Ожидание неизвестности

Андрей Кд Лаврик
   (Написано в соавторстве с Сергеем Зябаровым:
       http://www.proza.ru/avtor/250288 )

       Вокзал в провинциальном городе – отнюдь не самое мерзкое место. Бесконечная суета, присущая его мегаполисным сородичам, уступает место смиренному ожиданию. На лицах пассажиров не проступают ни капли растерянности, ни пятна тревоги. Кажется, всё просто в жизни этих непримечательных зданий. Пассажиров они меняют с лёгкостью опытного ловеласа, коллекционирующего любовниц.
        Посёлок Жданов также довольствовался маленьким вокзалом.
        Зима в этом году точно взбесилась. За несколько дней до наступления декабря она ворвалась в город на белоснежном коне, захватив посёлок с потрохами. Ошеломленные жители безропотно сдались. А что им оставалось делать? Привыкшие подчиняться строгим приказам судьбы, они в очередной раз послушно приняли её удар.
        Ближайший крупный населённый пункт – город Разумск – находился в восьмидесяти километрах от Жданова. В основном, туда ездили местные студенты, ведь университетов в посёлке не было. Закончив обучение, большинство ребят покидало родной край с нескрываемым облегчением. Некоторые следовали в Разумск, остальные метили ещё дальше – в Столицу.
        Нынешней ночью зима свирепствовала с необычайной силой. Ветер и снег бесстыдно насиловали обнажённые ветви деревьев, а мороз сковывал каждое движение посёлка.
        Сдавалось, один лишь вокзал с насмешкой наблюдал за происходящей оказией. Пребывая в задумчивом состоянии, под своей крышей он приютил четырёх пассажиров. Все они нервно ёрзали на креслах. Их взгляды едва выражали радость. Причиной общего недовольства служила задержка нужного рейса. Маршрутка по направлению пос. Дальний – пос. Жданов – Столица должна была подъехать в десять часов вечера, но опаздывала уже на полтора часа.
        Поначалу ожидающие пытались развеять туманные опасения, ссылаясь на непогоду. Но вскоре их охватило волнение, которое усилилось после произошедших событий весьма непредсказуемого характера.
        Дело в том, что по ночам в ждановском вокзале, помимо редких пассажиров, находился единственный человек – диспетчер. Он отвечал за продажу билетов и порядок. Так вот, когда один из пассажиров, решив поинтересоваться о задержке рейса, подошёл к кабинке, в которой обычно сидел диспетчер, она оказалась пустой. Поиски работника вокзала ни к чему не привели. Более того – обнаружилось ещё одно странное открытие. Входная дверь здания была намертво заперта. Когда в помещении внезапно погас свет, четыре фигурки начали подозревать – им придётся столкнуться с чем-то, о чём у них нет ни малейшего представления.
        Чёрные глаза вокзала продолжали без интереса наблюдать за проделками зимы. Внешне здание выглядело совершенно уныло, и вряд ли кто-нибудь из редких прохожих мог представить, какие секреты оно таит внутри.
         Что же такое, по сути, темнота? А это своего рода индикатор. Как лакмусовая бумажка для человека. Каков человек – такова и темнота вокруг него. Кто-то видит в ней оборотней и вурдалаков, другие отчаянно пытаются разглядеть зрелище ещё более жуткое – сумасшедших, безжалостных маньяков или потерявших терпение кредиторов (что в принципе одно и то же – с небольшой поправкой на ветер). Есть и такие, темнота которых наполнена добрыми феями и новыми романтическими встречами, а для кого-то она - всего лишь обратная сторона света.
        Тишина тоже была невыносима и звенела в ушах громче, чем огромный литой колокол местной церквушки.
        Словно два свирепых голодных волка, безмолвие и тьма выжидающе кружили по потухшей комнате вокзала. И круг этот с каждой минутой неумолимо смыкался вокруг четверки, казалось бы, случайных гостей маленького зала ожидания.
        – А сети-то нет, – обратился ко всем сразу и ни к кому конкретно обладатель густого прокуренного баритона. Перед тем как погаснуть, дисплей на мгновение осветил его жиденькие усики и щёки со следами недельной небритости.
        В комнате один за другим ожили ещё три огонька.
