2.
Размышления Ромеса неожиданно были прерваны появлением молодого человека. Он странно улыбался, разговаривал сам с собой и иногда начинал петь фразу из какой-то песенки, но ни разу так и не допел её. Присутствие Ромеса осознал он не сразу. Минут пять он бессмысленно созерцал новое лицо, и только тогда до него дошло, что перед ним – живой человек.
- Привет, - тогда сказал он. – Славный сегодня денёк! Э, да что я говорю – у нас, кажется, сейчас ночь, а? Значит, славная сегодня ночка! Гуляешь?
- Нет.
- Ну, гуляй, пока жив, а там видно будет. Впрочем, здесь по ночам спят, а не шляются по городу. Значит, ты… – странный парень немного подумал и продолжил: - Ну так и есть, ты – чистильщик! Ведь правда?
При одном взгляде на парня становилось ясно, что отвечать на его вопросы необязательно.
- И я, брат, чистильщик! – он философски хлопнул Ромеса по плечу. – А когда она сказала, что не любит меня, что все наши встречи – просто мимолётное развлечение, я бросил всё и подался в чистильщики. …А зато – живу как захочу! – внезапно строго заявил незнакомец, словно продолжая начатый спор. – И нечего мне возражать! А ей я никогда не прощу. Я – не развлечение. Я к ней – со всей душой, а она… Стой, а ты кто такой? – парень внимательно взглянул на Ромеса. – Человек, друг, брат! Знаешь, быть лучшим из лучших – это не значит быть самым лучшим… А? Ты что-то сказал? Правильно, молчание – золото. Подожди, а что я здесь делаю? Нет, в самом деле! Кто я такой? А ты кто такой? – незнакомец заглянул Ромесу в глаза своими расширенными зрачками, и Ромес понял причину его странного поведения: ну конечно же, этот парень не более чем час назад отведал какую-то наркотическую дрянь. А тот, словно угадав мысли Ромеса, доверительно сообщил:
- Знаешь, лучше всего – илси! Да-да, илси! С ним хорошо, да и потом проблемы не возникают! В чистильщики не берут, если видят следы от инъекций, но они ведь не догадываются посмотреть за мочку уха! Правда-правда! Но одной дозы мало, так ты ещё капни пару капель в глаза, и тогда… Может, у тебя нет? Тогда пойдём со мной, и я дам тебе попробовать. Ты спросил, где я это беру?.. А-а, секрет, не скажу!.. Что со мной?.. – он вдруг опустился возле Ромеса на колени и расплакался.
- Что со мной стало, – бормотал он сквозь слёзы, – о, если б не она! Вся моя жизнь из-за неё теперь… Во что я превратился и до чего ещё докачусь! А она… Нет, если она узнает, то будет смеяться со своими дружками, а ведь я любил её, и это была не шутка! О, если бы кто-то знал!..
Ромес погладил незнакомца по плечу, и тот немного успокоился.
- Не надо, - сказал Ромес. – Если она тебя бросила – гордись тем, что ты не такой, как она. Ты выше и прекраснее душой, чем она. Для неё любовь – шутка, а значит, она недостойна тебя…
Лучше Ромес утешать не умел, но и этого вполне хватило.
- Ты так думаешь? – с надеждой спросил незнакомец.
- Я уверен.
Незнакомец вскочил и прижал Ромеса к груди.
- Ты друг! – воскликнул он. – Ты больше, чем друг! Ты больше, чем брат! Ты просто очень хороший! Почему я тебя не встретил раньше?! Пойдём со мной, друг мой и брат, и ты расскажешь мне о себе, а я расскажу тебе про свою жизнь! У чистильщиков нет друзей, это – низшая каста, но ты – ты друг, друг, самый лучший друг!.. – и незнакомец потащил Ромеса за собой.
«Бедняжка, - подумал Ромес. – Интересно, как он воспримет моё присутствие, когда весь этот мерзкий илси из него выйдет? Но кажется, это хороший человек, которому здесь можно доверять, если он не окончательно зациклился на той, которая его бросила».
