Несостоявшееся интервью

Елена Андреевна Рындина
Сокращения: К. – корреспондент. Р. – Рындина.


К. – Почему сотрудники пресслужбы УВД Ярославской области помнят инспектора по делам несовершеннолетних, ушедшего в отставку более десяти лет назад, и не просто помнят – рекомендуют областному радио для взятия интервью?

Р. – За последнее я им премного благодарна, поскольку не слишком приятно «заказывать» себя самой для любых современных СМИ. Это грозит либо материальными, либо моральными издержками, которых я не могу и не хочу себе позволить.
     Причин же, по которым сохранился интерес конкретно к моей личности в данный момент, как мне кажется, несколько:
- я много печаталась в нашем «Сыске» по проблемам правонарушений и преступлений несовершеннолетних в то время, когда работала в Ярославском РОВД, откуда и ушла на пенсию;
- я и сейчас тесно сотрудничаю с этим важным для области изданием и поддерживаю самые тесные творческие связи с Евгением Ершовым и Александром Шихановым. Мало того, мои личные контакты с нынешними сотрудниками УВД расширяются – недавно я познакомилась (правда, пока заочно) с представителем отдела по работе с личным составом Еленой Викторовой, которая отбирала мои стихотворные произведения для участия в конкурсе, организуемом МВД России. Согласитесь, это приятно.
- третья же причина объективная, никак от меня не зависящая: 25 апреля мне «стукнет» 55 лет. Возможно, инициаторы данного интервью в такой форме делают мне подарок, который я, повторюсь, с благодарностью принимаю.

К. – Как я понял, Ваше творчество напрямую связано со службой в системе Ярославского УВД?

Р. – Одно уточнение: расцвет моего официального творчества, как принято выражаться, действительно относится к тому периоду, когда я носила погоны капитана милиции. Писать же стихи я начала, как и все пишущие люди, с момента первой влюблённости. И хорошо это помню: в бытность обучения в школе №25 я была влюблена в соседа по парте Вовку Воронина, будущего фотокорреспондента «Городских новостей», а ныне, кажется, издателя Владимира Воронина. Он о моей любви не догадывался, но сослужил очень неплохую службу становлению моей души. Любовь, пусть и безответная, делает человека только лучше. Любовь прошла, а привычка доверять свои мысли листу бумаги осталась. Уже работая в вечерней школе №1, я поступила в Университет рабочих и сельских корреспондентов при газете «Северный рабочий». И по окончании его начала сотрудничать в качестве общественного корреспондента этой газеты с Татьяной Горобченко. Кстати, и на радио я была какое-то время внештатным корреспондентом у Жанны Леонтьевой. То есть мой творческий багаж до прихода в инспекцию по делам несовершеннолетних Фрунзенского РОВД уже имелся в наличии.

К. – И всё же Вы не отрицаете явно прогрессирующей роли для Вашего творчества прихода на службу в такие, далёкие от поэзии, органы. Почему?

Р. – Стартовым капиталом для откровений души могут быть только огромная радость или глубокая боль. Я, наверное, не выдержала бы столь долгого хождения под погонами, если бы не возможность хоть иногда излить своё сострадание к людям, с которыми приходилось сталкиваться по долгу службы, на страницах периодических изданий, начиная с местных газет и журналов и заканчивая единственной тогда «Правдой». И первый творческий конкурс, столкнувший меня с такими известными поэтами как Ирина Баринова и Евгений Гусев, тоже состоялся благодаря сотрудникам УВД. Например, ныне покойной, к сожалению, Ольге Павловне Крыловой. На сцене «пожарки», расположенной на Красной площади, я впервые официально заявила о себе как поэтесса, а Ирина Баринова своим тёплым отношением к моему дебюту заставила поверить в себя и не остановиться на достигнутом. Моё стихотворение «Крик» тогда не только получило приятные для слуха отзывы, но и было напечатано в упомянутом уже «Сыске» и в столичном журнале «Милиция». Основой для тех нервных рифм послужили, конечно, реальные события…

