Привыкание к горю Глава 13, 14

Сергей Решетнев
13

Неужели сила чувств проявляется только в разлуке, в невозможности встречи?

Что чувствовала мама, сидя в одиночестве в двухкомнатной холодной квартире?

Я заходил к ней через день, через два. Приносил еду, лекарства и журналы с кроссвордами и телепрограммой.

Она мужественно пыталась бороться. «Только бы на ноги встать и ходить, только бы просто ходить». Это была её главная мечта в последние три месяца перед новой поездкой в Барнаул.

И хотя я бывал у мамы довольно часто, находиться долго в её квартире  я не мог. Угнетала убогость обстановки, пустота разговоров (о лекарствах, о болезнях, о проблемах родственников, из которых уже, наверное, половину, я просто не знал).

Мне казалось ужасным, что человек ограничил всю свою духовную жизнь кроссвордами и сериалами. Мама всё время разгадывала кроссворды, они лежали рядом на расстоянии протянутой руки, а сериалы она вообще заносила в своеобразный каталог, где записывало краткое содержание каждого.

Она записывала содержание сериалов, так как не надеялась на свою память, и не хотела по новой смотреть уже виденное.

Она разгадывала кроссворды, так как это было единственное, что мама могла делать, несмотря на боль, эти умственные упражнения немного отвлекали её и помогали скоротать бессонные ночи.

Я ужасался страшному запаху варёной селёдки и колбы (черемши). Но она очень любила блюда из этих ингредиентов.

Я думал она лениться готовить, но ей просто было больно это делать. Катя иногда делала ей салаты, да и тетя Оксана часто приходила с гостинцами. Но всё же то, что мы готовили, приносили, не могло ей заменить полноценного питания.

Ночью она могла позвонить и сказать: «Мне плохо. Давление. Вызвала скорую. Если увезут в больницу – отзвонюсь». Встретить бригаду скорой помощь – это уже была проблема. Нужно было встать, дойти до входной двери, дождаться пока позвонят в домофон, открыть подъездную дверь, открыть дверь в квартиру. С давление за 200, болями в позвоночнике и это было проделать непросто.

А у Кати умирала от рака мама – Юлия Анатольевна. С середины января Катюша несколько раз уезжала в Усть-Коксу. На неделю, на две. Наконец пришло известие, что её мама умерла. Я поехал в Коксу. Моя мама звонила, как могла, поддерживала. Её страдания  на фоне реальной смерти и страданий от рака казались не такими страшными. Да, вот так вот в сравнении – «не такими страшными».

А ещё интенсивная работа, политическая борьба с местной администрацией, всё это завязывало время в узлы, которые сокращали возможности для общения с мамой. Тяжело было везде. Дома надо было держаться, поддерживать Катю, стараться больше быть с нею. На работе все проекты требовали моего непосредственного участия: шли репетиции, подготовки к фестивалям, концертам, работа за целый год могла пойти насмарку. Ввязавшись в политическую борьбу я добился только того, что меня привлекли к административной ответственности за публичную демонстрацию и пропаганду нацисткой символики, хотя нацистом в негативном контексте я называл, как раз своего политического оппонента – мэра нашего городка. Естественно у мамы, которая читала местные газеты с телепрограммой, публикация о том, что её сын «фашист» вызвала очередной приступ высокого давления.

Но надо было ввязываться во всякие псевдокультурные коммерческие проекты, чтобы поднакопить деньги на поездку на новое обследование в Барнаул. И это всё отнимало силы, время. Цейтнот, безнадёжность и тоска входили в привычку.

Вообще поехать в Барнаул к хирургу-эндокринологу на предмет возможности операции по поводу опухоли надпочечника мы должны были в конце марта. Но у мамы поднялась температура, она простыла, опять поднялось давление.
Кроме того, наш местный пенсионер-эндокринолог никак не хотел давать маме направление на новое обследование  в Барнаул: «Вам всё равно не будут делать операцию. Никто на это с вашим диабетом не пойдёт». Какое твоё дело? Ты что хирург-эндокринолог? Это ты назначил нам срок следующего визита в Барнаул? Не ты, так чего же ты решаешь за других врачей, тем более что сам никак радикально изменить ситуацию в лучшую сторону не можешь. Маме пришлось дважды ездить к нашему эндокринологу Родину (со всеми «прелестями» её состояния в такси, поднятия на четвёртый этаж, стояния в очереди и возвращения домой).

