Принцесса цирка
-- Даже и не думай! – Яна строго посмотрела на мужа, - я никуда сегодня из дома выходить не собираюсь.
-- Но, ребята так хотели с нами повидаться. Ведь столько лет прошло. Столик уже заказан …в приличном месте….
Вася, Янин муж осекся на полуслове, встретив недвусмысленный взгляд супруги. За двадцать пять лет совместной жизни, он хорошо изучил, что последует за этим взглядом. Поэтому поспешил перевести разговор на другую тему. И эта тактика сработала безошибочно, как всегда. Они продолжили ужин перед телевизором, привычно щелкая пультом каналы. И сытые, умиротворенные, не спеша стали собирать посуду на поднос, который Вася, ловко обходя углы их длинного коммунального коридора, отнес на кухню.
«Кажется, успокоился», - Яна с трудом поднялась со стула и привычным усилием, отдуваясь, перенесла свое пышное тело на тахту. Она предвкушала, как удобно устроившись, раскроет ноутбук на коленях и окунется в любимую ею переписку
с дочерью, с ее ангелочком, с ее единственной кровиночкой, красулей, дочерью, которая пошла по стопам матери и стала цирковой артисткой, воздушной гимнасткой. Да и внешне она была вылитая мать в молодости: стройная, черноглазая, с непокорной копной вьющихся волос, окруженная воздыхателями.
После первых же гастролей в Испании, она появилась перед ошарашенными родителями под ручку со смуглым красавцем акробатом, сверкая бриллиантовым колечком на пальце. Яне ничего не оставалось, как благословить свою красавицу дочь и научиться делить ее внимание с зятем. А после их окончательного отъезда в Испанию, Яна все свое свободное время проводила за электронной почтой. Утром, проводив мужа на работу, она начинала день с просмотра почтового ящика и писала, писала нежные, заботливые материнские послания.
Но сейчас она передумала браться за переписку, прислушиваясь через полуоткрытую дверь, как гремит на кухне посудой муж. Все-таки ей очень повезло с ним. Он любил свою Яночку до самозабвения: баловал подарками, не скупился на комплименты, звонил по нескольку раз на день, справляясь о ее делах. А какие у Яны дела? Ну, сварить обед, ну прибрать их комнатку. Да и то, пылесосит и выбивает ковер всегда Вася. За продуктами - опять–таки Вася. Особенно после того, как Яна очень прибавила в весе. А все эти поздние ужины, после возвращения мужа с вечернего представления. Ее Вася, тоже в прошлом акробат, как и многие его коллеги по цеху, не смог покинуть родные цирковые стены, и работал там помощником главного администратора, отвечая за вечерние представления.
Поздние ужины, да чаепития со сладостями, которыми Яна заедала горечь разлуки с единственным ребенком, незаметно, но верно сделали свое дело. А вообще-то Яна прекрасно знала, кто именно виноват в ее лишних килограммах, втором подбородке, в ее вечной проблеме застегнуть обувь, в теперешнем угнетающем ее положении. И зачем она тогда согласилась уйти из цирка на пике своей формы.
А все его, Васина ревность. Да, тогда она была прима арены, настоящая принцесса цирка. Чего только стоил ее номер «Бенгальские огни», когда она легкая в серебристом трико парила под куполом, чувствуя свою власть над восхищенной толпой. Корзины цветов, обожание всей мужской половины цирка: все это Яна помнила очень хорошо. А сейчас? Она мельком глянула в зеркало гардероба, стоящего напротив тахты: полтора центнера жира, бесформенная биомасса в балахоне. От былого великолепия остались только огромные красивые глаза. Яна никому не признавалась, и до последнего времени самой себе, что ей не хочется выходить на улицу лишний раз, чтобы не видеть удивленные, и нередко презрительные взгляды, провожающие ее переваливающуюся на распухших ногах фигуру.
Вот и теперь, Вася, возясь на кухне с посудой, наверняка, перебарывает очередной обидевший его отказ выйти в свет. Но кто же, виноват? Сам загнал ее в эту ситуацию, пусть и делит вместе с ней ее затворничество. Подумаешь, столик в ресторане! Как он не понимает, что эта встреча, спустя много лет, страшит Яну. Ей мучительно больно от мысли, как на нее располневшую, будут реагировать давние знакомые.
