Мишка миллионщик

Александр Стрельцов
   Героический труд моряков и рыбаков, в советской и приключенческой литературе был описан довольно полно. Писали и пишут, как правило, сами бывшие моряки, хорошо знавшие и знающие эту тему не понаслышке.

Изредка встречались произведения в жанре фантастики. В детстве я зачитывался Александром Беляевым и Александром Грином. Если первый, на мой взгляд, был провидцем и мог заглядывать в будущее, то от некоторых произведений А. Грина появлялось чувство, что они выдернуты из снов, навеянных тяжелой горячкой. Но фантастика - это отдельная тема для разговора, возможно, когда ни - будь, я доберусь и до этого жанра. 
   
Но сейчас, мне хочется донести до уважаемого читателя мысль, что в море есть место не только тяжелому труду, штормам, различного рода опасностям, но и неописуемому восторгу от вида багряных  закатов, встреч со стаями дельфинов, касаток, китов, от адреналина при прохождении узкостей и проливов, от непонимания,  умиления или полного отторжения обычаев и нравов народов при  посещении  экзотических стран. И конечно, в море есть место юмору,  смешным и курьезным случаям и, конечно, шуткам и розыгрышам. Вот о таких случаях и будут несколько следующих зарисовок…
               
      
   Даже, сейчас, вспоминая события почти тридцатилетней давности, с трудом осознаешь, как много событий вместилось в жизнь поколения, рожденного в первые десять лет после войны. Сталин (репрессии), Хрущев (кукуруза и непонятное слово - «Волюнтаризм»), Брежнев (эпоха застоя и жахание в десны, в засос с лидерами всех братских партий, сидящих на шее Советского Союза), Андропов (облавы в кино и в магазинах в рабочее время), Черненко (вообще никаких ассоциаций), Горбачев (Гласность, перестройка, борьба с пьянством, вырубка виноградников, косноязычность и холенная первая леди).
   
Вот, в эту эпоху партийного словоблудия, пустых прилавков и жутких давок в очереди за водкой, довелось мне работать старшим помощником капитана на спасательном судне «Напористый».
   
В отличие от других спасательных судов ВРХФ, дежуривших по полгода в промысловых  экспедициях, с/с «Напористый» решал более прозаическую задачу, а именно, занимался буксировкой старого, списанного флота на металлолом в Японию.
   
Работа была монотонная. Рейсооборот составлял, обычно, недели две. Стоянка во Владивостоке два-три дня, приемка очередного списанного судна и все повторялось вновь.   Из всех развлечений – кинопередвижка и библиотека.
   
Экипаж был дружный, многие отработали на судне не один год. Условия - спартанские. Из общего списка экипажа особо выделялся назначенный несколько месяцев назад  - комиссар. Так на флоте называли первых помощников капитана.

Выделялся он, не столько своим внешним видом. Хотя и здесь нужно отметить постоянно важно надутые пухлые, розовые губы, полное отсутствие шеи на  бочкообразном туловище и маленькие, в обрамлении белесых ресниц, глаза.

Если его пухлые губы никогда не улыбались, то глаза  никогда не моргали  и  сверлили, казалось, дырку прямо в переносице собеседника, пытаясь проникнуть в самые потаенные мысли и отыскать там крамольные мысли против политики партии.
   
Все бы ничего, но комиссар был еще жадюгой и любителем «на дармовщину», а  таковых на флоте не просто не любят, - их начинают презирать. Они становятся объектом обсуждения « за глаза», стремительно теряют остатки авторитета.
   
Капитан видел и понимал ситуацию, сложившуюся на судне. Но в силу абсолютно без конфликтного, мягкого характера не предпринимал никаких действий.

-А и так рассосется.- Не рассосалось.
   
