«В а с и л ё к»
"Посвящается всем ушедшим на войну добровольцами и погибших, не
успев совершить никакого подвига. Их подвиг и состоит в том, что
они осознанно и добровольно сделали свой шаг навстречу возможной
смерти, чтобы мы сегодня могли свободно жить."
Утро 11 ноября 1942 года выдалось туманное. Плотные облака заволокли небо, заснеженные вершины Кавказского хребта к югу от нас не видны. Казалось, небо приплюснулось к земле. Фашисты в такую погоду не летают. Да и вообще после десяти дней ожесточённых боёв немцы выдохлись. Вчерашний день и минувшая ночь прошли в относительном затишье.
Досталось и нашей дивизии, половину личного состава потеряли. Успеть бы, всех похоронить, пока снег не выпал. Чуть выше в горах уже зима. С позиций своих практически не отступили. У соседей положение хуже, отошли и слева, и справа, того и гляди, немцы с флангов отрезать начнут.
Штаб нашей дивизии обосновался в белокаменном здании с фронтоном, четырьмя квадратными колоннами перед входом и лестницей, ведущей с холма к большой круглой клумбе, вокруг которой чернеет подъездная утрамбованная гаревая дорожка, уходящая далее к шоссе.
До войны здесь размещались лагерь отдыха альпинистов и база горных спасателей. Поэтому сейчас штаб все называют «санаторием». Так его солдаты окрестили, намекая, что, мол, это вам не окоп на передовой, да и бог с ним, такая дезинформация нам на руку.
Бомбят часто, поэтому мы занимаем лишь полуподвальный этаж с маленькими оконцами под потолком. В вестибюле рядом с главным входом расположились только дежурный по штабу и караул. Из вестибюля к нам в полуподвал ведёт лестница, но из полуподвала прямо на задний двор тоже есть дверь, и там стоит часовой.
Если через эту дверь выйти на задний двор и повернуть налево, то попадём на площадку со спортивным бумом, к которому всегда привязано несколько дежурных лошадей, лениво жующих сено, брошенное прямо под бревно бума. А если пройти ещё шагов десять, то упрёмся в маленький горный ручеёк, от которого по трубе часть воды направлена в искусственный сложенный из камней водопад.
Стоя около него, облился по пояс ледяной водой. От такой свежести окончательно проснулся, спал то всего два с половиной часа. Затянулся ремнём, поправил гимнастёрку, закурил. Вытащил свои карманные часы, они показывали 7 часов 35 минут.
Через КПП, что на гаревой дорожке, уходящей в сторону шоссе, пропустили к штабу «полуторку». В кузове сидели человек пятнадцать бойцов. Проехав полукруг у клумбы, машина остановилась около лестницы. Навстречу ей вниз по ступеням бежал дежурный по штабу. Я тоже стал медленно двигаться к машине.
Из кабины вышла женщина в пилотке с петлицами старшего лейтенанта медицинской службы. Она представилась дежурному и доложила, что везла из нашего санбата тяжелораненых в тыловой госпиталь. Потом на складе госпиталя получила несколько ящиков с медикаментами. При выезде из госпиталя её остановила машина заместителя командира дивизии по тылу. Увидев, что она возвращается полупустой, он приказал ей по дороге забрать со сборного пункта пополнение в дивизию и доставить в штаб. К ней в машину загрузили пятнадцать человек.
В это время бойцы из кузова уже спрыгнули на землю и построились. Вперёд вышел младший лейтенант. Не надо было быть разведчиком, чтобы понять, что этот голубоглазый юный блондин только что из военного училища и рвётся, хоть сию секунду, в бой. Младший лейтенант старательно по уставу доложил и передал пакет с документами всей группы дежурному. Дежурный скомандовал:
- Вольно! Располагайтесь пока чуть поодаль от клумбы, вот там, у поваленного взрывом дерева.
Завидев моё приближение, младший лейтенант отдал мне честь.
