В Б Л И З И К А Р Т И Н....
В храме народу было много, оттого и душно, хотя окно было слева от клироса несколько
приоткрыто. А за окном стояла довольно прохладная весенняя пора по времени ранней обедни.
На клиросе стояли певчие - прихожане-женщины, которые в перерыве возгласий священника и прочитывающего молитвы дьякона, выпевали псалмы на два голоса и с подголоском.
Художник Корней Руднев находился в самом конце от царских врат, уже почти у входных дверей,но ему было хорошо видно: и амвон,и клирос, и иконостас... "...миром Господу по-
молимся!" - прослышался возглас протоиерея... и он усердно крестился. Правда,свободного
осенения крестом не получалось, так как было тесновато, впереди стояла молодая женщина
в белом ажурном платке,и что заметил Корней,она приобщалась к напевности псалмов с кли-
роса, и ему казалось, что это участие её,как и ещё некоторых прихожан, создавало чудес-
ную гармонию какой-то благорастворённости в храмовом пространстве.
Но он постоянно, стараясь незаметно,оглядывался назад,оглядывая по возможности вхо-
дную дверь, в которую должна была по договорённости войти знакомая песенница,жившая да-
леко от храма Феодора Тирона. Она была воцерковлённой женщиной, писавшая музыку к неко-
торым религиозным текстам. Некогда удосуживавшаяся приглашения от епархии проехать на
теплоходе по великой сибирской реке к дальним побережным приходам.Её дискантный голосок с её гитарным сопровождением умилительно разнообразили выходы на запланированных стоян-
ках, да и на "зелёных" - вольных.
А встреча в храме была оговорена заранее. И что самое важное - Корней хотел пере-
дать ей свою некогда написанную графическую икону Божией Матери, дабы она на неё сдела-
ла своими умелыми руками незатейливый оклад из зелёной тончайшей вуали с прикреплёнными к ней бисерными шариками. Размер иконки был небольшой,помещённой в деревянную крашеную
рамку. Икона находилась в полиэтиленовом пакете, который Корней всё время держал в ле-
вой руке...
Служба подходила к концу, когда участницы совета прихода прошли между прихожанами,
собирая пожертвования; рука художника,как всегда,опустила в аккуратно обрезанную боль-
шую жестянную банку металлическую десятирублёвую монету, и он не торопясь, по-тихонь-
ку, вышел наружу. Простояв у храма несколько минут, он направился к выходу с храмовой
территории и пошёл домой. В мыслях же он пытался сам себе объяснить причину её непри-
хода.
- "Ну хорошо, пусть она и не подумала меня так подвести, но, видно,что в женщинах
есть некое качество характера,обретающееся в элементарной необязательности, - весь и
сказ!"
Уже дома он развернул ватман и аккуратно вновь водрузил на стену икону.Чуть позже
был звонок: "Корней, ой, извини меня, пожалуйста, у меня дома вышел небольшой казус с
сыном - он,ведь,у меня большой, взрослый,нужен за ним пригляд...
- Ну, да что делать,прощаю, - проговорил он чуть изменившимся голосом.
- Корней, - спохватилась собеседница, - давай встретимся у твоей автобусной оста-
новки.Я подъеду. Давай через три дня в это же время? Хорошо?
- Да, конечно...
Прошло три дня, вновь художник с любовно укрытой иконой, вложенной в тот же пакет,
стоял на остановке заблаговременно по времени...И опять... не дождался...
Он уже не рассуждал о случившемся, не домысливал невстречу, а просто молчал, даже
не пытался говорить сам с собою. Только почему-то вспомнил рассуждения умнейшего кри-
тика давнего - Михаила Бахтина, писавшего о творчестве Достоевского, где отмечал, что писатель любил ради художественной выразительности заставлять своих героев говорить с
самими собой. Даже вспомнился термин Бахтина: солилоквиум!..
...И опять - уже вечером - звонок.
-Корней,милый мой человек,ну,я опять в раздрае, опять - в нами условленное время
случилась семейная тягомотина...
-Да, ну, ладно, Вероника,так уж судьба...
Было много разговора, рассуждений, выявления скрытых причин происшествия, были ка-
кие-то заверения и уверения...
И тут,о, тут,до сознания Корнея Руднева дошло искрой озарения,да,да,озарения!
"Здесь,ведь,ни я ,ни она, абсолютно невинны. Всё дело в том, что образ Пресвятой Богоро-
дицы, изваянный художником - других слов нет, не может быть! - не - же - лал, не хо -
тел покинуть свой дом-обитель даже на кратчайший по времени срок!"
Корней обрадовался нечаянной радостной мысли!
Да он и ранее с внутренней любовью глядел на икону своей работы."Да, я и не писал
её, -это она сама моей рукой водила по акварельному листу; это она помогала мне держать
карандаш в руке и делать штрихи, которые почти (скорее почти!) не требовали доработки.
А глаза, о, глаза!.."
И уже чуть позже двумя-тремя днями ему помни'лось, что если пишется картина всеох-
ватной душой человека, если она даже предвосхищается стечением обстоятельств, то вся
внутренняя прикровенность исполненного не может не быть с творцом. И это нельзя ничем
переиначить.
