34
Хайнц вошёл в лифт и рассмеялся. Рассмеялся просто так. Он был счастлив. Нарождавшееся новое чувство переполнило его и вырвалось смехом. Внизу он пробежал до машины, поймав удивлённый взгляд вахтёра. Хотел даже подпрыгнуть, но это было уже озорство: вахтёр был с соседней фирмы. Он, наверняка, ничего не знал.
Неожиданная осведомлённость сотрудников в его личных делах совсем не покоробила Хайнца. Наоборот. Он был сейчас так счастлив приближением какого-то большого, почти непомерного события, что возможность разделить его была желанна и необходима. Оно приближалось. Оно ещё не пришло, а только приближалось, и ожидание было таким сладостным, что хотелось длить его ещё и ещё, оставаясь на его пронзительной ноте.
Он решил не говорить пока ничего Лоре. Он хотел всё как следует подготовить. Он хотел выпить своё счастье до дна. А сейчас ему нужен был парус. И ветер.
Хайнц ехал по городу. Он любил Гамбург. Жил здесь давно и хорошо его знал. Гордился, что помнил названия всех центральных башен-соборов. Это Яков, Петер, там - Николай, а за ними будет Катарина, но отсюда её не видно. Шпиль ратхауза, а вот и Михель. Этот собор - непохожий на другие - он особенно любил. Альстер. Посредине внутреннего, малого озера - фонтан. А по другую сторону - прекрасная, соразмерно пейзажу высокая и элегантная телевизионная башня.
Из окон его квартиры озера видно не было: заслоняла лодочная станция, но башню он видел. И называл её Моя Дама. Он часто смотрел на неё в окно. И останавливался взглядом, когда бывал неподалёку в городе, как будто встречал старую знакомую. Сейчас он проехал мимо неё домой, чтобы оставить там машину, переодеться и пешком пройтись до яхты.
Мысли скользили вдоль жизни. Он вспомнил свою первую жену. Вспомнил спокойно и по-дружески, как давно не вспоминал. Он не жил с нею у Альстера. Откуда такие деньги? Тогда ведь они только закончили университет. Снимали на Бармбеке маленькую квартиру. Правда, всё равно больше и лучше, чем у Лоры сейчас. Там была настоящая кухня и ещё одна маленькая комната, почти кладовка. Он потом спал там, когда развод был уже очевиден. Они были женаты всего год. Совершенно невыносимый год, который ничем другим не мог закончиться.
А ведь перед этим жили полных два года, не будучи женаты. Причём там же. И неплохо жили, ведь иначе не стал бы он расписываться.
Сабине была крупная, весёлая, фламандского типа девушка, когда он с нею познакомился. Он шутил, что она, должно быть, сошла с рекламы "Пейте соки!"У неё были очень белая, почти прозрачная кожа в маленьких красных пупырышках на икрах и руках с внешней стороны, выше локтей, большие ступни и крупные ладони. Волосы были тонкие и почти бесцветные.
У них часто бывали друзья, такие же молодые пары. Пили пиво, курили, танцевали, часто до утра. Всё было так легко. Но после свадьбы совершенно изменилось.
Трудно даже поверить, что всё могло так резко измениться. Появилась вдруг её семья. Не просто семья, а очень многочисленная и вначале милая семья. Со своими родителями он не общался, семьи не имел, поэтому родственники жены решили его осчастливить и взять в свою. Постоянно надо было принимать визиты или наносить их. Многочисленные дни рождений дядей, тётей, кузенов и племянников вились чередой. Они родились и продолжали рождаться по нескольку человек в месяц. Кажется, что мы, немцы, были раньше намного плодовитей, - усмехнулся Хайнц.
Визиты её мамы были отдельной историей. Нужно было делать Уборку. Не уборку, а Уборку с большой буквы. Друзья больше не появлялись. Нужно было сохранять чистоту. Хайнц, надо сказать, любил чистоту. Он всегда аккуратно одевался, пятна на одежде не только сейчас, но и раньше мучили его, как царапины. Но Уборка! Нервозность, которую в неё вносила Сабине! И главное, что всё было напрасно. Мама всё равно что-нибудь находила. Он не мог забыть, как она вдруг резко открывала дверь в ванную и заглядывала в самый угол, за наличник или трубу отопления. Это была просто паранойя.
Да, их брак оказался очень коротким. Хоть не было детей! Зарабатывала Сабине тогда больше его. Так что финансовых проблем не последовало.
С тех пор он жил один, до сегодняшнего дня не думая не только жениться, но и просто не сходясь со своими женщинами, даже если иногда связи длились годами. Он не относился к ним слишком серьёзно, хоть и разнообразия тоже не искал; всё шло, как шло. Работа и карьера всегда были на первом месте. На втором и третьем тоже.
35
Хайнц вышел из машины. И сразу почувствовал ветер. Поднялся ветер. Он хотел ветра. Быстро переоделся и пробежался до яхты. Поздоровался с хозяином пристани. Начал снимать чехол и заметил, что кто-то последний, пользовавшийся ею, опять закрыл отверстия для стока воды. Яхту залило дождём. Ну какие балбесы, - расстроился Хайнц. Теперь нужно ждать, пока выльется вода, или выходить, когда она выше щиколоток. Он снял туфли.