        – Вы правы, та же история. А ведь мой телефон явно дороже и новее, чем Ваш, – женщина уронила пренебрежительный, почти брезгливый взгляд на соседа. Даже в рассеянном, слегка сконфуженном свете маленького монитора, в глаза бросался вызывающий макияж, вряд ли уместный для человека, отправляющегося в дорогу. Сам же источник света и предмет неуёмной гордости хозяйки – телефон, казалось, висит в воздухе, неуклюже зажатый между безобразно длинными, ярко красными ногтями. 
        – Если мы подсядем вдвоём к пустой миске, только я буду с деревянной ложкой, а Вы – с золотой, то миска для обоих окажется пустой. Или я ошибаюсь? – баритон явно насмехался.
        – Клоуны, одни клоуны вокруг. Потому и живём как в цирке! – теперь голос женщины стал твёрдым и уверенным. Обида в нём не слышалась даже отзвуком. Скорее высокомерие. – Пошли бы лучше диспетчера поискали, чем неумело и неуместно язвить.
        Мужчина улыбнулся
        – Ну чего сразу клоун? Можно просто Алексей.
        – Жанна Валентиновна. Не хотела задеть Ваши нежные чувства, просто Алексей, но, по моему скромному мнению, каждый должен знать своё место.
        Баритон Алексей улыбнулся ещё шире.
        – И где же Ваше место?
        – Ну, уж точно не рядом с Вами.
        – Странно, – проснулся ещё один голос. – Всё это очень странно и не менее тоскливо, друзья. Впрочем, наша жизнь – череда скучных событий, венцом которых является долгожданная смерть.
        Слова, исполненные совершенной меланхолии, заставили Жанну Валентиновну недовольно сморщиться. Алексей же, напротив, оживился:
        – Милейший, вашего дедушку случайно не Буддой величают? Может, вы и гроб с собой носите?
        – Мы все его носим, – спокойно ответил мужчина лет пятидесяти. Его одежда, под стать речам, выражала унылость. Выцветший свитер покорно сидел на сутулых плечах, белые брюки наверняка давно ничего не слышали о порошке. – У каждого из нас в кармане валяется деревянная коробка. Рано или поздно приходит смерть с подходящей для неё крышкой. Это не попытки пофилософствовать, а абсолютная правда, поданная в слегка поэтизированной форме. Как бы вы не старались спрятать истину за радужными занавесками иллюзий, она от этого не пострадает.
        – Браво, – баритон громко зааплодировал. – Честное слово, браво! Жаль, что здесь так мало зрителей, удостоенных чести узнать наконец-то страшную тайну мироздания. Может, на бис?! Кстати, вы так и не объявили изумлённой публике ваше святое имя.
        Алексей демонстративно отбил поклон, как это делают в церкви богомольные люди.
        – Яков. Хотя какая разница.
        – Ага, значит, жид, – не унимался Алексей. – Итак, что мы имеем на данный момент, – пальцы на поднятой руке начали загибаться. – Уверенная в собственном превосходстве над остальной Вселенной дама – раз; мастер ораторского искусства – два; скромный житель средних широт – я – три; и Мисс Тихоня. Весьма привлекательный контингентик. М-да… Где же дурацкая маршрутка?! Вести светские беседы – удел старушек, протирающих лавочки. А меня, между прочим, ждут. Ещё и диспетчер сквозь землю провалился. Прям чертовщина какая-то, а не вокзал.
        Было бы лукавством не признать всеобщего страха. Внутри пассажиров ежеминутно зрел уродливый росток ужаса, готовый в ближайшее время прорваться наружу. Пока он не обрёл нужной силы, асфальт из гордости и надежды служил прочной перегородкой между двумя мирами. В меньшей мере беспокойству предавался Яков. Пожилой мужчина смотрел в одну точку, походя на медитирующего йога.
        – Тихоня, вы верно подметили, – внезапно произнесла белокурая девица, сидевшая в углу зала. – А также зануда и монашка. Благо, русский язык богат на обидные характеристики для таких, как я. Ничего, с годами привыкаешь ко всему.
        Случалось ли вам в жизни встречать людей, невзрачность которых одновременно взывала как к сочувствию, так и к презрению? Конечно, при более тесном контакте с ними, негативные ощущения  умело маскировались. Наоборот, возникало желание проявить участие, помочь бедолагам. Главные мотивы подобного поведения – жажда выступить неким благодетелем, а также доказать себе, что вы уж точно – не серая мышка.