Дорогу домой чистильщик ещё помнил. Он гостеприимно пропустил вперёд Ромеса и предложил сесть на довольно невзрачный диван. Тут и выяснилось, что хозяин маленького, как и у Ромеса, домика носит гордое имя Тааар, но друг и брат может звать его просто Тааром. Не задав ни одного вопроса, Ромес узнал, что Таар раньше жил в другом городе и любил какую-то девушку, хотел жениться, а она просто смеялась над ним вместе с другим. Сначала Таар ничего не знал, но потом, когда всё открылось, он бежал из города, и вот теперь он здесь. Чтоб жить, он вынужден работать чистильщиком, а чтоб забыть ту, которая ему изменила, он начал пробовать илси, и теперь не может, да и не хочет отвыкать. Правда, после приёма очередной дозы бывшая любимая занимает все мысли, но это всё уже другое. В общем, довольно банальная история.
Пока Таар что-то бормотал себе под нос насчёт несправедливостей жизни, Ромес нашёл аптечку, а в ней – шприц и нейтрализаторы. Это было просто великолепно. Видно, Таар ими пользовался иногда, чтоб иметь возможность выйти на работу. Один нейтрализатор Ромес закапал Тару в глаза, другой ввёл под кожу, так что уже через двадцать минут Таар был в норме. Правда, его чуть не стошнило, однако он быстро овладел собой. Несомненно, в голове его пока был туман, но всё-таки он смутно помнил, что Ромес привёл его домой и что он – друг.
- Как тебя звать? Если ты и говорил, то я всё равно ничего не помню, ты уж извини.
- Меня зовут Ромес.
- Ромес? Ром значит… Ромчик-братчик… Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо! И бутылка рома!.. Так, кажется? Нет, я не хотел тебя обидеть!
- Я не обиделся.
- Что ж, хорошо. Сейчас сколько? Ого, давно за полночь перевалило! Так можно и не успеть. Пойдём-ка посмотрим, что там на улице творится. А, ну так и есть! – воскликнул Таар, выглянув за дверь.
Ромес тоже подошёл.
Город уже не сиял, а точнее – не сияли стены – городская и королевская, а также не сияли тротуары. На них лежало что-то, похожее на расплавленное чёрное стекло.
- Чёрный лёд, - со вздохом сказал Таар. – Наше проклятие и наш хлеб. Сейчас и не думай сунуться куда-то из дома: без ног останешься. А вот когда чёрный лёд перестанет расти, тогда живо на работу – к рассвету всё надо успеть закончить. Ну, если хочешь, можешь весь день возиться, но я не советую: мало платить будут, да и люди… И чем им профессия чистильщика не нравится? Мы для них – пыль у ног. А без нас – никуда, уж поверь. Город зарастёт чёрным льдом и погибнет. Если тебе кто-то скажет, что быть чистильщиком позорно, плюнь ему в лицо.
- Да разве ж я против чистильщиков? – возразил Ромес. – Сам такой.
- Ну и правильно. Кстати, где твой участок?
Ромес объяснил.
- А, так мы соседи! Очень хорошо. Вот через часик и на работу пора. Ты сначала тротуар чисть. А стены на потом оставь, когда светло станет. И, прошу от всего сердца, на внешней стене будь осторожен, не смотри вниз и не думай о том, что там внизу, ладно? Обещаешь?
- Обещаю.
- Ром, ведь ты не с Миррора, верно?
- Да.
- Хорошо тебе. Вероятно, ты хорошо знаешь синт, на котором мы говорим.
- Это мой родной язык.
- Повезло тебе ещё, что ты попал именно во дворец короля.
- Почему?
- В этом месте говорят только на синте – правило приличия, видишь ли. А в других городах… Ты б там ни слова не понял. Знаешь, какой у нас язык?.
- Знаю. У меня… был друг, который посещал Миррор. Он знал ваш язык и учил меня.
- Был друг?
- Он умер.
- Извини.
- Ничего. …А ты покажешь мне, как надо работать? А то мне только на словах в общих чертах объяснили.
- Покажу, конечно!
Спустя три часа работа была в самом разгаре. Ромес пытался вникнуть в устройство плоской широкой металлической коробки на четырёх крошечных колёсиках, с длинной ручкой, доходящей Ромесу до пояса. За неё нужно было держаться двумя руками и медленно катить коробку на колёсиках по чёрному льду. Коробка делала неизвестно что, принцип действия Таар объяснить затруднялся, но лёд трескался и разваливался на куски.