В рейсе, после просмотра очередного фильма, свободный от несения вахты комсостав, обычно собирался в каюте старшего механика. ( У стармеха самая большая каюта после капитана)

Заваривали чай. Каждый приносил с собой, кто конфеты, кто печенье, кто варенье. Рассказывали морские байки, делились проблемами и пр. На флоте этот междусобойчик называется – «ППР» ( посидели, поговорили, разошлись).

И вот, на этот «ППР», стал постоянно заходить наш комиссар.
   
Старший механик – душа компании. Бывший боксер тяжеловес, но человек с очень мягким юмором.  Дверь в его кабинет не закрывалась даже ночью. Комиссар, так комиссар!

 - Милости прошу! -Угощайтесь! Может, желаете сигаретку!-
   
И комиссар угощался. И сигарету выкуривал, и не одну. Не свою конечно!

Посещения им «ППР» стали регулярными. Излишне говорить, что он никогда, ничего с собой не приносил. Да бог с ним, с его жадностью. Но мы стали замечать, что уже не можем так свободно общаться в его присутствии, как это было прежде. Что некоторые, из нашей дружной компании, перестали посещать вечернее чаепитие. Не сдавался только старший механик.

- Надо его разыграть, что бы отлип!-
   
Сценарий был разработан мгновенно. основной упор решили сделать на его жадность. Главную роль отвели мне и второму радисту.
   
На следующий вечер на «ППР» собрались все в предвкушении розыгрыша. Старший механик, под угрозой своего тренированного кулака, провел последний инструктаж.

-Что бы ни одна душа  не выдала и не рассмеялась раньше времени-.

Надо сказать, что учитывая должность и мстительный характер комиссара, затея выглядела довольно рискованной. Поэтому розыгрыш, как бы, был направлен на меня, а не на комиссара.
   
Все выглядело, как обычно. Чаепитие в разгаре. Дым коромыслом. Народу, как никогда. Старший механик в ударе, рассказывает припасенный по этому случаю сальный анекдот.
   
Входит второй радист. 

-Александр Михайлович! Вам какая - то странная радиограмма из Москвы!- И протягивает мне радиограмму. 
   Руки и губы у него трясутся.   
 
-Молодец! Натурально играет! Как по нотам!- думаю я, протягиваю руку за радиограммой.
 
   Но не тут-то было! Моя рука натыкается на пальцы радиста! Радиограмма уже у комиссара! Все в изумлении! Никто не ожидал такого нарушения сценария! Молча наблюдаем, как комиссар, шевеля пухлыми губами, раз за разом, про себя, перечитывает текст. Щеки его становятся бледными, затем ярко малиновыми.
   
В голове у меня мелькает мысль: - Не хватила бы кондрашка! -, а то будут нам «пироги с котятами».
 
-Не тяни, комиссар! Читай вслух! - выводит его из ступора голос стармеха.

Комиссар пытается что-то сказать, но из его горла исходят только булькающе – мычащие звуки!   

   Стармех забирает радиограмму и начинает читать вслух: - Александр Михайлович зпт прошу вас срочно воздействовать на решение вашего отца отказаться от наследства зпт открывшегося после смерти его брата Федора Васильевича зпт проживавшего последнее время в Австралии и считавшегося погибшим во время войны тчк Сумма наследства составляет 3 млна 400 тысяч австралийских долларов тчк случае его отказа зпт все деньги останутся австралии тчк прямых наследников больше нет тчк  документы на право обретения наследства необходимо подать течении месяца тчк Подпись. Советник 2-го класса инюрколегии Колесников-
   
В кабинете старшего механика повисла отрепетированная гробовая тишина…
 
- Ты мне Жигули купишь?-- то ли вопросительно, то ли утвердительно выпаливает, обретший дар речи комиссар.
 
- Ничего не понимаю!- пытаюсь я вернуть события к запланированному сценарию и изображаю молодого боксера, в первый раз, получившего нокдаун.
 
- Отдддайте радиограмму - заикаясь требую я.
   
Опять выручает стармех. Он неподдельно кидается поздравлять и трясет мою руку так, что в плече что-то щелкает.
 