-- Ну что, зайчонок, ты все еще дуешься? – Вася нежно обнял ее за плечи. Яна решила было молчать. Эта давно ею проверенная стратегия не раз выручала ее. Муж должен был почувствовать себя виноватым, должен был просить прощения, наговорить ей кучу приятного, поцеловать в ушко. Тогда она его великодушно простит, и вновь в их крохотной комнатушке под непрерывное зудение телевизора воцарится тихое счастье.
Но сегодня все было по-другому. С самого утра день не задался. Сегодня словно все сговорились мучить ее. Сначала она долго не могла попасть в свой коммунальный туалет. И хотя с соседями у Яны были совсем даже неплохие, если не сказать дружеские отношения, она не удержалась и упрекнула их за проволочку. Затем Яна, проводив мужа на работу, обнаружила недостачу продуктов для обеда. И тяжко вздохнув, начала собираться в магазин в очень мрачном расположении духа. Конечно, не всякий может понять ее страдания. Ведь ее пришлось спускаться в магазин в не застегнутых на молнию ботиночках. Обычно застегивание ее ботинок было прерогативой мужа. Но Вася был на работе, и в магазин пришлось спускаться, осторожно переступая в ненадежной обуви по шатким ступенькам их еще дореволюционного дома. И когда снесут его по этим идиотским программам старого жилья. Мэры меняются, а они с Васей так и торчат в этом «ветхом фонде». Они давно уже живут в Москве, давно вселились в этот старый дом. Правда, здесь есть свои плюсы: рядом метро, тихий двор, нормальные соседи. Но эта комнатушка – все, что они нажили непосильным адским трудом, отдав свои силы и здоровье цирку. На улице, раскрасневшаяся от ходьбы Яна поцапалась с молодухой, которая стройная, подтянутая, обидно ее обозвала, пытаясь протиснуться между Яной и магазинной дверью.
«Все! Надоело! Все!» - Яна, красная, потная, ужасно злая, на все и на вся, вернувшись, домой, бросила пакет с провизией у двери и устремилась к спасительному своему лекарству, к своей отдушине - электронной почте. За ноутбуком она успокаивалась, размякала, добрела, читая, хоть и коротенькие, но нежные и любящие послания своей дочурки. Она в сотый раз рассматривала фото своей загорелой веселой Анжелики, их с Альбертом ухоженный дом с бассейном и маленьким садом. «Ничего, они молодые, без детей пока, отдадут этот немалый кредит за дом. Там ведь не как у нас, там все для людей. Кредит дают сразу молодой семье и лет, эдак, на двадцать-двадцать пять вперед. А ты уже пользуйся, наслаждайся своим комфортом, ну и работать, конечно, не забывай», - Яна уже улыбалась. Но, вспомнив, молодуху, оскорбившую ее, она гневно сверкнула зрачками и зашла на один из сайтов, к которым давно уже потихоньку присматривалась.
Да, таких, как Яна полных, страдающих избыточным весом, много. Она щелкала мышью, просматривая, фото товарок по несчастью. Вот - женщина ее возраста в точно таком же, как у Яны балахончике. А вот - она уже после операции: довольная, похорошевшая в стянутом на талии платье. «Фотошоп? - спрашивала себя Яна, - а вдруг, нет. А если, и вправду, поможет?». Операция - это слово уже не звучало устрашающе. Операция – слово, за которое теперь цеплялась измученная, униженная, загнанная в угол некогда красавица-гимнастка. Сегодня у нее впервые появилась своя тайная от мужа и дочери жизнь, жизнь на форумах. Яна не ожидала, что в одной только Москве, не считая периферии, страдают и льют невидимые миру слезы тысячи таких же как она мужчин и женщин.
И, сегодня, открытая, ничего не умеющая скрывать Яна, решила обо всем рассказать Васе, если он, и в самом деле, любит ее, он все поймет. Но пока они не улеглись и не выключили ночник, Яна не решалась начать разговор. Вася, как всегда, нежно поцеловал ее, ложась так, чтобы его Яночке было удобно. И, хотя, тахта была довольно широкая, в половину их небольшой комнатки, Вася всегда ложился осторожно с краю, помня о ее больных с распухшими венами ногах и привычке широко раскидывать руки во сне.
