Али приехал в этот городок год назад по распределению. Ему тут надо было служить гробокопателем на одном уютном кладбище, что было в центре, где любили гулять молодые люди в черных балахонах. И в первый же день своего прибытия, гуляя в скуке по городу, и неожиданно сам для себя, Али зашел в подвал книжного магазина «Птицы повсюду». Там его встретила местная красивая женщина с белыми волосами и длинными ногами, а также улыбка ее была неотразима и все мужчины городка были без ума от нее. Ее звали Настя. Она живо предложила ему свою помощь, увидев его мощное тело.
- Паренек, чтобы ты хотел прочитать? Ты говори, а я скажу, где эта книга лежит, - ласково верещала Настенька. – Я тут все книги знаю.
Али тут же был под гипнозом животного магнетизма Насти.
- Я не знаю, что бы я хотел читать, я думаю, что я бы Кастанеду почитал, ведь мне в лет десять дали его друзья читать, но я многие главы уже забыл, так что буду снова повторять, - грустно промолвил Али. – Может почитать что-то про воздушных работников войны или же про битвы под Сталинградом. Я про войну книги люблю читать. Чего стоит Костя Симонов или Катаев!
- Повторение – мать учения, - трепетала сладко всем телом Настя, подкатывая к нему своим телом все ближе и ближе. – Ты бы ко мне на огонек домой заглянул, я бы тебе там показала б Астафьева и Белова. А также романы Пикуля и Распутина, ведь я очень люблю вас, а потому рада вам открыть доступ не только к моим книгам, но и к моему телу, которое дается человеку как машина.
- Вы прелесть! – трепетно целует ее щеку от радости Али. – Я вас полюбил всей душой! Мигом покажите мне все тома Кастанеды! Я требую сию минуту, чтобы ты мне показала, где его книжки, а иначе я уйду и больше не вернусь к тебе!
Настя сильно давит своими тонкими пальцам его запястье, потом берет его за руку и тянет в направлении огромного стеллажа, где стоят все тома Кастанеды. Али берет одну из книг и ведет ее к кожаному черному диванчику, на котором быстро они принимаются к делу. Он садится к ней на коленки, и начинает читать ему фрагмент своего писание, где она описывает похождение своих больших сись и грубые чувственные удовольствия со странными людьми в осенних полях, посреди развалин домов, где когда-то жили крестьяне, но теперь там тишь, да гладь. Али слушает внимательно-внимательно ее откровения и ему так хочется быть с нею на этих полях, чтобы не забывать свой путь, чтобы не сбиться с ритма своего бытия.
Настя решает, что пора ковать железо пока горячо. Она встает и идет к двери, закрывает дверь изнутри на ключ и вешает вывеску «перерыв» на дверь. А потом снимает с себя черное платье, а под ним-то ничего нет. Али вдруг резко ощущает, как его затягивает пустота, когда он пытается коснуться груди Насти, той груди, которая так велика, как мир велика, а сосок так напряжен, что кажется, из него вот-вот брызнет парное молоко, и тогда Али напьется им во славу божию уж, наверное, навеки. Свастика на цепочке ее так красиво блестит, отражает свет лампочки, на ее нежной шее висит свастика, а свастика своим могуществом заставляет Али забыть все о себе и своем прошлом, ведь для Али это не простой символ. Он заворожен изгибами свастики и телом Насти, которое просит ласки, просит тепла, просит огня, чтобы заставить забыться в экстазе, хлестко бить самого себя по ляжкам и скакать вокруг своей тени не одну сотню раз.
Али будет тянуться языком к ее соску, но ощущает пустоту, он удивлен, ведь он был женат три года до приезда в этот городок. Он еще не знает, что у нее болит живот. С женой такого никогда не было. То была плоть, то была чистая материя, без всякого разума, просто малышка, с которой хорошо было пить вино и ходить в горы. Сейчас же, его жаждущий ее внутренней секреции язык, трогал ее набухший сосок и страшным образом почувствовал, как он напрягается еще больше, как льнет к нему молодая кровь, как плоть ее и его с ним играется. А тут ему вдруг показалось, что три года с женой были прожиты зря, ведь она не возбуждала его так сильно, как возбудить сумела Настя. С женой такого не было, а тут что-то совсем иное, совсем иные ощущения и чувства.
