****
Так прошел месяц. Дело моё подходило к завершению. На очередной встрече со следователем он объявил мне, что через месяц моё уголовное дело переходит в компетенцию суда, и значит, в ближайшее время состоится суд.
С утра заступила самая идиотская смена с ДПНСи (дежурный помощник следственного изолятора) Петровичем. Обычно в дни, когда дежурит Петрович, жизнь в камере умирает, потому что за каждую провинность в камере могут устроить «бега», с обязательным присутствием тюремного спецназа.
Как назло, один из недавно попавших в камеру, проходя мимо двери, нечаянно выронил из кармана колоду самодельных карт, а в это время в глазок смотрел надзиратель. Он молча закрыл глазок с обратной стороны, прошел два метра, нажал кнопку, которая давала сигнал спецназу на то, что произошла внештатная ситуация.
Камера ничего, не подозревая, продолжала жить своей жизнью. Кто-то пил чай, кто-то играл в нарды. Вдруг кто-то услышал бряцанье щитов. В камере затихли. Этот звук обозначал одно: где-то рядом спецназ принимает боевое построение. Буквально через 30 секунд двери резко распахнулись и в камеру ворвалось человек шесть во всем снаряжении, с дубинами и с собаками на поводках.
Всех начали выгонять в коридор. Мне повезло, что я был недалеко от двери. Учитывая печальный опыт своего первого знакомства с буцкомандой, я сразу же рванул к выходу. Из камеры я выскочил в первой пятерке. Нас поставили лицом к стенке, ожидая следующей партии. Стоявший возле меня парень, шепотом произнес:
-«Вот невезуха, это мои уже пятые бега здесь».
Мне удалось незаметно для спецназовцев посмотреть вглубь коридора. Длинный коридор, метров семьдесят. По обе стороны коридора в шахматном порядке проставлены бойцы. Я слабо представлял, для чего. Через десять минут мне станет все понятно. Когда орава в шестьдесят человек с безумными глазами, сзади подгоняемые собаками, рванется по коридору, то эти бойцы будут лупить с обеих рук дубинами пробегающих мимо.
Первые метров двадцать я пробежал с краю и быстро понял, что надо уходить вглубь толпы, иначе за одни такие бега я потеряю все здоровье. К концу коридора мне удалось залезть в середину этого бегущего стада. Это было не легко, так как каждый из шестидесяти занимался тем же, что и я, то бишь искали середину. По своей наивности я думал, что конец коридора это финиш.
Оказалось - только первый этап. Резиновыми дубинами нам указали вектор направления на лестницу, ведущую на второй этаж. Это было уже форменное издевательство. Вся лестница была залита водой. Делалось это специально для того, чтобы придать сложности для прохождения этой трассы. Человек десять рухнуло на мокрых виражах железной лестницы. Рёбра извините, не по нашей воле экстрим.
Второй этаж- повторение первого этапа: семьдесят метров коридор, еще одна мокрая лестница, первый этаж и команда одного из бойцов:-
«Суки, времени вам - минута. Отдышались и тем же Макаром назад в камеру. Бежать толпой, не растягиваться. Кто отстанет, для всех будет повтор»
Три человека отстало уже возле нашей родной камеры, буквально метров за десять. Но так как бойцы сами запыхались – решили нас пожалеть. Просто спустили вдогонку овчарок. Когда захлопнулась дверь, минут пять шла общая отдышка. Потом каждый начал оценивать результаты забега, которые сказались на физическом состоянии. От наколов костей до переломов ребер. Синяки, рассечения, ушибы- это считалось, что легко отделался.
Я как раз попал под категорию легко отделавшихся. Конечно же, меньше всех пострадал Лёта. Больше всех досталось тем, для кого эти бега были первыми. Аббату рассекли голову. Я в первый раз в жизни увидел, что такое тюремная медицина. Рассечение было довольно- таки глубокое. По хорошему -надо бы зашивать. Все стали искать обычные тетради. Я молча сидел и смотрел. Листы они, что ли будут к голове прикладывать, думал я. Но все гениальное, оказалось, как обычно, простым.
