Начало: http://proza.ru/2012/06/12/1519
Мы приземлились в Бове-Тиль. Это один из международных портов Парижа. Я долго просыпался, потягивался, что-то искал в своем чемоданчике. И не напрасно... Так же вели себя и два других пассажира, сидевшие порознь в самолете. Я, не спеша, достал мобильник, набрал номер и сказал на африкаанс:
- Berei twee motors. Vir my twee. Nice om jou te ontmoet. (Приготовить две машины. За мной двое. Рад встрече.)
Потянув еще время, направился к выходу. Впереди меня пошел тот, который сидел ближе к выходу, другой пошел следом за мной. Это были рослые, широкоплечие парни с почти военной выправкой. Внизу, у трапа меня ожидали два наших джипа с затемненными окнами. Там же был и « ситроен», у которого стояли два не хилых парня. На верхней площадке стоял Зубери - мой начальник охраны, белозубо улыбаясь стоящей рядом стюардессе.
- Нoe gaan dit met jou, Zuberi? (Как дела, Зубери?)
- All right! Вly jy kyk! (Все в порядке! Рады тебя видеть!)
Он протянул руку и взял мой кейс. Я посторонился и освободил проход следовавшему за мной, но он не спешил пройти.
- Пожалуйста, проходите, - сказал ему.
- Спасибо, я не спешу...
-Дааа! Ну как хошь....
Поблагодарив стюардессу, я стал спускаться, Зубери сразу же за мной.
Только моя нога коснулась земли, двери обоих джипов открылись - вывалились восемь человек моей охраны.
- Этих с нами, - сказал на африкаанс, кивнув на тех двоих.
Они были мгновенно упакованы в задний джип, вскочив в передний, сказал водителю:
- Вперед!
Остановились возле гостинцы, распорядившись относительно двоих захваченных, зашел в свои апартаменты. Они были рядом с номером, в котором была Таня. Дверь с ключом с моей стороны разделяла нас...
Торопливо умывшись и причесавшись, постучал в дверь к ней и зашел. Таня испугано повернулась на звук открываемой двери....
Она была ослепительно красива. Короткий халат до колен, растерянно распахнут, светло-русые волосы тяжелыми волнами, скользнув по оголенным плечам, упали за спину. Широко раскрытые глаза, протянутые ко мне руки... И тихий вскрик: «Ой!...Ты... это ты!...»
У меня закружилась голова, пересохло горло, все запасенные слова вылились в страстный шепот: «Боже!...Господи!...».
Всё пережитое за эти годы, голод, ранения, желтая лихорадка, акулы, малярия, предательства своих – все, что постоянно жило в душе, и то, что мы вдруг обнаружили, что Родине, по большому счету, мы не нужны – все забылось, как страшный сон.
Стало светло и радостно... Я торопливо сделал шаг ей навстречу,... но... как далекое эхо в подсознании голос Людмилы: « Сашенька, милый! Прости и пойми меня... Хочу ребенка...» Остановился, опустился непроизвольно на колени,... схватил ее руки, прижал к своим губам...
Две виноватые слезы горько покатились по щекам... Такого со мной никогда еще не было... Нервы... поистрепанные нервы мои... Но стыдно не было, хоть чувствовал себя последним предателем... Но этих слез было не стыдно перед ней.
- Ты что?... Ты что, милый?... Что с тобой?... Что с тобой, любимый? Вставай...
Уткнулся в ее голые ноги и, целуя их:
- Прости... прости, любовь моя... Прости...
Почувствовал, как где-то, глубоко внутри ее существа что-то как бы съежилось... Глубоко вздохнула:
- Я простила еще до того....Господь простит тебя... Это твоя жертва, - прошептала, теребя мои волосы на голове, и добавила,- Это наша жертва...
-Ты знаешь? – спросил хрипло.
- Да...
Господи!... сколько женщин... Чужие комнаты, полумрак чужой, деревенские сеновалы, темные ночи, ясные дни, лесные рощи, даже чистый белый снег... А пальмы высоко над?...
Игра.... Постоянная игра с жизнью. Последние годы - игра со смертью... Как иногда хотелось ощутить на голове своей, с начинающими седеть висками, ласковую руку любящей женщины. Руку матери,... руку любимой...
И вот эта рука на моей голове. Господи...
Встал, взял за руку и повел в свою спальню. Мы снова одни. Каждый нашел в другом недостающую половину. Мы тонем в бесконечности, где нет ничего, кроме любви. Наши дыхания стихают на мгновенье, чтобы слиться затем воедино в долгом стоне радости вырвавшейся на волю любви... Ночи нам не хватило, чтобы до конца понять глубину нашего чувства.