Наконец Родин написал направление на обследование в Барнауле у хирурга-эндокринолога. С этим направлением я пошёл в республиканскую поликлинику (опять часовая очередь, причём попасть на приём можно только два раза в неделю), и там мне уже выписали направление в Барнаульскую краевую поликлинику. Там мы должны были пройти новое обследование, после которого врачи должны были решить направлять ли маму на операцию. Я опасался, что ездить в Барнаул нам придётся два раза.
Наконец, день назначен. В воскресенье 22-го апреля едем в Барнаул. Останавливаемся у Веры Сафроновны. Утром 23-го апреля в 9 часов у нас встреча с хирургом-эндокринологом.  А там что будет.

11-го апреля маме исполнилось 60 лет. Утром я принёс ей цветы – белые хризантемы. Потому что долго стоят. Вечером мы заехали с Катей. Подарили овощерезку. На терке натирать салаты мама уже не могла. Но, как оказалось, и овощерезкой она не пользовалась.

К каждому празднику мама готовила нам открыточки. К Новому году, к Рождеству, к 23 февраля, к 8 марта. Разрисовывала их фломастерами или гелиевыми ручками. Желала обычных, простых вещей. Это было и трогательно и жалко. Я чувствовал всякий раз, когда она вручала мне такие открытки жгучий стыд. Но не отказывался как раньше. Не обвинял её в пошлости и убожестве. Я принимал всё. Но жалость и ярость делили моё сердце на равные части. Внутри бушевал ураган. Поздравив, мама тянулась поцеловать меня. Я обнимал её сгорбленную спину. Смотрел на спутанные полуседые волосы. И удивлялся, разве это моя мама, та стройная красавица из моего детства, то ласковое, бесконечно умное, доброе совершенство? Кого я должен был ненавидеть? Время? Жизнь? Себя?

Кто-то должен был нести за это ответственность. Я? Пусть я. да я виновен. Недостаточной заботе, любви. Но кто даёт эту любовь? Можно заставить любить? Нельзя. Почему? Кто придумывает любовь? Кто даёт нам любовь? А потом, кто отнимает эту любовь? Неужели всё это я? Всё это – химические реакции моего мозга? И в какой степени я отвечаю за них?

Да если бы я мог, я бы хотел любить маму, очень любить, особенно в последние месяцы, так сильно, чтобы она это чувствовала, чтобы ей было легче от этой любви, чтобы моя любовь продлила её жизнь и облегчила её страдания. Но я не мог любить. Как ни старался. И всё что я испытывал – жалость. Бесконечную жалость и отчаяние. Жалость и сухую (да именно так – сухую) ненависть к тому, кто так устроил жизнь, я не хотел её принимать такой.


14

Из маминого дневника

1 сентября 1981 г.
Сын уехал в Евпаторию, в Крым в детский санаторий. Сынок, любимый и ненаглядный, счастливого тебе пути! Родной мой, как я надеюсь на тебя, думаю, что хоть мал ты ещё, но будешь там держаться? Будь сын весёлым и послушным. Учись хорошо и, главное, лечись.

Вчера приехали в Барнаул полчетвёртого и до девяти вечера шастали по магазинам втроём. Сыну больше всего понравились подземные переходы.
Ночью дети улетели. До утра с Сашей просидели в аэропорту, потом добирались до дома.
Милый сынок, сутки не прошли, как мы расстались, а я уже сижу высчитываю дни до нашей встречи: 60 дней, это 8 недель и ещё 4 дня.

2 сентября 1981 г.
Сыночек мой, Серёженька, вот и ещё один длинный-предлинный день вдали от тебя. Как ты там, мой малыш? Милый мой, только не плачь, сильно не скучай. Скоро будет наша любимая с тобой передача «Что? Где? Когда?»

3 сентября 1981 г.
Я очень надеюсь на тебя, малыш, что ты сможешь эти дни разлуки перенести стойко. Главное в моей жизни – это ты. А так – я одна…
Ездили с Оксаной на улицу Зелёную к родителям Саши: вдруг телеграмма пришла из Евпатории? Звони родителям Ани Кочевой. Им тоже вести не приходили.

4 сентября 1981 г.
57 дней остаётся до встречи. Сын, как ты там? Папа на дежурстве в добровольной народной дружине. Сынок, твой второй класс занимается во вторую смену. Родной мой, как мне хочется быть с тобой рядом.

5 сентября 1981 г.
Как ты там, сынок? Пока от вашего руководителя ни одной весточки. А дом опустел без тебя, хорошо Оксана навещает.
Пишу сюда в тетрадь свои мысли, а они только о тебе, и как будто с тобой говорю.

