ГЛАВА 3
Пролетела ещё одна неделя.Я начал осваиваться и привыкать ко всему, что происходит вокруг. Я научился ходить в туалет. Разница между амфитеатром и камерой заключалась в том, что в Древнем Риме арена была по центру. А в 20 веке туалет в камере был в углу и, соответственно, зрителей в разы меньше.
Научился разговаривать по «трубочке». Это когда аллюминевую кружку приставляешь днищем к трубе отопления, а в отверстие начинаешь переговариваться с соседними камерами. Соответственно на другом конце трубы, когда слушают, кружку переворачивают наоборот. Связь вполне сносная. К примеру, находясь в 101 камере, можно было разговаривать со 107.
Со своим хлебниками я практически не общался. Мы кушали вместе,пили чай. Редко общались. Каждый жил своей жизнью.Но для остальных 50 человек мы были одно целое.Все споры в камере разрешались нами. Правда, я больше слушал, чем говорил.Но я постепенно набирался опыта, бесценного тюремного опыта.
Проснувшись, я стал вспоминать, какое сегодня число.Стоп, сегодня ровно месяц, как я нахожусь в тюрьме. Такое чувство, как будто вечность.Громко на всю камеру прозвучала моя фамилия:
- Две минуты на сборы, с вещами на выход!
Сумбур в голове и наспех втиснутые вещи в сумку. По рассказам я уже знал, что тяжелостатейников часто переводят из камеры в камеру, Что- бы у оперативников появилось больше информации по материалам уголовного дела.
В каждой камере есть так называемая наседка, а в народе курица.Человек, который исправно доносит на таких же, как и он. А что бы ни возникало подозрений, к оперативникам поочерёдно вызывают всех находящихся в камере.Вот и попробуй, разберись, кто курица, а кто порядочный….
Я остановился перед камерой 153. Из подвала перевели на второй этаж. Положительная динамика, меньше шансов подхватить туберкулёз в подвальной сырости.Отворилась дверь, и вместо базарного рынка в субботний, летний день, передо мной..... тихий, уютный сквер, даже с фонтаном.
В предыдущей камере место, где должен был находиться водопроводный кран, было тщательно замуровано. После подъема к камере подкатывали две 40 литровые фляги и если у тебя имелась хоть какая- то ёмкость для воды, тебе её наполняли. Обычно это были бутылки из-под «Кока - Колы». Два литра ты растягиваешь на сутки.
Перечислю надобности: умыться, почистить зубы; сварить себе чаю; сходить в туалет и смыть за собой. И если ты совсем профи, то в конце дня ещё и ополоснуться, стоя в туалете.
Первое, что я заметил в новой камере- это струйка воды из крана. Первая мысль была, наполнить бутылку. Но в спешных сборах я забыл взять из подвала свою ёмкость для воды. В камере кроме меня находилось ещё пять человек.
Было достаточно просторно и как-то по-домашнему. Народ лениво посмотрел на меня и не проявив никакого интереса, опять уткнулись……в телевизор!!!Для меня это был шок! Я по своей наивности думал, что вся тюрьма такая, как в подвале. Оказалось---нет. Камера рассчитана была на шесть человек и меня преспокойно дожидалась моя нара,
- «Так можно сидеть»- подумалось мне.
Но что-то во всей этой люксовой камере настораживало.Наконец ко мне подошёл парень, представился Сашей.Разговорились... После чего мне стало понятно, что эта хата непростая.Саша— "курица", и особо он это не скрывает. А остальные находятся на обработке или платят как в гостиннице. За улучшенные условия. Не они, а их родственники- соответственно.
Первую неделю я только тихо обалдевал. Мой сокамерник Лёха, с интересной фамилией Цех, получал передачи два раза….. не в месяц ( при положенных одной в 30 дней), а в день!Это был настоящий завтрак с горячими оладьями и чаем в термосе и вечером добротный обед—ужин в одном флаконе.… Да ужж!
