2.3. Предчувствие 23 февраля.
Близилось двадцать третье февраля, что можно было видеть по ближайшим магазинам и вокзальным буфетам из которых исчезли дешёвые вина и всякие портвейны с роковыми цифрами, как 13, 777 и другие. Это коллеги Лёньки вели заготовки к праздничному столу, который, как затяжной прыжок на парашюте, обещал был долгим, не менее трёх дней с выходными, аж по двадцать пятое. Лёнька мог бы съездить домой, навестить маму и папу, который давно уже был в отставке и занимался научной работой и писал диссертацию.
Остоятельства сложились так, что он должен был выручить руководителя духового оркестра Бенду, поиграть за него первую трубу и поруководить на праздники танцевальным духовым оркестром Областного управления связи, где Бенда был штатным руководителем. Сам он срочно уезжал с каким-то семейным торжеством, то ли крестил, кого, то ли свадьба.
Лёнька не мог ему отказать и согласился, а, чтобы не было скучно, пригласил свою синеглазую красавицу Нинку на семь часов вечера в актовый зал Управления.
Настал праздничный вечер. Играл духовой оркестр. В перерывах ожидались «Битлз» - новинка дошедшая в то время «через тернии цензуры» и в этот провинциальный город Шагала. А где Шагал – там местечковость и в лучшем случае духовой, а «Битлз» - это как Хиросима и Нагасаки, вместе взятые, в одном флаконе! Лёнька был равнодушен к «жукам», только Элвис волновал его душу, особенно буги-вуги, рок-н-рол, которые были переходным мостиком из его любимого на всю жизнь джаза, так как основывались на блюзовой гармонии и остинантном ходе баса. Поэтому он снисходительно относился и к эти «пацанам» - пусть поют, это же лучше, чем: «У самовара я и моя Маша!».
Лёньку как солиста и авторитета, музыканты оркестра знали давно и охотно выполняли его указания и отмашки дирижирования. Лёнька, глядя в ноты одним глазом, другим высматривал в зале Нину. Назначенное время пнаступило, но она не пришла и Лёнька понял, что уже не придёт.
- «Как же я скучаю! Наверно!»– с неуверенной улыбкой подумал он, играя сольную партию. В его соло даже послышался меланхолический надрыв, отчего танцующие пары теснее чувственно прижались друг к дружке так, что некоторые девушки стали отталкивать своих чересчур уж горячих и навязчивых партнёров. В конце сольной партии Лёнька утвердился в мысли, что он точно скучает и сейчас, и с Нинкой скучает всегда и, что ему нужна новая девушка, тем более повод есть.
Надо познакомиться с другой интересной девчонкой, думал он, а то развели скукотищу с этой красавицей Нинкой, что поговорить не о чем! «Что мне её красота? С лица воды не пить!» - уговаривал он сам себя, точно зная, что железнодорожная шпана – накажет и даже могут побить за измену ихней фаворитке. Но он всё же стоя на сцене у края рампы, начал высматривать в зале танцующих девушек. «А со шпаной – разберёмся!» - подумал он. Внизу, прямо у ног, стояла миниатюрная девчонка лет семнадцати с большими синими, как у Нинки, глазами, короткой прической и с приятной белозубой улыбкой.
«А это, что за «Барби!?» - подумал он, - интересно чего она такая «симпатюшка» стоит одна? Может она станет его подружкой? – подумал он и стал поглядывать на неё сверху вниз. Он ожидал перерыва и «Битлз», чтобы потанцевать с ней под аудиозапись. Девушка заметила его внимание и визуальный контакт был установлен, но Лёньке почему-то этого было мало. Он ожидал и телепатической связи, о которой недавно читал у писателя-фантаста Казанцева. Сколько он ни напрягался, но никак не мог проникнуть в мысли этой «Барби». Она была закрыта для него, несмотря на то что он проштудировал недавно и томик очерков Зигмунда Фрэйда. «Опять что-нибудь индифирентное, как Нинка!?» - подумал и сказал он про себя вслух, - «Да и маленькая что-то, хоть и красивенькая!» - критически оценил он девушку, оглядывая зал с каким-то тянущим чувством неудовлетворения. Какое-то предчувствие будоражило его, вызывая дискомфорт и нервозность.
Вдруг в дальнем углу зала он заметил высокую девушку в красном платье с симпатичной коренастой подругой державшей её под руку. Длинные чёрные волоса девушки спадали до пояс, струясь по плечам шёлковым водопадом. Подведённые сурьмой глаза и как она опустила глаза под его пристальным взглядом о чём-то неуловимо напомнило ему и улетело за калейдоскоп впечатлений, потому что девушку пригласил какой-то парень кавказской национальности. Лёнька почему-то заволновался, что звук его корнета задрожал и слегка «киксанул» на коде третьей октавы. Он уже забыл про «малышку-Барби» и смотрел весь последний танец только на девушку в красном, которая отказала кавказцу и тоже стала посматривать в его сторону, время от времени белоснежно улыбаясь, на слова подбадривания своей подруги. «Малышка» у подножия сцены стала проявлять признаки беспокойства, так как визуальный контакт с трубачом-солистом был снова потерян и её настроение испортилось, что она посреди танца извинилась перед пригласившим её парнем и совсем ушла из зала. Лёньку к концу пьесы почему-то начало трясти от волнения.По спине потекли холодные струйки пота. Он ослабил галстук, который начал душить его. Он не мог предположить, что с ним, что за лихорадка происходит с ним. Похоже на малярию, о которой он слышал от бабки-знахарки Добуш у них во дворе. Какое-то предчувствие звало его в дальний угол зала, где стояла девушка в красном и смотрела в его сторону.