Кричал на меня мальчишка,
И эхом вторила ночь,
И, спьяну, всё было слишком:
«Пошла ты, ментовка, прочь!
Вы – сволочи все и гады,
Легавые и мусора;
Я знаю, вы были б рады,
Когда б я подох вчера».
Вчера его испинали,
Вчера он впервые пил…
Из нервов комок – не из стали,
Ему не хватило сил
Простить алкоголика-батьку
И слёзно-грустную мать.
Не помня себя как звать-то,
Орёт: «Ты не смела рожать!»
Она же, сутуля плечи,
Шептала: «Прости, сынок…»
А взглядом упёрлась в вечность,
И каждый был одинок:
Орущий мальчишка этот
И сникший папаша его,
И та, чья песня пропета,
Не зрящая ничего.
И нож, беспомощно сжатый
В грозящей его руке,
Совсем не пугал. Куда там!
Мы плыли в судьбе-реке:
Мы плот сколотили вместе,
Вокруг – большая вода…
Но что у нас общего, если
Своя любому беда:
Меня его крик измучил
Чуть больше, чем кровь и нож.
Кто сердце наше изучит?!
На что же каждый похож?!
Ну был бы он подполковник –
Ему б я закрыла рот,
Ну был бы он – мой любовник,
Всё было б наоборот;
Ну был бы моим ребёнком! –
Нашла бы в себе вину.
Но этот фальцетик тонкий
Убил во мне тишину!
Его я не обижала,
Детей «не крестили» мы,
Откуда же, словно жало,
Вонзилось чувство вины?
И запоздало-глупо
Явилось желанье помочь,
А звёзды уставились тупо,
И хохотала ночь
Его, сатанинским, смехом,
Споткнувшимся вдруг и враз,
И застыдилось эхо –
Иссяк поток мутных фраз.
Он спал. Синяки лилово
Высвечивали лицо,
И лишним тут было слово –
Искали ноги крыльцо.
Ночь больше не раздражала,
Окутав синькой плечо,
И мыслей я не рожала –
Лишь было душе горячо.
Взгляд в небе искал ответа –
Так будет и ночи, и дни,
И шёпотом, словно спето:
«Спаси нас и сохрани!
Спаси покинутых мною
И тех, к кому я приду,
Дай силы одной собою
Помочь отвести беду,
Дай силы во что-то верить,
По-бабьи не выть, не кричать,
И знать, что люди – не звери,
Любить и детей и мать,
Прощать человеку слабость
И верить в его добро,
И, если не сеять радость,
То не толкать на дно…
В том, Господи, был ты  - не был,
И не за место в раю,
Под синим куполом неба
Я клятву тебе даю!»


К. – Теперь Вы на пенсии. Зримые страдания наших сограждан так непосредственно уже не могут коснуться Вас. И…

Р. – Поняла. Нет стимула к творчеству. К сожалению, это не так. Телевидение регулярно травит души россиян столь ужасными подробностями людских бедствий, что редко кто не взорвётся в возмущении и сострадании. Поэтому моя последняя статья в «Сыске» и носит название «Страдания немолодой россиянки». Естественно, они, эти страдания, прозаические.

К. – А поэзия?

Р. – С ней совсем просто. Моя душа ещё не нашла ответы на все вопросы. Мои два бывших мужа, к счастью, не убили во мне веру в любовь и способность любить, за что я очень неплохо к ним отношусь. Мои трое детей (от 33-х до 18 лет) живут со мной. Моя внучка Настенька поёт, танцует и музицирует в Ростове. Внук Игнатик проявляет свои таланты в непосредственной близости от меня. Разве этого мало для рождения поэтических образов? Тем более, в дополнение к прежним у меня появляются новые друзья, сопереживающие моему творчеству. Например, супруги Кошкины. Мы познакомились с ними в ДК «Энергетик», где под эгидой Заволжского общества инвалидов, проходило чествование супружеских пар, прошагавших «в горе и в радости» не одно десятилетие. Они украсили это мероприятие незабываемыми романсами и шуточными песнями. Мне тоже довелось там выступить. И от Валентины Кошкиной поступило предложение озвучить под гитару некоторые мои произведения. Разве не подарок судьбы? Ведь она чудесно поёт и играет, а значит, у моих рифм появится второе дыхание. И Евгений Гусев не забывает коллегу по милицейской сцене: при громадной загруженности он нашёл время прочесть несколько моих поэтических сборников в черновом варианте и дал им такую оценку, что я могу дышать этим ещё несколько лет, не издаваясь. Особенно он выделил «Романсы одинокой волчицы».