На работу вышли и другие чистильщики. Учитывая внешний вид и размеры коробок с ручками, в той же степени смахивающих на старую модель управляемой человеком газонокосилки, как и блейзос вьелсов – на ручной отбойный молоток, чистильщики выглядели довольно нелепо, напоминая молодых здоровых горилл, вышедших на прогулку с миниатюрными детскими колясками. Чистильщики работали честно и добросовестно каждый на своём участке. Разумеется, это было не то, что долбить файролит, однако и тут попотеть пришлось немало. Главное было – вести эту «машинку» точно по прямой, тогда как она постоянно норовила заехать куда-то в сторону и тогда царапала по какой-то неопределённой причине тротуар. Когда Ромес закончил чистить этот самый тротуар, им овладело тихое бешенство. Судя по выражению лица Таара, с которым Ромес встречался, доходя до границы своего участка, Таар тоже готов был швырнуть свою «машинку» о стену и долго топтать её ногами.
К тому времени, когда на улице появились первые прохожие, Ромес успел сколоть чёрный лёд везде. Работать на стенах оказалось совсем не страшно: страховочный канат, прикреплённый к крепким кольцам на самих стенах, вселял уверенность. Ромесу даже было интересно смотреть, как с головокружительной высоты вниз падают куски чёрного льда, отколотые с городской стены. «Машинка» крепилась к поясу чистильщика прочной цепочкой на специальном поясе.
Наконец осталось собрать осколки чёрного льда на улице и впихнуть их в бытовой аннигилятор. Чистильщики для этой цели использовали палку с веерообразно расположенными на одном конце длинными зубцами, похожую на веерные грабли для сгребания листьев. Ромес с этими граблями в руках невольно сравнил себя с представителем полузабытой профессии дворника.
Он неторопливо сгребал лёд к белому квадратному ящику аннигилятора, и прохожие вынуждены были обходить его. Один из них, сердитый и озабоченный, куда-то спешил и случайно налетел на Ромеса. Нормальный человек извинился бы и тут же обо всём забыл, но не тут-то было! Этот остановился и принялся на все лады промывать Ромесу мозги. Ромес, опершись на грабли, заинтересованно слушал. Никогда ничего подобного раньше ему слышать не приходилось: он и не подозревал, что человеческий разум способен создавать такие слова, образы и выражения. Но мало того, что Ромес услышал необычные словоизлияния – он ещё узнал мнение насчёт себя и всех остальных чистильщиков на свете вообще. Вокруг собрались прохожие, глазея то на Ромеса, то на сердитого типа, причём их симпатии были явно на стороне последнего.
Когда в словесный поток говорившего, а точнее – оравшего, появилась возможность вставить словечко, Ромес одарил оппонента глубоким и ясным загадочным взглядом и негромко попросил:
- Заткнись, а?
Воцарилось гробовое молчание.
- Что ты сказал? – не веря ушам своим, прошипел сердитый тип.
Ромес пожал плечами и улыбнулся, но не растерянно, как можно было ожидать, а торжествующе. И в ответ услышал:
- Ладно же, я тебя запомню! – с этими словами сердитая личность скрылась в толпе. Люди быстро начали расходиться.
Ромес закончил работу и ещё успел помочь Тару.
- Ну ты и влип, братец, - сообщил Таар, когда они сгребали к аннигилятору чёрный лёд на участке Таара. – Надо было тебе просто промолчать.
- Ну да, - насмешливо ответил Ромес. – До меня, видно, все молчали – для несчастного типчика мои слова были подобны внезапному удару кирпичом по голове.
- Он натолкнулся на тебя – это плохо, рассердился на тебя – это ещё хуже, а ты ответил ему – это равносильно тому, что ты своей рукой подписал себе смертный приговор. В городе короля живут только слуги короля, и больше здесь нет никого. Если бы ты был чистильщиком в другом городе, ты мог бы отвечать прохожим сколько душе угодно, но поскольку ты в городе короля, молчи. Пусть делают что хотят, пусть оскорбляют тебя – ты молчи. Ты презираем всеми, ты стоишь на низшей ступени, ты принадлежишь к низшей касте и ты не имеешь права отвечать на оскорбления тем, кто стоит выше тебя хотя бы на одну ступень. Чистильщики не относятся к свите короля – они ниже, чем самый последний садовник, и даже этому садовнику они не должны отвечать. Таковы законы общества. Ладно, ответил бы садовнику, телохранителю короля наконец! Но ты теперь обречён: тот человек не был ни садовником, ни даже телохранителем. Это был Сеон – первый приближённый короля, королевский фаворит!
- Всего лишь фаворит? – беспечно отозвался Ромес.