Почему их всё время закрывают? И главное, что непонятно кто. Ведь яхта была фирменная, она даже не запиралась; все, у кого была лицензия, могли свободно пользоваться. Но ведь лицензию-то надо было иметь. Могли бы и знать, что эти отверстия находятся выше ватерлинии! Вода через них выливается. Но это было ещё не всё. Оказалось, что закрутка стакселя поломана. Теперь надо поднимать стаксель вручную. Поотрываю головы, - подумал Хайнц. - Узнаю кто - и пооткручиваю головы!
Хайнц рассердился, но работа успокоила его. Почти столько же времени и физических усилий, как сама прогулка, требовали распаковка, подъём парусов и обратная процедура по возвращении. А ветер всё свежел. Когда Хайнц отошёл от причала, уже хорошо задувало. Балла на три. Со стороны соборов и ратхауза заходила большая свинцовая туча. Освещение было резко контрастным, потому что значительная часть неба была ещё свободна.
А какие были хода! Ветер всё усиливался. Перебрасывая стаксель и гик с борта на борт, Хайнц прошёл галсами до моста Кеннеди, разделявшего внутренний и внешний Альстер. Он слегка травил грот, но не сильно, только когда яхта начинала заваливаться. Он не делал бы и этого и шёл бы ещё быстрей, будь кто-нибудь на трапеции, но сейчас он был один. Поэтому слегка травил грот, равняя "Голландца", Хайнц Эверс был опытным яхтсменом.
От моста он двинулся обратно по ветру. Задувало всё крепче. Уже всё небо было свинцовым. Хорошая яхта, - думал Хайнц. Он никогда ещё не ходил на ней в такую погоду один. Волна круто поднималась от носа и уходила пеной за корму. Сейчас он совсем не чувствовал ветра, потому что шёл вместе с ним, и только уносящиеся берега проявляли скорость. Парусов на Альстере почти не осталось. Но ему не хотелось уходить. Хотелось ветра, этой скорости, да и было совсем не опасно. Вот только подходить на таком ходу к пристани трудно.
Он прошел ещё раз через всё озеро туда и обратно. Время близилось к трём. Нужно было возвращаться. Но если раньше причалить было трудно, то сейчас - по ветру - уже невозможно. Он подходил слишком быстро. Хайнц спустил грот, отцепил его, положил свободно болтавшийся гик на дно, а сам занялся стакселем. Его нужно было закрутить вокруг штага. На носу Хайнц поскользнулся и чуть было не упал в воду. Он удержался босыми ногами, только неприятно ёкнуло внутри и в первый раз появилось чувство опасности. Но и со стакселем он управился. Вот только пристань уже проскочил, потому что двигался всё равно слишком быстро.
Он отходил от причала всё дальше и сделать ничего не мог, так как вместе с парусами потерял управление. Тогда Хайнц быстро вынул весло, прикреплённое к внутренней стороне борта, и стал грести, разворачивая яхту. Он грёб изо всех сил, скрипя зубами; казалось, что мышцы рук сейчас порвутся. Но ему удалось. Он развернулся и только тогда по-настоящему почувствовал ветер. Нет. Выгрести против этого ветра было невозможно. Может быть, ещё вдвоём, но не одному.
Он ощутил полную беспомощность. Нет, не страх. Перевернуться и утонуть было практически невозмож-но. Даже если бы он перевернулся, это был Альстер: он видел спасателей на катерах, вертолёт пролетал несколько раз неподалёку. Нет, Хайнц чувствовал не страх, совсем другое. Поражение. Полная и безнадёжная беспомощность, которую он не помнил с самого детства. Со дня своей ссоры с отцом.
Хайнц посмотрел на небо. Оно изменилось. Начинался дождь. Он начинался полосой. Моста Кеннеди уже не было видно. Через пять минут стена воды обрушилась на яхту. Стало по-настоящему холодно. Дождь был не летний. Всё его только что разгорячённое тело мгновенно сковало. В лодке было полно воды. Почти по колено. Ему показалось, что в сумке, лежащей в каморке под носовой частью, зазвонил телефон. Но нечего было даже думать его достать.
Казалось, что это длилось вечность. Но, скорее всего, минут пятнадцать. Потом небо начало светлеть, дождь всё ещё продолжался, но шквал унёсся, и ветер поменял направление. Хайнц пробрался на нос и развернул стаксель. Лодка начала слушаться. Подгребая, он пошёл к пристани. Уже швартуясь, заметил, что хозяин пристани в длинном плаще и сапогах стоит на мостках. Он принял у Хайнца концы, вынул из недр дождевика прозрачную накидку и отдал ему.
- Ты всё сделал правильно. Причалить было нельзя. Надо было просто выждать. Иди. Я запакую её, - сказал он и похлопал Хайнца Эверса по плечу.
Он не поехал на "Сименс". Не поехал к Лоре. Он никуда не позвонил, выключил телефоны и допил всю едва начатую бутылку виски. Он даже не помнил, как уснул. Его поднял звонок в дверь. Это была Лора.