        – Вот только в глобальном, космическом масштабе, как бы вы, уважаемый, не пыжились, мы одинаково бесполезны, – продолжала девушка. – В то время как я признаю этот прискорбный факт, вы считаете себя уникальным и многозначительным. Так что, если думаете, что мы разные, то вы безапелляционно правы. Я не занимаюсь самообманом, в отличие от некоторых присутствующих тут умников.
        –  Это смешно!
        – Смешно то, что четверо, в целом не самых тупых людей, сейчас насмерть замерзают в этой комнате. Вам, жителям гордого Олимпа, не видно, но мы – обитатели тёмных углов и сумрачных нор – докладываем, что батареи уже припорошены изморозью, словно пончик сахарной пудрой. Что же предпримет наш мистер Уникум?
        Баритон повернулся к Жанне Валентиновне.
        – А ведь девочка отчасти права. Тут холодно, словно в царстве вечных льдов, и дабы совсем не превратиться в окаменелости, необходимо что-то срочно предпринимать. Что толку сидеть на месте?
        Женщина промолчала, зато снова заговорил Яков:
        – Мальчик мой, мир так устроен, что мы движемся даже тогда, когда нам кажется, что мы стоим на месте. Вопрос только в правильности направления движения. Вы просто ещё слишком молоды, чтобы это понять.
        – Вот же послал Бог нам кару небесную в обличии еврейской реинкарнации Заратустры. Вы часом в пророке не баллотируетесь?
        – Чего нет, того нет, молодой человек, я слишком уж хорошо помню, что случилось с последним представителем нашего народа, объявившим себя мессией. А ведь он тоже не желал никому зла. И откуда на нашей прекрасной планете столько вражды и непонимания? Вопрос риторический, не трудитесь отвечать. Просто задумайтесь на мгновение, чем это всё закончится?
        Алексей лениво махнул на оппонента дрожащей от холода рукой, резко встал и мгновенно пропал из поля зрения, проглоченный зубастой пастью темноты. Через пару секунд робкие надежды тишины на возрождение были окончательно разрушены несколькими громкими ударами и смачной порцией отборных народных ругательств.
        – Дверь не выбить. Обледенела. Окна морозом сковало. Да и решётки на них стальные. Всё – мы в ловушке, – обрадовал собратьев по несчастью мужчина, возвратившись на холодный стул. 
        – Как бы мне хотелось поскорее найти выход из этой затхлой камеры предварительного заключения. Прямо наказание ка…, - Мышка не успела договорить, её жалобный голосочек был прерван протяжным скрипом дверных петель. Внезапно, прямо перед ними буквально выросла дверь. А точнее – её чёткие очертания. Из приоткрытых щелей и замочной скважины пробивался ласковый синеватый свет, превращая холодный воздух зала ожидания в голубое облачко тумана.
        Оторопевшая Жанна Валентиновна с криком «господи!» вжалась в стул, закрыв лицо руками. Слова застыли на устах Тихони, не зная, в какую сторону бежать дальше. Мужчины же проявили завидную сдержанность. Напряжённо и внимательно смотрел Яков на таинственный объект. На лице Алексея отобразилось любопытство, свойственное человеку, стоящему на пути больших открытий. Если остальных пассажиров появление двери ввергло в ступор, то он, наоборот, мгновенно встал и медленно направился к непрошеной гостье.
        – Что это такое? Что произошло? – застонала Жанна Валентиновна. Вид у неё был никудышный. – Откуда она взялась, объясните мне.
        – Я бы с удовольствием согласился, что в связи с длительным ожиданием нас посетила галлюцинация, – ответил за всех старый философ. – Но сдаётся, это ошибочное мнение.
        Подойдя к двери, Алексей первым делом прикоснулся к ней. Затем он обошёл её, насвистывая мелодию из «Розовой пантеры». Плывущий из неизвестности свет ложился на лицо молодого человека лазурными пятнами, из-за чего оно выглядело необычайно красивым. Кожа с благодарностью впитывала тёплые капли неведомого источника.
        – Пожалуйста, ради всех святых, не молчите, – не выдержала Жанна Валентиновна. Онемевшие руки безвольно приросли к коленам. – На что оно похоже?