Возник покой отдохновения,все человеческие слабости во взаимоотношениях оказываются
в простительном плане.И когда он Веронике предложил копию-набросок иконы в натуральных
размерах, то во встрече не было бывших издержек. Вскоре он сам приспособил оклад Веро-
ники на оригинал, и новь оказалась долговременной...
Ноябрьским погожим, даже, казалось, тёплым днём сродный брат на своей машине вёз
Корнея в аэропорт,откуда он готов был лететь на Москву на встречу,оговорённой по теле-
фону с последним отпрыском знаменитого рода Шереметевых - с графом Петром Петровичем...
А до этого было интригующее событие,можно сказать, рельефной случайности.Корней искал
связей с русскими культурными организациями в Европе. Помог близкий знакомый,собрат по
творчеству.Как-то у него в мастерской заговорили о контактах с офисами по вопросам
культурных связей.
-А у меня есть несколько электронных адресов,- заметил в скромном художническом застолье Сергей, -я могу их тебе дать.
- Да,да, конечно, - торопясь,сглатывая даже краткие слова, - проговаривал Корней, - дай, Серёжа,может им что-нибудь напишу.
Попался и адрес официальный графа Петра Петровича в Париже.
Написал.
Он откликнулся.
Корней с дрожью в голосе, говоря с неуклюжими неточностями, всё же довёл до дальнего телефонного голоса свою главную мысль: "может быть, Ваша организация поможет мне поехать
в Париж. Дело в том,что я... нет,что мне,несколько парижан попросило, нет... предложи-
ло создать ассоциацию современных художников по французскому импрессионизму,там, у них,
в Париже, и, мол, мне... то есть вам надо побывать здесь, чтобы открыть офис с официаль-
ным адресом,мне быть его, то есть ассоциации президентом.
А мне, граф Пётр Петрович, уже в письме прислали официальный бланк,оплаченный в сто-
личном депортаменте! Я его почти заполнил, только остался незаполненным почтовый адрес.
Можете Вы помочь?"
С дальней стороны этой переговорной акции не совсем складный поток русской речи воспринимался сибирским художником всеми, как иногда говорят,"фибрами души":
"Я Вас понимаю, месьё,даже, наверно, я Вам помогу. Вот что... Я буду в начале ноября в Москве у себя в квартире по делам культуры, попечительства и прочего... Я Вам даю
свой московский мобильный телефон. Вы, как будете в Москве,сразе же позвоните,и мы дого-
воримся встретиться и решить проблему.Вас эта дата устраивает? (Он назвал дату)".
- Да, конечно,в общем,я еду в Москву и звоню!"
У Корнея, как говорится,"в зобу дыханье спёрло". "Ого! Я сумел поговорить с самим
историческим Шереметевым последнего колена.Да, ведь,он сумел с родителями выехать уда-
чно из большевистской страны! А скорее, его родители уехали,а он родился-то уже во Френ-
ции Ну, да всё равно!
Еду, еду! Но... мне же надо что-то ему привезти в подарок из моих картин! Возьму...
из темы французского импрессионизма, наверное, наверное... а, вот,по Ренуару - "Портрет
Альфонсины Фурнез" Ну и что-то своё из сугубо авторского... Вот лучшую! "Ах, эта кед-
ровая арка!... Она написана в первые годы нового века... Жалко, конечно,мне,но...
пусть будет у него! Решено!"
...Хотя по радио в эти дни в последних известиях "Радио-России" (А Корней всегда
слушал только эту радиостанцию, ибо все остальные были наполнены шумами псевдомузыки
и местечковыми и зарубежными взвизгиваниями - сплошной тарабарщиной...) промелькнуло
сообщение о какой-то забастовке парижских авиадиспетчеров... многие рейсы отменялись,
притом,и на Россию.
Но как бы то ни было самолёт ровно-натужно "пел" своими двигателями,в салоне тихо-
спокойно,лишь время от времени Корней чуть приподнимался с сиденья и поправлял две
связанных картины небольшого размера,но которые всё же свешивались с узкой длинющей
полки.Вскоре это ему надоело,и он, сняв их с полки,устроил у себя на коленях, хотя это
было не совсем удобно рядом сидящему пассажиру, который,слава Богу,дремал.
Самолёт приземлился во Внуково, хотя,ранее,когда художник довольно часто наезжал
на Москву,самолёт из Сибири садился обычно в Домодедово.
Зато здесь он легко добрался до метро. Чуть отдохнув у каких-то киосков,начал он звонить с мобильника на вожделённый номер телефона.Сначала его квартирный привратник
ответил,что граф ещё не прилетел, мол, рейс по непонятным причинам всё откладывается...
Ну,что же, теперь можно и побродить по старой памяти по центру Москвы,хотя было не совсем сподручно таскать в одной руке картины,в другой - удлинённую сумку.Погода была
пасмурной,но чрезвычайно тёплой. Впереди были ровно сутки до обратного вылета домой.
Он заходил в кафе выпить чая с булочками (Господи,как стало здесь баснословно дорого!).