Али умиротворенно закрывает глаза, когда ощущает своим языком, как мокро стало между ног любимой Настеньки. Он сладострастно лижет ее промежность. Член его так тверд, что, кажется, на нем можно повиснуть и сделать подъем переворотом. Иногда язык его ощущает снова пустоту, в том месте, которое так манит его член и язычок во снах и наяву, та самая трещина между мирами. Ощущение тайной влаги, что льет из глубины ее недр, оно возбуждает так сильно Али, что небеса падают на землю и разбегаются по углам, словно тараканы, убегающие от твоих плюшевых ботинок.
Настя легко забросила ноги на спинку дивана, а он уже поднимает Настю к потолку с помощью своего могучего члена. Он в предчувствии чего-то странного, закрыв глаза, с силой кидает ее с потолка на диван, но вместо приглушенного звука падения ее тела на мягкий диван, он слышит лишь тишину, он открывает глаза и видит, что на диване никого нет, и что лежит на своей постели, на подушке, укрытый синим одеялом. И что это все ему снится. Али вскакивает с постели и часами бродит по комнате, ему хочется быть гробокопателем. Он уже ясно понимает, что поедет в этот город и найдет эту девушку, во что бы то ни стало! Он найдет ее, а иначе ему не зачем топтать эту землю. Он запомнил название магазина. Али бегает по комнате и озвучивает тихо свои мысли, он даже запомнил номер дома: сорок пятый дом, а улица Большая Морская. Али судорожно собирает чемодан, бреет свою черную бородку, снимает на камеру вид из окна, и кричит жене, что он больше не будет здесь жить, что он нашел свою девушку не в интернете, не на улице, ни в баре, а во сне увидел свою ловкую и начитанную крошку. Во сне, во сне он ее увидел! Сон же есть лекарство! Сон же есть сладкое противоядие этой ужасающей рутины. Али уверен в своей правоте и четко знает, что это вещий сон, что пора кончать с привычной жизнью, найти свою любимую и жить с нею вечно, быть одним целым с нею. Жена же как-то тихонечко снимает свой домашний халатик, подаренный Али в один из ее дней рождения, и бросается голая к нему, она плачет, всхлипывает, вот-вот готова разрыдаться:
- Горе ты мое луковое, на кого же ты меня оставляешь-то? Как же я без тебя–то жить буду? Кто будет ****ь меня, кто? У меня одна дорога: на панель или в тюрьму. Я схожу с ума понемногу, почему ты меня не любишь – не пойму. Я не бухаю. Не крашусь. Хожу в синагогу. Молюсь за нас с тобою, а ты вот так просто взял и кинул меня. За что, а?
- Не реви, женщина, не люблю слез! Я видел ее во сне и что самое поразительное, что ее изгиб тела был точно такой же красивый как и свастика, что висела у нее на шее: те же самые изогнутые линии и та же самая бесконечность, я просто не могу без нее жить. Прощай, Люба, меня ждет Настенька, ох, заживем мы с нею, чувствую, что заживем, да так, как никто еще до нас не жил!
Али забыл сказать ей ласковое слово, он быстро выбегает с чемоданом на вокзал и ждет своего поезда. Люба же плачет у окна и жаждет лишь того, чтобы дождь полил, а потом забрал ее туда, где луна висит меж скал. Люба теперь лежит на полу дни и ночи напролет, на матрасике ей удобно, она смело наблюдает свои мысли, что мирно отражаются от стен комнаты. И ведь ей тоже, ой как хочется, увидеть пророческий сон, где она найдет своего парня, который полюбит ее навсегда, а не так, как этот паразит Али, который бросил. Он просто ради блажи покинул голубку, блажи, что приснилась ему на ее голову. Люба знает, что теперь и ей приснится такое, от чего жить захочется сильно-сильно, и что она на край света пойдет за ним, своим новым героем, лишь бы только он обнимал ее и ласкал, говорил ласковые слова на ночь и никогда бы ей не изменял. «Где же ты, мой новый герой, где? Я жду тебя» - мысленно произносит этот призыв Люба, а ее голые ноги суетливо выглядывают из-под одеяла.