6 сентября 1981 г.
Жду вестей от тебя, сынок. Сходили в кино – папа, я, Оксана – «Женщины шутят всерьёз».

7 сентября 1981 г.
Понедельник. Сегодня папа дозвонился до врача увозившего вашу группу. Он сказал, что все вы приняты хорошо, по дороге все чувствовали себя нормально.
Теперь снова ждать. Будь умницей, сын!

Сегодня отправили заказ на вездеход, который ты присмотрел по каталогу в Курмач-Байголе.

Сижу у папы на работе. Он склеивает (монтирует) фильм, а я что-то не смогла сидеть одна дома и приплелась к нему.

Нас опять «атаковали» божьи коровки.

8 сентября 1981 г.
Мой родной, как ты? Нет от тебя письма. Мальчик мой, как я виновата перед тобой. Тем сильнее, что причин твоих страданий здесь не могли определить.

Была Оксана, принесла письмо от Любы, поиграли втроем в карты. По телевизору показали Южный берег Крыма, мы погадали: как ты там бегаешь, сынок. Нравиться ли? Купаешься ли?

9 сентября 1981 г.
Сынок прислал письмо!

«Здравствуйте, папа и мама. Мама приезжайте – мене скучно. Ходим на море. В столовую ходим бесплатно. У меня в палате все деруца, особина меня новенького обижают! Мамочка, ну приезжай, здесь гостиница хорошая. 2 сентября, 9 отряд, палат №4»

Родной мой, малыш! Как же моё сердце рвётся к тебе. Я очень надеюсь, что эти мальчики просто по-мальчишечьи приняли тебя как новичка, ведь они на день-два раньше заехали. Как мне горько, сынок, но не могу приехать, выход один: терпи, сынок.

10 сентября 1981 г.
Мой родной, как ты? Зовёшь маму. Но с моим здоровьем не добраться до твоего далёка, да и денег на дорогу нет… Держись, малыш!

13 сентября 1981 г.
48 дней остаётся, мальчик мой! Сегодня устали – весь день копали картошку.
Хочу отправить тебе бандероль. Папа спит, а у меня болят зубы.

15 сентября 1981 г.
Отправила тебе бандероль: шорты, носки и т.д.

16 сентября 1981 г.
Дорогой мой, сыночек! Наконец-то от тебя весточка! Даже не от тебя от твоих воспитателей. Бумага казённая, но на конверте обратный адрес твоей рукой написан. Как ты не догадался пару слов написать? Ну, ладно, набирайся тепла, солнца, здоровья!

17 сентября 1981 г.
Сегодня написала лечащему врачу, воспитателям. И тебе тоже написала, не удержалась (почти каждый день пишу).

18, 19 сентября 1981 г.
Нет от тебя письма. Остаётся 42 дня.

20 сентября 1981 г.
Не удержалась, снова написала тебе письмо.

22 сентября 1981 г.
Вчера всё валилось из рук: в городе встретила Кочеву Г.И., она сказала, что Аня пишет, что Серёжа плачет. Пришла домой, наревелась. А как сыну помочь? Села и написала письмо. Осталось 5 недель и 4 дня, крепись, малыш!

24 сентября 1981 г.
Сыночек, радость моя, мой родной! От тебя письмо! Пишешь, что болеешь. Мой хороший, как я бессильна помочь тебе. Надеюсь, только на доброту взрослых, которые тебя окружают. А всё, что просишь, я постараюсь выслать. 37 дней осталось.

25 сентября 1981 г.
Сыночек, как твоё здоровье? Отправила тебе сегодня конфеты – ириски, учебники, пенье, серу (смолу). Вафель вот нету! Приехал дядя Олег, попрошу его нарисовать для тебя.

27 сентября 1981 г.
Не писала, хотелось, чтобы время прошло быстрее. Написала тебе письмо, вложила Олегов рисунок.

28 сентября 1981 г.
Лечись, мой малыш. Назло вот хотя бы этим перезрелым соседкам. О них, об их грязных сплетнях обо мне здесь и писать не хочу. Жду тебя очень – тогда и не буду одна.

29, 30 сентября 1981 .
От тебя нет письма. Снова не утерпела, написала сама. Дед Яша едет в Москву на встречу ветеранов войны.

1 октября 1981 г.
Сыночек мой, какой сегодня ветер был со снегом! Я после работы попечатала немного для папы, потом ездила к Сашиным родителям на Зелёную, но письма снова не было.
Папа, как и вчера, ушёл сегодня в радиокомитет озвучивать свой фильм. Я одна дома. Варю. По телевизору футбол. Тоска.

