Как-то в погожий летний день пригласил меня знакомый товарищ на мероприятие по поводу выдачи замуж своей единственной дочери. Семья его была небольшой, жена, дочь на выданье и младше ее два сына.
Мы были с ним знакомы еще с давних студенческих лет, но отношения в большей мере у нас пришлись на последнее время.
Раза два он был у меня дома. Ну, и я у него примерно столько же раз.
Но близких дружественных отношений меж нами все же не сложилось. Наверное, здесь скорей свою роль сыграло у обоих возрастное препятствие, когда не время приобретать друзей. Тем более, когда нет, какой либо предыстории отношений, прерванных какими-то непредвиденными обстоятельствами. А в условиях такого мегаполиса, как Москва, вообще сложно нести узы дружбы, не говоря об установлении новых.
Поэтому, порой приходится их имеющегося небольшого наличия условных друзей выбирать того, кого ты можешь допустить на свое торжество.
И он, видимо, исходя из этой простой логики, пригласил меня на столь важное событие своей семьи.
Товарищ мой, как и свойственно многим братьям ингушам, в разговоре и в суждениях был категоричен и резок, безапелляционен, особенно в вопросах взаимоотношений между двумя кровно родственными вайнахскими народами. Он сетовал на то, что в советское время они (ингуши) подвергались притеснениям, ущемлялись, не имели возможности проявить себя. Что в годы развала страны в Грозном указали «Ивану в Рязань», «ингушам в Назрань». Но мои доводы о том, что в те времена во главе республики Председателем Президиума Верховного Совета, вторым секретарем обкома партии, когда об этом чеченцы и мечтать не могли, были представители его народа, а на холодильных, торгово- плодоовощных, водочных, мясных базах, почти на многих «теплых» должностях в качестве заведующих были тоже они, он не желал слышать.
Что идиотский лозунг о Рязани и Назрани выдумали отдельные безмозглые людишки, что к этому сам чеченский народ никакого отношения не имеет. Но мои оправдания лишь только раззадоривали его. Иногда мы с ним спорили долго, до хрипоты, но, в конце концов, у обоих хватало благоразумия расставаться после эти баталий в нормальных отношениях. Хотя мне в нем все это не нравилось, тем более этот момент создавал между нами некоторую дистанцию и не способствовал нашему сближению.
Но, несмотря на это, я пропускал мимо неудобные грани его характера и как-то пытался с ним ладить и продолжал поддерживать контакты. Мы оба находились в степенном возрасте, и разбегаться из-за торопливости в суждениях и непонимания было неразумно и даже глупо.
Внешне он был похож на горного коршуна, черноглазый, худощавый, жилистый, выше среднего роста, но самое приметное в нем были его черные с проседью, по форме, как одежная щетка, густые, пышные усы, точь в точь как у бывшего президента Ингушетии героя Советского Союза Руслана Аушева.
И когда он показывался, то первое, что еще издали, бросалось в глаза, та самая черная одежная щетка усов почти на пол-лица.
Может быть, в какой-то мере он хотел быть похожим на национального героя.
Итак, я одеваюсь и иду пешим ходом на мероприятие, благо живет товарищ неподалеку от моего дома, рядом с метро Алексеевская. Поднимаюсь на этаж, не помню, то ли пятый, то ли шестой, где находится квартира. Створки лифта открылись, вижу, двери квартиры распахнуты настежь, слышны оживленные голоса людей, незнакомых мне.
Но по внешнему виду их понимаю, что это все участники свадьбы.
Невесту уже увезли, и я понял, что пришел уже к свершившемуся факту, значит опоздал. Видимо, сильно торопились со стороны жениха, а может я медлил.
Друзья, родственники набились в комнатах, все раздельно, женщины и мужчины.
Меня ведут в зал, за большим длинным столом человек десять, меня усаживают во главе. Получилось так, что я самый старший и роль почетного тамады сразу же автоматически переходит ко мне. Ко всему, вижу, что я единственный чеченец на этом торжестве.
На столе черная и красная икра, мясо вареное, разные блюда, салаты, водка, коньяк, прохладительные напитки, фрукты и на десерт торт. В общем, стол упакован в соответствии евростандарта с кавказским уклоном.
Знакомлюсь, всматриваюсь в лица, спрашиваю у присутствующих, как и принято по обычаю, несколько слов о здоровье родных и близких. Они у меня тоже самое.
Благодарю за внимание и уважение. Меня просят сказать слово. Хоть я тамада, но мне, так же как и другим, кто-то постарше в комнате, выражая свое уважение, хочет его персонально предоставить.
Вкратце выражаю свои добрые пожелания и стоя, опрокинув свою стопочку и выдохнув тяжесть градусов водочной крепости, молча, присаживаюсь на свое место.
Неторопливо закусываю, мельком смотрю на своего товарища. Он сидит напротив меня.