На другой день утром проснулся от пристального взгляда. Открыл глаза. Вокруг – счастливый бедлам: на столике бутылки, почти не тронутая еда; на полу полотенца, простыни, одеяло, мой халат... Таня, прикрываясь простыней и подперев голову рукой, смотрела на меня.
- Ты кричал во сне...
- Не матерился?
- Нет... - и поцеловала длинным нежным поцелуем.
Обняв ее, стал целовать глаза, губы, грудь затяжными поцелуями, прижимая к себе ее льнущее ко мне тело все сильнее и сильнее... Алые соски упруго возвышались над белизной жаждущих грудей... Моя рука, нежно скользя по бархатному телу, пройдясь по плавной крутизне бедра, опустилась и затихла... Потом стала подниматься вверх, «где юный бог покоится меж розой и лилеей»... Тело женщины, как натянутая струна, стало трепетать и вибрировать. Легкий стон полуоткрытых уст...
Я озверел... и подмял это счастье под себя...
Проснулись после обеда. Над зимним Парижем суетливо уходил день.
- Хочу есть! – вставая, решительно сказала женщина.
Схватил ее за руку и потянул к себе:
Не уходи! Твои лобзанья жгучи!
Я лаской страстною еще не утомлен...
Она заулыбалась и, под Лермонтова, немедленно продолжила:
В ущельях гор не просыпались тучи -
Я голодна, а ты в меня влюблен...
И что бы нам дожить до времени, до срока,
Давай съедим, что есть там на столе.
Вставай быстрей, мой милый лежебока
И выпить нам что-нибудь налей!
Мы пили идеальный аперитив Brut Majeur с омарами и крабами, ели карпаччо из говядины. На десерт были мягкие сыры, крем-брюле. Кофе по- парижски привело Таню в восторг.
Потом мы долго стояли, обнявшись, у окна и смотрели на зимний Париж.
- Завтра у нас будет свадьба... – сказал я, любуясь ее глазами...
- Да? А где?...
- В одном из лучших ресторанов Парижа... А сегодня я приглашаю тебя на ужин в ресторан.
- Но... у меня нечего одеть...
Подвел ее к огромному зеркальному шкафу, открыл его:
- Давай выбирай...
-Ой! Это мне?
Обняла меня и горько заплакала.
- Ты чего, дурочка? Что тебе,... любимая?!
Зарыдала, прижимаясь ко мне все сильнее, и повторяя сквозь всхлипы и слезы:
- Боже,... Боже,... Господи,.. – схватив мое лицо руками, стала целовать... – Какой... какой ты... Люблю...
Прижалась трепетно ко мне.
- Любимый... Боже! Я дождалась тебя,... дождалась... Я молилась о тебе каждый день... столько лет... Господи!
Обнял и стал целовать ее заплаканное лицо.
- А сейчас прими душ, волосы сушить не надо – я заказал парикмахера и стилиста по одежде, они будут .... – глянул на часы, - через тридцать минут.
И, шлепнув ее слегка ниже спины:
- Иди в душ...
Подошел к телефону и набрал номер. Это был номер моей виллы в швейцарских горах.
- Алло, - послышался голос.
Я сказал на языке банту:
- Это я. Передай трубку гостю...
- Привет!
-Аааа... Привет! – голос Володи.
- Слушай внимательно. Сейчас тебя доставят к нам в гостиницу. Форма одежды номер три, парадно-выходная Военно-Морского флота Советского Союза для строя. Перчатки белые, кортик – не забудь... Время твоего появления здесь: двадцать ноль-ноль. А сейчас дай трубку, стоящему рядом.
Дал указания охраннику.
В девятнадцать тридцать я обнимался с другом.
- Ты давно с Питера? – после объятий и приветствий, спросил он.
- Пожалуй, неделя как...
- Как там моя жена? – спросил и отвел взгляд в сторону...
Мне стало как-то не уютно, и я тоже посмотрел в окно, где ворковали голуби.
- А ты разве женат?... Давай присядем... Там, в спальне, Танюха наводит марафет. Садись,.. давай по чуть-чуть...
Сели на диван, я подтянул столик и плеснул в снифтеры Hennessy. Понюхали аромат, глотнули... и замолчали. Открылась дверь спальни. Вышла Татьяна. Мы поднялись.
- Мой друг, - обращаясь к Володе, - закройте прежде рот и позвольте представить мою жену.
Конечно, она была бесподобна. Лицо друга стало грустным-грустным, он подошел к ней и, поцеловав руку, спросил:
- Говорила с Людой? Как она там?
Таня обняла Владимира и прошептала:
- Она любит тебя...
Он стал целовать ей руки.
Продолжение:http://www.proza.ru/2012/10/25/1555