В дым

Джон Сайлент
              Евгений Петрович смотрел на свои ладони огромные как листья клена, ему казалось, что он теперь настоящий мудрец, ведь он ненавидит коммунистов. Теперь он ощущает себя железным канцлером. Он будет говорить всем, что воевал, что бил баклуши, воевал на стороне Odina. Снова и снова будет говорить, мол, в таком году сел в тюрьму, в таком воевал, в таком пил, в таком курил, в таком колхозы поднимал, в таком женился. А там работал, там болел, бился с атеистами в здании больницы, рожала баба детей моя в саду, белая вся была, словно кони во льду. Вдруг звонок в дверь. Кажется, что слоны идут по улицам, вся мебель дрожит в квартире. Слава из рейса приехал что ли? Слава обещал ему привезти из Африки черную женщину. День победы на Луне ведь на носу. Вся его жизнь игра. Он живет ради игры. Он актер не своей роли. В дым ушли все его веселые дни. Теперь лишь «Линии» и Битлз.

          Звенит в правом ухе у деда. Кто-то колдует над ним. Бабка из второй квартиры. Это дьявола она вызвала, чтобы помешать ему. От этой радостной мысли он налил себе коньяка в рюмку, выпил, почитал часик «Моя борьба», ему стало скучно от раздумий, он позвонил внуку.
- Это деда, привет, внук, как ты? – задал он ему вопрос, наливая себе снова коньяк.
- Да я тут читаю «Пир», - ответил ему раздраженно внук, - не порть мне нервы, вампир!
- Хей, ты что! Мы же друзья, большие друзья! Я тебе тайну про себя открою одну, только ты ее не кому не говори. Эй, сюда иди, пить вино будем, я тебе дам денег, купишь пару бутылок, не любишь ты старика, не любишь. Я тебе даю деньги на вино, но ты даже за алкоголь ко мне не хочешь приходить. Эх, а мне скоро сто лет будет, а тебе лишь тридцать. Ты не прав, внук, ты старика должен уважать и без пива, а то ходишь раз в неделю, дабы выпить. Знаешь, внучек, я не знаю какое сегодня число и какой сегодня день. А, суббота, двенадцатое мая, очень хорошо, я дома засиделся, вот потому-то и не знаю, что там творится в мире людей. Дед играет в «Линии», слушает Битлз.
    
         Дед без очков сидит в саду, вдруг видит, как у калитки стоит белесая девушка. То его родственница Оленька. Как же он мог не узнать ее? Бабушка в ванной моет кота черного.
- Как ты, дед? – спросила она. – Водку пьешь? Ты же без нее не можешь жить.
- Слушай, моя кошка, давай я тебе кое-что припомню. Я Битлз слушаю, а потому и пью, ведь слава Партии за все!
- Тот случай, когда ты дома сидел? – спросила весело Оленька.
- Ага, а я засел дома потому, что когда я еще ходил на своих двух, то я зашел к любимой актрисе, что снималась в фильме «Шаманка», такая она прям куколка, да, зашел к ней в гости как-то раз, ведь она стала еще выше, и мне хотелось послушать с ней вместе Битлс. Она открыла мне двери и впустила в свою комнатушку, где на стенах висели плакаты модных команд, а на столе стояли человеческие черепа в ряд, а на ковре лежала пантера. Она тяжко дышала, ведь только что прочла «На дне», а я ей стал пересказывать «Идиота». А на диване лежала рыжая кошка с тремя котятами, которые сосали у нее молочко. Актриса собиралась идти в театр на репетицию, она играла роль Князя Мышкина. Она искала себе нужный наряд, так вот, она вдруг говорит мне так просто-просто, совсем без всякой дрожи в голосе.
- Мы тут играем роли ради победы сил света над силами тьмы.
- И что потом было? - спросила Ольга деда.
