Страшный разбор

Сергей Журавлев
Май был не за горами, но всю неделю телевидение безуспешно пугало сильным северным ветром и снегопадом. В пятницу, наконец, прогноз сбылся. И очень быстро, уже к часам шести вечера, намело около сорока сантиметров, а ветер все не утихал. На подмосковной станции Махайловка бесов встретил Winston и указал, куда идти. На станции не было ни души. Ни мертвой, ни живой, ни даже человека вдоль всей линии – только железнодорожный снегоочиститель, не смотря на то, что был уже апрель, медленно разгребал снежные завалы.
Бесы с трудом пробивались через снежные торосы, а ветер нещадно трепал их как стайку бедолажных путан, вынужденных выходить на работу в любую погоду. Ветер был настолько сильным, что бесы едва держались на ногах. С минуту они постояли на полянке, решив перекурить и собраться с силами. Так, в неловком молчании добрались до лесочка, где уже собралось около 36 бесов. Протолкнули Ильича в центр и "предъявили" ему.
Предъяву кидал бес по кличке Вася Бриллиант - в прошлом главный моральный авторитет воровского мира СССР. Большую часть слов докладчика, не смотря на зычный голос, сносило ветром, но даже того, что достигало бесовских ушей, было вполне достаточно, чтобы приговорить Ильича – даже больше, чем это было необходимо. За Ильичом давно числились дела по беспределу, но недавно вампиры стукнули, что Ильич утаил от братвы полтора миллиона душ (не отдал «пропуля»), а это уже самое страшное преступление в Аду.
Как только сведения подтвердились, бесы назначили сходку в Малаховском лесу, на которую под благовидным предлогом был приглашен Ильич.
Неожиданное обвинение Ильич воспринял с поразительным, даже для перепончатокрылого звероящера, хладнокровием. Сказал по своему обыкновению речь, искусно обходя предъявленные косяки и умело отбивая атаки оппонентов.
– Дорогая нечисть! Вынужден по совести сказать, что ваше постановление так политически безграмотно и так глупо, что вызывает тошноту. Так поступают только капризные барышни и глупенькие русские интеллигенты.
– Мы – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, – сказал Вася Бриллиант.
От хохота бесов закачались и пригнулись деревья. Где-то недалеко завалилась старая осина и прокричала выпь.
– Я вовсе не нахожу ничего смешного в заигрывании с религией, – сказал Ильич, – но нахожу много мерзкого. Простите за откровенное выражение своего мнения и примите дьявольский привет от надеющегося, что вас проучат серой за миндальничанье с боженькой.
Смех стих, и кое-кто из бесов даже почесал меж рогов: а в каком качестве выступает Ильич – в качестве обвиняемого или обвинителя?
– Жалкие мещане, плененные буржуазными предрассудками! – продолжал между тем Ильич. – Да таких "талантов " на грех и на осине вздернуть.
Пожурив бесов за политическую неграмотность, Ильич перешел к нецензурной брани, свирепым угрозам, от которых кровь стыла в жилах, и вообще, несмотря на свое безвыходное положение, не проявлял ни малейших признаков раскаяния. Бесы уже было поджали хвосты, но тут слово опять взял Вася Бриллиант.
Он чуть насмешливо посмотрел на соратников, потом решительно шагнул к Ильичу и, осклабившись, ухватил двумя пальцами кончик его кургузого пиджачка.
– Мы – Тьма в законе, а от тебя, падла, трупами мужицкими разит! – рявкнул в самое ухо обвиняемому Вася.
Голова Ильича дернулась, но не оторвалась, за то сосны нагнулись и затрещали, словно где-то неподалеку опять грохнулся Тунгусский метеорит.
Порыв ветра был настолько мощным, что половина деревьев в лесу в мгновение превратилось в бурелом, но бесы только натянули шарфы на уши.
Бесы стряхнули с себя наваждение, и Ильич вдруг неожиданно сник и на глазах состарился. Его лицо сморщилось и задрожало от палеолитной боли. Он был не так уж стар по меркам земной коры, но с гнильцой, и ледяной северный ураган продувал его казалось до самого сердца.
Ильич просил, молил, чтобы его не резали, оставили жить, пусть даже "босяком" – рядовым демоном. Но никто не имел права отпустить его, так как потом с бесов могли потребовать "ответа".
Когда единогласно решили – смерть, дядя Саша (бес по возрасту равный Вселенной) вынул из своего золотого шлема косячок и дал Ильичу. Ильич закурил, но успокоиться не смог. Его била крупная дрожь.
– Ну-ну, успокойся, Володь.
– Не могу. Дайте выпить. Я выпить хочу, – сказал приговоренный.
– Пей, сколько хочешь, – сказал дядя Саша.
Пока Ильич пил, бесы спорили, чем мочить.
– Ножом тише, но хлопотно.
– Может удавить?
– Удавить не так просто.
– Да чего сложного, навалились втроем и кончено.
– Давайте скорей, то же хочется согреться.
– Удавить, так удавить.
– Мы не шерстяные – бывшего кореша так взять и удавить.
После небольшого спора дядя Саша предложил не убивать ножом: много будет "шухера". Так как на сходке все были без оружия, то он отослал беса по кличке Бисмарк за пистолетом. Когда Бисмарк прилетел, и достал из кармана тщательно завернутый в грязную промасленную ветошь немецкий парабеллум, Ильич стал, точно одержимый. Он выпил четыре стакана "Путинки", но совершенно не опьянел. Небритый кадык, который от мороза стал цвета куриного окорочка, нервно дергался вниз и вверх. Ильич хотел сгинуть, и тогда он обратился к горбоносому, смуглому Воланду – самому авторитетному бесу во Вселенной.
– Воланд, братуха, а может, простите?
Мессир стоял незаметно, чуть в сторонке, и, казалось, присутствует в сходке лишь как "прошляк", то есть бес, отошедший от дел.
– Нет, не имеем права, ты же сам знаешь, – сказал Воланд.
Воланд взял у Бисмарка пистолет, заряженный одной кометой, и сам подал Ильичу.
– На, Володь, умри как мужчина, – сказал Воланд.
Ильич вдруг быстро взял пистолет приставил к виску, посмотрел на сотоварищей и почему-то на небо...
На следующий день мумию Ильича вынесли из стилизованного под египетские пирамиды базальтового сооружения и с миром закопали.