Под сенью двух орлов

Вячеслав Демидов
Год 1710-й стал знаменательным для королевской резиденции – города Берлина.

Год назад по королевскому рескрипту городки Берлин, Кёлльн и три пригорода – Фридрихсвередер, Доротеенштадт и Фридрихштадт – слились воедино.
 
Теперь же король Фридрих I даровал новому большому городу новый герб: вздыбившегося берлинского медведя осеняли сразу два орла: справа красный – бранденбургского курфюршества, слева черный – прусского герцогства. Увенчивала это трехчастное сооружение королевская корона.

Все в мире имеет свои причины.
 
Причиной нового герба и особенно возложенной на него короны было желание Фридриха I доказать всему миру, что он настоящий король, а не какой-то “королёк”, как его именовали в газетах никого не уважающие поляки.

И в самом деле, титул Фридриха I (то есть курфюрста Фридриха III) звучал странно, если не сказать иронично: не прусский король (K;nig von Preu;en), а только «король в Пруссии» (K;nig in Preu;en), то есть когда в ней находится. Крошечным различием – in вместо von – во всеуслышание подчеркивалось, что король не совсем настоящий...

Гогенцоллерны появились в Бранденбурге в 1412 году, с приездом бургграфа Фридриха VI Нюрнбергского. В Пруссии же – только через сто лет, когда Великим Магистром Германского Ордена (крестоносцев, как обозначают их в русской традиции), которому принадлежала Пруссия, избрали двадцатилетнего Альбрехта Гогенцоллерна, сына Ансбахского маркграфа.

За двести лет до этого события польский князь Конрад Мазовецкий обозначил границы «Польской Пруссии», где жили язычники из славянского племени пруссов, и позвал из Иерусалима рыцарей Германского Ордена — или, как полностью они назывались, Германских братьев Иерусалимского храма Святой Девы Марии,– обращать пруссов в христианство. Рыцари занялись тем, ради чего их пригласили.
 
Вместе с польскими князьями приводили в покорность пруссов, а для себя строили замки и города —  Мариенбург (по-польски Мальборк), Кёнигсберг (теперь Калининград) и множество других. И мало-помалу вышли из-под контроля польских королей.
 
Образовалось независимое рыцарско-монашеское государство Великая Пруссия, которое в начале ХIV века занимало громадную территорию от Новгородской республики на востоке до Германской империи на западе. Но шло время, принадлежавшие Германскому Ордену земли распались.
 
Западная территория отошла к Польше под названием «Королевская Пруссия» —  Прусы Крулевски.  А то, что смог сохранить за собой Орден, оказалось в вассальной зависимости от Польского королевства и обозначалось на польских картах как «Княжеская Пруссия» — Прусы Ксянжече.

Вот сюда-то, на эти развалины, и пришел Альбрехт Гогенцоллерн.

Этот молодой человек оказался масштабнейшим реформатором: распустил Орден, монашеские обеты с рыцарей снял, а в довершение ко всему принес польскому королю Сигизмунду вассальную присягу:

«Я, Альбрехт, пруссов штеттинских и померанских, кашубов, славян и других племен герцог, бургграф Нюрнбергский и Риги владетель, во имя Бога Всемогущего клянусь и присягаю, что вместе с подданными моими, духовными и светскими, буду с этой минуты навечно слугой верным, кротким, честным и послушным моему милостивому господину Сигизмунду, королю польскому, и его потомкам, и всей Короне Польской, и вести себя так буду, как поступать доброму ленному герцогу пристало, то есть договору и всему в нем записанному согласно. Да поможет мне Бог и Святое Евангелие!»

Вознаграждение последовало немедленно: сан герцога Прусского.

А потом все Гогенцоллерны собрались в городе Гере и решили, что Пруссия будет всегда принадлежать Бранденбургским курфюрстам. Так герцогство Пруссия стала наследственным владением Гогенцоллернов, но областью независимой и отнюдь не частью Бранденбургского курфюршества.