        – Боюсь предположить, но уж больно сия штукенция смахивает на дверь, – даже в подобной ситуации Алексей не пренебрёг иронией. – А вы как считаете?
        – Вы неисправим. Вдруг работники вокзала просто решили над нами пошутить? Скорей всего, так и есть. Более того, думаю, что вы – главный актёр в дешёвом и никому не нужном спектакле. Достали уже со своими шуточками!
        – Да, чёрт возьми! – теперь лопнуло терпение и у Алексея. – Вы до ужаса проницательны, Жанна Валентиновна. Раскусили наконец-то подлый замысел. Все фокусники мира – жалкие дилетанты по сравнению с нашей божественной труппой! Эй, друзья, выходите из тёмных нор!
        Усатый мужчина побежал по залу, демонстративно заглядывая под стулья.
        – Где же вы, подданные искусства? Покажитесь наконец-то.
        – Достаточно, Лёша. Прекратите, – пробормотал Яков. – Не время паясничать. Мы все переживаем, поэтому так легко сорваться с петель подобно призрачной двери. Давайте попробуем разобраться вместе. Какая она на ощупь?
        Вернувшийся на стул Алексей отдышался и быстро заговорил:
        – С обратной стороны ручка и свечение отсутствуют. Следовательно, открывается она в одном направлении. На ощупь – совершенно обычная дверь. Категорически не согласен с Жанной Валентиновной насчёт розыгрыша. Скорее, объект  служит неким порталом, хотя это всего лишь догадки. И ещё…
        – И ещё оттуда пахнет травой, – дополнила речь соседа Тихоня. – Свежей, весенней травой.
        Жанна Валентиновна напрягла ноздри и жадно принюхалась. С изумлённым видом она убедилась в правоте девушки.
        – Вы правы, – продолжал Алексей. – Интуиция подсказывает – за дверью находятся ответы, без которых наше пребывание в уснувшем вокзале может затянуться уж очень надолго. Предлагаю выбрать делегата в потусторонний мир.
       Неизвестно, сколько бы времени потратили пленники судьбы на полемику о подходящей кандидатуре. С подсказкой к ним обратилась сама дверь. На её грубом теле проявилась чёткая надпись: «Яков».
        – Не может быть, – только и смогла выдавить Тихоня, а у Жанны Валентиновны нижняя челюсть отвисла почти до груди.
        – Она нас слышит, друзья, – тихо сказал Яков. – Ну что же, выбор сделан. Осталось принять вызов.
        Оставив страх на стуле, сутулый старик уверенно приблизился к двери. На мгновение ему послышались детские голоса. Не теряя больше ни секунды, он толкнул дверь и исчез из поля зрения других пассажиров.
        – Возможно, ему удастся отыскать там диспетчера, – произнесла вслед уставшая Жанна Валентиновна. Тихоня с Алексеем переглянулись, но ничего не ответили.
        Дверь, тем временем, захлопнулась. Свечение исчезло. Единственный оставшийся в помещении мужчина вскочил на ноги и, подбежав к только что мерцающей поверхности, погладил её рукой.
        – Чёрт возьми, не осталось и следа. Яков вошёл в стену, - истерический смешок вырвался из скованных гримасой ужаса губ, – Господи, он вошёл в стену! Повторяю и сам себе не верю.
        – Эко Вы и Бога и дьявола одним махом вспомнили, – сарказм Жанны Валентиновны не возымел успеха – удивлённый мужчина заржал ещё громче.
        –  Моя покойная бабка, земля ей пухом, говаривала, что друзей  хорошо и на небе и под землёй иметь. Теперь-то я понимаю, что она имела в виду. Тогда я принимал её слова за старческий маразм, но …
        Жуткий сквозняк с запахом сырости прервал детские воспоминания Алексея, скользнув у самых ног. За его спиной скрипнули плохо смазанные дверные петли.
        – Что там? Ради мёртвых и живых, не молчите. Что там происходит? – и без того тонкий голосочек Мышки срывался теперь на писк.
        – Ещё одна дверь приоткрылась, – Алексей невольно отринул от стены, – только Вы её не видите издалека, за ней темно. Рискну сморозить глупость, – мужчина огляделся по сторонам, сглотнув вязкий ком слюны, – но тот мрак ещё более чёрный, чем наш. Вот уж незадача. Бывают ли оттенки у кромешной темноты?
