2. 2. Солист - значит первый, значит - звезда!

Андрей Клим
2.2. Солист – значит первый, значит - «звезда»!

В свободное время от учёбы, занятий в читальном зале и от парашютного спорта Лёнька самозабвенно играл на трубе, в факультетском духовом оркестре. Это было его давнишнее увлечение ещё со школьной скамьи где он прославился лагерным горнистов и всех будил по утрам певучим голосом своей блестящей медной трубы. Потом у него появилась собственная труба "Лигнатон", серебряная, помповая – корнет А-пистон и он стал активным поборником джазовой музыки любого течения. Конечно традиционный джаз и его кумир Луи Армстронг были его кумирами, но мало кто мог играть диксиленд в провинции и даже в  таком большом городе как Витебск. Поэтому Лёнька впитывал сам импровизационный стиль и технику исполнения, занимаясь по четыре часа через день в репетиционной комнате коллежа и выработал, начав с подражания, индивидуальный стиль и достиг совершенства. Занятия в духовом оркестре были вынужденными, потому что больше играть в этом городе любителю было негде. Тайком от руководителя Бенды он ходил в созданный им и его другом Генкой-барабанщиком джаз-квинтет, где был солистом.
Ему было семнадцать и он уже жил по интересам, наслаждаясь свободой выбора. Он вышел из тинейджерского возраста и стал юношей допризывного возраста, чем особенно гордился.
Он вырос среди военных специалистов  и это был естественный ход развития его интересов.
Лёнька ещё не курил и не участвовал в студенческих попойках, где было «море по колено» и комендант общежития Муравьев, время от времени «отстреливал» наиболее отличившихся и оголтелых «юных алкоголиков» и систематически представлял к отчислению из коллежа. И не потому что Лёнька был «синий чулок» или «закоренелый девственник», нет! Просто у него на это времяпрепровождение не хватало времени. Он ещё был и страстный радиолюбитель и участвовал в выставках, что естественно для его будущей профессии. Времени на бокс или велоспорт у него совсем не хватало, хоть он и пытался сходить на бокс, откуда возвращался с синим «фингалом» под глазом и отмачивал его до следующих занятий. Ленька жил в водовороте событий юношеского ускорения и только успевал поворачиваться и урывать немного времени на восстановительный сон.
И хоть эти случаи аутодафе не нарушали средне-статистических показателей закрытого учебного заведения, его начальник генерал-майор Сизова всегда была неумолима. Она всегда ходила в генеральской форме вдоль анфилады классов, давая ценные указания по ходу учебного процесса. Её поход заканчивался в классах военной подготовки. Так как все выпускники спецгруппы выходили с начальными офицерскими званиями, то и контроль здесь был особый, лично начальницы, генерал-майора войск космической связи.
К этому времени у Лёньки была симпатия: синеглазая красавица Нина из Железнодорожного района. Лёнька не был в неё влюблён, но Нинке он был положен по «рангу» или «по «штату», потому что он был джазовая звезда в городе и только он мог «ходить» с самой красивой девушкой района. За этим строго следила железнодорожная шпана, опекающая свою девчонку. На Нинку уходили дорогие часы полуночного сна. Он и «ходил» - то с ней уже второй месяц и на правах уже старого друга пытался её поцеловать. Но каждый раз встречался с непониманием и тайком смотрел на часы. За это время он уже кончил играть в танцевальном оркестре в Доме офицеров и всё равно был публичной личностью и Нинке было с ним престижно. Такой студенческо-условный мезальянс стал тяготить Лёньку и он искал повод «соскочить». Ему всегда было жаль потраченного времени, точнее выражаясь, бездарно потерянного. Его 300 анекдотов благополучно иссякли и начинали второй круг, так как говорить с ней было не о чем, а целоваться она не хотела. В местный театр она не ходила, кино избегала и училась ещё в десятом классе. Ленька предполагал, что она только и умеет подавать гудки как электричка. Танцы!? Вот только это и оставалось и то, чтобы на него посмотрели! Вот, мол, я, Нинка со «звездой» солистом-трубачом Лёнькой из спецколлежа! У Нины были строгие родители и она в 22 часа должна была быть дома, и, провожав её, Лёнька стучался в высоченные «сталинские» двери своего общежития на берегу Двины, которое пропускало до часа ночи, но охраной закрывалось раньше. Здесь был строгий контрольно-пропускной режим.