Байконуровский Рерих

               
               
                Где-то в середине семидесятый годов,  в самый пик декабрьских  тридцатиградусных морозов,    мы с друзьями простояли  почти два часа в  громадной очереди   в центральный выставочный зал дома художников Москвы, что был тогда на Кузнецком мосту, на первую в стране выставку картин Николая и Святослава Рерихов, отца и сына.

               Выставка нас поразила до невозможности. Такой живописи мы  еще не видели. Мы и не предполагали, что она может быть такой. Какие-то неземные,  сказочные,  будто светящиеся изнутри космическим, вселенским  и никогда неувядающим живым светом  краски. Не только на пейзажных картинах их Гималайского цикла, но даже и в портретной живописи. Что-то похожее на них было в знаменитой лунном цикле картин  Куинджи, в его  «Лунной ночи на Днепре» и  в его « Дарьяльским ущельем».

               Живопись Рерихов мне была незнакома совершенно и в то же время знакома. Точнее, как бы знакома.  Что-то  подобное  и так поразительно  похожее на Рериховские картины я уже видел. Но где? Когда? И здесь я вспомнил свои Байконуровские командировки, когда в молодости  я работал монтажником в одной закрытой специализированной монтажной организации «Минобороны», так называемого,  треста  «Спецмашмонтаж»,  монтирующего подземные и надземные ракетные точки для  баллистических ракет в Казахстанских степях.  И вот там, в этих самых степях южного Казахстана я видел что-то подобное на чистейшем Байконуровском небе во время закатов  солнца. 
               
                Было это в первый день моего приезда в Байконур в конце шестидесятых годов,  в первый свой вечер на  ракетном полигоне,  после ужина в солдатской столовой. Там  я с удовольствием навернул большую миску  картофельного пюре, перемешанного   с  тушенкой и выпил пару стаканов компота из сухофруктов. После чего я вернулся в свою комнату в четырехэтажном здании солдатской казармы, где жили монтажники, работающие на строительстве подземных ракетных точек на территории Байконура, В комнате было нестерпимо жарко, я разделся до трусов и завалился на свою койку. И здесь я, лежа в одних трусах на своей койке,  увидел необычное зрелище.  Такое необычное, что разом сел на своей койке.  И буквально раскрыл рот от удивления.

                Я увидел в окно, как по небу изумительно чистого, темно-голубого цвета,   катится солнце. Громадное, чуть ли не  с автомобильное колесо, и совершенно не яркое, как будто выключенное. Только что оно было невыносимо жаркое, слепящее, и жутко палящее, а вот сейчас оно, багрово красное, словно вычищенный медный таз, спокойно и медленно катится по небу и на него можно даже смотреть простым, незащищенным взглядом. Я встал с койки и, не спуская с солнца изумленного взгляда,  подошел к окну.
               
                Да, прямо перед моими глазами, у самого горизонта, по небу двигалось громадное  солнце, похожее на раскаленный стальной диск, перекатывающийся  по небосводу. Солнце было неяркое, но четко очерченное и какого-то странного, желто оранжевого цвета, переходящего в нижней своей части в багрово желтый цвет, а по самому его краю – как бы отороченное темно красным ободком.  Солнце  двигалось  настолько ощутимо явственно, что меня даже оторопь взяла.  Да такого  же быть не может в самом своем принципе!  Не может, но это есть! А есть потому,  что я это вижу!

                С движением солнца небо около него загоралось разными цветами. Снизу – всеми оттенками красного желтого и багровых цветов, а сзади него -  всеми оттенками синего, голубого и зеленого цвета. Причем, эти цвета не были постоянными, они непрерывно менялись, переходя один в другой, меняя оттенки, густоту и яркость цвета.
 