- За окном шумели густые ветки орешника. Серый кот сидел на одной из веток ореха, разглядывал птиц, что порхали над улицей. Да, она теперь она понимает, что тело лишь только тело, что надо побороть в себе ложный стыд. Мы смеемся вместе и ходим по квартире обнаженные, но вдруг, в квартиру заходит ее мать и начинает говорить о том, что пиво дорогое стало, что теперь рубль упал и ей тут делать нечего, ей хочется в Эстонию уехать к друзьям, там жизнь лучше намного. Так вот, читаю Достоевского снова и снова, он мой учитель, так приятно засесть дома и никуда не выходить с книгой мэтра в руках. Кроме того, со мной случилось несчастье одно.
- Какое, дед?
- Я сидел со своей девушкой на набережной и вдруг звонок, то, оказывается, ставят электронные замки в подъезд мастера. Девушка говорит мне, чтобы я забил на это дело и остался с нею, а моя душа говорит мне об этом самом тоже, но ум говорит, что надо ехать к мастерам. Вдруг снова звонок рабочих. Я говорю ей, киса, сейчас поеду в квартиру и пущу туда рабочих, чтобы они поставили на стену кнопочку и телефон. Хотя, повторюсь, душа не хотела этого, не хотела, а ум так и тянул своим рациональным движением. И так, я сел в автобус, выехал на район, вышел на остановке, перешел дорогу и тут я теряю сознание, а рабочие снова звонят мне, они догадались выйти на дорогу. Они увидели, что я лежу на дороге, словно бы меня сбил автомобиль. Они вызвали скорую помощь, после этого я не могу ходить, я боюсь, что снова упаду где-нибудь, а дома мне не страшно зато. После этого случая мне каждую ночь снится сон, где я бью ножом себя по горлу, но крови нет и боли нет, я просто лежу на полу и бью себя им в горло, но толку вообще никакого, тогда я понимаю, что мне пора в дом престарелых. Я набираю нужный номер, ко мне приезжает машина и забирает меня туда, там я ем манную кашу, наблюдаю, как падают листики клена в саду осенью и думаю о своей девушке, что так и не дождалась меня на набережной. Я звонил ей, но она трубку уже не берет. Все это было во сне. Во сне я так вел себя. Грустный такой сон о том, что любовь моя покинула меня. Мост Мирабо во снах часто вижу. Вода течет, все течет и меняется, все уходит прочь. Дни уходят, я становлюсь иным. Я ищу любовь снова и снова. В своих снах я только этим и занимаюсь, внучек, ты пойми, что я снова хочу встречаться с девушкой, но ведь я боюсь, что снова упаду где-нибудь. Я вырвал из стены все кнопки и телефон, не хочу, чтобы ко мне кто-то заходил кроме тебя и бабушки. А у вас ключи от электронного замка и так есть. Да, я в боях по защите нашей страны показал себя храбрым бойцом и мужественным патриотом. Четырнадцатого июля тысяча девятьсот сорок второго года в боях за деревню Красный Октябрь я был ранен, но, не смотря на ранение, я продолжал атаковать врага. Я остался в строю и бил из своего станкового пулемета солдат и офицер противника. А ровно через день, когда под прикрытием двух танков противника начала скапливаться живая сила противника, я открыл ураганный огонь из пулемета по живой силе, где уничтожил до ста солдат и офицеров врага. А после этого из танка противника был уничтожен мой пулемет, но я продолжал убивать противника, забрасывал гранатами, и полилось столько крови вражеской, что мне хотелось лишь одного - убивать дальше и больше, но кончились гранаты, меня ранили в левое плечо, я упал в блиндаж и очнулся лишь в госпитале. Последствия этого ранения до сих пор сказываются. Это расплата за то, что я людей убивал, все-таки, они же тоже люди, у них есть девушки, жены, матери. Их член также мой всегда заводится, если рядом есть любимая.
- Жуть, дед, ты смешной. А что потом?   
- Моя первая жена прыгала с одного кола на другой, поэтому я убил и его и ее. Просто зашел в спальню и вижу, как она под ним лежит, стонет, а он даже не обратил внимания на то, что я наблюдаю за ними. Выхватил пистолет и обоих моментом уложил. Меня оправдали. Все-таки у меня орден красной звезды и двадцать восемь орденов и медалей. А я помню, как две старухи на набережной шли на костылях, пиджаки в медалях, а они идут и все их граждане обходят, ибо они ветераны. А они идут, смеются и говорят мне, чтобы я не встречался со своей девушкой, а с ними двумя встречался, ибо это было бы более серьезно. А я им говорю, что это только мое дело, как мне жить я и сам знаю, без всяких подсказок. А они хохочут и костылями махают на мою девушку и ехидно улыбаются и говорят, что черным детям белый хлеб, а белым детям черный, что за все, что есть у нас хорошего в стране, надо сказать спасибо единому богу.