«Так ты не злишься, зайчонок?», - повторил он свой вопрос, проведя рукой по месту, некогда называвшемуся у жены талией.
«Перестань, ты же знаешь, мне неприятно, когда ты тут меня трогаешь», - Яна недовольно повела плечами, но потом передумала злиться и начала заговорщическим шепотом…. Она придвинулась к мужу ближе и рассказала ему все-все: и про не застегнутые ботиночки, и про молодуху, и про форумы. И, с придыханием, облизнув пересохшие губы, произнесла это трудно дающееся ей слово: операция.
В эту ночь Яне снился цветной широкоформатный сон. Она молодая, красивая, затянутая в блестящее трико, делает сальто на арене. Кувырок, еще кувырок…. И вот, прямая и собранная циркачка, словно серебристая комета, закружилась и понеслась вверх. Широко раскинув руки, она летит под самый купол, Все выше и выше, туда к звездам…к своей мечте. Звезды ждут ее, улыбаются ей, целуют ее в губы…
- Принцесса! Я убегаю, голос мужа прозвучал отрезвляюще. Он еще раз ее чмокнул и скользнул за дверь. Яна сладко зевнула и потянулась, задев рукой что-то зашуршавшее и рассыпавшееся по одеялу. Деньги – целая пачка евро. Вася любит ее. Она задохнулась от счастья. Ведь она понятия не имела об этой сумме, и о том, что у них в квартире были припрятаны деньги. Яна, вообще, особо деньгами не интересовалась – просто получала нужные от мужа суммы по первому требованию. Нет, она, конечно, хорошо знала цену каждой копейки, умело и экономно вела хозяйство. Просто за двадцать пять лет совместной жизни муж ни разу ее с деньгами не подвел. Но, чтобы такая сумма прямо сейчас в руках…. Этой ночью они уговорились в ближайший Васин выходной отправиться на разведку в приглянувшуюся ей клинику. Дело оставалось за малым: окончательным выбором процедуры. «Бандажирование, шунтирование, пластика», - читала Яна и тут же, ловко переключалась на медицинские справочники. К вечернему приходу мужа за ужином его ждала уже подкованная в медицинских терминах, Яна.
* * *
--Ай, какая красавица у нас! И что же за муж такой, что хочет половины этой роскоши лишиться. Ох, не любит он Вас, не любит! – прищелкивал языком главврач Ираклий Андроникович.
-- Нет, это я его сюда придти уговорила, - раскрасневшаяся Яна с нескрываемым восхищением оглядывала кабинет главного. Да и сама клиника была отремонтирована и оборудована без сучка и задоринки: все новенькое, сверкающее, самое современное.
-- А если серьезно, доктор, своей жене вы чтобы посоветовали? Какую операцию? – ерзал на стуле взволнованный Василий.
-- Своей жене? – переспросил главный. – Своей жене, дорогой мой, я бы посоветовал выбросить эти глупости из головы и идти домой варить обед.
-- То есть вы хотите сказать, что это опасно, что гарантий вы не даете? – упирался Вася.
-- Гарантии дает только Он, - и врач картинно указал пальцем вверх. – А мы честно и профессионально исполняем нашу часть договора. А решение взвешиваете и принимаете вы. И подписываете вот эти документики. – Он постучал этим же пальцем по стопке бумаг на столе.
-- Может нам стоит еще раз все обсудить дома? Ведь есть же безопасные диеты, фитнес, в конце концов.- Василий поднял полные страдания глаза на жену.
-- Диеты? – зашипела на него Яна. – Я ненавижу все диеты мира. Я держала Кремлевскую, голодала по йоге, по Аткинсу, я сидела два месяца на яблоках, еще полгода на кефире. И что?! Сброшенные килограммы возвращаются ко мне со страшным свистом чуть ли не на следующий день. А потом я еще прибавляю столько же. А фитнес твой…порвал мне все вены на ногах. Нет, отсюда я уйду только после шунтирования.
Яна упорно стояла на своем. Тогда она еще не предполагала, какие ее ждут неприятные, унизительные обследования, что липкий страх станет теперь ее верным ночным спутником, что боль, тошноту и прочие «прелести» ей еще предстоит пережить. Но в эту минуту она была тверда как никогда. И кому, как не Васе, было ясно, что выбор ее окончателен и дороги назад не будет.