- А много ли народа на сборном пункте, лейтенант? - спросил я его, он слегка замялся. В разговор вмешался дежурный:
- Смело говори лейтенант. Капитан Пантелеев заместитель начальника разведки дивизии, - представил он меня.
Стараясь выдержать стиль доклада, младший лейтенант заговорил:
- Товарищ капитан! К моменту отъезда нашей группы на сборном пункте наблюдал около двухсот военнослужащих разных званий. Я лично прибыл на сборный пункт в девятнадцать часов, десятого ноября сего года, когда там также находилось около двухсот человек, около ста из которых увели пешим строем в два часа ночи, - и совсем как мальчишка добавил:
- Но к утру опять, столько же набралось, там всё время, как на вокзале.
- Тебя звать, то, как, лейтенант?», - спросил я.
- Младший лейтенант Иванов Василий Петрович. После окончания ускоренного курса Н-ского пехотного военного училища прибыл для прохождения дальнейшей службы, - отрапортовал младший лейтенант. Мы с дежурным переглянулись. Лукаво улыбаясь, дежурный заговорил с младшим лейтенантом:
- Ну, это ты больно серьёзно, лейтенант, с именем то отчеством, а проще, то как?
- Мама Васильком зовёт, - и чуть опомнившись и засмущавшись, добавил:
- Да, вообще то, все Василием называли.
Посмотрев на его яркие голубые глаза, под хоть и короткими пшеничного цвета волосами, я почувствовал то, что, видимо, чувствовала его мать, глядя на него. Ну, просто цветочек василёк в пшеничном поле.
- А, что из себя пополнение представляет? – задал я ему ещё вопрос. Он стал показывать на приехавших с ним красноармейцев:
- Вон тот русский и этот, то ли казах, то ли киргиз, из госпиталя, фронтовики. Остальные новобранцы. Местные все, кавказцы. Те, вот, трое, носатые, похожи на армян. А те смуглые, азербайджанцы. На русском они все плохо говорят.
- Этих я и сам вижу. А на сборном пункте?
- А на сборном пункте то же самое. Товарищ, капитан! А до передовой
далеко?
- В горах везде передовая. Так что смотрите «в оба». Вы свободны,
товарищ младший лейтенант. Пока вас определят, идите к своим подопечным.
- Есть, - младший лейтенант лихо, как на строевых занятиях, развернулся на каблуках и, удалившись метров на десять, перешел со строевого шага на шаг походный.
Минут через сорок к младшему лейтенанту и его команде подошел старшина штабной роты Филиппов. Это был крупный сорокапятилетний мужчина с кривыми кавалерийскими ногами, участник Гражданской войны, в мирное время работавший завхозом в сельскохозяйственном техникуме, где-то под Воронежем. Украшением его были длинные, как у Чапаева усы. За ним следом семенил невысокого роста сержант из третьего батальона первого полка с листком бумаги в руках. Оба шли от дежурного по штабу. Подойдя к прибывшему пополнению, старшина обратился:
- Товарищ младший лейтенант! Вас вызывает дежурный по штабу, с вещами. А за вверенной Вам группой уже пришли, - и мотнул головой в сторону сержанта. Младший лейтенант взял свой вещмешок на плечо, и не по уставу попрощался:
- До свидания! Товарищи красноармейцы.
Ему ответили в разнобой, так как сержант объявил построение и, подняв перед глазами листок с фамилиями бойцов, полученный от дежурного по штабу, уже проводил перекличку.
Когда старшина с Василием Ивановым зашли в вестибюль здания, дежурный, оборвав доклад младшего лейтенанта, направил его к начальнику штаба.
- Вещмешок оставь здесь. Дел тебе там на минуту. Назначение
получишь и вперёд.
Минут через пять на лестнице из полуподвала появился начальник штаба в сопровождении нескольких офицеров. Младший лейтенант шел с ними. Голос начальника штаба гулко резонировал в пустом помещении:
- Надышался от коптилок, голова трещит. Надо пять минут свежим воздухом продышаться, а ты, лейтенант, нам сейчас покажешь, чему в деревне в твоём детстве тебя твой дед в обращении с лошадьми научил.