Печален и грустен его вид, а блеск его черных, чуть увлажненных глаз, выдает глубоко скрытую печаль и думы. Вижу по лицу, что он очень напряжен и сильно переживает, хотя и пытается как-то скрыть свое состояние.
Я вспомнил собственное самочувствие годичной давности, мне пришлось проводить свою дочь из дому, когда ей было всего около семнадцати лет. И что я пережил, и чего мне стоило не выдать себя, не сорваться в этот тяжелый день, не пасть лицом перед людьми, не опозориться, выдав слезу.
И только, после завершения всей процедуры, когда все разошлись, и я остался один, дал волю наплыву обуревавших меня чувств.
Я все это внезапно вспомнил, оно встало перед глазами, и острота ощущений и чувств, связанные с событием моего дома, пробудили во мне невыносимую жалость к товарищу.
В моей голове висела та картина , и я под впечатлением нахлынувшего воспоминания стал терять спокойствие. Мне хотелось утешить его, сказать несколько ободряющих, трогательных и верных слов.
Но судя по тому, что явилось результатом моей попытки, можно сказать, что я только подлил масла в огонь, как говорится, сам того не желая, перегнул палку.
Стоя с очередным бокалом в руке, я тихим голосом произнес скорбные слова:
«Мой друг! Ты сегодня находишься в положении человека, который впервые закроет внешнюю дверь своей квартиры без одного члена семьи.
Самого незащищенного, самого нежного, самого уязвимого...
Перед тобой стоит очень тяжелое испытание. Я знаю твое состояние, так как сам все это пережил. Дай Аллах тебе сил вынести эту ношу! »
Мой голос немного задрожал. Я посмотрел в его лицо и увидел, как сжались скулы на лице и задвигались желваки, как нервно, еле заметно задергались ресницы черных, как кузбасский уголь, глаз. Он отвел взгляд в сторону и слегка опустил голову.
Я продолжил. «Ты сегодня остаешься один.
Женить сына - это большая радость и веселье. И очень легко. Здесь ты приобретаешь.
Но выдать дочь, хотя это тоже радость, но печальная радость…, и все же это- потеря и разорение,больше похожее на похороны.
Твоя семья уменьшилась на одного человека.
А это ужасно... !»
Когда я бросил взгляд на лицо товарища вновь, заметил, что оно побледнело, а на глазах уже навернулись слезы. Они заблестели и вот-вот готовы были брызнуть.
Я остановился, боясь позора товарища и уже можно сказать, надумал сворачивать тост. Но потом, подумав секунду, чтобы речь прозвучала более полно, не обрываясь на полпути и надеясь, что мой товарищ все-таки справится с обуревавшими его чувствами, решил досказать мысль до конца.
«Дай Аллах, чтобы у нее сложилось счастье в новой семье. Я знаю, что у тебя в душе творится. Ты очень тяжело это переживаешь... Единственная дочь.
Но самое тяжелое испытание тебя ждет завтра утром, когда увидишь ее пустую комнату! И когда на свой зов не услышишь ее легких шагов и ее голоса….!
Она больше не войдет в твою комнату и как раньше не подаст тебе чашку кофе.
И пустота упадет на твои плечи, сердце твое обольется кровью и черное покрывало тоски и одиночества накроет тебя….»
И когда я уже подошел к завершению тоста, я взглянул и увидел … о Аллах!
По недвижному, как немая маска, лицу моего товарища, словно слюдяные градины, скатывались слезы и, скапливались на щетке усов, которая как гидроплотина, перегородила им движение дальше.
Он совсем низко опустил голову и, закрыв ладонью глаза, беззвучно затрясся всем телом.
Я пожалел о своем тосте и о том, что не сумел остановиться вовремя.
Все сидящие за столом отвернулись, не в силах видеть слез убитого горем отца.
Мне пришлось спешно находить завершающие слова о том, что жизнь тем и интересна, что дети вырастают, что они дарят нам радость, что будут внуки, похожие на нас и наше продолжение в них - это наше счастье.
Что это биологически естественные законы природы.
И каждому отцу это предстоит. И так далее….
Мои слова понемногу привели моего товарища в чувство.
Вконец он пришел в себя и спустя некоторое время, даже начал подшучивать.
Посчитав свою миссию исполненной, я решил идти домой. Но я уходил из этой квартиры расстроенным и растерянным, разбитым и опечаленным и сожалел, что невольно сделал своему товарищу больно.
И уже на улице, незаметно для себя, почувствовал, как ноги мои стали ватными, холодный пот пробирал тело, а по лицу незаметно, предательски, словно наказание за мою речь, скатились горячие слюдяные градины и застряли уже на моих усах.
Но это были слезы не его -о своем, а мои - о моём.
К счастью, никто этого не увидел…