                Картина заката была  ошеломляющей.  Все небо перед  моими глазами  играло и переливалось красками. И краски  эти  словно бы истекали из  краев самого солнца и дальше шли уже  по всему небу, постепенно, с удалением от солнца, густея и темнея и начиная светиться как бы уже изнутри. И вот солнце приблизилось к краю горизонта и…
               
                Тут  я чуть не вскрикнул от изумления. Я увидел, как солнце сплющилось, как сплющивается капля ртути, упавшая на поверхность предметного стекла. Только что оно было круглым, причем – идеально круглым на мой  взгляд,  а вот сейчас, коснувшись своим  краем горизонта, сплющилось, стало овальным. И сплющилось основательно, ну, опять же на мой взгляд,  чуть ли не на треть своего видимого диаметра.

                Что это было, я не знал и не понимал? Я знал одно - такого не может быть! Такого не бывает!  Это противоречит всем известным законам физики. Но это было. И я сам стал свидетелем происшедшего. То ли это была оптическая иллюзия, то ли еще что, малопонятное для  меня, но я же все это видел. И сейчас продолжаю наблюдать. Так что ж – не верь глазам своим?!  Но как не верить, когда, вот смотрите, солнце на моих глазах продолжает погружаться за горизонт, погружается все глубже, глубже, глубже – и вот уже его нет!

                А на его месте выплеснулся ярко-ярко красный, почти белый конус, от которого небо вокруг него разом вспыхнуло и заколыхалось всеми оттенками красного, желтого и синего цветов, которые начали быстро распространяться по всей этой части неба, перемешиваясь и переливаясь один в другого, как будто затанцевали какой-то зажигательно бурный, цыганский или испанский  танец. Потом танец начал потихонечку затихать, все  успокоилось и небо погасло. Только на западе еще немного отсвечивал краешек неба около горизонта. Потом исчез и он. Все, день закончился. Наступил вечер. Я  тряхнул головой, сгоняя оцепенение.

           В комнате начало быстро  темнеть. Я  громко выдохнул воздух из своей груди,  крякнул, еще раз тряхнул головой, сбрасывая с себя оцепенение от увиденного и вернулся к кровати.  Мой  сосед по кроватям, пожилой монтажник, глянул на меня, усмехнулся и сказал:
           -- Что, проняло? Новичков всегда пронимает. А потом привыкают и начинают уже ничего не замечать.
           -- Да-а, - протянул я, - Невероятно! Скажи мне, кто раньше, про такое – в жизни бы не поверил.

***
                Привыкнуть к таким закатам я так и не смог. Смотрел их практически каждый вечер, если не мешали соседи по комнате, Смотрел, любовался переливом светящихся  на небе  живых красок,  впитывая в себя их неземные  оттенки,   и мне не надоедало.  Как не может надоесть вид стремительно бегущей в русле воды ручья или же пляшущих в костре языков пламени.
            
                И вот только  потом, на  Московской выставке картин  Николая и Святослава Рерихов,  я увидел что-то подобное Байконуровским закатам. Это были картины из Рериховских Гималайских циклов. То же неповторимое  буйство каких-то неземных и словно бы светящихся  изнутри и переливающихся друг в друга  красок, от которых было невозможно отвести глаз.

              Да-а, талантливый художник смотрит по  особому на окружающий нас мир. Он видит то, что не доступно нашему обычному, человеческому  взгляду,  и потому он видит больше, чем дает ему фактура. Талантливый художник видит  глубинную,  я бы сказал,  философскую  сущность вещей, а  не их поверхностную оболочку.  И  он, талантливый художник, проникает в глубину  этой сущности,  раскрывая нам или открывая  нам непознанную  еще  нами красоту  окружающего  нас мира. Непознанную, а потому и непонятую.
 
               В этом и заключается миссия художника на земле.  Причем, проникает художник  в глубины сущности интуитивно,  душой, а не взглядом,  совершенно не задумываясь и не всегда понимая, как он это делает. Потому и краски у него получаются необычные, словно бы светящиеся изнутри.
            

             Как бы то ни было, но с  тех пор,  Николай и Святослав Рерихи являются   моими самыми   любимыми и самыми близкими мне по духу  художниками.

***