И, проходя мимо дежурного, бросил:
- Старшину ко мне.
Старшина, не любивший часто попадаться начальству на глаза, услышав голос начальника штаба, тихо вышел из здания, но далеко уходить не стал. Вдруг вызовут, подумал он. Но вышедшие тот час вслед за посыльным, офицеры оказались на ступенях прямо перед старшиной. К нему обратился начальник штаба:
- Старшина, приведи-ка сюда лошадь лейтенанта Евсеева.
- Виноват, это того связного, что третьего дня тяжело ранило,- уточнил старшина.
- Его, его. Лошадь-то цела вроде. Мне сказали, что лошадь, его сама вынесла раненого из под обстрела.
Как и многие кадровые военные, начальник штаба начинал службу в кавалерии и с тех пор ко всему, что было связано с лошадьми, относился с любовью и вниманием. Старшина сбегал до спортплощадки, где стояли лошади, и через минуту подвёл стройную кобылицу, держа её за удила, к младшему лейтенанту. Тот без кавалерийской лихости, но и без боязни, со знанием дела залез на неё. Начальник штаба скомандовал:
- Круг вокруг клумбы шагом, затем разворот, галопом до КПП, там разворот обратно и галопом ко мне. Выполняйте приказание.
Младший лейтенант, как сумел, выполнил поставленную задачу. Начальник штаба слегка поморщился, за последние две недели из пяти опробованных им из пополнения на должность офицера связи, в седле уверенно держался только один, младший лейтенант Козлов, прибывший неделю назад из училища. Иванов держался в седле не ахти как, но было видно, что про походы в ночное у деда, он сказал правду. И начальник штаба, не долго думая, обратился к стоявшему рядом с ним капитану:
- Бери младшего лейтенанта и пиши приказ: «Назначить офицером связи при штабе дивизии вместо выбывшего лейтенанта Евсеева». Он у меня неделю по горам поскачет, заправским кавалеристом станет.
Поразмяв ноги, ещё минут пять, и, выкурив по папироске, офицеры ушли в свой полуподвал также быстро, как и появились на ступенях.
Офицеры связи занимали в полуподвале две смежные комнаты. В одной стояли кровати, заимствованные в бывшей здесь до войны гостинице альпинистов, в другой два письменных стола и штук пять стульев.
Командиром офицеров связи был старший лейтенант Мещериков. На вид ему давали лет тридцать пять, из резервистов, в армии с первых месяцев войны. Младший лейтенант Иванов, получив назначение, сразу же явился для представления. Стучать не пришлось, так как дверь в комнату раскрыта нараспашку и всегда подпёрта стулом, чтобы её не закрывали. Младший лейтенант, переступив порог, представился, офицеры познакомились. Мещериков позвал Иванова в соседнюю комнату и указал на одну из кроватей:
- Бросай сюда свой вещмешок. Это кровать лейтенанта Евсеева. Его два дня назад тяжело ранило, его в тыл отправили. Видать надолго. Лошадь тоже его возьмёшь. Береги её, она надёжная, ему жизнь спасла. Она его раненого из под обстрела вынесла.
А под шинелью в углу младший лейтенант Козлов спит. Трое суток не спал. И за себя, и за Евсеева ему работать пришлось. Он неделю, как тоже из училища.
C лейтенантами Мчедлидзе и Придбайло познакомишься позже, они на задании. Кстати, Мчедлидзе исполняет обязанности моего заместителя вместо убитого неделю назад старшего лейтенанта Юдина, на его место пока замены не дали.
Юдина немецкий снайпер убил. Их здесь, как нигде, много. Так что возьми себе за правило, в светлое время на открытых хорошо простреливаемых местах, как ветер лететь, не задерживаться, не останавливаться, в складках местности прятаться, по возможности не двигаться по прямой. Немцы стараются наверняка стрелять, поэтому выбирают малоподвижные цели.