Таар подавился от изумления и возмущения и замолчал.
Закончив работу и отнеся инструменты на место, Ромес и Таар отправились в спецстоловую для чистильщиков, где сели за отдельный столик, на котором стоял пластмассовый стаканчик с салфетками. За соседними столиками сидели другие чистильщики и чинно и неторопливо ели. Таар прошёлся по меню, и они с Ромесом отлично подкрепились великолепным супом янтарного цвета, потрясающим вторым блюдом невыясненного состава, обозначенным в меню длинным непроизносимым словом, ананасовым пломбиром и чашечкой горячего шоколада.
- В последний раз я так хорошо только дома ел, – откидываясь на спинку стула и блаженно улыбаясь, сказал Ромес. – В тюрьме, откровенно говоря, мы питались фигнёй, а как вьелсов кормили – лучше не вспоминать.
- Ты был в тюрьме? Был вьелсом? – заинтересовался Таар. – Расскажи!
Не тратя лишних слов, Ромес кратко описал свою прежнюю жизнь, причём Таар поверил далеко не всему, хотя всё от первого до последнего слова было чистейшей правдой. Про ссору с главным Ромес упомянул вскользь. Про Дар богов вообще не стал распространяться, сказав, что до своего прихода в сознание на борту спасательного крейсера ничего не помнит.
- Мне б твои приключения! – завистливо вздохнул Таар. – Я бы все свои душевные переживания забыл!
- Да ну, это не самая привлекательная судьба во Вселенной, - отмахнулся Ромес.
За трапезу они ничего не заплатили: Таар объяснил, что из заработной платы вычитается определённая сумма, и беспокоиться на этот счёт не надо. Сердечно распрощавшись, Ромес и Таар разошлись по своим домам.
Дома Ромес с наслаждением принял душ, постирал свои нехитрые пожитки и завалился спать на уютный диван.
Он проснулся только вечером, когда в полупрозрачную голубую комнату начали вливаться задумчивые сумерки. Ромесу приятно было думать о том, что он может видеть смену дня и ночи, что никто рано на проорёт на ухо: «Подъём!», что уже никогда не прижмётся к груди ручка блейзоса и что отсюда можно улететь сразу, как только накопится достаточная сумма… Впрочем, пока никуда улетать Ромес не собирался.
Проснулся Таар, и они пошли ужинать, а потом посидели у него дома. Таар был мрачен: теперь он твёрдо решил завязать с илси. Однако это оказалось слишком тяжело, и тогда Ромес показал Таару, после чего одно упоминание илси стало вызывать у бедного парня тошноту.
И опять они работали, начав ночью, а закончив днём. Любимец короля Сеон не появлялся, и лишь проходившие мимо люди бросали на Ромеса странные любопытно-презрительные взгляды, но Ромеса это волновало ровно столько же, настолько стул волновало то, чей зад на него опустится. После Работы Ромес и Таар пошли в столовую, поели и разбрелись по домам.
И потекли ничем не выдающиеся дни, однообразные, как шум ливня в осенний вечер. И Ромес загрустил. Конечно, город был великолепен, на него никогда не надоедало смотреть, да и Таар был очень хорошим, но… Всё-таки чего-то тут не хватало. Может быть, шума ветра в кронах деревьев, верных собак, гордых волков, ласковых кошек?.. Возможно; но Ромес точно и сам не знал, чего хотел.
Однажды утром, сгребая к аннигилятору чёрный лёд, Ромес случайно поднял голову и на королевской стене увидел маленького мальчика с печальным и необычайно серьёзным взглядом. Раз ребёнок там находится, решил Ромес, значит, так надо этому ребёнку. Но почему он такой грустный? Ромес пристальным пронизывающим взглядом посмотрел в глаза мальчика и улыбнулся ему. Ребёнок долго и внимательно глядел на него, затем медленно повернулся и, часто оглядываясь, начал спускаться по лестнице, которая Ромесу не была видна с его стороны.
Таару про этого странного мальчика Ромес не сказал ничего.
На следующее утро ребёнок опять был на стене. На этот раз Ромес не только ему улыбнулся, но и к тому же помахал рукой. После этого знака внимания мальчик, как и в прошлый раз, повернулся и спустился со стены, оглядываясь на Ромеса и по-прежнему сохраняя на лице печаль.
Так они переглядывались несколько дней; мальчик приходил на стену всё чаще и в разное время и, следовательно, заставал Ромеса на разных стадиях работы.