Из нашедшихся в камере пяти тетрадок были извлечены скрепки, которыми сшивались листы. Эти скрепки прокалили на зажигалке и стянули рану, как скобами. Через пять дней рана благополучно затянется.
Еще для меня стало открытием, что когда отбивают внутренние органы – начинается внутреннее кровотечение. Не это поразило, конечно, меня, а рецепт тюремного лекарства. На пять литров воды капают ровно пятьдесят капель зеленки и пьют этот раствор. Все дружно верили, что этот раствор прижигает кровотечение внутри организма.
На 26 апреля был назначен первый суд. Впервые за 4 месяца у меня была возможность увидеть родителей, Да и вообще, хоть в наручниках, но вырваться за пределы тюрьмы.
В тот год, лето пришло без предупреждения, по тюремному быстро и жестко. Прохладные плюс 15 в течение недели превратились в 43 на солнце. Тюрьма- каменный мешок, царство бетона и железа. Камера, в которой я дожидался суда , была угловая.В летний период это был большой минус для находившихся в камере подследственных. Солнце вставало и до полудня разогревало одну стену камеры.
После полудня благополучно грелась вторая сторона. Час пика духоты приходился с 8 до 12 вечера. В это время все тепло, которое впитали тюремные стены, под воздействием внешней вечерней прохлады начинало окутывать камеру. Это была настоящая сауна.
Кислорода не хватало по определению, из-за перенаселенности, табачного дыма и углекислого газа, так щедро выдыхаемого местными жителями. Плюс ко всем вышеперечисленым факторам добавилась духота. Все в камере с момента начала жары отсырело буквально за сутки. Спички не зажигались, так как для осуществления элементарной химической реакции не хватало одного из важных компонентов - кислорода.
Через неделю народ в камере обезумел. Каждое утро у меня начиналось с одного и того же ритуала. Как только начинало рассветать, я садился возле кормушки и ждал чуда. Так как камера была последней на этаже, я мог видеть горизонт в торцевое окно коридора.
Почему-то мне часто казалось, что, наконец, небо заполняется долгожданными дождевыми тучами. Но это была всего лишь иллюзия, мираж, переход ночи к рассвету. Когда выходило солнце, становилось грустно - небо было ясное и чистое..
Впоследствие долгие годы тучи на небе ассоциативно будут у меня вызывать тихую радость
В камеру пришла вторая волна дизентерии. Опять все заново, только все в квадрате. Люди передвигались по камере, как зомби. Все движения и поступки на уровне рефлексов и инстинктов. Встал, поел, и опять... Кто присел, а кто прилёг на нару, в зависимости от камерного статуса.В камере действовал комендантский режим, установленный сильными камеры сей.
Минимум движения, так как любое движение-это энергия, энергия-это тепло,а тепла хватало с избытком. Кто этого не понимал, простые правила вбивались в голову кулаками. И где-то эта жестокость оправдывалась. К сожалению, менталитет у нас такой, не понимать элементарные слова на уровне слов, и наоборот, запоминать их мгновенно, когда появляется неприятный привкус крови во рту.
Простынь стелется на голые струны. Струны -это металлические полосы, которые служат основанием, на которое ложится матрас. В тюрьме эта конструкция называется нара. Я просто ложился на эти струны, стараясь, чтобы тело имело меньше точек соприкосновения: рук с телом, ног между собой и т.д. В противном случае, если всё-таки удавалось заснуть, с пробуждением все эти точки соприкосновения превращались в жуткую потницу.
Потница в тюремных условиях- это начало всех бед: сыпь дико чешется, при отсутствии всякой гигиены в камере это трансформируется в чесотку, чесотка в стрептодермию, а стрептодермия может вызреть в сепсис, проще говоря - заражение крови.
В сутки удавалось поспать максимум 2 часа. Это время выпадало на 2,3 часа ночи - пик ночной прохлады. Камера жадно ловила эти благостные минуты, у кого не было нары - лежали на полу, подчиняясь комендантскому часу. Двигаться только по особой нужде.
Через 2 недели постоянного парения без веников, меня заказали на этап. Первый этап в моей долгой тюремной истории. Из-за того, что я потерял более 20 кг в весе, весь мой скудный гардероб никуда не годился. Кое-как в камере подобрали вещи для выезда на судебное заседание.