Из разговора Иванов сообразил, что пока он ходил к дежурному по штабу за своим вещмешком, Мещерикова поставили в известность о новом подчинённом, поэтому о своей «джигитовке» перед начальником штаба рассказывать не стал. Офицеры вернулись в комнату, где стояли столы, и Мещериков продолжил официально:
- В 10-30 майор Абросимов из политотдела дивизии и капитан Пантелеев из разведки поедут на передовую в полки. Поедете с ними. Задача: ознакомиться с дислокацией частей дивизии на местности. Запоминайте ориентиры. Основная езда у нас начинается с наступлением сумерек, заблудиться не сложно. Начальник штаба про Вас с ними договорился, ждать их будете в 10-30 на спортплощадке за зданием штаба.
До этого у Вас час времени. Найдите старшину Филиппова, отдайте ему Ваш продаттестат. Он Вас отведёт, накормит. Офицерская столовая в палатке за штабом. И пусть он Вас с красноармейцем Кулимжановым познакомит. Он конюх, за нашими лошадьми смотрит. Многому научить может, он, видать, родился в седле.
Когда вернётесь и меня на месте не будет, до 18 часов отдыхайте, потом на всю ночь работы хватит, если, конечно, начальство даст отдохнуть. Думаю, в ближайшие часы немцы снова полезут. Вопросы есть?
- Товарищ, старший лейтенант! Я на передовую хочу, в атаку ходить, а не с пакетами по КП ездить. Рапорт мне на Ваше имя писать или сразу начальнику штаба?
Не ожидая такого поворота разговора, Мещериков сорвался:
- Слушай, Иванов! Не лезь поперёк батьки в пекло. По десять раз за день на передовой побываешь. Попал бы ты к нам дня три, четыре назад, тут такое было. В общем, товарищ младший лейтенант, отставить лишние разговоры.
- Есть, отставить лишние разговоры. Разрешите идти?
- Идите.
Ещё загодя Иванов с Кулимжановым встретились на площадке за штабом и занимались с лошадьми. В 10-30 к ним подъехали верхом на лошадях два автоматчика. И мы с Абросимовым в это же время одновременно вышли из здания штаба. Младший лейтенант представился Абросимову. Тот его прервал, скомандовал:
- По коням, не отставать,- и добавил младшему лейтенанту:
- Пока будем ехать по дороге, держитесь в центре, между мной и капитаном, о себе расскажете.
Ехали медленно, шагом. Первым заговорил Абросимов:
- Так значит, прямо из училища к нам. А родом, то, откуда сам будешь, родители кто?
Младший лейтенант обстоятельно, хотя порой и по мальчишески, начал свой рассказ:
- Из Куйбышева. Отец на военном заводе и сейчас работает. Снаряды там делают. «Бронь» у него, да и возраст уже. Я единственным и поздним ребёнком в семье рос. А мама диспетчером в автобусном парке, правда в последнее время больше в госпитале дежурит.
23 июня сорок первого года с одноклассниками выстояли очередь в военкомате, а на нас зашумел офицер, мол, мешаем работать. Сдам, кричит, сейчас патрулю на улице, чтобы с вами по законам военного времени разобрались. Мы не догадывались тогда, что его уже вторые сутки четырнадцати и шестнадцатилетние подростки донимают. Мне семнадцать лет только 16 октября должно было исполниться.
Нас, всех старшеклассников, 25 июля сорок первого года собрали в школе и объявили, что мы едем в колхоз помогать убирать урожай, так как многие мужчины ушли на фронт и в колхозе не хватает рабочих рук. В колхозе мы пробыли почти до конца октября, когда вернулись, начались занятия в школе.
Кроме того, нас стали три раза в неделю отправлять после уроков на снарядный завод, где обучали рабочим специальностям. Я, например, на токаря выучился. Часто нам объявляли, что сегодня практические занятия, и мы просто помогали работать в цехах, в эти часы мы чувствовали себя настоящими рабочими. В апреле и мае усиленно готовились к выпускным экзаменам, так учебный год и пролетел.