2 октября 1981 г.
Милый Серёжик! Сегодня от Васени письмо. Пишет, что ты им написал. Молодец. Сегодня видела тебя во сне. Сейчас снова сяду за письмо к тебе.

3 октября 1981 г.
От сына пришло письмо, большое. Но кто же они такие, кто обижает тебя? Наревелась, а толку? Отец мой где-то пропал, из Турочака не может, наверное, выбраться. Я хочу попросить его на обратном пути из Москвы заехать к тебе. А пластилин и ручки завтра же отправлю.

8 октября 1981 г.
Остаётся три недели и два дня. Много! За прошедшие дни пришло ещё три письма. Завтра отправлю тебе бандероль. Держись, сын!

9 октября 1981 г.
Получила письмо от лечащего врача. Отправила бандероль. Мой родной, осталось «чучуть» (твоё слово) – три недели ровно. А деда Яша уехал в Москву, не заезжая в Горно-Алтайск. Надо тебе об этом написать, а то будешь ждать, а мы с ним не договорились.

10 октября 1981 г.
Письмо от тебя, сынок. Пришло извещение на твой вездеход.

11 октября 1981 г.
Мой родной, осталось 20 дней.

12 октября 1981 г.
Сегодня папа уехал в командировку. Я одна. Ночевать придёт Оксана. Вездеход твой я выкупила. Часто вижу тебя во сне.

15 октября 1981 г.
Осталось 16 дней, сынок!

17 сентября 1981 г.
Написала тебе письмо-инструкцию как собраться в дорогу домой. Папа ушёл на охоту, до сих пор нет.

18 сентября 1981 г.
Осталось 13 дней! Папа не хочет, чтобы я ехала в Барнаул, но я всё равно поеду. Не могу я лишний день быть без тебя!

19 октября 1981 г.
Письмо от Лены Р. Пишет, что Аня говорила ей, что у тебя всё в порядке.
У меня педпрактика, я сегодня давала урок. А сейчас закончила ушивать сапоги, что делать, если ноги худые!

20 октября 1981 г.
От тебя, сынок, пришло такое хорошее письмо. Я даже и не ждала уже писем, ведь конверты у тебя кончились, а ты не только конверты купил, а даже открытку поздравительную прислал! Умница ты наш! Осталось 11 дней!

21 октября 1981 г.
Готовлю урок по Чернышевскому, завтра даю, а  у меня ничего не готово.
Деда Яша вернулся из Москвы. До Барнаула папа не смог дозвониться и узнать, когда за вами можно будет ехать.

22 октября 1981 г.
Снова не можем дозвониться до Барнаула. Но от тебя опять письмо, сынок!

23, 24 октября 1981 г.
Не дозвонились. Но осталась одна неделя! Папа ушёл на охоту с ночёвкой. Ночует Оксана.

26 октября 1981 г.
Всё, сынок, осталось 4 дня. Завтра иду за билетами.

29 октября 1981 г.
Четверг. Ну, сын, завтра еду тебя встречать. Ура-ура-ура! А папа сегодня приехал из Барнаула, а завтра уезжает в Курмач-Байгол.

31 октября 1981 г.
А встречали мы детей так.
Они своим рейсом не прилетели. Вышли все из самолёта, а их нет. Мы родители ходили, узнавали, а потом целый день ждали. Я прилепилась к каким-то людям, ведь совершенно Барнаул не знаю, и с ними кружили по городу после того, как узнали, что наши дети отстали от рейса. Объявили задержку, их увезли к бабуле одной знакомой девочки,  а рейс открыли. Поэтому детей наших отправили через Москву (ночь они провели в Москве), и только на следующие сутки прилетели! Что творилось со мной – лучше не рассказывать.

В день рождения сына мчались ночью домой на УАЗике. Мужчина ездил встречать дочь и нас взял, спасибо!

Дома нас встречала Оксана. Было 2 часа ночи. И как звенел голосок моего малыша дома, в коридоре, на кухне.
Малыш мой привёз розы из Евпатории. А в машине по дороге съели грушу вкусную очень-очень.
А ещё сын всем рассказывал, что в самолёте он сказал бортпроводнице, что у него день рождения, и она ему дополнительно пепси-колу дала.

Серёжа уморил всех анекдотами, сколько же много он их привёз!

(продолжение следует)

На фото я и мама по пути в Курмач-Байгол