Животные любят размножаться, а становясь людьми, они остаются под сильным впечатлением своего прежнего существования, особенно это касается секса. И никакие программы по ограничению рождаемости здесь не помогут. И аборты тоже не решат эту проблему. Иногда аборт неизбежен, и когда неизбежный аборт совершается в течение первых трёх месяцев беременности, то всё ещё не так плохо.
Али не было нужды сидеть дома этим летним вечером, и он решил пойти прогуляться на набережную, ведь там могла быть Настя. Как только он спустился к морю, так сразу увидел ее. Она была без спутников, вся такая нарядная куколка. Она шла в коротком синем платье, ее черные, крашенные, длинные волосы развевал легкий ветерок. Настя кокетливо шла себе по набережной, как вдруг к ее ногам пал белокурый мальчик с черной собакой на тонком поводке. Мальчик шел слева от нее, а собака справа. Так они шли молча. Али был очарован ею и забыл обо всем на свете. Вдруг, он словно пришел в себя, ведь понял же, что хватит ждать, жизнь дается лишь раз, тормозить нет времени. Али внезапно бросился изо всех сил к ней навстречу, и она мигом взяла его под руку, улыбнулась, поцеловала в щечку, и они, счастливые и довольные своей молодостью и здоровым телом, пошли в парк, где сели на скамью и стали глядеть себе под ноги. Али стал гладить Настю, она улыбалась, а ее белокурый мальчик, что сидел грустный справа возле Али спросил вдруг у нее трогательно так:
- Чего грустишь, Настя, что с тобой? Очнись, пройдемся со мной в кафе, угощу мороженным, потом пойдем ко мне на дачу. Заведем патефон, потанцуем. Чего молчишь? Тебе нужен я, а не Али! Я и только я, пойми же, родная, что Али тебе не пара!
- Не надо спрашивать меня сейчас ни о чем. Мы прожили вместе четыре года! Помнишь, как я ласкала тебя в начале наших встреч в беседке, что в детском садике находиться. Ты полюбил тогда курить марихуану, тебя еще мама выгнала из дому, говорит, что пока ты такой, то ты ей не нужен, что она родит себе нового сына, который не будет ее позорить перед воспитателями. А Али уже взрослый дядька. Ему тридцать три года, а тебе всего пятнадцать.
- И что с того, что он старше меня? Я злюсь, мой голос нервный, но это потому, Настя, что я люблю тебя! Ты лучше глянь, какие у него руки, они же такие худые, там даже вен не видно. А вот у меня одни мышцы! Я, знаешь какие гири, тягаю каждое утро, по тридцать килограмм могу поднять, причем по двадцать раз поднимаю их с пола. Мой вес сто килограмм, а твой Али вообще худой, он, наверное, просто каши мало ел в детстве.
От такой речи Али поднялся со скамью и, глядя, на Настю и ее белокуро мальчика, тихо произнес, робко так и застенчиво, словно на исповеди у попа:
- Нет, ну я тоже был таким сильным и ловким парнем, но у меня член так работает, что тебе и не снилось. Ведь главное, чтобы он стоял. А мышцы на руках – это совсем не важно. Настя не даст соврать, она помнит, как я устроил ей хороший секс прямо в книжном магазине, где она работает. А в прошлом я сидел на игле, но теперь все кончено, было время, когда не мог больше в руку колоть иглу: вены глубоко ушли под кожу, приходилось колоть в ногу, там вены еще были в порядке. Полюби меня, Настя, я так одинок и тяжело больной душой, полюби, не дай погибнуть! Давай ты будешь жить со мной, я даже готов, чтобы эта собака жила с нами и твой белокурый мальчик тоже, пусть мне братом будет – это же славная семья выйдет!
Настя не могла ему отказать. Ей было его очень жалко, она в знак согласия поцеловала его в губы так страстно, что он аж заплакал, а их языки в миг прочно сцепились, как проклятые приросли друг к другу. И они до самого утра не могли расстаться. Провели на скамье ночь. А ее белокурый мальчик, оказалось, так был же он ее родным братом Игорьком. Когда поднялась луна, то собака ушли домой, а Настя сидела у Али на коленях и целовала ему шею, целовала и плакала, а потом снова ее язык искал у его язык, так была сильна жажда приключений, что им было безумно сладко, а время исчезло.