На следующий день после окончания школы нам предписывалось прибыть в отдел кадров снарядного завода для оформления на работу, чему мама и особенно отец очень радовались, что мы вместе будем работать. Но утром ко мне прибежал мой друг Володька Первухин и говорит:
- Если нас на завод примут, «бронь» дадут, да и с военного завода на фронт не сбежишь. Давай попробуем сегодня ещё раз в военкомат сходить.
Вчерашних десятиклассников в тот день было много. Как я пришел домой попрощаться и собирать вещи, это отдельный разговор. Сколько мать тогда слёз выплакала, я никогда до этого не видел. Даже у отца выкатилась слезинка. Он обнял нас с мамой и сказал:
- Если не суждено мне бить врагов, пусть это сделает наш сын, он уже взрослый. Пусть громит фашистов нашими снарядами, уж я для него постараюсь.
Через три дня я в эшелоне ехал, только не на запад, а на восток. Между собой в вагоне быстро перезнакомились, оказалось, что все ребята после окончания средней школы. Когда подъезжали к станции назначения, сопровождавший нас старший лейтенант сказал, что есть приказ всех призывников со средним образованием направлять в военные училища. Но подготовка там сейчас ускоренная, и несколько месяцев спустя мы попадём на фронт.
Не сбылась мечта отца, т.к. попал я не в артиллерийское, а в пехотное училище. Всё, что там произошло со мной, запомнилось, как один длинный, тяжелый день. В августе нам объявили, что в связи с критическим положением на фронте, наш выпуск будет не в декабре, а не позднее конца октября.
Как нам и обещали, 31 октября 1942 года мы уже с петлицами младших лейтенантов катили в эшелоне на запад, все три выпускные роты. В Астрахани две роты перегрузили на баржи, и они ушли вверх по Волге. Ещё не зная места своего назначения, мы завидовали им, скорее всего они попадут в Сталинград.
А роту, где я был, довезли до Орджоникидзе, постепенно ссаживая отдельные группы, видимо, для пополнения воинских частей, находящихся здесь в тылу на переформировании. На том сборном пункте, откуда я сюда попал, нас из училища пять человек было, остальных по дороге разобрали.
- Да, рассказал ты нам историю, как на фронт попал. Ну, а на личном фронте, что у тебя? – желая, видимо, продолжить разговор, и довольный своей игрой слов, майор Абросимов задал новый вопрос. Заметив, что младший лейтенант покраснел и смутился, я попытался поменять тему:
- Своих товарищей из училища, тех четверых, что ещё на сборном пункте остались, скоро увидишь. Весь народ со сборного пункта сегодня в нашу дивизию направляется. С наступлением сумерек всех распределят по полкам. На их позиции мы и едем сейчас.
- Ты смотри, разведка всё знает, - двусмысленно подтвердил Абросимов. Видя, что майор, всё-таки, ждёт от него ответа на заданный вопрос, младший лейтенант продолжил:
- Из девочек я только с нашей соседкой Ниной дружил. Она на год младше меня. Говорила, как десятый класс закончит, пойдёт на санинструктора учиться, и на фронт собиралась.
В день, когда я уходил в армию, дождалась меня во дворе, сказала, чтобы написал ей письмо, адрес то у неё тот же, только квартиры у нас разные. Сказала, напишешь, и я тебе писать буду. И ждать тебя. Чмокнула в щёчку и убежала. Потом мне в училище свою фотокарточку прислала.
Видимо он хотел вытащить фотокарточку из кармана гимнастёрки, чтобы показать, но в этот момент мы стали круто спускаться в лощину, и надо было двумя руками удерживать лошадь. Как только все мы, пятеро всадников, оказались в самом низу у едва заметного горного ручейка, в метрах трёхстах на другом конце лощины застучал немецкий пулемёт.
Немцы видеть нас не могли, так как вся лощина заросла густым кустарником и деревьями. Об этом же говорила и длинная беспорядочная пулемётная очередь, прервавшаяся также внезапно, как и началась.