Самое интересное, что всё это было и воспринималось как само собой разумеющееся.Одно радовало: ели все, делилось всё поровну.Как потом я узнаю, мама Лёши была директором Центрального рынка в городе.Но мы все только тихо радовались за маму Лёши и желали ей только самого хорошего.В таком ключе пролетели три недели. Я уже стал догадываться, что для меня перевод в другую камеру стал компенсацией за дикие побои. Такое мол:
-«извините, не хотели, перестарались…»
Задабривали, что бы ни стал писать жалобы.Но я и не стремился жаловаться, так как воспринимал всё это как Лёша Цех- передачи от мамы.
Всё закончилось в один день. По телевизору должен был быть футбол, один из первых Кубков Содружеств. Саша, как хозяин положения, не смотря на желания остальных смотреть футбольный матч, переключил на музыкальную программу. Все промолчали.
.Мне же надоело подстраиваться под него.Я молча встал и переключил на футбол. Все замерли- это был демарш, бунт.Он не спеша поднялся и направился ко мне. Физически он проигрывал без вариантов. Но это были игра нервов. Видя, что я не отойду от телевизора, за метр от меня он развернулся и зашёл в туалет.
Рано утром я поехал дальше, искать счастье в другой камере…173,что-то об этой камере я уже слышал. Пока открывалась дверь, я лихорадочно вспоминал, что?!Первые 10 минут моего нахождения в камере ничего нового, в плане познания тюрьмы, я для себя не открыл. Те же серые, угрюмые лица. Тот же неимоверный смрад,дикий коктейль из всех неприятных запахов, которые может представить себе человек.
Меня представили смотрящему. Молодой парень лет 30, высокий, приятная внешность и совершенно без зубов.По тюрьме «катается» 4 год. Наркоман, неплохо соображает, бесшабашен, справедлив, но по сути своей беспредельщик. Погоняла—Лёта.Мне показали нару, где я буду спать.
По сравнению с предыдущей камерой у меня опять появился сменщик. Я через силу дождался вечерней поверки, что -бы лечь спать.В голове, перед сном, стал не спеша прокручиваться весь день. Это очень помогало.В процессе дня не успеваешь улавливать очень много важных мелочей.
Вечером, в режиме медленной прокрутке, я понял, что на моё счастье в камере с телевизором я просидел меньше месяца. Если бы больше, то моя репутация была бы основательно подмочена.Или ты «наседка», или «бобёр»: и тех, и других, особо не жалуют, а другие в таких камерах подолгу не находятся.
И если ты считаешь себя порядочным арестантом, то должен сидеть в «общаке», в общей хате, где на одну нару 2, а то и больше претендентов. И если тебя туда перевели, то ты должен спровоцировать конфликтную ситуацию, для того чтобы тебя перевели в общую хату. Хорошо, что я учусь анализировать. Не в замедленном режиме это выглядело приблизительно так:
« Из какой хаты к нам пожаловал?
-«153»
Ребята, молча, переглянулись.Один из них краешком губ улыбнулся и напрягся.Но сколько же в этой ухмылке было спрятано….
-«Сколько времени пробыл в хате?»
-«Меньше месяца»
Напряжение значительно спало.… И перешли к другой теме.Весь диалог занял меньше минуты. В обычной жизни на это даже не обратил бы внимание. А здесь опасность начинаешь чувствовать, как собака.Где-то там, чуть ниже затылка начинает пробегать холодок. Мозг не успевает обрабатывать информацию и такие моменты откладывает на вечерний анализ.Если бы я просидел в камере с удобствами 3-4 месяца, в этой хате мне бы жить не дали..С этими мыслями я заснул.