Али жил с этой подругой год, потом они расстались: они просто не сошлись характерами. Все вроде бы было прекрасно шло, но это лишь по началу. Да, было взаимопонимание, но то было лишь видимое понимание. Он хотел быть гробокопателем, но она была против. Хотела, чтобы он работал где угодно, но только не на кладбище. Он бы рад пойти работником крематория, но, увы, в этом городке нет ни одного крематория. Настя вдруг начала показывать свое истинно нутро, думала, что войдет он к ней в доверие, докажет свою любовь, а потом уж можно отыграется по полной. И они расстались, он говорит, что не жалеет и не тоскует, ведь все к лучшему! Они и так ведь каждую ночь, каждый день занимались сексом везде, где только можно было: горы, пещеры, в море, на крыше, в подвалах, одним словом, безудержные экспериментаторы они, эти ребятишки. Чтобы унять печаль, что напала в первый день, когда они расстались, она дала ему телефон своей подружки Люды, что была также свободна в сексуальном плане и никогда ни о чем не жалела.
С это девушкой Али жил год примерно, а потом она решила уйти в монастырь и отмаливать грехи. Говорила, что все те ночи, которые они провели вместе, были самые сильные и сладостные моменты ее жизни. Что ей ничего не надо больше, кроме этих воспоминаний. В монастыре постоянно ночами она видит все ласки, которые дал ей Али. Она помнит до сих пор все, что было между нами,. Али же даже не удерживал ее, ведь он знал, что она сама должна решать, что ей выбрать. Люда сильно захотела стать монашкой, чтобы превзойти свою плоть. А ведь ей нужен был секс всегда и везде. Она могли им сутками заниматься, даже ничего не готовя на кухне, лишь выпив вина или покурив травы, то был ее заряд энергии и неистовства, она была просто демон, очень милый демон, но Али стал холоден и бесстрастен и потому, он совсем не жалеет о прошлом. Он смеется тому желанию Люды, ведь какая из нее монашка? Да, она ушла в монастырь, ведь свято место пусто не бывает, но там ее ждут флю-и-ды, флю-и-ды секса…
Али приехал к Любе на одну ночь и застал у нее дома замену себе. У Любы уже сын вырос. Али стоял в нерешительности у входа и попросил ее, чтобы она пошла с ним в кафе, чтобы обсудить отношения, чтобы выпить бутылку вина и подумать обо всем хорошенько так.
- Да я был не прав, ты действительно меня по-настоящему любила, я даже жалею, что не смог удержать тебя, бросил, вот же досада, как так? Ведь знал, что ты моя навеки, но ведь вещий сон, он лишь был виной моему соблазну. Выпьем что ли от горя, ведь ты мне одна нужна. Бросай своего хахоля, пусть катиться к черту, а сына я оформлю на себя. Пусть пацан при мне растет, не буду обижать его, ведь это я тебя кинул!
- Али, ах, ну я уже не та. Я не люблю тебя больше. Прости, но это так.
Али заказывает еще бутылку вина и разливает по рюмкам.
- Слушай, в этом городе есть крематорий, Люба, мне нужна работа. Я совсем без денег сижу. Либо гробокопатель, либо работник крематория, иной работы не желаю делать! Я совсем без тебя пропадаю, хочу вновь ощутить твоего тела, оно теплое и родное такое, словно бы животик мамочки. У нас будет секс сегодня?
- Али, если мы рано придем, то будет! Не пей, пошли домой. Мой муж сегодня работает в ночной смене. Он шахтер. Руду добывает в горном массиве неподалеку. Сын уже спит. Пошли, хватит пить!
- Я допью, вот увидишь, погодь - не спеши. А сколько лет твоему сынку?
- Моему сынку уже лет двенадцать, ему надо бабу найти, у него член огромный, ему надо уже вставить его во влагалище. Сын говорит, что его отец голубой, но это потому, что после работы в шахте, он приходит уставший и совсем на меня не смотрит. Я уже давно не ощущала мужской ласки. Мое тело просит тепла. Али, давай устроим все как было. Вернемся на круги своя. Мой сынок лишь языком мелит, что хочет бабу, но я лучше сама дам ему, чтобы знал, что секс с матерью также прекрасен, ведь я родила его, я ему и дам, чтобы был он весел и любил меня пуще всего на свете. Я-то знаю, Али, что ему нужен такой отец, как ты, Али, ведь ты лучше всех.