Гаврила Цадкиевич сидел в небольшой рюмочной на окраине города и попивал пиво из собственной кружки. Он всюду носил ее с собой в потертом кожаном саквояже и пил исключительно из нее. Стоял теплый летний день, и Гаврила, сидя у окна, неспешно следил за неторопливой суетой маленького города. Одет он был в синий костюм, который с трудом мог застегнуть на огромном, словно дубовая бочка, грузном животе на одну пуговицу.
Гаврила работал в небольшой конторке с бумагами. Работа была тихая, да и часто появляться на ней не было надобности. Зато он был знаменитым на всю область чревовещателем и с удовольствием показывал свои номера, всегда оканчивающиеся бурным гулом аплодисментов. Гаврилу часто вызывали на различные мероприятия, даже из других городов, и это занятие ему очень нравилось.
После очередного глотка, Гаврила вдруг заметил на столе огромную муху, она словно сверлила его своим взглядом, да так пронзительно, что Гавриле стало не по себе. Он попытался прибить ее свернутой в трубочку утренней газетой, но муха оказалась весьма проворной и быстро улетела, пропав из вида.
Наступал вечер. Гаврила, любящий поесть, завернул в магазин, находящийся неподалеку от его дома, купил там курицу, банку маринованных огурцов, два хвоста селедки пряного посола, булку хлеба и бутылку водки. Сложив в сумку нехитрую снедь, он направился домой.
У Гаврилы не было жены. Точнее, она была, но ушла несколько лет назад, по причине того, что, как она говорила: «Ты разгильдяй, и ни к чему не стремишься, сидишь в своей конторке, только жрешь и пьешь. Да еще и пузом своим разговариваешь. Позорище». Но это ему и не мешало, теперь он мог спокойно проводить тихие вечера дома, без постоянных скандалов наедине с собой.
Гаврил поднялся по обшарпанной лестнице подъезда мимо исписанных детьми стен, вставил ключ в дверь, которая, кстати сказать, как и замок, была довольно старая, и, профессионально подобрав нужное расположение в замочной скважине, открыл, наконец, вход в свое одинокое обиталище.
Гаврила снял обувь, прошел с сумкой на кухню и аккуратно поставил водку под струю холодной воды, потом он разделся, надел домашних халат и вернулся к столу. Он положил курицу в кастрюлю, залил водой и поставил вариться. Открыл банку огурцов, нарезал селедку и хлеб ломтиками, достал охладившуюся бутылку, налил граненый стакан водки и поставил на стол.
Вальяжно расположившись на стуле, он сделал себе бутерброд с селедкой и положил его по правую руку от себя. После этого крепко взял стакан, и залпом выпил дьявольский напиток, закусив его огурцом.
- Хорошо пошла, Гаврила – сказал он чревом.
- Просто восхитительно, господин Цадкиевич – ответил он себе.
Может, от одиночества, а может, в шутку, он иногда разговаривал со своим чревом, сам с собой. И всегда был себе приятным собеседником. Он съел бутерброд с селедкой. Потом, не спеша, под закуску допил бутылку водки, выключил уже готовую к употреблению курицу до лучших времен, лег на диван и уснул.
- Жрать хочу – услышал он голос во сне.
Гаврила проснулся, на дворе стояла темная ночь.
- Жрать хочу – снова сказало чрево.
Страх сковал Гаврилу, его чрево говорило само по себе, он подумал, не сон ли это и ущипнул себя. Нет, не сон. Тогда, наверное, водка была не очень качественной.
- Жрать хочу – не унималось чрево.
У Гаврилы заурчало в животе, он, словно полоумный, побежал на кухню, вытащил курицу из кастрюли, наскоро разделал и впился зубами в белое мясо. Через некоторое время от достаточно увесистой некогда птицы остались лишь обглоданные кости.
- Вот теперь можно и поспать – умиленно сказало чрево.
- Кто это, как ты это делаешь – удивленно спросил Гаврила.
- Ложись, утро вечера мудренее – услышал он в ответ из собственной утробы.
Гаврила лег на диван и забылся глубоким сном.
Утром он проснулся с небольшой головной болью. Летнее солнце ласково светило в окно, пели птички, и Гаврила расплылся в умилении, вспоминая о прошедшей ночи, как о дурном сне.
- Пойдем, опохмелимся в пивную – услышал он голос из собственной утробы.
- Да что же это такое, – Вскричал Гаврила – где это видано, чтобы пузо разговаривало, да еще и учило хозяина, что ему делать.
- Иди, умойся, побрейся, оденься, и пойдем – назидательным тоном вымолвило чрево.
- А ведь, если подумать, это и не такая плохая идея – подумал Гаврила и пошел в ванную.
Вскоре парочка, скованная одним телом, шла в пивную и разговаривала сама с собой. Теперь Гавриле не приходилось говорить чревом, его нутро говорило само за себя независимо.
Гаврила зашел в пивную, вытащил свою кружку, которую тот час же наполнили. Через некоторое время, они с чревом были уже достаточно пьяны и разговорились, да так, что не заметили толпы зевак, глазеющих на них и хихикающих. После того, как один особенно громко высказался: «Вот же дает, шельма», - Гаврила заметил толпу пьяных своих почитателей, залпом допил кружку и убежал в смятении.
После двухчасового сна, Гаврила проснулся и обнаружил, что дома у него сочень много мух, он, было, начал гонять их газетой, но вспомнил, что у него есть и более важные проблемы.
- Давай больше не будем говорить на людях, да и вообще говорить пореже, – сказал Гаврила чреву – а то неудобно получается.
- Как скажешь, хозяин – на удивление просто согласился внутренний собеседник.
Гаврила лег с твердой мыслью бросить пить, хотя бы на время.
На следующий день, и после того, чрево перестало беспокоить своего хозяина, но, он стал все больше чувствовать усталость и засыпать на работе, а через неделю проснулся с сильнейшего похмелья, хотя и не пил все эти дни.
- Что со мной такое, отвечай, негодяй – сквозь головную боль, корчась в гримасе, закричал Гаврила.
- Как что, я ходил ночью в ресторан и на танцы, пока ты спал, – отвечало чрево – надо же мне когда-то жить, если ты запретил показываться мне вместе с тобой на людях.
- Чтобы больше такого не было, – с яростью крикнул Гаврила – я приказываю.
- Будь по твоему – снова на удивление легко согласилось чрево.
На следующий день Гаврила проснулся свежим и бодрым, он понял, что пока он спал, его сосед по телу не выходил погулять, лишь странное покалывание в кончиках пальцев настораживало его.
Шли дни, Гаврила, хотя и был выспавшимся, чувствовал себя все хуже, тело все меньше слушалось его. Через неделю его разбил паралич. Гаврила мог двигать только головой, он, в изнеможении, спросил:
- Что со мной такое.
- С тобой все, теперь я властвую над твоим телом – ответил утробный голос – я пришел через чрево, и через таких, как ты, скоро придут все семь великих, а душа твоя через неделю отойдет туда, где тебе и место.
Тело Гаврилы встало и пошло само по себе, он же был заперт в нем, глядя сквозь окна глаз он видел, как множество мух летают по его квартире, он проваливался во тьму.