Беспорядочные пули коротко просвистели в воздухе, гулко простучали по стволам деревьев, зашуршали сухими, редко оставшимися на ветках листьями, падавшими вместе со срезанными верхушками кустов. Всадники инстинктивно пригнулись за холки лошадей. В ту же секунду майор скомандовал:
- Вдоль ручья, за косогор, быстро!
Но одновременно с ним в один голос закричали автоматчики, остававшиеся сзади:
- Товарищ майор! Лейтенант, младший лейтенант….
Я резко оглянулся. Эта картина запомнилась мне потом на всю жизнь. В этот момент мне хотелось окликнуть его по имени: «Василёк!»,- но сознание, что уже поздно, сработало быстрее.
Я обернулся именно в тот момент, когда корпус младшего лейтенанта с откинутой назад головой, удерживаемый седлом и ногами, застрявшими в стременах, заканчивал описывать окружность вокруг пояса и стал грузно наваливаться на холку лошади. Фуражку сорвало. Пуля попала прямо в висок. Его голова, словно к подушке, прильнула щекой к лошадиной гриве, повёрнутое набок лицо обагрилось кровью.
Автоматчики подхватили его лошадь, и несколько секунд спустя мы уже находились за безопасным склоном. Машинально вытащил свои карманные часы, они показывали 11 часов 10 минут.
Тело младшего лейтенанта довезли до КП второго полка. Там невдалеке от КП его и похоронили. Узнав о столь нелепой смерти, к могиле подошел командир полка и с ним два офицера. Когда автоматчики всё окончили, мы дали залп из семи стволов: двух автоматов и пяти пистолетов. Это всё, что мы тогда могли сделать для этого юноши.
Через пять минут все уже были заняты своей обычной фронтовой работой. Мы поехали дальше. Через час добрались до позиций первого полка, отражавшего немецкую атаку с фланга, там немцам накануне удалось потеснить наших соседей и установить миномётную батарею выше наших траншей.
В том бою меня тяжело ранило осколком в голову, и я получил страшнейшую контузию. Говорили, немецкая мина разорвалась в нескольких шагах от меня. Лечился я до поздней весны 1943 года в тыловом госпитале в городе Баку.
- - -
Эту историю рассказал мне мой отец Семён Михайлович Пантелеев, вспоминая и часто рассказывая мне, о своих фронтовых буднях. Было это в году 1955, т.е. спустя всего тринадцать лет после описываемых событий, поэтому его рассказ казался подробным, живым, красочным. А мне было тогда лет восемь, я, как губка, впитывал и запоминал каждое слово отца.
Отец воспоминаний не писал, да и умер он в результате полученных на фронте ранений, достаточно молодым, в 1957 году, когда каждый второй взрослый мужчина был бывшим фронтовиком, а о войне, особенно её жертвах, старались не говорить.
Что заставило меня, спустя более полувека, взяться за перо? Вспоминая эту правдивую историю, в которой за давностью лет я мог лишь запамятовать настоящие фамилии, я не перестаю думать, сколько же осталось на полях войны таких «Васильков»?
Совершенно никому не известных, не успевших подняться в атаку, не нажавших ни разу на курок, не заслуживших никаких орденов и медалей, и оставивших о себе след в истории лишь на небольшом бланке, названным в народе «похоронкой», где одна строчка:«Пал смертью храбрых за свободу и независимость нашей Родины»,- говорит за них - ВСЁ.
Букулты 2008 год. Владмир Пантелеев
Сборник "Не забывайте нас, правнуки!"
В настоящий сборник вошли написанные мною для детей и юношества рассказы о войне: "Чёрные глаза", "Василёк", "Серебряный подстаканник", "Железный крест", "Отец чемпиона", которые Вы найдёте на моей страничке.
Первые три рассказа написаны по воспоминаниям моего отца Пантелеева Семёна Михайловича, участника ВОВ с первого до последнего дня. С героем рассказа "Отец чемпиона", Алексеем Марковичем Музыченко, меня связывала более чем десятилетняя дружба. Рассказ "Железный крест" написан по моим воспоминаниям послевоенного детства.
