Болит душа

Иванов Михаил Данилович
     В пять часов утра автобус до Алексеевки (N36) грибники и ягодники брали штурмом. И естественно, сидели молодые и те, кто еще не совсем утратил былую прыть. Все остальные вынуждены были пребывать в плотно спрессованной массе. По пути еще прибавилось охотников за лесными дарами. Покряхтели, поутряслись. Едем. Притерлись друг к дружке. Бабки перешли к беседе на злобу дня. И мне, непросвещенному, сразу стало ясно, отчего столько народищу поперло в леса. Как-никак, а поддержка, дополнение к скудному столу.
     - В прошлом годе, - говорила совершенно дряхлая старушка, - я на "пятачке" и гриб, и ягоду могла купить. А нынче как грибок - так сотня. Стаканчик черники "перестроечной" - две сотни. Вот и еду. Вернусь ли?
     - Вернесся, - обнадеживала ее другая. - Меланье вон за восемьдесят, а едет. А тебе семьдесят только. В самый раз по лесу шататься.
     - Ага, в самый раз загнуться в лесу! - встрял в разговор один мужик. - Сидели бы уж дома.
     На него сразу обрушилась вся бабья рать, поскольку он сидел.
     - Молчал бы уж, спекулянт несчастный! Года нет как на пенсии, а совесть уже потерял!
     - А куды ему совесть? - добавила другая. - У него живот вон какой!
     Мужик краснел, сопел, вытирал платком мокрую лыси-ну, пытаясь что-то сказать. И тут в другом конце салона кто-то завопил, чтобы остановили автобус. Женский голос ахнул: "Он же умирает!"
     Шофер притормозил, открыл двери. Двое мужчин выволокли третьего на обочину. "Ничо, - сказал кто-то. - Счас оклемается на воздухе". Кто-то посоветовал подтащить к выхлопной трубе. Но шутника не поддержали. "Такой молодой - и на тебе, - констатировали прильнувшие к окнам старушки. - А может, "Рояля" перебрал?.."
     Пострадавший, которому действительно было всего под сорок, получив от хлопотавшей около него женщины (наверное, жены) добрую порцию пощечин, зашевелился, сел, осовело осматриваясь вокруг. "Поехали!" - подал кто-то голос. - Чего ждать-то?"
     Автобус покатил дальше.
     - Конечно, куда ему в лес, - как бы оправдываясь за всех, произнес кто-то. - На попутке уедут.
     Дальше ехали молча. Какая-то тревожная, тяжкая атмосфера давила на плотно прижатых друг к другу людей, обрекая на бесполезность всякого общения.
     Назад возвращались несколько иначе, хотя в автобусе и не стало просторней. Бабки были все и по-прежнему стояли. С припухшими от комариных укусов лицами, тихо делились впечатлениями, и по всему было видно, что они довольны добычей. У кого грибы, у кого ягоды. Словом, поездка оправдала надежды.
     Что ни говори, а общение с природой - великое благо для души. Я видел перед собой хотя и усталых, но с просветленными лицами людей. Старушки в этот раз не замечали молодого пенсионера, сидевшего на прежнем месте и поминутно вытиравшего платком потное лицо и лысину. А четверых молодых парней, разместившихся на переднем сидении и клевавших носами, даже пожалели: "Намаялись, бедолаги. Ишь, дремлют, сердечные".
     Я смотрел на этих старых людей и поражался их терпеливому величию, доброте душевной к ближнему. Это, наверное, и дает им силу, позволяет изношенному от житейских невзгод сердцу гнать кровь по жилам. Даже тогда, когда, как говорится, невмоготу.
     "Молодые, молодые, - задаю я себе вопрос, - хватит ли у вас дыхания, силы духа, чтобы вот так же достойно пройти свою жизненную дистанцию?"