- Вот медведь! Блин горелый! Руку оторвешь! В голове мелькает мысль, что в лице стармеха, советское кино и театр, явно, потеряли великого артиста. 

Остальные начинают то - же поздравлять, уже не дотягивая до требований Станиславского.
 
- Так ты мне жигули купишь? - уже с требовательно – угрожающими интонациями вопрошает комиссар.
 
- Вот черт! Пристал с этими жигулями! Весь сценарий – коту под хвост!
 
- Надо колоться! Иначе слишком далеко все зайдет! - лихорадочно думаю я.
 
- Куплю! Если в партком не сообщите о радиограмме! - делаю я очередную глупость.
 
- А чегой – то одному ему жигули?» - с обидой, но еле сдерживая хохот, замечает третий электромеханик.
 
- Всем здесь присутствующим куплю, если государство не отберет. Но вначале надо с отцом перетолковать. С какой стати, он отказывается? - понесло меня.
   
Тут пошла сплошная импровизация. Кто хохотал, как бы от радости и лез обниматься. Кто предлагал составить список присутствующих, дабы со временем не обнесли жигулями…
   
Для приличия, я еще, пару раз, перечитал радиограмму, изобразил блаженную улыбку, спрятал радиограмму в нагрудный карман рубашки и застегнул клапан, и не без удовольствия, поглаживая, похлопал по карману.

Вдруг мне показалось, что к левой стороне груди приложили кусок льда. По спине и рукам побежали «мурашки». Краем глаза я заметил ледяной взгляд комиссара. Он смотрел на мой карман. Не берусь описать это взгляд. Для этого надо обладать талантом, как минимум Л.Н. Толстого. Но инстинктивно, я стал произносить про себя: - Твои мысли, да на твои же плечи! - 
   
Если бы я знал, чем обернется эта шутка для моей семьи.
   
Как мы и предполагали, на следующий день, капитан шепнул мне зайти к нему. Чуда не случилось. Комиссар вложил. Что и требовалось доказать.
 
-  Роман Васильевич! Да это ребята меня разыграли! А он за чистую монету принял! А заложит в партком, - ему же хуже будет! Покрутят пальцем у виска! - успокоил я капитана. Он, как и все, терпеть не мог комиссара.
   
В этот день, я принимал поздравления уже от всего экипажа. Решили пока не колоться, что это шутка. Пускай хорошенько почувствует себя за рулем новенькой Лады!
   
На следующий день зашли в порт, и закрутилась приходно-отходная карусель: получение продуктов, проверка судна капитаном – наставником, прием воды и топлива и пр. пр. Домой удалось вырваться только один раз, и то на несколько часов.
   
Жена лежала в больнице с тяжелейшей ангиной. С дочкой сидела моя мать.

Наскоро побросав в корзину ношенные сорочки и набрав свежих (жена категорически запрещала стирать белые рубашки на судне), поиграв с дочкой, я отправился в больницу, навестить жену, затем на судно. Завтра планировался очередной отход на Японию.
   
Две недели в рейсе пролетели быстро. На вопросы комиссара, удалось ли уговорить отца, отвечал уклончиво – утвердительно.
   
Буквально на подходах к порту, не выдержал капитан. Не без удовольствия рассказал комиссару, что ребята разыграли старпома и, что он – помполит, купился на их шутку.
   
Всю следующую стоянку в порту, а она была несколько продолжительней обычного, комиссар на судне не показывался. Как покажет время, это будет не конец истории с комиссаром. Месяца через два, перед  самым выдвижением меня на капитанскую должность, комиссар попытается отомстить. Но это будет в другом рассказе…
   
Зато, какой разговор ждал меня дома!!! Дверь открыла жена, в глазах испуг. В прихожую старчески прихрамывая и испепеляя меня взглядом, вышли три сестры моего отца. За ними замаячили и мои родители.
 
-Здрасте! - произнес  я, не подозревая причин столь многочисленного визита. На передний план выдвинулась мать.
 