К. – Такое название как-то объяснимо?

Р. – Конечно. «Романсы» возникли в связи с тем, что некоторые мои рифмы рождаются только вместе с мелодией (последнее такое сочетание обнаружилось в «Клинической смерти»).

            Даже если я взорвусь в небеса:
            Поразвеяться- гульнуть с полчаса.
            Ты меня дождися здесь – на Земле,
            Чтобы в очи посмотреть смело мне.
            Ты-то знаешь – сверху всё я пойму,
            Правду-матку, как родню, обниму;
            Коль солгал, очисти душу слезой
            И стерильной ею мысли умой:
            Хуже смерти лютой – жизнь-полуложь,
            Ты неправдой наши чувства не трожь,
            Ты проплачь мне – прокричи всё, как есть,
            Что б пред Господом спасти нашу честь.
            Нет красы милей, чем взгляд без вранья,
            Круче нет тоски, чем бред воронья!
            И, пока я отдыхаю вдали,
            Ты со мною эту боль раздели.

«Одинока» я не из-за отсутствия официального мужа на данный момент, а от частого непонимания окружающими того, что для меня ясно, как «дважды два». Недавний пример. Наш известный общественный деятель Заволжья Нина Александровна Медведчикова (сейчас она трудится в движении «Ярославль 2000) организовала мой творческий вечер на базе библиотеки им.Маяковского. Я сразу окрестила эту встречу про себя и озвучила для окружающих как «Вечер моей памяти». И, к сожалению, очень многим пришлось объяснять, что это как бы анализ-ревизия того, что сохранила моя память из тех реальных событий, которыми была наполнена моя судьба, поскольку всё в моём творчестве автобиографично. Я часто слышала и слышу: «Ты с Луны свалилась?» Если честно, иногда тянет туда «вернуться». Отсюда – «одинокой», отсюда – такие стихотворения: «Как в детстве были все прыгуче-вёртки…»

Как в детстве были все прыгуче-вёртки,
И шоколад любили дети все,
Все собирали фантики-обёртки,
А я …ломала зубы монпасье…
Да и сейчас всё по-другому вижу
И делаю – вообще наоборот:
Пусть кто-то жаждет смерти «от Парижу»,
А он – меня увидит и… умрет!

С «волчицей», наверное, уже и Вы догадались? Если нет, то  разъясняющая рифма у меня имеется: «Песнь волчицы», которая, естественно, входит в сборник.

Как волчица, люблю детей,
Как волчица, я злее волка.
И никто мне мешать не смей! –
Всё равно никакого толка.
Запугать меня не дано
Никому на просторах зримых,
Знают все (и знают давно):
Мне свобода необходима.
Как за это мне мстила Русь;
Но вы правде моей поверьте:
Если жизни я не боюсь –
Как могу я бояться смерти?!..

К. – Стихи, публицистика. На что-то большее пока не замахнулись?

