На аллее цвела черешня. Белые лепестки цветов нежно отрывались от веток и, блеснув в лучах теплого солнца, медленно ложились на землю.
Несколько лепестков запуталось в моих каштановых волосах. Я улыбнулась. Романтично…
- Постой, внученька! Давай хотя бы морковку к тебе в пакет переложим, а то мне тяжело, - сухой голос моей бабушки вернул меня в реальность.
- Конечно бабуль, - улыбнулась я и поставила пакеты на землю.
Перекладывать рыжую морковку из пакета в пакет, стараясь не раздавить куриные яйца, купленные по дешевке, было уже не так романтично. Я вздохнула. И все же день хороший.
Приятно выбраться из душной квартиры и пройтись под цветущей черешней, нагретой летним солнцем. И все равно, что это всего лишь бытовой поход на рынок за продуктами. Во всем обыденном нужно искать чудесное.
- Давай зайдем еще в «Континент», рыбки купим, - предложила бабушка.
Я молча кивнула, и мы, свернув с аллеи, прошли сквозь узкий проулок и оказались перед рыбным магазином «Континент». Бабушка зашла внутрь, а я осталась на улице, мечтательно поглядывая по сторонам. Магазин оккупировала армия разномастных кошек; туда-сюда сновали посетители: преимущественно женщины; а рядом с лавкой у магазина в инвалидной коляске сидел мужчина и просил деньги у прохожих.
Сама не зная почему, я не могла оторвать от него взгляд. У него было усталое, обветренное лицо с глубокими морщинами и блеклые глаза, смотрящие в никуда.
Мое сердце сжалось. Мало кому я подаю милостыню, но сегодня у меня необычное настроение…
Я вынула из кошелька десять рублей и опустила в его стакан, на дне которого уже лежала горстка мелочи. Мужчина посмотрел на меня своими безжизненными глазами и механически устало улыбнулся.
Сердце сжалось сильнее. Да что со мной сегодня? Может все дело в сладковато-дурманящем запахе цветущей черешни? Я тихонько отошла в сторонку, ожидая бабушку.
Рыба оказалась последней покупкой в нашем списке, и мы вернулись на белоснежную аллею.
Мир вновь стал теплым и романтичным; жутко не хотелось возвращаться в тесную квартирку, и я предложила бабушке посидеть.
- Ага, внученька, давай присядем. Хоть отдохну немного.
Мы сели на деревянную лавочку под черешней. Чуть впереди ярко пестрела компания цыганок с детьми, а напротив сидел потрепанный мужчина с гармошкой в руках.
К нам подбежал маленький цыганенок. Он с интересом уставился на гармошку, по воробьиному склонив голову набок. Заметив мальчугана, музыкант улыбнулся и… заиграл. Грязноватое смуглое лицо мальчонки озарила улыбка. Он засмеялся и спрятался за дерево, украдкой поглядывая на старика. Тот запел незатейливую песенку глубоким, слегка надтреснутым голосом. Мягкая, сладкая музыка густо разлилась в летнем тепле; музыка пахла белыми цветами.
Я улыбалась и думала о чем-то беззаботном и простом.
Вдруг, из проулка выехал на коляске тот самый мужчина, которому я дала денег возле рыбного магазина. Он развернул коляску и направился к нам. Мое сердце забилось чаще. Мужчина подъехал к нашим лавочкам, остановился и взглянул на музыканта. Тот, в свою очередь, перестал играть, кивнул и вопросительно уставился на гостя. Было видно, что этот безмолвный разговор между ними происходил не в первый раз. Музыкант явно чего-то ждал.
- Ну! Сыграй что-нибудь задушевное! – прохрипел инвалид.
Музыкант кивнул и заиграл. Музыка вновь растеклась в теплом воздухе. Песня была старая и до боли знакомая. И хотя я не знала ни слов, ни музыки я любила эту песню.
Я взглянула на старика в коляске и замерла. Он менялся. Его лицо застыло, выражая вечную боль, а в глазах появились крупные слезы. Он сцепил свои узловатые красные руки вместе и как-то немощно скукожился.
Музыка заиграла громче, динамичнее; музыкант пел, выплескивая чувства наружу.
Старик в коляске дернулся, расцепил руки… и заплакал. Его глубокие, похожие на русла высохших рек, морщины наполнились слезами. Слезы стекали в две большие реки и, огибая щеки, капали вниз с подбородка.
На меня нахлынули непонятные чувства: бросило в жар и защипало в носу.
Уронив голову на грудь, инвалид мелко затрясся. Мне захотелось вскочить и утешить его, но тут я увидела невероятное. Он смеялся…
Его морщины размножились, глаза сузились, кривой рот обнажил ряд редких темных зубов, а сам старик просто трясся от смеха. Он запрокинул голову верх и слезы заблестели на его лице в лучах яркого солнца.
Старик плакал и смеялся. Смеялся и плакал.
Я не знаю какие воспоминания вызвала у него эта песня. О женщине ли? Матери? Друге? Войне? Но тогда я полюбила его Жизнь. Жизнь, которую я не знала, но которую увидела в его слезах и улыбке.
Что-то защекотало мне щеку. Я провела рукой по лицу, и рука стала мокрой. Я поняла, что плачу и отвернулась от бабушки.
А вокруг цвела черешня, и летели белые лепестки.