 
      В комнату заходит бабушка с мокрым черным котом в руках и говорит, что отец Ольги заслужил себе такую жизнь, ибо как-то шел со своей семьей по набережной, а она шла им навстречу. Так он был в солнцезащитных очках, в черном плаще и шляпе, так он даже не окликнул мать, даже не посмотрел на свою мать: прошел гордо так, а жена его отвернулась от меня, а дети посмеялись над моей неловкостью и над заносчивостью своих биологических родителей. А я ведь ревела всю ночь потом. Бог его наказал за эти вещи, нельзя, чтобы мать плакала, нельзя! Ольга говорит, что ее отец больной на голову и поэтому нельзя его осуждать. Ведь сказано - не суди. Дед говорит бабушке, чтобы та шла сушить феном кота в спальню, а сам Ольге говорит дальше.
- Это наш космический рай для печальных жителей земли. В дым моя жизнь ушла. Мне девяносто шесть лет, я помню себя мальчишкой, помню, как меня забирали на фронт, а моя девушка выслала мне свои фотографии, ибо я должен был жениться через год на ней. Amor fati. Эх, как же все-таки сложно понять, почему все произошло так, а не эдак. На первой фотографии я вижу, что она сняла свое отражение в зеркале. Она без одежды. Хорошая, крепкая фигура, упругая грудь, попа весьма не дурна собой. Каково мне в те годы было созерцать ее роскошную грудь и соски, что так сладко замерли в напряжении. После таких фотографий любимой, я и не знал, как мне дальше жить. А на другой фотографии она на выпускном балу. Туфельки на высоком каблучке. Модная такая вся. Платье все в белых лентах, черный пудель на поводке, кругом учителя, ученики, она вся улыбается, вся из себя такая дамочка-куколка. Она ждала меня после войны в своем селе, но я уехал в Москву, так мы и не поженились, а ведь я любил ее, больше никого так не любил. Смотрю на снимки иногда мысленно и думаю, что бы было, если бы не было войны. Война – это бред.
Тут в комнату зашел внук в майке «Пурген» и дед ему тоже решил сказать речь. Ольга ушла домой. Ей дед не по душе. Мрачный уж больно он для нее.
- Вот беру кресло, сажусь у окна и слышу за окном, как стучат дамские каблуки, а потом вижу, что по улице идут две женщины в белом обтягивающем трико с большими попами. Внучек, я бы не прочь, чтобы они обе зашли ко мне на ночь сегодня, не прочь дед твой! Только подумай об этом, внучек, что твой дед до сих пор в боевой форме ходит по дому! Газ пускают фашисты, мы умрем, но я флот не продам. Я чувствую себя молодым и здоровым, снова хочу вина и женщин. Внучек, пошли в бордель, ты подтвердишь, что мне двадцать лет, пошли же!
- Да, дед, с этого можно лишь проорать! – отвечает ему внук, созерцая скорпионов, что ползают на стене. 
- Внучек, приходи ко мне в гости, налью я тебе сто грамм коньяку, к обеду как раз самое то. И себе налью. Выпьем за наше здоровье, внучек. А бабушка пусть пьет сухое полусладкое вино, ведь она его так любит. За окном птички чирикают. Весна. Деревья распускаются. Стучит сосед над нами. Что-то чинит. Бабушка борщ несет с плиты. Вкусный она его делает, ай, да бабушка! Я не хочу лекарств больше. Скорее бы умереть. Надоело жить! Глаза мои уже не видят, искусственные хрусталики не помогают. Я совсем ослеп. Хочу в могилу. Быстрее бы уже туда. Война была и что с того? Я тонул три раза. Мое судно было разбито в щепки. Я плыл в бездонном море и еле выживал каждый раз. А толку? Лучше бы я тогда погиб и не испытывал тех мучений, что сегодня испытываю. Эх, почему же я не утонул тогда. Как жаль. Кипарис вымахал до пятого этажа. Здорово. Но мне не легче от этого. Я тут сделал сам пять литров вина, но оно плохое вышло, вот возьму однажды и выпью его, чтобы отравиться и не видеть больше белый свет. Как радостно тогда будет мир без меня быть.