        Алексей подошёл к своему месту и присветил мобильником в поисках стула. Женщины теперь сидели совсем рядом, и, о чудо, держались за руки. Опасность таит в себе миллионы плохих качеств, но есть и одно хорошее – она объединяет тех, кому грозит. Она практически роднит их друг с другом.
        – Оксана, – раздался из-за двери негромкий, но чёткий шёпот.
        Всех присутствующих с новой силой заколотил лютый озноб, но уже точно не от холода.
       – Оксана, – всё так же призывно повторил голос, лишённый всяких эмоций. Ни раздражения, ни злости, ни радости. Просто зов. И от этой простоты становилось ещё жутче.
        – Что за абсурд? Кто такая Оксана?
        – Это я. И мне пора идти, – голос Мышки стал на удивление решительным.
        – Нет, я не пущу тебя. Зачем? Куда? – Жанна Валентиновна не отпускала руки своей новой знакомой.
        – Гамлет.
        – Что? Я не понимаю.
        – Помните, у Шекспира: «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться». Я и так слишком долго руководствовалась этим принципом. Хватит! Настал час сделать хоть что-то.
        Девушка высвободила запястья из ладоней рыдающей и бормочущей что-то нечленораздельное Жанны Валентиновны, потом подошла вплотную к двери. На какую-то секунду замешкалась. Будто поторапливая её, комната вздрогнула: словно шаловливый ребёнок потряс игрушечный домик, пытаясь найти потерявшуюся внутри куклу. Ошарашенные пассажиры крепко ухватились за спинки кресел, чтобы не упасть. Оксана же смело шагнула в образовавшийся проём и наглухо закрыла дверь изнутри. Её холодный умоляющий шёпот: «Только бы не волки» – последнее, что осталось в зале ожидания на память о ней.
 *                *                *                *
        Посреди хорошо освещённой зелёной лужайки сидел Яков. Солнце согревало кожу, а цветочная пыльца приятно щекотала ноздри. Маленькие сынишки шумно носились вокруг него, а молодая жена гладила его седые непослушные кудри. 
        – Как я счастлив, – только и сумел выдавить из себя сквозь слёзы радости Яков. – Тогда, в баре, я был уверен, что видел вас живыми в последний раз.
        В начале девяностых он жил в Израиле, имел дружную семью и высокооплачиваемую работу. Всё изменилось в один миг. «Бомба», «вражда», «религия», «Палестина» – эти слова запеклись в нём кровавым табу воспоминаний в тот пятничный ноябрьский вечер 92-го года. Потом он переехал к брату в Украину, стал одним из лучших адвокатов столицы. Со стороны казалось, что бурная река его жизни наконец успокоилась, всё пошло ровным чередом. Вот только сам Яков понимал, что эта самая жизнь буквально остановилась тогда, замерев отражением искорёженного потолка в стекленеющих глазах умирающего сына.
        И вот теперь он снова в полной мере обладал тем, что не ценил, не потеряв. Тем, что стало поистине бесценным, вылившись в мёртвых мраморных буквах безжалостной надписи: БОЛЬШЕ НИКОГДА.
 *                *                *                *
     – Уходи по-доброму, говорю. Иначе синяков не оберёшься. Не смотри, что старая. Силёнок хватает! Ну чего пялишься, замухрышка? – сердился голос. – Ты вообще, как сюда попала? Точно выследила. Или Жужа привела… Сколько не талдычь – всё равно с
 петлёй на шее примчится, чтобы и моя голова в неё влезла.
        Пахло пылью и сыростью. Оксана смотрела на пожилую женщину, не решаясь что-либо ответить. Внутри обречённо стучало сердце. В памяти слабым огоньком теплилось воспоминание о вокзале, о холодном дыхании тьмы. Чтобы не сойти за немую, она тихонько произнесла:
        – Я попала сюда через дверь. Через очень чёрную дверь.
        – Ну хоть не через окно запрыгнула. Соблюла рамки приличия, так сказать, – улыбнулась незнакомка. – А то в прошлый раз, когда воровали телевизор, выбили стёкла и, вообще, устроили настоящий бедлам. Правда, какая мне уже разница.