Р. – Замахнулась, но промахнулась. Года три назад написала я книгу о некогда любимом человеке, а сейчас – просто хорошем друге Рэме Юстинове. Остаюсь при своём твёрдом убеждении, что о таких людях, которые, в своё время, были символами современной им эпохи и невольно способствовали прославлению нашего города в масштабах страны, необходимо знать всем и желательно, пока они рядом с нами. В декабре этого года первой в стране общественной киностудии «Юность», которую выпестовал Рэм Александрович, исполнится 50 лет. Это ли не повод для издания книги, названной мною «Жизнь Рэма Юстинова в вопросах, ответах и фотографиях»? Человек он специфический, не всегда удобный в общении, мы далеко не во всём единомышленники, но то, чтобы ярославцы (и особенно юные!) знали о нём, Юстинов заслужил несомненно. Человеку 77 лет. Куда оттягивать? Хотя у нас любят о ершистых людях писать в прошедшем времени. Вероятно, так проще. Кому только? Кстати, черновой вариант книги я передала в мэрию на презентации книги о знаменитых ярославнах, поскольку речь там зашла о том, что и сильную половину жителей нашего города надо бы как-то увековечить в аналогичном издании. Полагаю, что у составителей книги обязательно найдутся слова  и место для освещения в этой знаковой книге судьбы Юстинова. Но мне на заданную тему сигналов оттуда не поступало

К. – Тем не менее, оптимизма Вам в данном вопросе. А у меня последняя на сегодня просьба к Вам: ответьте, с учётом прожитого, что выглядит лично для Вас самым важным в жизни?

Р. – Встречи с людьми, способными на любовь во всех её проявлениях: к родным и близким, к избранной профессии, к природе, к мечте, к первому встречному. Мне на такие встречи везло и везёт. В раннем детстве это была моя бабушка Павла Максимовна Подкованова, уроженка села Кресты. В юности – актриса театра им. Волкова Людмила Васильевна Охотникова. В школе№2, где обучались мои старшие дети, это Елена Васильевна Фимская и Ирина Александровна Василенко, которые до сих пор не изменили нелёгкому и далеко не самому благодарному труду педагогов. В школе№84, которую заканчивает мой младший сын, это и директор Елена Донатовна Юдина, и учительница по истории Елена Александровна Горячева. В историко-родословном обществе г.Ярославля, в которое я попала по причине принадлежности моего младшего ребёнка к знаменитому роду Вахромеевых, трудно не поддаться обаянию нашего «генерала» Юрия Ивановича Аруцева и молчаливого, но незаменимого труженика Александра Геннадьевича Пенкина.
Да всех не перечислить! Правда, как человек достаточно эгоистичный, я прихожу к выводу, что и себя, единственного (в моём случае – единственную) тоже не стоит забывать. Отсюда рифмованный совет для всех слушателей – «Понять себя»:

И не на кого нам пенять -
Не зеркало же бить?
Ведь главное – себя понять
И хорошо б – простить.
И некому жилетку рвать,
Слезами тужа ночь:
Ведь главное – себя понять
И хорошо б – помочь.
И никуда не убежать,
Судьбы оспорив нить…
Но главное – себя понять,
А лучше – полюбить…

К. – Спасибо за исчерпывающие ответы.

Р. – Спасибо за возможность высказать свои мысли в таких серьёзных масштабах.

Капитан милиции в отставке Елена Ивановна Афанасьева. Творческий псевдоним Елена Андреевна Рындина имеет под собой «историческую» основу: Андрей Рындин – мой биологический отец, которого я, будучи незаконнорождённой, никогда не видела. Всё, что сообщили о нём старшие родственники – «убийца». Отсюда стихотворения «Отцу, которого не видела»:

Я не верю, что ты – убийца:
Не могу, понимаешь ты!?
Где мне правды испить-напиться,
Явью сделать свои мечты?
Я не видела и не знала,
По каким ты тропам ходил…
И была на тебя я злая,
А когда-то – ты был мине мил.
Не подвластна я глупой лени,
Только хочется (аж до слёз!)
На отцовские сесть колени
И в лаза посмотреть всерьёз,
Головою седой прижаться
К одряхлевшему, пусть, плечу
И уже вовек не расстаться…
Боже! – глупость, но так хочу.







20 апреля 2007 года.                г. Ярославль.