Сменщик разбудил меня перед утренней проверкой, где-то в5:50..Спустившись вниз со второго яруса, я стал искать себе место, где приткнуться.Не имея нары на первом ярусе, ты обречён весь день слоняться по камере или присаживаться на корточки, что не особо удобно
Вместе с жарой в камеру пришла дизентерия. Болезнь настигла меня на 4й день всеобщей камерной эпидемии. 55 человек, поголовно, с частотой позывов каждые 20 минут толпятся у одной- единственной спасительной дырки. Многие так и не попадали в число счастливчиков, но к ним относились с пониманием, так как все плыли в одной лодке.
За это время, пока в камере свирепствовала болезнь, туалетная бумага стала котироваться выше пайки хлеба. Через 2 дня мне пришлось пустить в ход свое обвинительное заключение. Легкостатейники пострадали больше всех. Так как обвинительное заключение было отпечатано максимум на 2х листках, а это 2 захода в туалет. А таких заходов за сутки от 10 до 20. Тяжелостатейники держались до недели: у кого обвинительные заключения переваливали за 100 страниц.
Когда камера осталась без бумаги, в ход пошла вата из матрасов. Через три недели все закончилось. Печальный итог, двое умерших, а остальной контингент сильно потерял в весе. Лично я потерял в весе, по моим подсчетам, до 15 кг. Еще толком не оправившись после кишечной инфекции, я подхватил стрептодермию.
Все началось с обычной чесотки. Зуд был невыносим. Медикаментов не было и не предвиделось. Днем терпишь, а во сне, когда себя не контролируешь, все расчесываешь до крови и в раны попадает грязь. Плюс ослабленный тюрьмой иммунитет. В остатке я имею все тело усыпанное гнойниками. Через 4 дня поднялась ужасная температура. Я не измерял, но мне кажется, было за сорок. Жар продержался двое суток. Двое суток между жизнью и смертью. И это не просто слова, это реальные ощущения.
В первые сутки дикой температуры, с трудом дождавшись отбоя, и приложив немало усилий, я взобрался на нары. Минут сорок меня бросало то в жар, то в холод. Сначала появился страх о том, что моя жизнь может закончится в этой камере. И даже не страх, а отчаяние, возникшее из-за того, что я вообще не влияю на ситуацию. Просто тупо лежу и умираю. Но вскоре на смену отчаянию пришло чувство, которое не поддается описанию. Это чувство можно сравнить с легким опьянением, но при этом с кристально чистыми мозгами. Куда то исчезла вся тяжесть и слабость. Мне вдруг стало весело и легко и близость конца совершенно не напрягала меня. Скорее всего, это проходят все, кто хоть когда-то умирал. Потом провал и темнота и я очнулся через сутки. Видя мое состояние, меня даже не поднимали на пересчет. Вместе с приходом сознания вернулась слабость и тяжесть, я выкарабкивался...
В 6:05 привезли дневную пайку сахара и хлеба.Один человек получал весь паёк на всю хату, чтобы не было столпотворения возле кормушки, а потом раздавал.Сахар рассыпался спичечным коробком, тюремная норма 70 грамм на человека. Основная масса населения камеры сразу начинали делать так называемые «понтеры».С пайки хлеба, вынимали половину мякиша, и присыпали всё сахаром.Потом всё это необильно поливалось водой. Получался тюремный десерт.Одно плохо сразу уходил весь дневной сахар, но это того стоило.
Я сидел возле двери и доедал свой десерт. Ко мне подошёл один из шнырей Лёты и пригласил меня на разговор к смотрящему.Ничего нового я не услышал. Одно понял, все здесь гораздо жёстче.
В хлебниках у Лёты было два человека. Аббат и Бачура.Аббат – молодой парень 25 лет отроду, воевал в горячих точках. Дерзок, Физически развит. Когда его арестовывали, он поставил на уши всю область.С простреленным плечом, с ввёдённым в области планом «Перехват»,он обошёл все засады и спокойно ушёл в другую область.Так бы и не поймали, сдала любимая девушка.