        Пожилая женщина села на диван и отвернулась. Комната отталкивала ужасным беспорядком – везде валялись кусочки бумаги, рыбные кости и ещё много разношерстного мусора. Зато на стенах висели чудные картины. Настоящая отрада для испачканных мусором глаз.
        – Простите, а это вы нарисовали? – спросила Оксана.
        – Ага. Балуюсь малость. Порой становится скучно до боли в груди. Тогда беру кисточку и раскрашиваю непутёвую жизнь. Знаю – всей краски мира не хватит, чтобы замаскировать убогость моего существования. Но я даже не пытаюсь. Так, первое проявление надвигающегося старческого безумия. – Женщина виновато посмотрела на Тихоню. – А что вы хотели украсть в доме? Неужто картины? Смешно ведь. Кстати, насчёт двери вы слегка ошиблись – она отнюдь не чёрная, а синяя.
        Послышалось протяжное «мяу». В комнату на всех парах вбежала чёрная кошка. Ещё раз жалобно замяукав, она прыгнула на руки хозяйки и вскоре уснула.
        – Красивая кошечка, – ласково сказала Оксана и наконец-то поднялась на ноги. До этого она сидела на полу возле выцветшего дивана. Погладив Жужу, девушка принялась рассматривать картины. – Извините, но я не знаю, что ответить. Вряд ли вы поверите в странные события, произошедшие со мной накануне. Только не сочтите меня за сумасшедшую. Туманная история.
        Тут взгляд Тихони прирос к рисунку, висящему отдельно от остальных – в дальнем углу комнаты. Подобно голодной пантере, выследившей жертву, она стремглав бросилась к нему. На картине была изображена стая волков, а на нижней части листа красовалась надпись: «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться».
       *                *                *                *
         Недолго оставались вдвоём Алексей и Жанна Валентиновна. Незримые силы продолжали играть в знакомые только им состязания. Следующей вытянула жребий дама, подавленная недавним уходом Тихони. Дверь вновь возникла из ниоткуда, разбудив жутким скрипом задремавших пассажиров. Розовое свечение тонкой струйкой полилось в окоченевший зал, а бархатный голос позвал Жанну Валентиновну в гости. Алексей перекрестил недавнего врага и поцеловал перед дорогой в неизвестность.
        – Надеюсь, мы ещё встретимся, – произнесла на прощание растроганная женщина и растворилась в темноте.
 *                *                *                *
        В зале суда собрались знатные гости. Расфуфыренные дамочки оседлали стулья с аристократической грациозностью. Лёгкими бабочками парили веера над лицами, утонувшими в косметике. Джентльмены надменно смотрели на барышень, щеголяя лоснящимися от геля волосами. Их запястья украшали часы, инкрустированные бриллиантами. Золотыми серёжками могли похвастаться уши и женщин, и мужчин.
        На скамье подсудимых сидела едва дышащая Жанна Валентиновна. Рядом пустовало место опаздывающего адвоката.
        Дверь отворилась – в зал вошёл судья. Вернее, его занесли четыре помощника и посадили на кресло. Поначалу он совершенно не подавал признаков жизни. Жанна Валентиновна не верила глазам – место судьи досталось манекену. Часто посещая бутики, она легко отличила его от живого человека. Женщина невольно вскрикнула, когда пластмассовый судья моргнул и властно заговорил:
        – Уважаемые господа-присяжные. Сегодня рассматривается дело о преступлении против гламурного мира. Смирнова Жанна Валентиновна обвиняется в страшном грехе. Несколько часов назад она прикоснулась к девушке из племени естественных. Вы знаете, что любой контакт с ними подлежит наказанию. Но кроме этого подсудимая совершила более мерзкий жест – она прониклась к той девушке любовью.
        В зале послышались вздохи негодования. Люди начали перешептываться. Манекен продолжал:
        – Поэтому, призываю вас к верному, не запятнанному искренностью, решению. Осталось дождаться адвоката и верховного прокурора обвинителя. Собственно, вносите.
        В комнату снова вошли всё те же четыре молодца, одинаковых с лица. Эмоций в них можно было разглядеть ровно столько же, сколько звёзд увидеть ясным днём. Амбалы перебросили через высокий порог таинственный предмет, а после – покатили его по длинному коридору зала суда. Дивная штуковина являла собой нечто метров двух длиной и около метра - шириной. Вся таинственность заключалась в большой чёрной накидке, которая и скрывала от любопытных взглядов загадку. Только колёсики предательски поскрипывали, выдавая тяжеловесность предмета.