-Что это? – ткнула она мне в нос какую - то бумажку. - Какое наследство из Австралии? Почему написали тебе, что отец отказывается? К нему никто не обращался! Ты знаешь, что они всей гурьбой ходили на прием  в Военкомат к  Комиссару? -  выпалила она.
   
Только теперь я сообразил, что мне тычут в нос, той самой радиограммой и вмиг представил, как три почтенные матроны ( младшей почти семьдесят) и еще не старый отец, гуськом идут вверх по Уборевича  в военкомат на прием к Комиссару!

И, как он, ничего не понимая, таращит на них глаза, и думает про себя:
- Вот повезло старухам. Тут всю жизнь, рискуя карьерой и свободой, за какие то гроши отмазываю сынков состоятельных и высокопоставленных мерзавцев! А тут!!!  Миллионы долларов!-
 
-Ты знаешь, что Военком  делал запрос в Москву, в центральный архив Министерства Обороны? – не унималась мать.
 
Я онемел! -Вот, так дела! До Москвы дошло!-
 
- Где ты это  взяла? - Я никак не мог сообразить, каким образом радиограмма попала им в руки.

- Карманы твоих сорочек проверяла перед стиркой! Так, ты объяснишь, о каком наследстве идет речь? Отец всех сестер оповестил! К ним никто не обращался! Тете Фросе плохо стало, скорую вызывали! - продолжала она наседать на меня.
 
-Сейчас, мне скорая понадобится! - с тоской подумал я, и картинно потупив взор, что - бы не видеть испепеляющих взглядов теток, рассказал им всю историю.
 
Минуты две стояла тишина! Я осмелился поднять голову. Глаза теток светились озорством и молодостью, спины распрямились.
 
-Ну, а что дальше? Что там с вашим помполитом?- весело спросила тетка Аня, приехавшая по такому случаю из Сибирцево.
 
-Капитан ему, вчера рассказал! Исчез по приходу! Думаю, оргвыводы еще впереди! Время покажет!  - ободрился я.
 
- Накостылять бы тебе за такие шутки! Мы уж думали, сколько лет живого поминали, нашего братика! Грех то, какой! Ну и слава богу! Все разъяснилось! А мильены эти? Мы и без них прожили, чести не помаравши! - поставила точку в этом разговоре тетка Катя и подтолкнула меня в зал. Тетки весело загалдели, и только отец выглядел расстроенным.
 
-Я же в гараже уже всем рассказал! Обещал всех в ресторан сводить! - искренне сокрушался отец.
 
- У тебя вечно, твой язык бежит впереди кобылы!- с укором произнесла мать, и незлобно ткнула его кулаком в спину.
 
-По какому поводу застолье? - увидел я накрытый стол.
 
 -Мильены пропивать будем! Да и хвартеры твоей, из нас никто не видел! Стало быть – новоселье!-
 
 -Папа, папа! А кто такой дядя Федор? Почему про него, все время, говорят эти бабушки? - выскочила из спальни дочка и свернулась калачиком у меня на коленях.
 
-Все расскажу, только подрасти немного. Я все расскажу! - голос мой предательски дрожал, в горле запершило…

С тех пор прошло немало времени. Не стало тети Фроси и тети Ани. Слишком рано, в 65 лет ушла мама. Отец пережил ее на шесть лет. Все эти годы, до самой смерти, при каждом удобном случае, он вспоминал с удовольствием, что в гараже на Снеговой, его звали не по имени…. Его звали – МИШКА МИЛЛИОНЩИК…

P. S. Пройдет еще пару лет и к мемориальной стене на Корабельной Набережной, я поведу своего, уже, третьего внука – Ивана. И расскажу ему, про Федора Васильевича Стрельцова… и про историю с радиограммой и про его прадеда, которого он никогда не видел и которого друзья и коллеги звали – Мишка Миллионщик.


                Сентябрь 20012 г.