Он верил ей и чтобы она не беспокоилась, сообщил ей свои координаты местонахождения. Она, испугавшись шумихи, перезвонила куда следует.Омон, учитывая боевое прошлое Лёхи, взяли с собой девчонку, что бы наверняка, На живца. Увидев её в дверном глазке, на всякий случай снял с предохранителя пистолет. В результате, девочка в психушке, трое бойцов ОМОНа с ранениями в больнице, а Леха, с перебитыми при захвате конечностями, в тюремной больнице.
На прогулке, мы часто беседовали с ним, хотя по тюремной табели о рангах он был значительно выше меня, но со мной держал себя просто.;Первый стык с Лётой произошел через неделю.
С утра он предложил мне постоять на «шарах». Я сидел уже третий месяц. Я понимал, что «шары» (это специальный человек, который стоит возле двери и слушает, что происходит в коридоре, чтобы при движении надзирателя сообщить всей камере),- это где-то рядом возле тряпки с веником. Хотя опять же, все преподнесено было, как святая обязанность всех порядочных арестантов. Я так же вежливо отказался. Его тон поменялся. От рассуждений о тюремном братстве разговор стал переходить
– «кто по жизни круче». Он -Лёта, который больше трех с половиной лет на тюрьме или я- «зеленый арестант», который на тюрьме «без году неделя».
Камера затихла в ожидании зрелища. Обычно, такие разговоры заканчивались мордобитием. Но в этот раз всё стало складываться не в пользу Лёты. Несмотря на маленький срок пребывания в тюрьме, в доводах я практически не проигрывал смотрящему, а физически был сильнее и всем видом это показывал. Лета, обернувшись, через всю камеру обратился к Аббату:
-«Лех, иди посмотри, какой хрен с бугра нарисовался, не сотрешь».
Обычно, так все и заканчивалось. На сцене появлялся Лёша, бывший морской пехотинец, и спектакль приближался к финальному акту. Практически, шансов у меня не было. Не из-за того, что их двое, а из-за того, что в случае, если я даже справлюсь с двоими, по команде смотрящего кинется вся камера.Аббат не спеша подошел и неожиданно для меня, в резкой форме заявил Лёте:
-Какого хрена, ты ломаешь пацана, тебе мало бесов вокруг или тебе приятно находиться среди уродов. Ты же видишь, что он нормальный парень, его поддержать надо, а не гнобить. Лёта, сразу переменился в лице. Улыбнувшись, он обратился к Аббату:
-Брат, ну что ты напрягся, обычная проверка на вшивость. Ну, красавец, не повелся, я и не собирался его ломать».
Аббат ухмыльнулся и пошел на своё спальное место.Теперь для меня стало понятно кто в камере настоящий смотрящий. Через некоторое время, я узнаю что, Лёта был «мусорской», но это было не доказуемо, и Аббат это знал.
Вечером того же дня, стали происходить, поразительные переменены в бытовом плане. У меня появилась своя собственная нара, без сменщиков. И ещё поразительнее тот факт, что – на первом ярусе. Жизнь начинала налаживаться.
На утренней прогулке, мы как обычно разговаривали с Аббатом. Он поведал мне, что с сегодняшнего дня я буду их четвертым хлебником. С этого дня, благодаря Аббату, для меня стала открываться обратная сторона тюремной жизни. Теперь мне стало понятно, почему однажды, вроде бы справедливый Аббат не вмешался в ситуацию, когда у человека чуть ли не по беспределу вынимали изо рта золотую коронку и делалось все это довольно-таки варварским способом.
Нагревали ложку на огне и расплавляли коронку прямо во рту. Теперь-то я стал понимать, что Аббат держал золотую середину. Он не мог во всем открыто противостоять Лёте, иначе бы Аббата в две секунды бы убрали из камеры. Так как все деньги, золото, которое оказывалось у Лёты, проходило через оперативников. Каждый имел свой процент и Аббат прекрасно понимал, что это он не в силах изменить. Эта система, обкатанная годами, а о бесполезности битв с ветряными мельницами, свидетельствует печальная история Дон Кихота.