        Замаскированную вещь подкатили прямо к ошарашенной Жанне Валентиновне, после чего одним резким движением сорвали завесу таинственности. Подсудимая недоумённо отвела глаза в сторону, но женское любопытство уже играло первую скрипку в этой нелепой увертюре несуразностей, где осторожность и страх числились всего лишь второстепенными штатными валторнами. Кто же слушает глухие духовые инструменты, когда беззастенчиво вступают звонкие струнные?   
        Зеркало? Её адвокат – зеркало? Она-то думала, что после судьи манекена добиться от неё хоть намёка на удивление будет заданием архисложным. Какой ей прок от этой мутной стекляшки, обрамлённой железным резным контуром? Вот только …
        Блестящая гладь дёрнулась, и отражение протянуло свою ладонь в зал суда. Ничего себе 3D! Один из подсобников, притащивших зеркало, подал отражению руку. И вот точная копия Жанны Валентиновны уже стоит рядом со своим оригиналом и  смущённо поправляет складки на смявшейся одежде. Она выглядела слегка уставшей, но несмелые взгляды, бросаемые мельком на Жанну Валентиновну, были преисполнены жалостью и пониманием.
        Переведя ошеломлённый взгляд со своего новорожденного клона на зеркало, женщина вдруг поняла, что остатки здравомыслия покинули её мозг: дама, неотрывно глядевшая с той стороны стеклянной поверхности, всем своим видом выражала презрение и злобу. Скривив тонкие губы в жалком подобии улыбки, она гордо покинула один мир и перешла в другой.   
        – Все в сборе, – подытожил судья и хлопнул деревянным молоточком по столу, призывая собравшихся к тишине и порядку, – можем начинать.
        Клон №1, слегка краснея от смущения, повернулся к представителю обвинения, Клону №2, протянув несмелую ладошку для рукопожатия. Ответного жеста доброй воли не последовало. Обменявшись лишь взглядами, обе Жанны заняли места за столиками. Сконфуженная грубостью оппонента защитница, слегка ссутулившись, заняла деревянный стул рядом со своей подопечной.
        – Что за глупости здесь происходят, – наконец смогла овладеть словами подсудимая.
        – Вы же сами всё видите, – вкрадчиво, даже успокаивающе произнёс судья, – мы предоставили вам лучшего адвоката, которого только можно желать на вашем месте. Но и прокурор вам попался не промах. Ох и горячие дебаты ждут нас этой вечностью.
        – Этой вечностью?
        – А вы как думали? Сам с собой человек способен спорить бесконечно. А если внутри него ещё и бушует непримиримый конфликт, то можете смело возводить бесконечность в квадрат. Благо, мы никуда не спешим. Мой совет – наслаждайтесь зрелищем. От вас самих уже ничего не зависит.
 *                *                *                *             
        Порог, через который перешагнул в своём побеге с озябшего вокзала Алексей, не был оснащён дверью в привычном понимании этого слова. Тёмное отверстие в стене сразу закрылось, а сами очертания каких-либо предметов тут же размылись и исчезли. Мужчина так и не смог отыскать мобильный телефон в карманах, поэтому сказать точно, сколько он бродил по этому странному месту не представлялось возможным. Ясно было лишь, что  кроме него здесь не существовало никого и ничего.
        Несмотря на полное осознание того, что ходит он по здешним местам ну очень долго (внушительная растительность на щеках и подбородке, которая успела появиться за это время, – тому наглядное свидетельство), мужчина совсем не чувствовал ни усталости, ни сонливости, ни даже жажды или голода. Угнетало только одно: абсолютная уверенность, что ничего и никогда больше не изменится.
 Окончательно обезумев от безрезультатных скитаний, Алексей обхватил голову руками и горько заплакал.
 *                *                *                *
        – Откуда у Вас эта картина? – злость поднималась изнутри девушки вулканической лавой. Казалось, вот-вот грянет взрыв.
        – Это подарок самого автора, – мягким, вкрадчивым голосом произнесла старушка, – правда замечательно? Грустно, но, несомненно, талантливо.