Так как я указываю имена и фамилии реальных участников описываемых событий, происходивших в реальности, считаю, что имею право назвать свои рассказы МЕМУАРАМИ.
Почему я адресовал свои рассказы о войне именно подросткам?
Например, что мы видим сейчас о войне на экране? Некоторые молодые режиссёры пытаются показать правду о В.О.В., но они полностью зависят от продюсеров, экономящих деньги на квалифицированных военных консультантах, в результате вместо исторической ПРАВДЫ мы видим "ляп" на "ляпе", а малочитающая современная молодёжь принимает увиденное за "чистую монету".
Например, в одном из фильмов молодой режиссёр снимает крупным планом группу советских военнопленных, освобождённых после двух лет пребывания в фашистских лагерях смерти, с отъетыми харями, словно у бандюганов девяностых, а молодые исполнительницы девушек-фронтовичек в этом фильме своим поведением, одеждой, причёсками больше напоминают "ночных бабочек" с Тверской.
Если режиссёра можно отнести к «старшим внукам», то молодых героинь фильма, уж точно, к «правнучкам» показанных исторических персонажей. Для вышеупомянутых создателей фильма события Великой отечественной войны столь же далеки, как для меня и для Вас Троянская война, если, конечно, Вы не историк в данной области. Скажем честно, а что мы знаем о Троянской войне? Думаю, ровно столько же, сколько наши внуки и правнуки о Великой отечественной войне.
Так сложились обстоятельства, что я пять последних трудовых лет перед выходом на пенсию работал учителем в школе. И беру на себя смелость сказать, что поколение ПРАВНУКОВ (героев Великой отечественной) знает об истории этой войны лишь «обрывки из отрывков», причём, из самой плохой её интерпретации. Из проведённых мною лично опросов учеников 5-7 классов (за пять лет около 300 учащихся) выяснилось, что более 80% опрошенных с полной уверенностью не могут назвать даже имена и отчества своих прадедушек и прабабушек. Рассказать, чем прадеды и прабабки занимались в годы войны, кто из них воевал, в каких войсках и звании или был в партизанах, кто из них погиб или умер в годы войны и в каком возрасте.
Актёры и режиссёр ведут себя "по понятиям" и морали сегодняшнего дня, а не военных лет. Поэтому так выглядят и «фронтовички», и «сытая» массовка, изображающая измождённых военнопленных, потому что это НЕСООТВЕТСТВИЕ им просто не могло прийти в голову.
Но это вина не режиссёра и актрис, не юных школьников, а это результат донесённой до их сознания, двумя послевоенными поколениями, НАРОДНОЙ памяти о войне. Как много мелочей «рассыпали» из «кошелька памяти» эти два поколения (сыновей и внуков участников войны) по дороге к их правнукам.
Конечно, мертвых не вернуть, новое взрослое поколение не переделать. Но, чтобы говорить ПРАВДУ о войне, нужно сохранить каждое слово её КАЖДОГО участника или хотя бы воспоминания тех, кто жил и общался с этими людьми. Это долг каждого из нас. Это и мой долг. Нельзя допустить, чтобы поколение правнуков НЕ ЗНАЛО даже имён своих прадедов-героев. Поэтому ПРАВДУ О ВОЙНЕ, УСЛЫШАННУЮ от её участников, я писал, и буду писать для детей, для будущих поколений.
Откройте, пожалуйста, мой сборник "Не забывайте нас, правнуки!", в котором найдёте пять рассказов: "Чёрные глаза", "Василёк", "Серебряный подстаканник", "Железный крест", "Отец чемпиона". Прочтите их вместе со своими детьми, внуками или даже правнуками. Этим Вы внесёте свою лепту в нравственное и патриотическое воспитание молодёжи. Если Вы хотя бы немного, в глубине души, патриот России, если Вы уже прочувствовали своим сердцем, что принесла эта война нашему народу, эти рассказы не оставят Вас равнодушными. С Глубочайшим Уважением к каждому, кто это сделает. Не пожалеете.
2012 год Владмир Пантелеев