Ромес дома отбил небольшой кусок от того чёрного камня, который, по свидетельству Варёного Крокодила, был его единственным имуществом, и стащенным в столовой ножом с алмазным лезвием выпилил из этого куска изящную маленькую фигурку кошки.
Утром мальчик пришёл уже тогда, когда Ромес освобождал королевскую стену от чёрного льда. Ромес улыбнулся ребёнку, вынул из кармана чёрную кошечку и протянул её мальчику. А тот широко открытыми от удивления глазами посмотрел сначала на кошку, потом на Ромеса и снова на кошку.
- Возьми, - сказал Ромес. – Это тебе. Не бойся, это подарок.
Ребёнок осторожно, как величайшее сокровище, взял каменную фигурку и доверчиво взглянул на Ромеса. В его глазах дрожали слёзы. Мальчик был бледен и худ и выглядел больным, однако очень даже хорошо, если не сказать – шикарно, - одет. Зажав кошечку в кулаке, мальчик со всех ног бросился вниз по лестнице, находящейся вне поля зрения Ромеса, и когда он на миг оглянулся, Ромес увидел на его лице растерянно-благодарную улыбку. Ромес усмехнулся сам себе и рьяно взялся за работу.
Несколько дней мальчик не появлялся на стене, так что Ромес даже начал беспокоиться. Но примерно через неделю ребёнок уже ждал его на обычном месте, хотя выглядел как-то вяло.
- Ну, привет, - сказал Ромес, ведя «машинкой» по чёрному льду. – Где ты было, моё несчастное существо?
Мальчик тяжело вздохнул, посмотрел куда-то в сторону и тихо ответил, похоже, очень смущаясь:
- Я болел, и меня не пускали гулять.
- А мы с тобой так и не познакомились. Как тебя зовут?
- Кицарро. Но ты зови меня просто Кир.
- Хорошо, Кир.
- А кто ты?
- Ром.
- Ром… Ты добрый, Ром, ты очень-очень добрый… Ты чистильщик, правда?
- В общем, да.
- А мне все говорят, что чистильщики – плохие люди и у них дурная кровь.
- Дурная кровь? – переспросил Ромес.
- Это если у них низкое происхождение, - объяснил Кир. – Я ничего не понял, но мне так папка говорил. Но ты ведь, хотя и чистильщик, всё равно хороший, и это очень красиво, наверное. Я знаю, что чистильщики могут смотреть вниз с городской стены. А это же страшно! Мне очень хотелось бы немножко побыть чистильщиком. Чистильщики – герои, и, по-моему, у них самая лучшая на свете кровь, а самая плохая – у моего папки. Когда я вырасту, я не займу его место, хотя он говорит, что это предопределено. Назло всем я стану чистильщиком.
- Ты не любишь своего папу?
- А разве можно его любить? Вообще-то… Может быть, я и люблю его, но только немножко.
- Но почему?
- У него почти никогда нет на меня времени, а когда есть, он учит меня тому, что должен знать хорошо воспитанный человек. А я не хочу быть хорошо воспитанным человеком! Я хочу быть чистильщиком! И тогда уже никто не посмеет обидеть меня!
- Но кто ж тебя обижает?
- Старшие братья и сёстры. Все они злые, жестокие, они не любят меня, потому что, как говорит папка, я – избранник судьбы. Братьев и сестёр против меня настраивает человек, которого я ненавижу и боюсь. Ему и папка верит. Но только в одном он не согласен с этим человеком: он не слушает, когда тот говорит про меня плохое. А он лжёт! Я не сделал ничего из того, про что он наврал.
- Кто этот человек?
- Сеон. Только тётка Рифана – доброе существо, единственное доброе существо во всей семье. Она – сестра папки и намного старше его. Папка её уважает и боится. Только она уже старенькая стала и не может защитить меня… Она ухаживает за мной, когда я болею.
- И часто ты болеешь?
- Да, часто. Мне не разрешают играть с другими детьми, а с моими сёстрами и братьями разве поиграешь? Ни от кого я не видел добра, и только ты подарил мне кошечку. Этот подарок – первый в моей жизни. Представляешь, кем ты для меня стал?
Ромес отлично представлял. Тут Кира кто-то позвал, и мальчик торопливо спустился со стены, шепнув на прощание:
- Нельзя, чтоб видели нас вместе.