Позвонил домой,разговор был почти дежурный.Посетил попавшийся магазин для художников,
поспрашивал об акварельных карандашах производства Италии, Франции - их не было: пред-
лагали те,что есть и у нас дома.
Прокатился в метро,выходил в центре, прошёл неспеша несколько улиц - всё было до боли знакомо, даже приветливо. Затем были опять звонки на квартиру к графу: то телефон
молчал, то дежурно отвечал о неприбытии самолёта и, естественно,об отсутствии графа.
Вечерело.Центр снующий.Машиновереницы нескончаемы, шум, суета,спешащие люди, ча-
стью - неспешащие.
Уже подумывалось о возвращении в аэропорт Внуково.И верно решил,ибо маршрутки шли
со страшным опазданием. В небольшой очереди одна женщина сильно переживала, боясь
опоздать на свой самолёт. Корнею, по душевному складу пришлось её утешать, занимать
затейливостью в разговоре... Всё же она смогла уехать,правда,чуть ли не со всхлипова-
ваниями.
Своя маршрутка припозднилась (с водителем-гастербайтером из Армении),но самолёт
Корнея отбывал далеко за середину ночи,поэтому у него волнений было меньше,чем у слу-
чайной спутницы... Маршрутка ловко маневрировала при подходах к остановкам, легко
вливалась в потоки машин с остановок.
Сознавалась художником новая мысль, пришедшей ему вдруг в голову. "А ведь,эта не-
встреча не может быть не Проведением! Да, действительно,я пишу всегда новую картину как бы с обновлённой душой.Я будто с ней участвую на равных (на равных ли?!) долях в рабо-
те над творческим изворотом.Возникает самая родственная прикровенность, способствующая
ближайщим путём подтянуться к Истине (так нужно хотя бы думать!).Это благо для выражения
задуманного и даже для случайного возникновения какого-то нового неожиданного нюанса в
работе. Эти наслоения оказываются самыми наивысшими для посильного стремления художника к истинности! Но это же создаёт почти непреодолимую силовую доминанту в не-воз-мож-
сти куда-то деть работу, ну, хотя бы подарить, тем более продать,просто, - не-воз-мож-
но расстаться со своим творением - со своим детищем!
Эта помысленная новь сопровождала Корнея и в полёте, и в долгой автобусной езде в
город, да и после, после.
...Был затем телефонный разговор с графом, он вновь приглашал художника встретиться...
- Ну,граф Пётр Петрович, я далеко не состоятельный художник, чтобы каждый месяц
летать в Москву и обратно из далёкой Сибири, - голос Корнея чуть дрожал.
- А, понимаю, понимаю,может быть, факсом отправите мне документы, а я посмотрю,что
можно для вас сделать...
На этом их взаимосвязи остались всуе.
Нет,но были у Корнея случаи дарения и прикровенных картин, правда, это совершалось
крайне редко. И тогда возникали побуждения, сначала какие-то притихшие,себя открыто не
афишировавшие, - написать наново картину, с которой пришлось расстаться. Это своего ро-
да тоже стремления души сберечь ею в сотовариществе с творческой рукою написанную некогда
картину.
Хотя в этом случае в представлениях художника повтор написания не получал поддержки,
ибо ему думалось, что уже вновь что-то написать лучше - не получится.
Но вот, всё же отдана в хорошие руки картина по Клоду Моне "Поля тюльпанов" Возникло
пронзительное ощущение чего-то потерянного,потерянного главного и неповторимого. У Корнея вся внутренне подготовленная щепетильность к потере, по его мысли, чего -то
сделанного в Недостижимом - сделала своё дело, он с неимоверным рвением воспринял по-
рыв написать повтор.
Написалось...Он с душевным удовлетворением постоянно взором обращался к новой картине: всё казалось мило, уместно, добротно, привлекательно...
Так, таким образом, не пропадает такт души и вкус помышлений в своих творениях
творца.
Прежде всего, факты, связанные с подобием рассказанного, могут быть поверочным тестом на искренность творца в процессе созидания. Душевное не столь близко к земному,
чтобы с лёгкостью вливаться в сферу обычной и обыденной "купли-продажи". Но и без не-
го не состоится оправдание предметов искусства,ведь, в них-то и обыгрывается тайна
вчуствований. Она,только она будет жить в предмете изображённого предельно долго, -
столько,сколько задумано Проведением.
Потому-то тщета Корнея и оказалась тщетой от того, что превозмочь самого себя невозможно, хотя художнический крест судьбы предрешён для каждой судьбы отдельно.
Но, наверно, всегда с пометами в ту,или иную сторону.
Да, Господи,в какую сторону не пойдёшь, везде, особенно в творческом начале,стран-
ным образом метаморфозы Душевного в Земном и обратно живут той долгой жизнью,которая
с древнейших времён искусства являла и являет собой неразгаданное Нечто.
И если Корнею задаваться этой проблемой,а он ею и задавался, осознавая её по времени! То, если он спросит (а он "мыслящий тростник"!) об этом Вселенский мир- "доко-
ле?" То, вне всего материального окружения ответ из далёко далёкого будет - "всегда!"
6.09.2012г.