Позже, под рюмочку, забыв о "Поле чудес", Николай Григорьевич разоткровенничался и рассказал мне о самом счастливом дне в своей жизни.
- Понимаешь, в мае мы с Олей поженились, а в июне война грянула. И первой повестку из военкомата получила она. По медицинской части шла. Проводил я Олю на сборный пункт, распрощались…
Иду домой, а под сердцем заноза. Саднит и саднит. Непьющий я был, однако кружку пива в ларьке опрокинул. Кстати, с тех пор пива не переношу.
Дома метался из угла в угол, как волк в клетке. Уснул только под утро. Слышу сквозь сон чье-то дыхание. Открыл глаза - рядом Оленька спит…
От избытка нахлынувших чувств Николай Григорьевич чуток помолчал, похрустел пальцами, потом продолжал:
- Лежу я и шевельнуться боюсь. А вдруг, думаю, пропадет то дивное видение. Ан нет! Время идет, Оленька моя радом, посапывает сладко. Веришь, такая радость меня заполнила, такое счастье, что не передать словами! Позже, когда она проснулась, радости прибавилось.
Он придвинулся ко мне и, понизив голос, доверчиво шепнул:
- Беременной она оказалась. Ага. Ведь если есть любовь, то какая разница, когда она проявится - до свадьбы или после. Я и в войну уцелел, наверное, потому, что она ждала меня.
Николай Григорьевич засмеялся и, молодо блеснув глазами, заключил:
- Разве забудешь такое! Это бывает в жизни один лишь раз.
Что тут добавить… Пошел Николаю Григорьевичу девятый десяток лет, позади у супругов золотая свадьба. Пожелал я им справить и бриллиантовую. Обязательно приду на торжество!