Уже на следующий день после необходимых формальностей Яна в новом цветастом балахончике открывала дверь своей палаты.
«Добро пожаловать, голубушка, давайте я вам помогу», - сияя улыбкой ее, встречала дежурная сестра.
« Я в раю и это ангел!», - восхищение Яны росло с каждой минутой. Нечто, напоминающее капсулу космического корабля с многочисленными кнопочками, лампочками, рычажками оказалось ее кроватью. А вместо больничной тумбочки – столик с дизайнерской вазой со свежими розами. Рядом корзиночка с фруктами. На стенах изысканные эстампы, под ногами ручной работы ковер, на окнах портьеры в тон ковру, в углу телевизор с уютным диванчиком. Сестра помогла ей расположиться, была сама ласка и внимание. Она объяснила Яне что здесь и как, научила пользоваться кнопочками на кровати, предложила чай. Яна взгрустнула на одну минуту, сравнив платную медицину с кондовым отечественным сервисом в госучреждениях, но отогнала гнетущие мысли и уже смеялась над шутками – прибаутками сестры.
«Сделаем из Вас Анжелину Джоли или как ее там, Орнеллу Мути. Не переживайте! Все будет отлично! Тут такие до Вас приходили, вернее, их приносили…. Чик-чик – наши волшебники свое дело знают. И уже через пару месяцев сюда на контрольные взвешивания такие красотки приходят. На 40 – 50 кило худеют.
«Неужели настолько?», - замирала от услышанного Яна.
«Даже не сомневайтесь! Здесь главное что – врачей слушаться. Сегодня у Вас первые обследования. Я за Вами приду скоро. А Вы пока привыкайте, можете в холл выйти погулять».
Яна не заставила себя уговаривать, ей все здесь было интересно. Она провела щеткой по волосам, одернула балахончик и направилась в главный холл. Здесь пациентов было немного. Сразу привлек внимание мужчина ее возраста. Яна и сама была не дюймовочка, но таких габаритов ей встречать еще не приходилось. Мужчина ни стоять, ни сидеть уже не мог. Он лежал, отдуваясь и вращая беспомощно глазами, на каталке.
-- Его на операцию? – спросила Яна у женщины, сидевшей в кресле.
-- Нет. Таких тяжелых надо еще готовить несколько месяцев к основной операции, а сейчас ему сделают промежуточную. – И женщина произнесла мудреный медицинский термин, которого Яна еще не знала.
-- А сердце у него выдержит? – Яне было искренне жаль беднягу.
--Конечно, он совсем молодой парень.
-- Как? А я думала, что он мой ровесник.
-- Да что вы, это вес всегда возраст прибавляет.
Яна уселась рядом с разговорчивой соседкой и выяснила, что ту зовут Тамарой и что она здесь уже в третий раз. Тамара выглядела очень неплохо для своих 55. Да и полноты особой за ней не наблюдалось, так, дама приятная во всех отношениях, не более того.
-- А Вы здесь тоже худеете? – Яне, с жадностью, впитывала информацию.
-- Нет, сейчас я занимаюсь блефопластикой, а желудочный баллон и подтяжка обвисшей кожи уже позади.
--А что, у Вас, вроде, все хорошо? – Не унималась Яна.
-- Знаете, сделаешь одно – второе сразу не нравится. Вот и ходим сюда, как наркоманы. Операцию за операцией делаем. Моя подруга, Ваша ровесница, здесь себе и попу отрезала, и грудь нарастила, а сейчас на круговую подтяжку лица собирается.
-- Но ведь это сумасшедшие деньги!
-- А здесь бедных не бывает! – Тамара многозначительно улыбнулась.
Яна покраснела, но от замешательства ее спас трезвонящий мобильник.
-- Извините, - она отошла от новой знакомой. – Да – да, Васюнчик, все хорошо. Не волнуйся! Не знаю, ничего пока не привози. Еще не говорили, что мне можно. Я тоже, тоже тебя люблю! Все, целую!