- Дед, ты рок слушаешь? Ну Битлз - это понятно, а Дорс?
- В пятнадцать лет ушел из дому, ибо понял, что ни к чему нам Христов Полет. В Сибири взорвал до советов. Это уже было, и ничего не вышло. Доказываешь свою правоту, а потом получаешь две тысячи лет сплошных войн. Известно, куда заводят такие полеты. Я уже по горло сыт этой дребеденью с всеобщей любовью! Да, в лет восемнадцать я поехал в Сибирь строить мосты через бурные реки, но стройку заморозили и я уехал в Москву в вагоне, где лежал в ящике для песка, а мороз был восемнадцать градусов и я отморозил себе все, что можно было отморозить. Я ехал две недели до Москвы. Пассажиры среднего класса давали мне чай и хлеб, чтобы я не умер с голоду. Бил атеистов. Хаксли мне награды давал лично. Юнгера знаю, пил с ним водку. Сталина из ружья застрелил.
      
       Дед, сидит на диване, смотрит новости. Вавилон в огне. Ему кажется, что он мощный вояка. На войне его не убили, но тут сбил его мотоцикл. Тут, на районе, в эпоху мира. Он проклял мир. Сто лет ему уже скоро. В пустоте эти годы прошли.
- Эй, внучек, ты знаешь, а ведь вчера я шел по улице, ко мне подбежала старая проститутка, она мне говорила, что она одна из первых здесь на районе занимается этими вещами. Предлагала прийти к ней домой, я убежал от нее, я сказал, что я старик, что пусть поищет молодых, а она сказала, что и она далеко уже не девочка, тогда я согласие дал. Мы пошли в подвал, где я успешно оседлал бродяжку. Словно лошадку. Такие дела.
- Дед, ты еще рок играешь? Вроде бы играл раньше, а?
- Я пью пиво и думаю о поездке на речку. Внучек, давай поедем туда. Окунемся в прохладные воды. Да, теперь я уже много лет из гаража никуда не выхожу. Гараж мой дом. Играю на гитаре или барабанах. Я здесь свой. На полках бутылки коньяка и вина стоят. Плакаты металлических банд на стенке висят. Серп и молот. Ленты пулеметные кругом на стенах. Британский флаг. Я люблю кататься на велосипеде возле гаражей. Есть горка, а за ней лесок. Там катаюсь.  В десять вечера в гараже отключают свет. Но я зажигаю свечу и ко мне приходит внучка и мы читаем Ошо до утра. А утром идем по домам. Эх, хорошая штука жизнь! Мои ордена висят на пиджаке. Их двадцать восемь штук. Серп и молот на них. Я думаю, что ты доволен дедом. Он был героем. Но мой пододеяльник весь в дырах, черт, надо пустить его в расход на тряпки, чтобы было чем мыть пол. Не хочу в дом престарелых. Там я умру раньше времени. Помню, как твоя бабушка жаренным грибами меня накормила, так после того я жрал  сырую землю с радостью и с вожделением. То были славные сороковые годы. Мы Ленина ненавидели. Взрывали ему памятники везде, где только видели. Мы за ценой не постоим. Мы лед под ногами майора. Я ненавижу красный цвет. Мы в глубокой жопе. Мы идем в тишине по убитой весне.

          Внук идет за пивом в магазин, дед смотрит новости. Вавилон в огне. Силы света победили. Иного дела у них нет. Каждый остался при своем мнении. Каждый свободен в выборе того или иного пути. Никто не проиграл. Дед берет гитару и играет «Лет ит би». Солнце за окном светит, в каждом человеке он видит лик Абсолюта.