        – Вы врёте, – не унималась Оксана, – никто Вам ничего не дарил. Я это точно знаю, поскольку я – автор этой картины. И я вчера выбросила её на помойку.
        – Вы говорите «выбросила», а я говорю «подарила». Буквы разные, а смысл один: произведение искусства перешло от автора к нынешнему владельцу, то бишь ко мне. Кстати, а с чего вы избавились от такой красоты?
       Убаюканная дружелюбным тоном собеседницы, Оксана спокойно присела на краешек стола, обнимая взглядом стены и пол. Злость совсем прошла – порох гнева оказался сыроват. К тому же, ей было стыдно за своё агрессивное поведение.
        – Потому что никому, кроме меня, это было не интересно. Я – посредственность. Типичная личность, коих миллионы. Мне бы счетоводом или кассиром работать, а я, видите ли, в художники нацелилась.
        Бабушка зашуршала многочисленными мешочками, что-то отсыпала в чашку и залила содержимое кипятком. Протянула напиток Оксане. Горячий чай согрел тело, а тёплая забота – душу.
        – Деточка, позволь спросить, а с чего ты взяла, что никому нет до тебя дела? И что никто в мире тебя не оценит?
        – Потому что … – девушка запнулась.
        – Вот скажи, ты хоть одной живой душе показывала свои полотна?
        – Нет. Они бы и не поняли, – Оксана едва не плакала.
        – Я же понимаю. И отвожу почётное место в маленькой квартире для твоего шедевра.
        Морщинистый палец уткнулся в самый центр картины – прямо в то место, где  застыли невысказанный ужас и мировая жалость в нарисованных глазах ребёнка.
        – Пока человек заперт в чулане собственных страхов, – указательный крючок обвёл стаю по часовой стрелке, – все люди для него – волки.
        – Вы правы. Вот бы мне сейчас …
        – Холст, кисти, краски, треножник – в соседней комнате, – прочитала её мысли старушка, а потом широко улыбнулась, да так, что можно было пересчитать оставшиеся зубы, – баба Зина обо всём позаботилась.
        Несколько дней девушка практически не переставала работать. Если слово «работа» предполагает то колоссальное удовольствие, которое получает автор, пытаясь одеть вечность в одежду земных мерил. Впрочем, иногда бабе Зине удавалось заставить Оксану поесть или поспать.
        И вот художница наконец вышла из импровизированной мастерской с холстом в золотистой рамке. Обняв новую подругу, она радостно сказала:
        – Спасибо за то, что открыли для меня дверь квартиры и научили не закрывать перед людьми дверь своей души.
        Женщины плакали.
        Затем Оксана вбила в стену золотистый гвоздик и повесила рядом со своей старой работой новую. На ней изображалась та же поляна, только теперь она была щедро усеяна солнцем. На траве сидела счастливая девочка и беззаботно играла с пушистыми волками. Некогда грозные и свирепые хищники игриво тёрлись об её ноги,  прося почесать их за ушком.
 *                *                *                *
        Седой архангел порылся в белоснежной бороде, достал оттуда только что выпавший из рук кусочек манны, внимательно рассмотрел его, и с нескрываемым удовольствием съел. Потом он протянул огромную фарфоровую тарелку маленькому кудрявому ангелочку, но тот от кушанья отказался. 
        – Тогда, может, глоточек амброзии? – старик протянул малышу чашу.
        – Нет, учитель, спасибо. Можно задать вам вопрос?
        – Конечно! Я и сижу-то здесь для того, чтобы отвечать на вопросы подрастающего поколения. Что ты желаешь знать?
        – Что будет дальше с нашими подопечными? Что с ними произойдёт?
        – А с ними уже всё произошло. Яков всю жизнь считал, что после смерти встретится с родными людьми, Оксана хотела человеческого тепла и признания, Жанна Валентиновна настраивала себя на страшный суд, который призовёт её к ответу, Алексей же всю свою земную жизнь был уверен, что там, за гранью, нет ничего. Каждый из них всего лишь получил то, во что свято верил. Справедливо, не так ли? Люди сами творцы своего рая. Каждому будет по вере его.
        – Но что-то же их объединяло?
        – Вокзал. Их объединял старый, заснеженный вокзал.