Что же касается странного королевского титула, упомянутого в начале статьи, то чему удивляться? Такова была расплата за самовольство курфюрста. Точнее, за самопровозглашение. За то, что взял и собственноручно возложил себе на голову корону короля Пруссии, а потом другую, поменьше, – на голову супруги Софии-Шарлотты (которая, к слову, страшно скучала на этой самокоронации).

Зачем он это делал? Причина была весьма серьезной. Курфюрст был протестантом, а император Священной Римской империи германской нации, сидевший в Вене,– яростным  католиком.

Бранденбург остался к тому времени единственным сколько-нибудь сильным защитником протестантизма. Курфюрст Фридрих III очень стремился поднять свой статус, чтобы противопоставить императору  нечто весомое. Стать королем, например, и королем именно прусским, поскольку Пруссия была территорией, императору неподвластной.

Так что когда в 1700 году император Леопольд, сидевший в Вене, начал войну за испанское наследство, бранденбургский курфюрст понял, что его время пришло, и обратился к императору со смиренной просьбой разрешить короноваться прусской короной.

Советники императора старались, как могли, этому помешать. Они очень хорошо понимали, что независимый король в конце концов уведёт Бранденбург из-под императорской, по сути австрийской власти. Но Леопольд только хмыкал раздраженно. Для войны нужны солдаты и деньги.

Прусские солдаты славились выучкой и стойкостью по всей Европе, финансовое положение Бранденбурга было неплохим.  Курфюрст говорил, что императорские заботы ему очень близки, — вот только отпразднует коронацию, и станет ежегодно поставлять 8000 солдат и 150000 гульденов.
 
Леопольд прогнал советников прочь и разрешил Фридриху “провозгласить, когда ему заблагорассудится, герцогство Пруссию королевством и  короноваться”.
 
Слов нет, формально он не имел права разрешать коронацию, ибо Пруссия находилась не в его владениях. Королевским саном мог наградить папа Римский, – однако католика, но не протестанта. Фридрих махнул рукой на все эти мудрствования.

В Берлин императорский рескрипт пришел в самом начале декабря 1700 года, и семнадцатого числа курфюрст со всей семьёй и двором отправился в Кёнигсберг. Зимы были тогда не нынешние, стояли жестокие морозы, но они не пугали будущего короля. Через двенадцать дней обоз из тысячи восьмисот карет и повозок достиг столицы герцогства Пруссия.

На въезде в город его встречала огромная толпа подданных. Всем уже было известно, какое необыкновенное событие состоится в их древнем городе: на главной площади устраивались два фонтана, из которых в день коронации польется вино!

Торжество состоялось в аудиенц-зале кёнигсбергского Замка 18 января 1701 года в восемь утра.
 
Курфюрст был необыкновенно внушителен в своем красном камзоле, с пурпурной мантией на плечах, и придворные от души возглашали ему здравицы.
 
А народ на улицах неистовствовал: такого пиршества никто еще и никогда не задавал. На вертелах жарилось все, что могло жариться, а вечером был устроен грандиозный фейерверк.

Конечно, нашлись и такие, которые потихоньку ехидничали насчет того, что самокоронование – жест не самого лучшего тона. Но они забыли, что именно так в 1229 году в Иерусалиме возвел себя в императорское достоинство новоизбранный кайзер Священной империи Германской нации...
 
Возвращался Фридрих I в Берлин из Кёнигсберга два месяца. Подданные на всем пути устраивали пышные праздненства, стараясь перещеголять друг друга. Они знали, что король любит роскошь и веселье. А тот для покрытия чудовищных трат ввел новый налог – коронационный.
 
Однако королевское достоинство Фридриха I Прусского некоторые государи признавать не торопились. Франция и Англия – до тысяча семьсот тринадцатого года, Польша –до тысяча семьсот шестьдесят четвертого, а Папа Римский – так аж до тысяча семьсот восемьдесят седьмого... 

Вот и пытался K;nig in Preu;en утвердиться хоть с помощью столичного герба.