Когда меня вывели из камеры, ощущение было, что я долгое время гулял под проливным дождем. За полчаса ожидания прихода тюремного надзирателя мой организм, отвыкший от верхней одежды, выдал большое количество жидкости. Я шел по тюремному коридору, а в туфлях хлюпала вода, но я этого не замечал. Для меня это было маленьким освобождением. Всех этапируемых собрали в одной транзитной камере. За нами пришел толстенный майор, зачитал 5 фамилий, в том числе и мою.
Нас вывели в коридор, поставили на растяжку. Это когда лбом в стену, руки вверх, ладони тоже к стене, а ноги в полушпагате. Тщательно обыскали и с матом и криком погнали по коридору. Через некоторое время, мы оказались в тюремном дворе. За четыре месяца я одичал настолько, что тополь, который рос во дворе тюрьмы, показался самой милой и родной вещью в этом мире- дыхание свободы, которое всего лишь в 30 метрах за стеной.
Очень странное чувство, ты как бы балансируешь между красивым, зеленым лугом с устойчивой почвой и вязкой вонючей жижей болота. Нас посадили на корточки, руки за голову. Так порядка сорока минут смиренно ждем воронок. Конвой никуда не торопится, судебное заседание в 13-00, а на часах только 12. Не знаю, зачем выводят раньше времени. Скорее всего, от безалаберности, но зеку от этого не легче. Ноги дико отекают, но на колени становиться не хочется…
Наконец пришел начальник конвоя. Сверив наши физиономии с фотографиями в личном деле, нас с помощью овчарок загоняют в воронок. В полной тишине едем по городу. Железная коробка без всякого намека на окна и вентиляцию, но после камеры я ощущаю себя, как в холодильнике. Все, приехали. Наручниками пристегивают к охраннику и ведут по длинному коридору. В зале заседания для меня уготована клетка, с кисти снимают наручники которыми я был скован с охранником. Теперь на короткий срок мы с ним свободные люди .
Смотрю в окно, жадно впитывая всё, что происходит за стенами районного суда. Всё что говорит судья, меня мало интересует. Где-то на подсознании пришло понимание, что я уже отыгранная карта и от меня уже ничего не зависит.Люди спешили, наверное, на обеденный перерыв, школьники домой, -один я никуда не торопился.
Мне хотелось, что бы заседание продлилось, как можно дольше. Но к моему разочарованию всё закончилось, в течение 15 минут.Наверное, судья тоже, куда -то торопился и отложил заседание на другую дату, мотивируя это желанием пригласить в суд свидетелей.Обратная дорога ничем не отличалась от обедечной поездки в суд. Все тот же конвой, тот же воронок.
Я шел по длинному коридору, наслаждаясь последними минутами такого тесного соседства прохладного воздуха… Меня подвели к камере:-"Лицом к стене!" Чтобы открыть дверь тюремной камеры надо воспользоваться трем ключами и двумя громадными засовами. Контролеру неудобства и мат через зубы, а мне минута маленького счастья.-"Подследственный, в камеру".
Камера дыхнула на меня нестерпимым, горячим смрадом. Я остановился около двери. Надо было как-то собраться с силами, чтобы как ни в чем не бывало, приступить к выживанию. Сразу посыпалось множество нелепых вопросов:
-"Что, как..."
Я так же нелепо отвечал, а в голове крутилось одно - как дальше жить? Примерно через час я пришел в себя. Мозг работал, как сито, процеживая всю информацию, которую я получил от сокамерников. Я вдруг поймал себя на мысли, что не обратил внимания на то, что ни Леты, ни Аббата в камере нет. Я попытался выяснить, что произошло. Никто ничего толком не знал. Пришли, приказали собраться с вещами, может на этап, может в другие камеры. Тюрьма как черная дыра: она может и проглотить, а может выплюнуть назад.
По всем тюремным законам, автоматически смотрящим за камерой становился я,так как Лета и Аббат были моими хлебниками.Бачура не в счёт, молодой и без царя в голове.