« Беспокоится. Переживает», - Яна представила на минуту, как ему будет томительно без нее в их комнатушке. Как пойдет он, неприкаянный, к их соседкам – сестрам, занимающим еще две комнаты в их общей квартире. Как они будут его успокаивать, накапают коньяку, в сто первый раз обсудят возможные последствия Яниной операции. Яна жила открыто, ничего от соседок не скрывала. Сказывалось цирковое воспитание – там все одна семья. Такой дух они привнесли и в их московскую коммуналку. К сестрам они расположились сразу. Те были жизнью не избалованы, сердечны и тактично не влезали, куда не надо. Наоборот, Яна, когда ей бывало скучно одной без мужа, сама наведывалась в сестринские комнаты с беляшами и блинчиками и все-все им рассказывала: и про успехи Анжелики, и про Васину работу, и про свои переживания. Римма с Таней, обычно, сочувственно кивали, торопливо допивали чай и исчезали из квартиры на целый день. Обе работали нянечками у богатых иностранцев. У обеих были взрослые неустроенные дети и престарелые родители, которым сестры ежемесячно высылали деньги и передачки.
Янина душа была распахнута, но одного она никогда никому не рассказывала и, видимо, не расскажет. Про ту ночь, в которую она пролила, наверное, все свои слезы и про то утро, когда бледный муж стоял перед ней на коленях, клянясь ей, что это было в первый и последний раз. После той ночи и целого месяца, который они провели врозь (Яна, молча, собрала мужу чемодан и отправила на все четыре стороны) ее семейная лодка, которая должна была затонуть, неожиданно выплыла. И их отношения изменились в лучшую сторону. Проживание врозь сделало обоих мудрее. Муж был прощен, возвращен вместе с чемоданом назад. И жизнь не только вошла в свою колею, но и изменила их обоих. Вася не мог надышаться на жену, и ежедневно доказывал ей свою преданность. Простила ли его Яна на самом деле? Скорее да, чем нет. Тем более, в ее руках теперь был веский аргумент и, одновременно, оружие против мужа. Правда, воевать Вася повода ни разу не дал. Постепенно, и Яна размякла и «зарыла топор войны».
-- Ну, что, лапушка, пойдемте!- медсестра ласково взяла ее за локоть. Сейчас в процедурный – Вас там уже ждут. Надо все успеть до обеда, а потом будете отдыхать.
-- А посещения разрешены? – Яна почувствовала, как дрогнул ее голос.
-- У нас все возможно, - сестра вела ее к лифту.
« Все возможно за ваши деньги», - пыталась скинуть с себя липкую руку страха Яна.
* * *
- Доктор, нет, нет, мы так не договаривались, - Она как кролик на удава уставилась на длинную резиновую «кишку» в гастроскопическом кабинете, - Только под наркозом. И, вообще, Ираклий Андроникович ни о чем подобном не предупреждал.
--Послушайте, Янина Олеговна, мы, что с Вами здесь шутки шутим? Вы должны понять одно: или Вы нам помогаете, и мы приходим к нужному результату, либо…, - доктор развел руками.
-- Но, доктор, я, же Вам и говорю, под наркозом, пожалуйста.
--Сколько Вам лет? – доктор пытливо смотрел на нее.
Яна потупилась, покраснела. Ее, впервые, отчитывали как школьницу. Она широко улыбнулась доктору, и как когда-то, в далеком цирковом прошлом, мгновенно собралась, словно, перед трудным акробатическим элементом. Страх отступил. Теперь она точно знала, что справится и с этой отвратительной «кишкой», и с наркозом, и со всем остальным. А главное, с завтрашней так страшащей ее операцией.
* * *
Она плыла в свете прожекторов, широко раскинув руки. Там внизу – замершие от восторга и страха за нее зрители. Кувырок в воздухе, сальто…и вот она поднимается выше и выше под самый купол. Купол, мгновенно, распахивается. Она вся легкая, воздушная летит к звездам. Они ждут ее, целуют ее, звенят, словно что-то хотят сказать ей. Она прислушивается….Звезды опять ей что-то шепчут. Она пытается разобрать их шепот, вся обращается в слух, и, наконец, слышит едва уловимое: «Принцесса, принцесса…». Она, с трудом, открывает глаза. «Принцесса, все будет хорошо, принцесса», - шепчет ей муж. Она хочет ответить ему, хочет сказать ему самое главное. Губы не слушаются. « Принцесса». - Повторяет он, улыбаясь сквозь слезы. - «С возвращением принцесса!».