я не очень понимаю, откуда в моем рюкзаке яйца и поэтому долго ломаю голову обо что вытереться, прежде чем устранить наглый шар с чертова колеса обозрения. Кто если не Он, делает эти мерзкие таблетки?
«Не мешай», - рычу я, целясь в затылок полулитровой бутылкой. Когда пальцы разжимаются они понимают, что логичнее было бы после того как отпил, завинтить крышку на место, а еще лучше – бросить мячиком, - это уже понимает какая-то другая часть тела с уксусной усмешкой.
«Меня же этому никто не учил», - новости, парень из телевизора виновато хвастается, что сам достиг таких результатов в битвах с алкоголем. Я с 14 лет знаю, что мешать не стоит, но за радугу без желтого, можно и по зубам получить. Желтый тоже цвет, не отпирайтесь – фраза из дипломной работы, которая меня никогда не отпустит, вроде засевшего в спинном мозге LSD.
Пока я это все думаю, газировка выливается на какую-то обозревателя глянца. Мой мозг еще в состоянии согласовать род, но тут просто…запущенный случай. Путаюсь. «Twist» отличная песня. Дослушав ее до конца, вскидываю голову – фильм оказался настолько неинтересным, что ВСЕ ушли раньше, а администратор, конечно же, уронил ключ от сейфа, где деньги лежат, на пол и включил в зале свет, чтобы его найти.
Смотрю на часы – 22:49. Долговязое кино. Прошло около трех циклов. Разум будет защищать твой кретинизм до последнего. Можно даже убедить себя, что ты пингвин и полететь в теплые страны. А, да, пингвины не летают – только вниз, от горя, что не вверх. Сложный синтаксис только затем, чтобы размять речевой аппарат – кроме песни Aerosmith в нем сегодня с утра ничего не было.
Поднимаюсь с кресла, жму на «play», эффекта зеро. Ставлю на красное, вроде бы выигрываю небольшое состояние, но страсть к игре заставляет прописать пулю во лбу, чтобы жена свела концы с концами.
Кстати, вот: не знаю, связано ли это с постмодернизмом, но у писателей отпала нужда самоубийства.
Надпись на дисплее: «Подзаразите аккумулятор», - читать разучился?!
Иду в конференц-зал по наитию, «Все приборы врут, те кто с нами умрут, кольцевые дороги никуда не ведут».