20. Бог в сердце

Александр Дворников
       07. 12. 91

Ну и картинку я сегодня видел! Ворона в стае чаек на равных кружит за рыбачками, на лету хватая с воды рыбную мелочь. Ай, да ворона,  ай да молодец! Ты мне нравишься!

Чиф похвастал с утра: Саша, мне кэп пообещал кое-что сверх зарплаты, только это секрет.
— А за что?
— Я думаю, за мешки, что взвешивал.
— Поздравляю.

Полкоманды снимали сегодня прожектор с носовой мачты, чтобы Бывалый мог его починить, так как о том, чтобы забраться самому наверх и там же починить, вопрос не стоял. Рожденный ползать... Сам Бывалый в это время жрал сосиски на камбузе и учил нашего нового Юру-кока английскому языку.

Бывалый теперь сидит с нами за столом, за капитанским. Христос уехал, и осталось их двое греков. Бывалый обращается к кэпу: капитаня. В шутку ли, всерьез ли заявлял не то чифу, не то Чарли, что он, Бывалый, гомосексуалист на пенсии. С него станется, на то он и Бывалый. Вчера через стол перебрасывался с чифом: Ду ю ноу — пуча?
— Пуча? Уот ит ис?
— Бубука.
— А-а, на бубуку!...—  заголосил чиф фразу из анекдота про аборигенов и белого пленника.
— Гляди, договоришься, — заметил я чифу.
— Гляди, договоришься, — повторил капитан, видно, поняв смысл сказанного.

Ласточки летают низко над водой, снуют взад-вперед. Они ведь прилетели сюда с Севера, т. е. от нас. Но делают ли они здесь гнезда, выводят ли птенцов? Если только зимуют, значит родина их на Севере. Это общеизвестно. Но почему бы им здесь, на Юге, не жить постоянно, ведь рай земной, корма хватает, вечное лето? В чем дело? Если ученые пытаются объяснить это наступлением ледников и оттеснением птиц да и другой живности на юг, то это шло тысячелетиями, а не циклично, каждый год. А может это происходит по закону парности: отлет-прилет, а для человека лишний пример круговорота жизни: смерть-рождение, день-ночь? Напоминание о возврате? Об утрате?

Но вообще-то наши многие птицы кочуют. У нас, в Латвии-Белоруссии, зимуют, скажем, ленинградские вороны, а наши в Сочи откочевывают, на курорты. Правда, ленинградские вороны стали нынче петербургскими, чего они, конечно, не заметили. И слава Богу!

На выходе из порта, на крыше, неизвестно что укрывающей, сидят два павлина. Вспомнился мне связанный с павлином случай, произшедший в Сочинском заповеднике. Одна ворона подкармливалась вместе с павлинами, которым о хлебе насущном заботиться не надо было. Однажды один павлин сломал ногу, сумел взлететь на дерево, да там и остался. Боялся вниз слететь. И вот наша ворона стала таскать корм на дерево бедному павлину, пока нога у того худо-бедно не срослась.

И как это здорово: Кто благотворит нищему, тот дает взаймы Богу. (Из Притч Соломона.)

На кофетайме опять разгорелся спор о религии. Чиф, заметив у Юры, второго механика, крестик нательный, привязался довольно бесцеремонно: Зачем ты его носишь? В Бога веришь? Или из-за моды?

При таких спорах Юра обычно уходил в кусты, отдувался обычно Рамзи, но тут ответил: Верю.
В разговор вступил кэп: Вот Кришна, вот Христос, вот Эммануил — так кто же действительный и единосущный?

Тут и я попытался в меру своего английского доказать кэпу, что если он, кэп, запомнится мне как капитан Бебис, а Рамзи запомнит его, как капитана Зонтоса, то через 20-30 лет, или через, дай Бог,100 лет мы вспомним его под этими именами, разными именами, но будем, тем не менее, говорить про одного и того же человека — Зонтоса Хараламбоса.
— Это — софизмы, — уперся кэп.
— Нет, кэп, это логика, — утверждал я.
— Мой Бог в моем сердце, — вернул нас Юра к началу разговора.
— В моём сердце — Сократес, — завершил дискуссию кэп.

Приснилась Таня, племянница. Я ей говорю: «Как ты в сторону на других смотришь, глаза честные. Как мне в глаза глянешь — лжёшь». Она показывает мне фотки: «Вот какая я симпатичная, вот какие ноги у меня были», — на фото между ее расставленными длинными ногами маленький ребенок, девочка.

От немцев, предыдущих хозяев нашего судна, осталось много макулатуры по орднунгу. На мишенях по стрельбе впечатляет сердце, изображающее человечка, весело воздевшего в поднятой руке ружьё. И надписью о личном вкладе экипажа в олимпийскую сборную ГДР.

Кэп приказал машину осмотреть на предмет выявления «зайцев» (прости, родная речь, за «предмет выявления»!). Зайцев не обнаружили, но пару голубей я засёк. Открываю световой люк машинного отделения, любуюсь на «МАРИАННУ», смотрю, залетает парочка. Присели на трубу и шаг за шагом продвигаясь, нырнули за нее. Я выждал, пошел проверить. Сидят мои голуби на небольшой площадке, настороженно следят за мной, не улетают. Явно решили поселиться здесь. Место тихое, укромное. Да не знают,  милые, что завтра уходим мы.

Возвращаются  рыбачки с промысла. На мачте висят буйки с черными флажками гирляндой и большой флаг с простыню размерами. Тут же и якорь висит, вниз лапами.
Наверху заросший черный экипаж, настояшие пираты, весело машут мне руками, отвечаю им тем же. 

Стоим, дожидаемся последние 60 тонн. Начали красить световой люк и бедные голуби в согласном тандеме кружат вокруг, не решаясь нырнуть вниз, под крышку люка. Может быть и хорошо, что их спугнули, не так грустно будет им расставаться с полюбившимся местом.
Погоды стоят благолепные. С ночи причал мокрый от большой влажности . Через два часа солнце высушивает мокреть. Затем опять солнце, море, чайки.

Одному жалкому забитому индусу отдал я свитерок Цацароса, он сразу его надел поверх своей рубашки, чтоб старшие товарищи не отняли.

Вечером пришла интеллигентная группа с экскурсией. Друзья местного начальника таможни из Нью-Дели. Были разные дети, очень маленькие и побольше. Малыши были с подкрашенными черными глазами. Смешные. Одного хотелось взять на руки и оставить на судне.